Херзинг уничтожает другого британского гиганта. Приключение с плавучей миной.
Херзинг продолжает свою историю:
«В тот вечер, который наступил после этого полного драматических событий утра, северо-восточная часть древнего Эгейского моря стала для нас чересчур горячим местом, так как все наличные легкие силы союзников были брошены в погоню за «U-21». Всякий раз, когда мы осматривались в перископ, можно было видеть много носящихся в разных направлениях кораблей. При такой охоте за нами мы не рисковали показывать над водой даже крышу нашей боевой рубки и шли в подводном положении, пока не израсходовали всю энергию аккумуляторной батареи. «U-21» находилась под водой уже целых двадцать восемь часов. Внутри лодки воздух был настолько испорчен, что мы едва могли дышать. Двигаться стало почти невозможно. Мы стали сонными и отяжелели. Когда же, наконец, в ясную свежую ночь, мы всплыли, на поверхность, то с жадностью глотали чистый холодный воздух, как полумертвый от жажды человек пьет пресную воду. Мы зарядили батарею и до конца ночи оставались в надводном положении.
На следующее утро «U-21» отправилась в новое большое крейсерство по морю. Я думал, что смогу найти русский крейсер «Аскольд»[18], который был перед тем замечен мною на переходе лодки через Эгейское море к Галлиполи. Я повторил весь путь, который был пройден нами в предыдущий день, надеясь, что русский корабль будет крейсеровать где-нибудь поблизости, но бесполезно.
Когда наступила ночь, я снова пошел на юг. Под прикрытием темноты «U-21» благополучно пробралась обратно к тому месту, где накануне был потоплен «Триумф». Знакомый уже берег и покрытые траншеями холмы были на месте, но никаких кораблей не было видно. Мы осторожно крейсеровали вокруг, надеясь на появление желанной цели». Вскоре показались отдельные небольшие суда, но линейные корабли по-прежнему отсутствовали. Стало ясно, что сюда они больше не придут. Единственным утешением служило сознание, что турки получат от этого весьма большое облегчение. Разочарованный в своих надеждах, я направился к мысу Хеллес.
«На этом пути что-нибудь можно будет сделать», — заметил я своему вахтенному офицеру. В перископ можно было обнаружить большую активность союзников у побережья в близлежащих водах. Вскоре стало ясно, что будет происходить высадка войск. Около пологого берега стояло много больших транспортов. В 500 ярдах От берега стоял на якоре большой линейный корабль типа «Мажестик», прикрывавший высадку десанта. Потопление «Триумфа» привело к усилению противолодочной охраны крупных боевых кораблей союзников. Это было видно хотя бы из того, что «Мажестик» был окружен почти непроницаемой охраной из многочисленных мелких судов. Атака лодки осложнялась не только трудностью сближения с ним на дистанцию торпедного выстрела, но и опасностью, что торпеда может попасть в один из охранных кораблей. Маневрирование, которое я должен был произвести на «U-21» для выстрела, было самым запутанным, какое только можно себе представить. На наше счастье из-за свежего ветра море было покрыто волнами, которые скрывали перископ от наблюдателей противника.
Мой вахтенный офицер, стоявший за мной, поднял перископ.
«Шестьсот ярдов, — сказал я ему, смерив дистанцию до цели. — Я думаю, что это лучшее, на что мы можем рассчитывать». Я хорошо прицелился в борт линейного корабля, но эти проклятые маленькие корабли продолжали то и дело перерезать направление, по которому должна была идти торпеда. Они были столь надоедливы, что если бы даже кто-нибудь из них получил себе в борт эту торпеду, то это только облегчило бы мое раздражение. Мое терпение уже приходило к концу, когда, наконец, путь для торпеды оказался свободным. Нужно было торопиться.
«Торпеда — пли! — подал я часто повторяемую команду. — Опустить перископ».
Мы сразу же погрузились на глубину и пошли под водой. Я был уверен, что противник не заметил перископ и путь торпеды на волнующейся поверхности моря не был достаточно ясен, чтобы выдать то место, с которого она была выпущена. Я нетерпеливо ждал звука взорвавшейся торпеды, готовый сразу же поднять перископ для быстрой оценки, результатов атаки.
Наконец, раздался отдаленный звенящий треск — мы попали в нашу цель! «Поднять перископ!» Быстрый взгляд в него, и я увидел, что «Мажестик» сильно кренится.
Для дальнейших наблюдений больше у нас не было времени. Эсминцы полным ходом приближались к нам. В тот момент, когда мы нырнули на шестьдесят футов, их снаряды начали падать в воду над нами. Постепенно «U-21» отошла на приличную дистанцию от опасного места. Через час я опять привел лодку на перископную глубину. Подобно «Триумфу», «Мажестик» перевернулся и лежал вверх килем, еще торчавшим над поверхностью моря. В стороне от него на расстоянии полумили находилась флотилия эсминцев и патрульных судов, производившая поиски лодки и постепенно приближавшаяся к «U-21». Дальнейшие наблюдения в перископ становились опасными, и я ушел из района гибели «Мажестика».
Позже мне говорили, что «Мажестик» перевернулся через 4 минуты после взрыва торпеды, а поскольку он стоял на девятисаженной глубине, то его киль остался на поверхности воды.
Сотни людей запутались в торпедных сетях, через которые торпеда проложила себе путь к цели. Однако, большая часть команды «Мажестика» была спасена французским миноносцем, который, увидев взрыв, быстро повернул и пошел спасать погибающих.
В течение двух последующих дней «U-21» крейсеровала в тех же местах, отыскивая линейные корабли противника. Однако, мы их больше уже не видели. Англичане после гибели «Триумфа» и «Мажестика» отозвали свои большие корабли в гавань, оборудованную ими на острове Мудрос, и больше не выпускали их в море на операции огневого содействия своему десанту.
Кто мог знать, что наш 250-футовый корабль сможет оказать столь важное влияние на ход Дарданелльской операции? Во всяком случае, большие британские боевые корабли со своей тяжелой артиллерией перестали обстреливать турецкие позиции на Галлиполийском полуострове, тем более что к тому времени им стало известно о приходе на помощь туркам второй германской лодки. Вместо линкоров неприятель стал посылать для поддержки своих сухопутных сил небольшие артиллерийские корабли. Мы видели в перископ много этих кораблей, но они стояли всегда на слишком мелком месте, чтобы по ним можно было с успехом стрелять торпедами.
Во многих точках побережья Эгейского моря турки создали станции для наших лодок. Мы зашли в одну из них на день, а затем вернулись к берегам Галлиполи, все еще не теряя надежды на возможность возвращения английских линейных кораблей.
После нескольких суток бесполезного крейсерства 1 июня «U-21» пошла через Дарданеллы в Константинополь.
При входе в пролив мы попали в ужасный водоворот, лодка качалась, вертелась и понемногу увлекалась на глубину. Мы находились в объятиях какой-то страшной силы, и я был уверен, что лодка будет увлечена на такую глубину, где давление воды раздавит ее корпус.
К счастью, на глубине около ста футов нам удалось овладеть управлением лодкой и прекратить ее дальнейшее погружение. Мы вырвались из водоворота, и когда всплыли, то оказались как раз перед линией турецких мин и сетей, в которой для нас был заблаговременно оставлен проход. «U-21» пошла сквозь него, сделала переход через Мраморное море и 5 июня, через пятьдесят дней после выхода; из Вильгельмегафена, мы увидели минареты и купола Константинополя, имея к этому времени в топливных цистернах только полтонны соляра.
Затем последовал месяц стоянки в Константинополе с обычными дневными ремонтными работами на лодке и ночными скитаниями по кафе и базарам Стамбула.
4 июля мы снова вышли в море. Еще раз благополучно пройдя Мраморным морем и Дарданеллами, мы у Галлиполи обнаружили в перископ большой французский транспорт. Он только что отправил на берег боезапасы и готовился принять на борт обратный груз.
После искусного маневрирования я пришел в точку залпа и подал команду:
«Торпеда — пли!» Прямое попадание. Я мог видеть в перископ столб воды, поднявшийся выше мачт и затем свалившийся на палубу. Корма исчезла из вида, а нос встал вертикально из воды. Из труб вырвались облака черного дыма. Транспорт имел 500 футов длины. Глубина моря в этом месте была небольшой, и потому его корма сразу же коснулась грунта. Затем последовал второй сильный взрыв, и через несколько мгновений транспорт затонул.
После короткой остановки в одной из турецких станций для лодок «U-21» снова вышла в крейсерство. Меня постоянно влекло к той полосе берега, где пошли на дно «Триумф» и «Мажестик». Я не мог преодолеть инстинктивного ожидания увидеть там еще один британский линейный корабль.
Напрасные надежды — никаких линейных кораблей, только пара маленьких рыбачьих пароходов. Я с презрением рассматривал их в перископ. Один из них повернул и пошел на нас полным ходом. Он увидел лодку.
«Погружаться на двадцать метров! Полный ход! Он таранит нас!»
Мы ушли на глубину двадцать метров. А затем начались неприятные штуки. Никакой опасности таранного удара для нас уже не существовало. Произошел худший случай — встреча с миной. Сзади нас произошла ужасная детонация, и наше освещение вышло из строя. Внезапная темнота казалась особенно страшной. Что-то, я не знаю, взорвало мину вблизи лодки, и лодка чуть ли не выскочила на поверхность. Затаив дыхание, я ожидал характерных звуков проникновения воды внутрь. Все было абсолютно тихо. «Донесения из всех отсеков!» — крикнул я. Осмотр отсеков был сделан при помощи переносных фонарей. Лодка все-таки осталась водонепроницаемой, но горизонтальные рули оказались заклиненными. Мы усиленно работали над исправлением повреждений, но так и не смогли заставить рули действовать нормально. Все, что нам удалось сделать, — это удержать лодку на перископной глубине и возможно скорее уйти обратно в Дарданеллы. Мы надеялись, что ни один неприятельский патрульный корабль не появится на нашем пути и не потопит нас. И действительно мы благополучно пришли обратно в Константинополь.
«U-21» оставалась в Средиземном море в течение почти двух лет.
Боевых объектов для нас в Дарданеллах больше уже не было, и поэтому мы переключились на войну против союзного коммерческого судоходства.
Действия против транспортов были достаточно интересными, но даже самая интересная работа, выполняемая в течение длительного периода времени, становится однообразной, хотя одно наше приключение было исключительным, и о нем стоит рассказать.
Весной 1916 года у Сицилии, недалеко от города Мессины, я заметил небольшой пароход, шедший под британским флагом. Мы дали выстрел по носу, но команда, видимо, не понимала нашего языка, и пароход продолжал идти своим курсом. Я повторил свою просьбу другим выстрелом. На этот раз пароход ответил выстрелом из маленького орудия, установленного у него на носу. Снаряд упал с недолетом.
«Он хочет драться, — заметил я своему вахтенному офицеру, — и мы окажем ему эту любезность».
Мы стояли на палубе около боевой рубки. Я приказал дать полный ход, а артиллерийской прислуге — открыть огонь из носового орудия: «Стреляйте по нему так быстро — как можете».
Лодка и пароход сблизились, подготовляясь к сражению на близкой дистанции. Эта жалкая маленькая пушка у него на носу внушала нам только презрение. Пароход неожиданно повернул на нас. В этот момент у него на палубе упали щиты, и мы увидели дула двух больших пушек. Поднял ли он военный флаг или нет, я не видел, но было ясно, что перед нами судно-ловушка, один из знаменитых английских кораблей типа Q-шип. Это была моя первая встреча со столь опасным противником.
Оба орудия парохода открыли беглый огонь. Повсюду вокруг лодки рвались в воде пятнадцатисантиметровые снаряды. Один из них попал и взорвался в воде прямо передо мною, вызвав жгучую боль в моей руке, ноге и лице. Я едва обратил на это внимание в охватившем меня возбуждении.
Моей первой мыслью было сделать погружение. Но если бы мы погрузились, то он бы знал, где нас искать, и сопровождал бы свои поиски сбрасыванием еще более сильных глубинных бомб.
У нас имелся другой путь выхода да боя — постановка дымовой завесы. Укрывшись за нею, мы могли спокойно уйти от противника, пользуясь своей хорошей скоростью, и затем уже незаметно погрузиться. Когда я отдал приказание о дымовой завесе, то снаряды рвались уже со всех сторон. Я стоял полуослепленный, в полуобморочном состоянии, по лицу текла кровь. Дым вырывался густыми облаками, но снаряды уже перестали падать близко. Мы спасали свою жизнь, уходя от неприятеля, а затем через несколько минут погрузились.
В марте 1917 года я совершил обратный переход в Германию, куда были отозваны многие лодки для сезонной кампании против английской торговли».
Херзинг мало заботился о потоплении коммерческих судов. Даже большие грузовые транспорты почти не привлекали к себе внимание этого корсара глубин. Один из командиров германских лодок говорил мне, что Херзинг часто умышленно пропускал полдюжину купцов, если только подозревал, что где-нибудь в пределах его района находится военный корабль противника. Кроме потопления «Триумфа» и «Мажестика», в феврале 1916 года Херзинг встретил вблизи сирийского берега французский крейсер «Адмирал Шарне» и послал его на дно в компанию к двум британским боевым кораблям, уничтоженным им у Галлиполийского полуострова.