Остается рассмотреть еще тот взгляд, по которому антисемитизм в античном мире был вызван политическими соображениями. Сторонники такого взгляда об'ясняют антисемитизм двояко: одни (юдофобы) видят причину во вредном политическом направлении евреев, другие (юдофилы) считают, что, наоборот, антисемитизм преимущественно провоцировался и даже создавался правительствами ради достижения тех или иных политических целей. Докажем неправильность и того и другого взгляда.
Что касается первого взгляда, то любопытно, что когда приходится точно формулировать, в чем же заключалось вредное политическое направление евреев, то взгляды древних и современных ученых расходятся по противоположным направлениям: одни видят причину в том, что евреи по природе были бунтовщиками и были настроены враждебно к правительственной власти, другие, наоборот, что они всегда были неизменно лояльны по отношению к каждому, в руки которого попадала государственная власть. И оба взгляда опираются при этом на достаточное количество документальных и строго проверенных данных.
О еврейской, лояльности говорят уже выше сопоставленные свидетельства о службе евреев по внутренней охране (жандармерии). Уже в 407 г. еврейская община в Элефантине в своем письме-доносе (И. М. Волков, Арамейские документы, оф. док. V, стр. 15) сообщает персидской власти о ряде изменнических действий египетского духовенства и гарнизона и при этом прибавляет: «Когда состоящие на службе (?) в египетских отрядах отпали, мы не оставили нашего служебного поста, и в нас не было найдено никакого порока».
Лояльность евреев по отношению к Птоломеям — общеизвестный исторический факт. «Евреи всегда были крайне лояльными приверженцами каждого власть предержащего и умели использовать это для постепенного получения ряда важных привилегий», (Wilcken о. с. 786). Сами евреи постоянно ставили себе в заслугу и гордились этой лояльностью, как мы видим из книги «Эсфирь», написанной в Палестине в маккавейскую эпоху, и из добавлений к этой книге, а равно и из, так назыв., 3-ей кн. Маккавеев, написанных в Александрии в эпоху современных Маккавеям поздних Птоломеев.
В кн. «Эсфирь» (2,21. 6,2) сообщается, как еврей Mapдохай обнаружил и открыл царю заговор двух царских слуг — Бигтана и Тереса; этот верноподданический поступок был якобы даже записан в царскую памятную книгу.
В египетском добавлении к этой книге (1,12) придуман даже дубликат этого рассказа: Мардохай раскрывает еще заговор царских евнухов Габата и Тарры и этот поступок также записывается в памятную книгу, тогда как противник Мардохая — Аман выставляется здесь, как сообщник этих евнухов и государственный изменник (там же, § 17,5 § 10). В, так наз., III кн. Маккавеев еврей Досифей спасает Птоломея IV Филопатора от верной смерти (1,3). В этом произведении в уста самого Птоломея IV влагаются такие заявления: «Евреи безукоризненно сохраняли полнейшую и нерушимую верность ко мне и к моим предшественникам» (5,31); «они уже с самого начала выделялись из всех народов полнейшей благонамеренностью по отношению к нам» (5,26); «они были верными солдатами нашей внутренней охраны» (5,25). Наконец, здесь прямо заявляется: «Евреи всегда сохраняли полнейшую благонамеренность и неизменную верность по отношению к царям» (3,3)[38]
Не хуже засвидетельствована и лояльность евреев по отношению к новой — римской власти. Вот как описывает Светоний (Divus Julius, гл. 84 конец) траур по Юлии Цезаре: «После его смерти, во время грандиозного официального траура можно было видеть, как одна за другой проходили толпы людей различных национальностей, оплакивавших его по своим обычаям, особенно же выделялись евреи, которые даже несколько ночей под ряд бодрствовали у его могилы».
Блудау (о, с. 58) характеризует отношение евреев к римской власти такими словами: «С тех пор, как Рим стал вмешиваться во внутренние дела Востока, евреи стали прилагать свою энергию, чтобы снискать расположение владыки мира и направить его против своих врагов. Так, еврейские цари из маккавейской династии искали в Риме поддержки против Селевкидов, точно так же и египетские евреи становились при каждом удобном случае на сторону Рима против национальной партии, которая стремилась к независимости от римского влияния. Когда консул Габиний по приказу триумвиров (в 55 в. до P. X.) возвел на египетский трон Птоломея XI Авлета, то евреи, жившие к югу от Пелузия и охранявшие подступы к Египту, заблаговременно отложились от Вереники IV, которая была проведена в регентши более слабой националистической партией (Іos. Ant. XIV, 6,2, Bell, jüd. I, 8,7). Их склонил тогда к измене Антипатр, отец Ирода Великого, точно таким же образом как позже он склонил их к отложению от Птоломея ХIII. Когда Митридат Пергамский двинулся на помощь Цезарю, осажденному в Александрии (весной 47 г. до P. X.), евреи готовы уже были броситься в борьбу за Птоломея против Митридата, но Антипатр показал им письмо первосвященника Гиркана II, и таким образом привлек их на сторону Цезаря. Таким образом, как только были затронуты их земляческие (sie! landmannschaftlichen) чувства, они отказались от борьбы за династию (Ios. Ant. XIV, 8, 1–3, Bell. jud. 1, 9, 3–5). Они поняли, что их благо зависит теперь от милости Цезаря и поспешили выявить свою преданность этому идущему в гору человеку. Снова они изменили национальному делу, когда они, следуя духу времени, в борьбе между Антонием и Октавианом с присущей им ловкостью перешли в лагерь победителя, засвидетельствовав на деле перемену в своих взглядах».
Далее, как мы видели выше (стр. 18–19), евреи даже в самой заветной для них области — в области религии — шли на большие, правда, чисто внешние уступки, для сохранения лояльности к обожествляющим себя царям и императорам.
Не меньшее количество исторических свидетельств говорит о том, что евреи были изменническим и мятежным народом. Во время большого пожара в Антиохии в поджоге обвиняют евреев (Ios. bell. jud. VII, 3, 4,). Точно так же, когда при Нероне христиан обвиняли в поджоге Рима — Tac. Ann. XV, 44, — в них видели только еврейскую секту: поджог мотивировался odio humani generis — классическое обвинение, пред'являвшееся евреям. Цельс (у Оригена, с. Gels. III, 5 = fr. 88 R § 6) считает еврейский народ мятежным уже с самого его возникновения: евреи — это египтяне, ушедшие из Египта вследствие организованного ими мятежа против государства… «Причиной отпадения был мятеж против государства». В Historia Augusta еврейское бунтарство характеризуется так (Hadrianus, с, 5) «Ливия и Палестина снова воспрянули своим мятежным духом ». В склонности к мятежам обвинял евреев и александрийский антисемит Апион (fr. 63 С. § 8–9 R = Ios. с. Ар. II 4–6). Даже отказ евреев ставить в синагогах статуи императоров истолковывался, как проявление бунтовщичества (ibid). И действительно, из истории мы узнаем о нескольких восстаниях евреев против законной власти; особенно широкие размеры приняло восстание 114–115 г. по Р. Х., которое Евсевий (hist. eccl. IV, 2) характеризует так: «Весь еврейский народ только ждал поражения римлян, чтобы отплатить за все невзгоды последнего тридцатилетия; евреи безумствовали, как сорвавшиеся с цепи, подстрекаемые диким, мятежным духом ». Наконец, самое подчеркивание в еврейской литературе лояльности, показывает, что евреям приходилось защищаться от обвинений в государственной измене[39]. Действительно, в, так назыв., III кн. Маккавеев (3,7) мы читаем, что приближенные Птоломея ІѴ, «утверждали, что эти люди (т.-е. евреи) не отличаются верностью ни к царю, ни к властям, но наоборот настроены враждебно и всячески стараются действовать во вред правительству. Так поносили они евреев обычно бросаемыми им упреками ». В дальнейшем тексте этой книги (3, 24) Птоломей IV мотивирует свой декрет об истреблении евреев так: «на основании несомненных доказательств мы убеждены, что евреи настроены к нам крайне враждебно, и хотим обезопасить себя от того, чтобы эти безумцы не организовали неожиданно мятежа против нас и чтобы нам не пришлось иметь в тылу этих враждебных нам изменников-варваров».
Чем же были в конце концов евреи? Сверх-лояльными или мятежниками? Очевидно, ни тем и ни другим. Как мы видели выше, в цитате из книги Блудау (стр. 54), евреи, становясь на сторону той или иной партии, считались прежде всего со своими национальными т.-е. еврейскими интересами, — ставили свои «земляческие» (landsmannschaftliche) интересы выше государственного патриотизма, как выражается Блудау. И, так как они при этом сплошь и рядом проявляли беззаветную храбрость, то неудивительно, что их считали то сверхлояльными гражданами, то закоренелыми бунтовщиками и изменниками. Действительно, они были беззаветно преданы Птоломеям до тех пор, пока последние, начиная с Птоломея VII не начали проводить юдофобскую политику. То же было и с римлянами: «покорение Иерусалима Титом, за которым вскоре последовало опечатание египетского храма, основанного Онием, вызвало полную перемену в отношении евреев к римскому правительству: прежнюю лояльность заменила пылкая ненависть к Риму» (Wilcken. о. c. 792).
Итак, евреи в древности всегда были националистически настроены, но об'ектом этого национализма было еврейство, а не та страна, в которой евреи жили. Поскольку это явление политическое, можно, конечно, говорить о политической причине антисемитизма. Об этом мы будем говорить во второй части книги, пока же заметим, что как не может быть речи о политической ненадежности евреев в обычном смысле слова (т.-е. об отсутствии национального самолюбия, выражающегося в сверхлояльности к каждому власть предержащему), так нельзя считать их и бунтовщиками par excellence: наоборот, они всячески стараются жить в мире с «хозяевами страны». Евреи — не бунтовщики, они любят мир по своей природе. В этом александрийцы могли убедиться: когда (во время погрома) они произвели обыск в еврейских домах, они не нашли там никакого оружия (Филон, in Flасе. 7, 11). При справедливых государях евреи живут мирно: они организуют восстания, только когда их выводят из себя (Иосиф, Ant, XVII, 10,6).
Юдофилы часто, говоря о политической причине антисемитизма, понимают это в том смысле, что антисемитизм создается и разжигается правительством в его собственных политических целях, напр., хотя для того, чтобы направить народный гнев, накопившийся против правительства, по линии наименьшего сопротивления. Такие попытки правительства, конечно, могли играть и играли некоторую роль в развитии антисемитизма в его отдельных стадиях, но не больше. Действительно, афинским метэкам, т.-е. поселенцам самых различных греческих и не-греческих национальностей предъявлялись обвинения, очень сходные с обвинениями пред'являвшимися в разное время евреям (государственная измена, коммерческая недобросовестность, спекуляция товарами, в особенности хлебом и т. д.) сходны были также и официальные ограничения (гетто — «черта оседлости», процентная норма и т. д.)[40]. Так как в виду крайнего разнообразия и пестроты национального и социального состава метэков не может быть речи о каких-либо общих чертах их характера, то несомненно, что здесь именно наличность ограничений явилась единственной причиной огульных обвинений. Но этого факта нельзя привлекать для параллельного объяснения возникновения антисемитизма, так как при этом останется непонятным, почему именно евреи, а не какая-либо другая из числа многочисленных наций, лишившихся в это время государственной независимости, оказались «линией наименьшего сопротивления», и вдобавок это об'яснение противоречит фактам. Действительно, в древности, правительственный антисемитизм не столь частое явление, и налицо он только там, где уже давно антисемитизмом накалена общественная атмосфера, зато наоборот несмотря на крайний антисемитизм общества, правительства сплошь и рядом берут евреев под свое покровительство. Докажем фактами оба эти положения.
Рассматривая зависимость между общественным антисемитизмом и правительственными репрессиями в древности нам придется отдельно остановиться на трех эпохах: 1) на эпохе до Птоломея II, 2) на эпохе от Птоломея II до смерти Калигулы, 3) на эпохе от Клавдия до Адриана.
Древнейшее известное в истории гонение на евреев имело место еще в эпоху персидского владычества над Египтом: это разрушение еврейского храма в Элефантине, в 410 г. до P. X. и еврейский погром в 405 г. до P. X. О погроме сообщается в следующих словах: «Вот имена женщин, которые пленены (6 имен). Вот имена мужчин, которые были найдены у ворот и убиты (5 имен). Вот дома, в которые они ворвались в Элефантине и драгоценности взятые ими»… (Sachau, о. с. Р. 15; И. М. Волков, о. с. 77). Обстановка этих погромов во всем до мелочей совпадает с обстановкой позднейших «классических» еврейских погромов. Хотя в погроме и принимает участие местная персидская власть, но она повинна лишь в попустительстве и содействии (Волков, там же, 68). Организаторами и устроителями погромов явилось египетское простонародье, возглавляемое тогдашней интеллигенцией, т.-е. духовенством — жрецами местного храма.
О том, что антисемитизм возник в результате правительственных репрессий здесь не может быть речи: по справедливому замечанию И. М. Волкова (СПР. 69) «нерасположение к евреям со стороны египтян констатировано еще в IX столетии автором библейской истории об Иосифе» (Быт. 43, 32, 46, 34) и уже накануне погрома «взаимное нерасположение египтян и иудеев повело к ряду мелких интриг и столкновений между ними» (Волков, о. с. 70). И вдобавок, в попустительстве и содействии виновны только низшие представители персидской власти, высший представитель ее — наместник Аршам, как мы видим из письма элефантинских евреев, стал на сторону евреев, и «все люди, пытавшиеся причинить зло этому храму, были умерщвлены» (Волков 72). Одним словом, как мы увидим ниже, здесь полная аналогия с погромом 38 г. — активными преследователями евреев являются народные массы, а не правительство, которое либо идет в хвосте народного движения, либо даже противодействует ему. Следующее известное нам правительственное гонение на евреев имело место в 350 г. также в сфере персидского владычества, но уже не в Египте, а в Палестине. Царь Артаксеркс Ох насильственно переселил часть евреев в Гирканию, на берег Каспийского моря. К сожалению, сведения об этом мероприятии крайне скудны: единственным более или менее надежным источником является Евсевий (Chron, ed. Schöne II p. 112; Гиероним, Синкелл и Орозий, повидимому, списывают с него, ср. Schürer, Gesch. der jüd. Volkes, 7 пр. 11). Предположение, что евреи приняли участие в восстании финикиян, и что так. обр. эта мера была вызвана политическими соображениями — домысел ученых[41]. Если с одной стороны, стать на не совсем надежную почву догадок и комбинаций, а с другой, принять не совсем достоверное свидетельство Псевдо-Гекатея (у Ioseph, с. Аріon. 1,22 § 4–6 = Reinach, о. с. стр. 230–231), то получится следующая картина. Выселение евреев в Гирканию несомненно явилось результатом какого-то еврейского восстания (в это же время восстала и Финикия), а такое восстание в эпоху теократии скорее всего могло явиться результатом религиозных гонений (Робертсон-Смит о. с. 419). Конечно, цитированные Иосифом Флавием места из Псевдо-Гекатея, не говоря уже о книгах «Эсфирь» и «Юдифь», не могут ни в каком случае считаться историческим источником, но смутные реминисценции о религиозных насилиях в персидскую эпоху они все же могли сохранить. И, действительно, вся эта исторически-новеллистическая литература, повидимому, не случайно проецирует современные ее авторам религиозные гонения именно на персидскую эпоху. Так, напр., Псевдо-Гекатей (у Иосифа Флавия, с. Ар. І, 22) говорит: «Евреи пользовались дурной славой у всех соседей и прибывающих к ним иностранцев и многократно подвергались издевательствам со стороны персидских царей и сатрапов; тем не менее, они продолжали оставаться верными своим взглядам: они претерпевали за это самые мучительные пытки и казни, проявляя необыкновенное мужество и ни за что не соглашались отступить от веры отцов». Точно так же и рассказ Иосифа Флавия (Antt. XI, 71) представляет собою религиозно-поучительную новеллу типа книг «Эсфирь», «Юдифь» и III кн. Маккавеев (с последней он соприкасается особенно близко, представляя другой вариант того же сюжета); отдельные подробности его рассказа относятся всецело не к области истории, а к литературной области — к истории сюжета; однако, общий фон — религиозные гонения при Артаксерксе III Охе является, скорее всего, достоверной исторической подкладкой. В противном случае, нельзя было бы об'яснить, почему все эти новеллы проецируются в персидское время, несмотря на то, что персы, как освободившие евреев от плена Вавилонского, имели бы, казалось, право на совершенно иную репутацию. Если так, то, может быть, соответствует исторической действительности и указание Псевдо-Гекатея, связывающего в одной фразе: «Евреи пользовались дурной славой у всех соседей и прибывающих к ним иностранцев» и: «многократно подвергались издевательствам персидских властей и сатрапов», — иными словами: и здесь правительственные гонения, скорее всего, были вызваны уже созревшим антисемитизмом.
Вторая половина первой из наших эпох — промежуток от Александра Македонского до Птоломея II (336–285), — это время, когда греческий мир впервые познакомился с евреями. Знакомство это еще не было особенно близким, так как «ассимилированные» евреи в эту эпоху еще составляли большую редкость. Отношение греческой интеллигенции к евреям в эту эпоху сочувственное[42], Феофраст (fr. 5 R из Proph. de abst: II, 26) называет евреев «народом философов», другой ученик Аристотеля Клеарх из Сол (fr. 7 R из Jos. с. Ар., I, 22) считает евреев философской сектой и рассказывает о встрече Аристотеля с вполне эллинизованным евреем, выделявшимся своей мудростью. Мегасфон (fr. 8 R из Clem, strom I, 15) также считал евреев сирийской сектой. Наконец, Гекатей Абдерский (fr. 9R из Diod, XI, 3) в своем очерке еврейской истории, в противоположность своим преемникам относился к евреям без предубеждения, кое в чем он даже симпатизирует евреям, хотя у него уже можно заметить первые слабые следы неприязни к ним. Естественно, что и о правительственном антисемитизме в эту эпоху мы еще ничего не слышим.
Переходя ко второй эпохе от Птоломея II до Калигулы, мы увидим (данныя сопоставлены ниже), что кривая правительственного антисемитизма идет все время кверху, но в то же время явственно замечаются четыре отдельные волны преследований. Первая ограничена Египтом и достигает кульминационного пункта при Птоломее IV Филопаторе (223–205). Вторая в сфере господства Селевкидов достигает апогея при Антиохе IV Епифане (176–164). В Птоломеевский Египет эта волна докатилась лишь спустя некоторое время и достигла своей максимальной высоты при Птоломеях VII и VIII (146-81). Третья волна приходится на царствование Птоломея XI Авлета и Клеопатры (55–30), четвертая — на эпоху Гая Калигулы (37–41 по P. X.). Как же обстоит дело с антисемитизмом общества? Развивался ли и он такими же волнами и какая хронологическая зависимость между тем и другим антисемитизмом? Как ни скудны имеющиеся в нашем распоряжении данныя, но они позволяют нам сделать вывод, что тот и другой антисемитизм протекали вполне параллельно и что, вдобавок, высшие пункты обострения общественного антисемитизма хронологически предшествуют соответствующим максимумам антисемитизма правительственного. Такими высшими пунктами являются соответственно: 1) Манофон (царствование Птоломея II, 285–247); 2) Мнасей Патарский (начало II в.), 3) Посидоний Апамейский и Аполлоний Молон (начало I в. до P. X.) и 4) Херемон, Лисимах, Дамокрит, Апион и др.; посколько их можно датировать, их деятельность можно отнести приблизительно к началу нашей эры.
Действительно, «Египетская История» Манефона, писавшего при Птоломее II, в частях, касающихся евреев, проникнута ярким антисемитизмом. Вот что мы читаем об этом у. Иосифа Флавия (с Ар. I, 26): «В других частях Манефон точно следует древним летописям, но здесь (т.-е. в истории евреев) он поступает более произвольно и, как сам предупреждает, пишет, имея источником слухи и рассказы о евреях. Тут-то он и рассказывает невероятные басни». Изложение еврейской истории у Манефона представляет собою как бы еврейскую священную историю навыворот, где каждое библейское указание извращено и переделано для вящего посрамления евреев и возвеличения египтян[43]. Такая переделка предполагает кипучую деятельность активных антисемитских кружков, и, действительно, как мы видим из сообщения Иосифа об источниках Манефона, евреи, только в 306 г. появившиеся большими массами в Египте, к первой половине III в. уже приобрели себе столько врагов, что в местном обществе о них уже всюду ходят порочащие их слухи и рассказы. Несмотря на столь ясно обозначившийся общественный антисемитизм, позиция Птоломея II и III была еще, как мы увидим ниже (стр. 91. 105), вполне сочувственной к евреям, и только Птоломей IV Филопатор решился, наконец, примкнуть к этому охватившему уже все общество настроению. Мы не имеем прямых указаний на преследования евреев при Птоломее IV: так наз. III кн. Маккавеев, описывающая жестокие гонения, обрушившиеся на евреев при этом царе — религиозно-поучительная новелла значительно более позднего времени. Однако, автор этой новеллы не решился бы пристегнуть излагаемых им событий к личности Птоломея IV, если бы еврейская община в Александрии не сохранила воспоминаний об этом царе, как об активном антисемите (см. добавление), так как вообще о первых Птоломеях евреи всегда вспоминали с большим сочувствием. {Добавление: Только что полученный в Петербурге Вилькеновский папирологический бюллетень (Arch. f. Pap,-f. VI 413) содержит интересное сообщение о новом папирусе, опубл. в Amtliche Berichie aus den Königl. Kunstsammlungen, ed. W. Schubart, Berlin, April-Heft 1917, стр. 190 слл. Из этого папируса эпохи Птоломея IV Филопатора видно, что этот царь действительно относился с особым рвением к культу Диониса; так. обр., в основу так наз. III кн. Маккавеев легло больше достоверного исторического материала, чем полагали до сих пор.}
Второй прилив антисемитизма берет свое начало с Мнасея Патарского. Мнасей был учеником Эратосфена и, так как Эратосфен в 195 г. до P. X. уже умер, то деятельность Мнасея надо относить к самому началу II в. Мнасей впервые пустил в обращение легенду о том, что главным предметом поклонения евреев, находящимся в святая святых иерусалимского храма, служила литая из золота ослиная голова (fr. 19 R из Jos. с. Ар. II, 9). Эта легенда с этого времени стала одним из центральных пунктов, вокруг которого группировались антисемитские наветы. Такая легенда могла быть пущена в обиход только в эпоху сильнейшего антисемитского ожесточения. Поэтому нас не удивит, что через пару десятков лет после появления труда Мнасея в 169-8 г. Антиох IV Епифан, царь Сирии, под властью которого находилась в это время Палестина, врывается в иерусалимский храм, подвергает его разграблению, вторгается даже в святая святых и оскверняет свиной кровью священные книги; затем он сооружает в храме алтарь Зевсу и воспрещает на всей территории Палестины исполнение еврейских религиозных обрядов. Оставляя в стороне вопрос, был ли Антиох бессердечным деспотом или фанатическим миссионером панэллинской идеи, так как этот вопрос, много трактовавшийся в научной литературе, с нашей точки зрения не представляет абсолютно никакого научного интереса, обратим внимание на то, что и Антиох шел в данном случае в хвосте сильного антисемитского движения и что, следовательно, его индивидуальность для судеб еврейского народа никакого значения не имела. Попытка Велльгаузена (Israel, und jüd. Gesch. 4, 241 слл. и Штегелина (о. с. 18) свести и здесь все дело к причинам чисто-политического характера (евреи сочувствовали Птоломеям) только заменяет один вопрос другим. Действительно, евреи вряд ли стали бы нарушать нейтралитет, представлявший наиболее выгодную линию поведения и мешаться в высшую политику, если бы здесь не были замешаны интересы еврейства[44]. Первые Птоломеи были, по разным причинам настроены сочувственно или, по крайней мере, снисходительно к евреям, тогда как Селевкиды, как мы видим, с начала II века все более втягивались в антисемитскую атмосферу окружавшего их общества. Только когда, в 146 г., партия, стоявшая у власти до этого времени, уступила место своим противникам, и в Египте начались, по сирийскому образцу, еврейские гонения. Иными словами, симпатии евреев к Птоломеям в царствование Антиоха IV сами по себе могут быть поняты только, как реакция на антисемитское настроение селевкидского двора, а не наоборот.
Через несколько лет после насилий Антиоха IV, иудеи, под предводительством Маккавеев, добились полной национальной независимости их страны. Заметим (это очень важно для дальнейшего), что для этого времени (165–106 г.) в эллинистической Азии не засвидетельствовано никаких проявлений антисемитизма ни в литературе, ни в правительственной политике.
Иное было в Египте. Во время осквернения храма здесь правил Птоломей VI Филометор, относившийся к евреям весьма благосклонно. Он дал убежище бежавшему из Иерусалима первосвященнику Онию и разрешил ему построить еврейский храм в Леонтополе. Но уже в это время при Александрийском дворе образовались две партии, из коих одна возглавлялась женой Филометора Клеопатрой, а другая — братом его Птоломеем VII Фисконом, бывшим с 170 по 164 г. его соправителем. Из того факта, что вся еврейская колония, как один человек, стала на сторону партии Клеопатры, можно заключить, что партия Фискона была определенно антисемитской; действительно, первосвященник Оний становится даже, как полководец, во главе войск Клеопатры (вместе с евреем Досифеем) и изгоняет поднявшего восстание Фискона из Египта (Ios. с. Ар. II, 5); это станет понятным только в том случае, если война была направлена против врагов еврейского народа. Когда в 145 г. Птоломею VII Фискону удалось вернуться в Египет и снова сесть на трон, естественно было ожидать, что он пойдет по пути притеснений евреев. По сообщению Иосифа Флавия (с. Ар. II, 5) Фискон заключил в оковы всех александрийских евреев, вместе с женами и детьми, а затем выпустил на них опьяненных слонов, которые должны были их растоптать. Благодаря чуду этого не случилось. Целый ряд деталей этого рассказа (пьяные слоны — здесь и в III книге Маккавеев; женщина — любовница царя — приходит на помощь: здесь, в «Эсфири» и «Юдифи», чудесное спасение, перемена в царе, учреждение праздника в память события, — во всех рассказах такого рода) показывает, что мы имеем дело с типичной религиозно-поучительной новеллой; однако, исторической подкладкой, несомненно, является факт преследований при Птоломее VII.
После смерти Птоломея VII двор опять разделяется на две партии. Во главе одной снова становится вдовствующая царица, на этот раз дочь Филометора Клеопатра III Кокка, во главе другой — ее сын Птоломей VIII Лафир. Первая партия сохранила свои юдофильские, вторая свои юдофобские традиции. Только этим можно об'яснить тот факт, что евреи, только-что жестоко проученные за вмешательство в партийную борьбу, снова примыкают к партии царицы и руководительство войском Клеопатры снова поручается евреям — Хелкии и Анании, сыновьям того же Онии (Страбон у Ios. Antt. XIII, 10, 4, fr. 48, R). И на этот раз дело покровительствовавшей евреям партии окончилось неудачей. Птоломею VIII Лафиру удалось занять престол, после чего он подверг александрийских евреев тяжелым преследованиям (Willrich, Hermes, 39, 244 слл.). О том, до какой степени доходило в это время озлобление против евреев, можно судить по следующему рассказу Страбона (у Ios. Antt. XIII, 12, 6): «Птоломей Лафир после победы (над Иудеей) предал всю страну опустошению. С наступлением вечера он разбил свой лагерь в нескольких деревнях Иудеи, оказавшихся полными женщин и детей. Он приказал солдатам убить их, разрубить на куски, бросить члены в кипящие котлы и совершить ими возлияние». Мы знаем также, что не одно только правительство было озлоблено против евреев: после победоносного возвращения Лафира в Александрию (в 88 г. до P. X.) александрийские жители напали на своих сограждан евреев, устроив первый и единственный известный нам народный погром в эпоху Птоломеев (Willrich, Hermes, 39, 244 слл., U. Wilcken, о. с. 786, пр. 4). {Добавление: Выводы Вилльриха, вообще говоря, следует принимать с крайней осторожностью: при всей своей талантливости, он — фантазер, имеет болезненную склонность без достаточных оснований считать легендой все то, что общепризнано в науке, и, вдобавок, часто извращает историческую перспективу в угоду своему ретроспективному антисемитизму (ср. Th. Reinach. REJ, 40, 1900, 50). Так напр., он ни у кого не нашел сочувствия, когда признал легендой рассказ Иосифа о враждебных отношениях между Птоломеем VII и евреями. Тем не менее, когда он, комбинируя основанное на хороших источниках указание Иорданиса (ed. Mommsen, с. 81) со свидетельством Порфирия (у Euseb. Chron. rec. Schoene, I p. 163–166), приходит к выводу, что победа Птоломея Лафира над Птоломеем Александром сопровождалась погромом евреев в Александрии, то этот остроумный вывод не может вызвать и не вызвал возражений в науке. — «Ок. 100 г. до P. X.» надо исправить: «по свид. Порфирия — в 88 г. до P. X.».}
Все исследователи сходятся в том, что преследования евреев при Птоломеях VII и VIII не имеют никакого отношения к антисемитизму, а об'ясняются чисто-политическими соображениями, так как евреи, как целое, приняли открытое участие в вооруженном столкновении партий. Но такое об'яснение закрывает глаза на две вещи: 1) почему евреи уже однажды проученные за это, все же вмешиваются в борьбу греческих придворных партий, в то время, как мы знаем, что во всех других случаях позиция евреев определялась исключительно интересами еврейства, как целого, и будь обе партии настроены не враждебно к евреям, для последних самой выгодной политикой был бы нейтралитет; 2) почему выступают на сцену, уже после победы Лафира, александрийцы, и почему они нападают не на сторонников побежденной партии вообще, а именно на евреев. Оба затруднения устраняются, как только мы уясним себе, что партия Лафира, опиравшаяся на огромное большинство александрийского населения, была партией активно-антисемитской, и что вообще атмосфера в это время была насыщена антисемитизмом. Тогда об'яснение преследований евреев политическими соображениями отпадает само собой: первопричиной и здесь является уже достигший высокого напряжения общественный антисемитизм.
В то время, как в Египте после эксцессов Птоломея VII и VIII антисемитизм на некоторое время несколько ослабевает (в начале I века), в эллинистической Азии, где как мы видели, антисемитизм замер после победы Маккавеев, начинается новая антисемитская волна. Друг Цицерона Посидоний Анамейский в самом начале II века (fr. 25 R из Диодора XXXIV, fr. I; авторство Посидония доказывается Jos. с. Ар. II, 7) снова повторяет антисемитскую версию еврейской истории и обвиняет евреев в целом ряде преступлений. Здесь впервые мы находим почти полный список пред'являвшихся позже антисемитами обвинений: наряду с человеконенавистничеством и культом осла здесь впервые выдвигается обвинение в «мировом владычестве» (см. ниже стр. 93). Нас не должно смущать обрамление, дающее с первого взгляда возможность датировать антисемитизм более раннею эпохой. «Документализация» — излюбленный литературный прием этого времени, особенно в национально-политической литературе. Ведь, и евреи со своей стороны в своих религиозно- политических новеллах (книга «Эсфири», греческие добавления к ней, III кн. Маккавеев, письмо Аристея), делают вид, что дословно цитируют хранящиеся в архивах царские указы, искусно подделывая даже официальный канцелярский стиль. Точно так же и здесь часть обвинений Посидоний подтверждает «данными из истории» Антиоха IV, а прочие обвинения влагаются в уста приближенных Антиоха VII Сидета. В действительности же все это — только свидетельство антисемитизма Посидония и его современников.
Таким же ожесточенным антисемитизмом был проникнут другой азиатский грек, — современник Посидония Аполлоний Молон. Как Посидоний был другом, так и Аполлоний Молон был учителем Цицерона, первого и наиболее рьяного представителя антисемитизма в римской литературе. С другой стороны, виднейший александрийский антисемит Апион сам называет своими литературными предшественниками Посидония и Аполлония Молона (Jos. с. Ар. II, 7). У Аполлония мы находим длинный список еврейских недостатков и преступлений, настолько полный, что некоторые из них несовместимы и взаимно исключают друг друга. Аполлоний сыграл крупную роль в истории антисемитизма, бросив впервые евреям обвинение в том, что они не способны к самостоятельному творчеству, а являются таким образом только подражателями (Jos. с. Ар. II, 14 и 148), — обвинение, не сходящее с уст антисемитов и в настоящее время. Тот же Аполлоний, как справедливо полагает Рейнак (о. с. 121), был источником для позднейших обвинений в ритуальном убийстве.
Эта третья антисемитская волна, как и вторая, поднявшись в эллинистической Азии, через пару десятилетий докатилась до Египта. События 55–30 г. представляют полную аналогию событиям царствования Птоломея VII и VIII. Те же две партии при дворе, то же присоединение евреев к одной из борющихся партий. Указание Диона Кассия. (39, 57 след.) дает право предполагать, что победа Птоломея XI Авлета ознаменовалась серьезными еврейскими гонениями (ср. Bludau, о. с. 65). Как бы то ни было, при преемнице Птоломея XI, знаменитой Клеопатре, евреи определенно становятся на сторону римлян, Клеопатра же, во время голода в Александрии, лишила евреев права участия в получении раздаваемого хлеба (C Ар. II, 4–6 = fr. 63 C 2 § 5 R).
Еврейские литературные произведения, написанные в эпоху еврейских гонений, и, скорее всего, восходящие к этому времени, со своей стороны подчеркивают, что антисемитизм не был создан правительством в его политических видах, а был широким народным движением. Автор так наз. письма Аристея — нравоучительной исторической новеллы, рассказывает о симпатиях к евреям Птоломея II Филадельфа. Здесь в приводимом полностью «подлинном» царском указе Птоломей II заявляет об освобождении на волю более чем 100 тысяч еврейских пленных рабов и о возмещении убытков евреям, пострадавшим от эксцессов толпы (§ 37). Если первое указание представляет собою правильное или неправильное историческое указание, почерпнутое автором из источников, то второе есть простой анахронизм, перенесение на эпоху Птоломея II обстоятельств современных автору, так как в царствование Птоломея II вряд ли может быть речь об евреях, пострадавших от эксцессов толпы. Точно так же и в так наз. III кн. Маккавеев (4,1) мы читаем по поводу правительственных притеснений евреев при Птоломее IV Филопаторе: «Повсюду, куда только ни получался этот указ (об уничтожении евреев), язычники, ликуя и веселясь, устраивали общественные пирушки: ведь, теперь, наконец, могла открыто проявиться давно копимая и глубоко засевшая в сердце ненависть к евреям ». Не следует упускать из виду, что перед нами — исторический роман и что поэтому указание это ценно не для эпохи Филопатора, а только для эпохи написания новеллы.
Четвертая волна была самой разрушительной. Штегелин (о. с. 32) справедливо видит в Апионе кульминационный пункт всего античного антисемитизма. К счастью, исторические источники здесь текут обильнее, чем для других эпох, и поэтому, в данном случае уже ни у кого не является соблазна об'яснять правительственные меры политическими соображениями: для всякого ясно, что в эту эпоху правительство плелось в хвосте народного движения. Об этом прямо свидетельствуют оба еврейских источника — Филон и Иосиф, из которых первый был непосредственным участником описываемых им событий. Филон говорит об «исконной враждебности александрийцев к евреям» (in Flac, 5), о «ненависти, пылавшей в сердцах с незапамятных времен» (Leg. ad Gaium, 18) и почти дословно повторяет эти выражения Иосиф (с. Ар. 2, 3, 3, 2. Bell. Jud. II, 18, 7).
Тяжелые события 38 г. по P. X. были подготовлены широко поставленной литературной кампанией против евреев, начавшейся в Александрии с начала I в. по P. X. Эта кампания была открыта александрийцами Лисимахом и Херемоном (fr. 59 и 58 R) и получила дальнейшую разработку в трудах Апиона. Дамокрит и Никарх (fr. 60 и 61 R), вероятно, принадлежали, по справедливому предположению Рейнака (о. с. стр. 121–122), к той же плеяде; к сожалению, до нас не дошло никаких указаний о месте и времени их деятельности. Нового в еврейском вопросе эти люди уже ничего сказать не могли после «сделавших эпоху» работ Посидония Апамейского и Аполлония Молона. Они только видоизменяют и разукрашивают данныя этих писателей. Они подробно останавливаются на исходе евреев из Египта, всячески детализируя антисемитскую версию-карикатуру этой легенды и желая, таким образом, еще раз утвердить в общественном мнении тот факт, что евреи происходят от больных паршой египтян.
Расписывается в форме исторической проэкции еврейское безбожие и человеконенавистничество: напр., Лисимах производил даже название «Иерусалим» от греческого слова „hierosyla" — «ограбление храма». Много трактуется о ритуальных убийствах (Дамокрит) и еврейском культе золотой ослиной головы. Апион, «завершитель традиции», собрал все эти, а равно и все вообще когда-либо пред'являвшиеся евреям обвинениям одну кучу, плохо систематизированную и достаточно противоречивую. Новостью в его труде было только привлечение и позднейшей египетской истории, где он, подчеркнув роль евреев во время восстаний в Александрии (при Птоломеях VII, VIII и XI), указал на их бунтовщическую природу.
Римляне отнюдь не противодействовали этому все растущему антисемитизму греко-египетского общества, так как и здесь, в самом Риме, совершенно самостоятельно наростало антисемитское движение.
Антисемитизм был занесен в Рим, вместе со всеми прочими продуктами тогдашней новейшей культуры, из эллинистического Востока. Характерно, что первым антисемитом в римской литературе был Цицерон, ученик уже известного нам Аполлония Молона и друг не менее известного нам Посидония. Таким образом, антисемитизм был на первых порах в Риме одним из многих подражательных «привозных продуктов»; однако, уже вскоре он стал и здесь народным движением. Правда, Цицерон в речи «В защиту Флаака» (гл. 28) выступает как будто бы с совершенно новым в литературе обвинением — с впоследствии столь сильно трепавшейся в литературе теорией о всемогуществе еврейского мирового кагала, и вся речь его наполнена эффектированным страхом перед местью всесильного еврейства. Но это обвинение кажется нам новым только потому, что предшествующая антисемитская литература дошла до нас только в отрывках. Действительно, с одной стороны Цицерон был учеником Аполлония Молона и другом Посидония Апамейского, с другой, Страбон, выступающий несколько позже с аналогичным заявлением о всесилии мирового еврейства, никак не мог иметь своим источником речи Цицерона, тогда как, наоборот, определенно известно, что Страбон для своего исторического труда имел непосредственным и главным источником Посидония Апамейского[45]. Таким образом для меня несомненно, что и это обвинение находилось уже в труде Посидония.
Антисемитская пропаганда Цицерона, будучи чисто литературного, книжного происхождения, не имела непосредственного влияния. В Риме наблюдается явление, аналогичное с тем, что было в Греции начала эллинизма (стр. 82–83): первое знакомство с евреями производит скорее выгодное для них впечатление. Отношение Варроновых «Древностей» к евреям — скорее сочувственное (fr. 128 R из Августина, Civitas. Dei, IV, 31, 2), отношение других писателей — снисходительно-ироническое (император Август, fr. 130 R из Светония, Divus Augustus с. 76, Гораций, Сатиры 1, 4, 138 слл., I, 5, 97 слл., 1, 9, 60 слл.), с другой стороны, еврейские религиозные обряды стали в это время даже «криком моды» в высшем римском обществе (Horat. ibid, Tibull. 1, 3, 17–18, Ovid, ars amatoria 1, 75, 415, 217 слл.). Если история Трога Помпея, resp. Юстина, в некоторых местах (Just., 36, 1–3) проникнута антисемитизмом, то это такое же «литературное заимствование», как и многое другое в его труде.
Однако, уже при Тиберии начинается в обществе антисемитская пропаганда, а вслед за ней и правительственные ограничения. В 19 г. происходит выселение всех евреев из Рима, 4000 евреев призывного возраста были отправлены в отличавшуюся убийственным климатом Сардинию для борьбы с сардинскими разбойниками[46]. Во главе антисемитской партии стоял всемогущий Сеян (источники — ibid., прим. 87). В виду того, что евреи, несомненно, энергично хлопотали об отмене этой меры, в обществе начиналось противодействие такому потаканию проискам евреев; в литературе начали доказывать необходимость и спасительность этой меры. Из указания писателей этой эпохи Валерия Максима (fr. 141 R = Epitome Юлия Париса 1, 3, 3 и Непотиан), писавшего между 29 и 31 г., т.-е. как раз накануне отмены этой меры, мы видим, что антисемиты, ссылаясь на исконность и древность ее: уже в 139 г. до P. X. при консулах М. Попилии Лене и Л. Калпурнии произошло якобы первое изгнание евреев из Рима. В действительности, повидимому, в 139 г. борьба шла с восточными культами вообще и вряд ли евреи удостоились в это время даже особого упоминания. Мера эта, в 31 г., с уходом Сеяна, была отменена, но общественный антисемитизм был уже в это время в Риме налицо в полной мере. Вот почему во время событий 38 г. евреям уже не удалось для противодействия антисемитским эксцессам опереться на римлян: волна александрийского антисемитизма встретилась на этот раз с такою же волной в Риме, нашедшей свое завершение в том, что Гай Калигула, следуя традиции Антиоха IV, пытался поставить свою статую в Иерусалимском храме (Mommsen, Röm. Gresch. V 3, 518).
Рассказа Филона об александрийском погроме — самом ужасном из всех погромов древности — я приводить не буду[47]. Здесь только обращаю внимание читателя на то, что представитель правительственной власти, Авиллий Флакк, не только не был устроителем погрома, но стал открыто на сторону погромщиков только тогда, когда погром уже был в полном разгаре, и то после колебания. Все принятые им затем репрессивные меры против евреев — запрещение субботы, статуи императоров в синагогах, насильственное выселение евреев в старое гетто, обыски в еврейских домах, принуждение еврейских женщин публично есть свинину, бичевание членов еврейского совета были результатом непосредственного давления руководителей масс, а не наоборот. Отправленное евреями к Калигуле посольство с жалобой на происшедшее не имело успеха и повело только к новым издевательствам. Вопрос о том, был ли Гай Калигула помешанным, страдавшим манией величия, как думает Моммзен (Röm. Gesch. V 3, 516), Штегелин (о. с. 383) и др. или же наоборот, мудрым пастырем народов (Willrich, Beitr. zur alten Gesch., 3, 85 слл. 288 слл. 397 слл.), при нашем взгляде на историю лишен всякого интереса. Калигула поддержал александрийских антисемитов не вследствие своих каких-то индивидуальных особенностей, а потому что, как мы видим, антисемитское ожесточение в Александрии случайно совпало в это время с обострением общественного антисемитизма в Риме.
В еврейской литературе ответом на гонения 38 г. явилась книга «Премудрости Соломоновой», не довольствующаяся одной апологией, а дышащая жаждой мести (см. ниже ч. II, общ. зам.). На основании ряда остроумных доводов, Goodrick[48] доказал, что книга эта написана именно в эту эпоху. Здесь нашли отзвук все злободневные вопросы, волновавшие александрийское еврейство в это, и только в это время: и навязывавшийся в это время евреям культ живого человека — римского императора Калигулы (XIV, 16. 17: «безбожный обычай [поклонения изваяниям] с течением времени упрочился и получил силу закона; по приказу тиранов стали чтить статуи: так как люди за дальностью расстояния не могли воздавать почитание им лично, они сделали вдали (от самих тиранов) копию их облика, сделали выставленное на показ изображение почитаемого царя, дабы перед ним в его отсутствии можно было пресмыкаться так же, как если бы он сам был там») и оспаривавшееся у евреев право александрийского гражданства, согласно их — справедливому или несправедливому — притязанию предоставленное им Александром Великим и Птоломеем I (по еврейской традиции всячески заманивавшим евреев в Египет), и отнятое у них при позднейших Птоломеях (XIX, 15 — проецируется, как это делалось обычно, см. выше стр. 48, в Египет времен Исхода): «С торжеством приняли они евреев, а затем, когда те уже получили все гражданские права, подвергли их неслыханным страданиям». Совпадения эти слишком серьезны, чтобы их можно было считать случайными; поэтому, возражения против доводов Гудрика, сопоставленные у Oesterley, о. с. 462–463, я считаю неосновательными. Книга описывает пребывание библейских евреев в фараоновском Египте, но, как я указал уже, здесь — типичная проекция современности в прошлое. Здесь говорится о жесточайших и несправедливых преследованиях евреев (X, 16 слл., XI, 1 слл. ХVІ-ХІХ, см. Oesterley, о. с. 473), здесь приводятся бросаемые антисемитами евреям упреки (II, 14 слл.: «нам тягостно», говорят язычники — «даже глядеть [на еврея]: его образ жизни не похож на нравы других людей, его жизненный путь особенный. Он ставит нас ни во что и сторонится наших путей, как чего-то нечистого», XII, 19: «Ты, Господь, научил нас, что надо любить людей, быть philantropon» — Гудрик справедливо видит здесь полемику с теорией антисемитов, по которой евреям их религия предписывала ненавидеть иноплеменников — misanthropian. Наконец, мы находимъ здесь и характерный (см. ниже стр, ч. II, 1) довод: если еврейская вера правильная, то почему же их Бог не избавляет евреев от страданий, которым они подвергаются? (II, 17 слл.).
Перейдем теперь к третьей из намеченных нами эпох. Эта эпоха так насыщена антисемитизмом, что еврейские преследования представляют непрерывное явление, и было бы неблагодарным делом пытаться и эту эпоху разложить на отдельные волны. Поэтому удовольствуемся тем, что покажем, как отдельные преследования евреев либо являются непосредственным результатом деятельности антисемитских масс, либо по крайней мере создаются в атмосфере напряженного общественного антисемитизма.
В царствование Клавдия из римских писателей выступали, как антисемиты, Сенека, придавший обвинению во всемогуществе «мирового кагала» его классическую формулу: „Victi victoribus leges dederunt" — «побежденные диктуют законы победителям» (fr. 145 R из Августина, de civ. Dei VI, 10)[49], и Персий, видевший в еврействе колдовство или чернокнижие (Sat. V, 176). Поэтому, если Клавдий, открывший свое царствование эдиктом о веротерпимости к евреям, впоследствии, в 49 г., запрещает евреям религиозные собрания (Dio Cass. Hist. Rom, LX, 6, 6), то в этом последнем распоряжении необходимо видеть не что иное, как уступку римскому общественному мнению.
При Нероне антисемитизм также исходит от общественных групп, а не от правительственной власти. В Цезарее (Палестина) евреи были лишены гражданских прав по требованию их сограждан греков (Ios. Ant. XX, 8, 9). Это повело к ряду уличных столкновений между греками и евреями и, в конце концов, 6 авг. 66 г. все евреи были перебиты. И здесь правительство оказало помощь погромщикам только тогда, когда погром был уже в полном разгаре (Jos. Bell. Iud. 11, 13, 7, 14, 4–5, 18, 1, Ср. Шюрер с. с., 127 прим. 19, Mommsen, о. с. 526). Приблизительно в то же время озлобленная толпа в Дамаске загнала евреев в гимназии, где они были уничтожены до последнего человека (Веll. Iud. 11, 20, 2). Подобные события разыгрались также в Аскалоне, Скитополисе, Гиппосе, Гадаре, Птолемаиде и Тире, — везде погром производился самим народом (Bell, Iud. 11, 18, 5). Враждебность жителей Аскалона к евреям засвидетельствована уже Филоном (leg. ad Caium, 30), о крайне антисемитском настроении жителей Тира свидетельствует Иосиф Флавий (с Ар. 1, 13). Случалось изредка, что правительство противодействовало погромщикам и прекращало кровопролитие, как было, напр., в Цезарее-Панеаде (Mommsen, о. с. 532), но никогда не случалось, чтобы правительство устраивало погромы вопреки воле местного не-еврейского населения. Точно так же александрийский погром 68 г. по P. X. возник по почину толпы, решившей составить петицию Нерону о лишении евреев гражданских прав и начавшей с убийства нескольких евреев, которые были позорно волочимы по городу, а затем сожжены на костре. Представитель правительства, еврей-ренегат Тиберий Александр, правда, очень скоро перенял руководство погромом, выпустив против еврейского квартала более двух легионов солдат. Еврейский квартал был разграблен, и убито более 56 тыс. евреев, при чем наиболее свирепыми погромщиками были не эти солдаты, а александрийская чернь (Ios: Bell. jud. 11, 18, 1–8). Таким образом, и здесь в сущности нельзя говорить о правительственном погроме — погром возник по почину народных масс.
В литературе царствования Веспасиана антисемитские выпады мы находим у Квинтилиана и Антония Юлиана. Квинтилиан представляет для нас особенный интерес, так как труд его, Institutio oratoria, посвящен грамматическим и реторическим вопросам, ничего общего с еврейством и вообще политикой не имеющим. Образцы словосочетания, заимствуемые им из обыденной жизни, конечно представляли собою в его время нечто общеизвестное и бесспорное. Мы читаем у него (III, 7, 21): «Мы ненавидим также и источник зла. Для основателей государств зазорно, если они организовали народ, опасный для других народов. Это относится, напр., к основателю еврейского суеверия». Такой же характер носила и книга римского прокуратора в Иудее, М. Антония Юлиана, видевшего в еврейском учении, по которому претерпеваемые евреями муки есть наказание за совершенные ими грехи — доказательство порочности и греховности еврейского народа.
При таком положении дел нам станет вполне понятно опечатание еврейского храма в Леонтополе (близ Гелиополя) основанного Онием, несмотря на крайнюю лояльность, проявленную египетским еврейством, главной святыней которого был этот храм. Псевдографическая V-ая книга «Сивиллиных пророчеств», написанная александрийским евреем около этого времени, с ужасом рассказывает (в форме предсказания) об этом событии и видит в нем «начало конца мира» (Or, Sibyll, V, 504–507).
В других случаях правительство оказывалось по отношению к евреям все же более либеральным, чем общество. В Антиохии в царствование Веспасиана еврейские погромы были почти хроническим явлением (Bell. Jud. VII, 3, 3), антиохийцы требовали полного изгнания из города евреев, а когда им в этом отказали, — по крайней мере лишения их гражданских прав, но и эта их просьба не имела успеха (Bell. jud. VII, 5, 2, Antt. XII, 3, 1).
То, что Тит, завершая завоевание Иудеи, не только исполнял задание государственного значения, но и находился под влиянием антисемитских настроений римского общества, видно из того, что, хотя покорение Иерусалима и было самым блестящим военным делом не только его царствования, но и целой эпохи, он отказался принять титул Iudaïcus (по образцу Parthicus, Dacicus и т. д.), стыдясь такого названия (ниже ч. II, 2).
В царствование Траяна и Адриана римский антисемитизм достиг своего апогея. В ряде сатир (III, ст. 10, см. VI, 542 слл. и др.) Ювенал изливает свое презрение к евреям, как к народу нищих шарлатанов. В сатире XIV, (96 слл.) развивается мысль, что принятие части еврейского вероучения уже фатально ведет к полному вхождению в еврейство, т.-е. к преступности: это считается несомненно установленным фактом, так как для Ювенала несомненно, что еврейская вера учит не считаться с государственным законом и не делать никакого добра, а наоборот причинять всякое зло иноверцам. Равным образом, и Тацит дал полное собрание всех уже известных нам обвинений, пред'являвшихся евреям, особенно подчеркивая еврейское человеконенавистничество (Hist. V § 5). При таком положении дел, история еврейского восстания при Траяне и Адриане, как она обычно излагается (напр. у Моммзена, V 3, 542 слл.), если ее пополнить данными, почерпаемыми из вновь найденных папирусов (Pap. Bremen № 40 у Wilcken, о. c. 794, Pap. Par. 68 ibid. 807 слл., теперь еще Pap. Ox. IX, 1189, X, 1242) представляется совершенно непонятной и даже внутренно противоречивой.
В 115 г. евреи Египта, Кирены и Кипра восстают против римлян. Как уверяют нынешние ученые, «никаких притеснений, ответом на которые была бы это восстание, не было» (Bludau, о. с. 91); восстание пытаются об'яснить надеждой на создание мирового еврейского государства. Нельзя не заметить, что надежды эти нелепы и явно несбыточны. Дело не только в том, что евреи в областях, охваченных восстанием составляли менее 1/8 населения, тогда как их соседи относились к ним со жгучей ненавистью и никогда бы не согласились попасть под еврейское господство; дело в том, что сверх того евреям, конечно пришлось бы, в конце концов, считаться с Римом, а безнадежность такой попытки была после разрушения Иерусалима ясна для всякого. Между тем, еврейский народ, к этому времени уже почти 700 лет живший в рассеянии, приучился к осторожности и благоразумию в своих шагах. И действительно, римляне, несмотря на трудное военное положение (все войска были отвлечены азиатским походом Траяна), несмотря на отчаянное сопротивление повсеместно подавили это восстание. При этом все еврейское население главного еврейского культурного центра — Александрии — было уничтожено римским войском (Аppian, Civ. II, 90), и все имущество египетских евреев конфисковано в казну (Pap. Ox. IX 1189).
Данныя папирусов вводят нас в еще большее затруднение. Из Pap. Oxyr. IV, 705, 31 ff.+Pap. Brem. 40 мы узнаем, что большой подмогой римскому войску в борьбе с евреями было народное ополчение крестьян, понесшее тяжелые потери людьми в этой борьбе. Это ополчение именуется symmachia «союзническое войско»; повидимому, оно было добровольным. Действительно, ненависть местного населения к евреям была так велика, что жители Оксиринха с тех пор ежегодно справляли особые торжества в день победы над евреями. Казалось бы, римское правительство должно только благодарить греко-египетское население за тяжелые жертвы и самоотверженную помощь, оказанную римлянам в такой трудный момент… Что же мы узнаем из папируса P. Par. 68?
Оказывается, вожди греко-египетских антисемитов принуждены были предстать перед суд Адриана. Им вменялось в вину, что они торжественно провели по городу, подвергая всяческим насмешкам и оскорблениям, вождя восстания, еврейского «царя», повидимому, киренского еврея Лукуя или Андрея (Вилькен, о. с. 815). Им приходилось защищаться от этого обвинения и приводить в свое оправдание то обстоятельство, что еврейский царь был подвергнут оскорблениям по приказу римского наместника Лупа. Но эта ссылка не удовлетворяет Адриана, и он укоризненно замечает: «Вот до чего доводит междуусобная распря!» Далее евреи обвиняют антисемитов в том, что арестованные евреи были ими вытащены из темницы и изранены, на что император, повидимому, отвечает (восстановление гадательно): «Это так, но надо было бороться с совершившими это преступление, а не с александрийцами вообще! (т.-е. это не оправдывает еврейского восстания)». В дальнейшем ходе дела антисемиты возражают, что они не вытаскивали из темницы арестованных евреев, что это сделали сами евреи с целью потом обвинить антисемитов в этом поступке. Евреи заявляют в ответ, что это ложь. Далее император вменяет александрийцам в вину также и то, что они оскорбили какого-то почтенного еврея, бывшего посла, и что александрийцы были первыми зачинщиками безбожных поступков. Мы узнаем, что уже до этого, к ужасу александрийцев, евреям особым эдиктом было разрешено селиться и в тех частях города, где жили не-евреи, т.-е., что гетто было отменено и что, повидимому, по делу об извлечении из тюрьмы и избиении арестованных евреев, уже раньше 60 александрийцев были осуждены на изгнание, а их рабы обезглавлены, тогда как, по мнению александрийской делегации, такой участи заслуживали сами арестованные евреи, а не александрийцы, решительно ни в чем неповинные (BGU 341, вторая редакция парижского папируса). В результате вождь антисемитов Антонин присуждается императором к заключению в тюрьму.
Итак, если оставаться при общепринятом взгляде на еврейское восстание, то придется допустить, что римское правительство было не иначе, как на службе у всесильного еврейского кагала. Действительно: евреи без всякого повода восстали против римлян и учиняли при этом неслыханные зверства (они, якобы, убили 220 тыс. человек в Кирене, 240 тыс. человек на Кипре). Греко-египетское население, самоотверженно рискуя жизнью, добровольно выступает на помощь римлянам. В результате, греков же тащат к суду императора по мелким обвинениям, ничего не стоющим по сравнению с зверским убийством 460 тыс. человек. Так, им вменяется в вину оскорбление еврейского «царя», оскорбление какого-то еврея посла, нанесение ранений арестованным евреям… И что же? Император Адриан всецело становится на сторону евреев: вождя антисемитов Антонина он приказывает бросить в темницу. Мало того, оказывается, что уже до этого особым эдиктом было отменено гетто и 60 александрийцев были изгнаны за антиеврейские беспорядки, а рабы их даже казнены.
Конечно, у читателя явится мысль, что император Адриан был крайним юдофилом. Ничего подобного! Именно этот император для попрания еврейских национальных чувств основал в 130 г. на развалинах Иерусалима римскую колонию Элия Капитолина, именно этот император запретил на всей территории римской империи обрезание, т.-е., что одно и то же, исповедание еврейской веры (Spartian., Hadrian, 14). {Добавление: Не только Адриан, но и Траян, как и жена его Плотина, ни в каком случае не были юдофилами или «шабесгоями», какими их изображает мартиролог Pap. Ox. X 1242 («Плотина заранее упросила сенаторов, чтобы они действовали во вред александрийцам и помогали евреям» и т. д.): талмудическая традиция считает именно Траяна и Плотину самыми жестокими гонителями евреев (C. Фруг, Агада, ч. I. Одесса 1910, стр. 196).}
Примирить эти противоречивые факты можно только одним путем. Очевидно, утверждение. Моммзена (о. с. 543), Блудау (стр. 91), Вилькена (стр. 41) и др., что еврейское восстание при Траяне не было результатом притеснений или преследований, слишком поспешное; папирусный материал дает право сделать как раз обратное заключение. Мы видели выше, что разрушение Иерусалима вызвало целую волну жестоких расправ с евреями. Надо думать, что значительная часть антиеврейских беспорядков, на которые намекается в папирусе, имела место еще до еврейского восстания и вызвала его. Повидимому, даже и антисемитски настроенный Адриан должен был признать, что евреи вынуждены были к восстанию невыносимыми гонениями и что, несмотря на это восстание, евреи были все же гораздо более лояльными римскими подданными, чем их противники — египетские греки, как известно, ненавидевшие римлян еще гораздо больше, чем евреев[50].
Итак, этот несколько слишком длинный исторический экскурс с несомненностью подтвердил выставленное на стр. 78 положение, что правительственный антисемитизм в древности всегда появлялся в результате антисемитизма общества, а не наоборот. Докажем и второе положение, что — правительства, сплошь и рядом, покровительствовали евреям, несмотря на антисемитизм общества и против воли этого общества. В самом деле, в то время как греко-египетское общество зачитывается антисемитскими баснями в истории Манефона, Птоломей III предоставляет синагоге право убежища (Dittenberger OGIS 129), Птоломей VI Филометор, как мы видели (стр. 87), несмотря на существование сильной антисемитской партии, разрешает евреям построить храм в Египте, поручает им ответственные должности в государстве и т. д. (Jos. с. Ар. II 5, Ant. XIII, 3, 4). Вообще Птоломеи, по правильному замечанию Блудау (стр. 10) имели репутацию горячих юдофилов (eifrige Judenfreunde); но даже и их политические противники — Селевкиды были все же благосклоннее к евреям, чем окружавшее их общество. Это засвидетельствовано Диодором (34 fr. 1; вернее его источником, Посидонием Апамейским, см. Reinach о. c. fr. 25) для Антиоха VII. Такое благоприятствование правительств евреям вопреки воле общества Моммзен (о. с. 492) об'ясняет тем, что «евреи; благодаря их приспособляемости и уживчивости, с одной стороны, и ни перед чем не отступающему упорству, с другой, были особенно удобным материалом для государственного строительства». Поэтому, и римские императоры часто оказывались вынужденными, не считаясь с общественным настроением, покровительствовать евреям. Так, выше (94–95) мы видели, что Тиберий, следуя настроению общества, выселил всех евреев из Рима. В 31 г. однако, соображения государственной пользы вынудили его отменить эту меру и разрешить евреям вернуться в Рим (Philo, leg. ad Caium § 24). В царствование того же Тиберия представители малоазиатских греческих городов обратились к римскому наместнику Марку Агриппе с петицией о лишении евреев гражданских прав в этих городах, т. к. они не почитают официальных государственных божеств. Агриппа отклонил это ходатайство и сохранил за евреями их права вопреки воле их сограждан-эллинов (Niс. Dam. fr. 43 R = Jos. Ant. XII, 3, 2). Император Клавдий по расследовании дела о погроме в Александрии, признал правыми евреев и даже казнил главарей антисемитов, несмотря на то, что их дело было в высшей степени популярно в александрийском обществе, так что впоследствии о них возникла целая литература, в которой они изображались, как мученики за эллинское дело (см. Wilken, о. с. стр. 800 слл.)., так, из Pap. Ox. X 1242 мы видим, что во время процесса александрийских антисемитов при Траяне, они ссылались, как на своих предшественников, на мученников при Клавдии (I. 72). То же было и при императоре Тите, как известно, меньше всего повинном в юдофильстве. Его наместник воспретил антиохийцам громить евреев, равно как и препятствовать им в отправлении их культа, а сам Тит категорически отклонил петиции антиохийских граждан о выселении евреев из этого города (Mommsen о. с. 541). Далее, Нерва отменил судебное преследование за «еврейскую жизнь», т.-е. за соблюдение еврейских обычаев (Dio Cass. Epit. Xiphilin, 68, 1, 2), а Траян уничтожил, из соображений политического характера, гетто в Александрии, разрешив евреям селиться во всем городе, хотя александрийцы неоднократно просили императора о сохранении гетто (Wilcken о. с. 812), Наличность в пап. BGU 715 (выше, стр. 56) большого числа евреев-ситологов показывает, что в эпоху Траяна «евреи пользовались особым доверием римского правительства» (Wilcken, Grundzüge, I, 1,62). Во время процесса евреев и антисемитов, сам Траян и жена его Плотина всецело становятся на сторону евреев (P. Ox. X, 1242). Точно так же и император Адриан, подобно Клавдию и Траяну, при разборе дела о столкновении не-еврейского населения с еврейским в Египте, стал на сторону евреев и, по крайней мере, одного из вождей погромщиков, Антонина, подверг тюремному заточению; и об Антонине стали затем в литературе говорить, как о мученике за эллинское дело (Wilken, о. с. 807 слл,).
На все сказанное нам возразят ссылкой на то, что разобранные нами антисемитские общественные настроения характеризуют не все греко-римское общество, а только часть его, и притом худшую в нравственном отношении, что лучшая часть общества относились к еврейству более терпимо и что на эту-то лучшую часть и опирались правительства.
Это неверно. Во главе антисемитского движения в древности, действительно, стояло много негодяев, но это решительно ничего не доказывает. Всякое народное движение, связанное с противозаконными, насильственными действиями, наряду с людьми пассивными, подпавшими влиянию активных руководителей, состоит, с одной стороны, из убежденных фанатиков новой идеи, а с другой стороны, из еще большего количества негодяев, пользующихся случаем, чтобы половить рыбу в мутной воде. Античный антисемитизм представлял собой именно такое народное движение и, поэтому, конечно возглавляется не только проходимцами, но и убежденными идеалистами с незапятнанной репутацией.
Так, александрийский литератор Апион, один из организаторов погрома 38 г., по единодушному выводу современных ученых, был не только пустым болтуном, без каких-либо глубоких убеждений, но и сознательным негодяем. «Лгун, тщеславный всезнайка, специалист по надуванию масс, ловкий, остроумный, бесстыдный и безусловно лояльный» (Mommsen, о. с. 518). Его бессодержательность и шарлатанство прекрасно иллюстрируются его «научными» гомеровскими изысканиями (ibid. 518, пр. 2) и тем, что в числе величайших гениев древности, наряду с Сократом, Зеноном и Клеанфом он называл и самого себя (Апион, fr. 63 DR, § 6 = Ios. с. Ар. II, 7—13). Гаусрат (Neutest. Zeitgeschichte 2, 192) и Блудау (о. с. 80) называют его «самым невежественным, тупым и нечистоплотным из всех грамматиков древности»[51]. Точно так же невысоко стоявшими в нравственном отношении людьми были вероятно и некоторые другие столпы древнего антисемитизма — Антиох IV Эпифан (Schürer, Geschichte, I 8, 190, слл.), Птоломей VII Фискон (Niese, Gesch. III, 272, слл.) и Цицерон (Mommsen, о. с. III, 180, 217–218, 326), хотя относительно этих лиц взгляды ученых уже значительно расходятся, и Антиоха IV, напр., многие считают фанатиком-идеалистом (Willrich, Juden und Griechen, Gött. 1895, 124). Зато, с другой стороны, относительно Манефона даже Иосиф Флавий (с. Ар. I, 26) должен признать, что вообще это добросовестный историк, нигде не искажающий своих источников, и только при изложении еврейской истории он, за отсутствием прямых источников (библейскому рассказу, как одностороннему, он не доверял) «спроецировал в первобытные времена все то, чем попрекали современных ему евреев» (Штегелин, о. с. 10), — можно говорить о ненаучности такого приема, но не может быть речи о недобросовестности Манефона.
Далее, до нас дошли обрывки особой отрасли александрийской литературы — мартирологи, жития мучеников, пострадавших за свою антисемитскую деятельность Wilcken, о. с. 800, слл.). Это Исидор и Лампон, организаторы погрома 38 г., Гермаиск, Павел и Антоний, организаторы погрома в начале царствования Траяна и т. д. В Pap. Ox. X, 1242, сами боги (Серапис) чудесными знамениями свидетельствуют о правоте антисемитского дела. Конечно, среди этих лиц могли быть и сознательные негодяи, покрытые ореолом мученичества и идеализма только вследствие того, что они были казнены из-за евреев, но самый факт существования и широкой популярности таких мартирологов показывает, что среди вождей антисемитов были и убежденные идеалисты, борцы за идею.
Доказательством того, что такой взгляд правилен, являются и еврейские источники, которые, уже во всяком случае нельзя обвинить в сочувственном отношении к антисемитам. Антисемиты типа Апиона здесь спроецированы в лице Амана; маска легко раскрывается благодаря тому, что Аман, хотя и состоит при дворе персидского царя, но в некоторых местах назван не амалекитянином, а македонянином (доб. к кн. «Эсфирь», 6 10, стр. 210, Kautzsch), как официально именовали себя привилегированные египетские греки. Аман, действительно, выведен негодяем и государственным изменником. Точно так же в так наз. III кн. Маккавеев главные представители антисемитского направления — придворные пьяницы и гуляки (III Макк. 2 25, стр. 124, Kautzsch); здесь также — проекция в древность фиасов, кружков, устраивавшихся для совместных пирушек и кутежей, бывших, по свидетельству Филона (in Flacc.. 17), очагами антисемитизма. Но в обоих этих еврейских источниках мы встречаем и другой тип антисемита: это честные, идеалистически настроенные люди, преследующие евреев ради блага и преуспеяния своей родины, так, как, по их мнению, именно из-за евреев это благо не может быть достигнуто. Таковы царь Артаксеркс в доб. к книге «Эсфирь» и Птоломей IV Филопатор в III кн. Маккавеев (см. их указы: доб. к кн. «Эсфирь» 2, 2, стр. 202, К, III кн. Макк. 3, 12 слл., стр. 126—127К). Здесь также несомненно проецируются в древность современные авторам этих книг антисемиты- идеалисты.
Нельзя также представлять себе дело так, что лучшая часть общества была настроена филосемитски, С начала III века до P. X. филосемитов в древности или вовсе не было, или они составляли незначительную горсточку (я исключаю конечно, тех эллинов, которые принимали целиком или отчасти еврейскую религию, становясь или прозелитами или так наз. «чтущими Всевышнего Бога»). Действительно, еврейские источники указывают, что были отдельные греки, не одобрявшие насилий и погромов и даже согласившиеся спрятать у себя знакомых или компаньонов-евреев на время погрома; это сообщение III кн. Маккавеев (3 8, ср. 3 27 ) также несомненно является проекцией действительности времени написания книги: в самом деле, из Филона (leg. ad Gai. 19), мы узнаем, что во время погрома 38 г. находились отдельные люди, выражавшие сочувствие жертвам истязаний, но толпа их била, бичевала и распинала на крестах.
Что мягкосердечные люди не могли выносить вида истязаний, это естественное явление для всех времен, и это еще, конечно, не дает права говорить о юдофильстве. Больше никаких указаний на юдофильство, исключая апокрифического письма императора Юлиана Отступника, мы не имеем; повидимому, еврейство вызывало к себе либо ярко-дружественные, либо ярко-враждебные чувства.
Друзья евреев неизбежно или становились еврейскими прозелитами (очень редко) или, если их это шокировало, вступали в примыкающие к евреям кружки, «чтущих Бога Всевышнего». Таким образом, вне еврейства оставались только антисемиты и неудивительно, что всякому, кто, не входя в круги еврейства, делал что-либо на пользу еврейства, бросалось обвинение в тайном сочувствии евреям, в еврейском происхождении и т. д. Так, в папирусе-мартирологе Р. Саіr. 10448 (Wilcken, о. с. 802) вождь антисемитов и организатор погрома 38 г. Исидор бросает императору Клавдию в лицо обвинение в том, что он незаконный сын еврейки Саломы; в Pap. Ox. X, 1242, I, 42, Гермаиск заявляет Траяну, что его сенат «наполнен безбожными жидами». Это было единственно возможным об'яснением того, что эти императоры не стали на сторону александрийских погромщиков.
Итак, правительство играло пассивную роль в преследовании евреев; антисемитские настроения исходили из недр античного общества.