Слёзы превосходно облегчают душу. Особенно Тосину. Поплакала она немного, повздыхала — и все неприятности куда-то исчезли. На душе снова легко. Своей вины она, конечно, не признала и считала, что девочки отнеслись к ней несправедливо. Просто придрались и выместили на ней свою досаду. Ничего не поделаешь! Такая уж у Тоси судьба неудачливая. Но это всё позади. И Тося не злопамятна. Она очень добрая и легко простила подругам эту обиду. В школу на другой день она отправилась в самом прекрасном настроении. Ей казалось, что и другие, как она, за ночь успели забыть ссору, и всё пойдёт по-старому. Подумаешь, какая беда! Поругались с мальчиками! И главное, из-за чего? Из-за старых бочек!
Но скоро она почувствовала, что ошиблась. Оказалось, что девочки не забыли вчерашней ссоры и продолжают сердиться.
В школе они явно избегали её. На первых уроках Тося еще крепилась. Сидела она притихшая и плохо понимала, что́ говорили учителя и отвечали ученики.
Вера Фомина всё время наблюдала за работой юннатов своего отряда. Она знала о многом, что происходило в картофельных бригадах: ребята ей рассказывали. Вожатая не удивилась, когда в конце учебного дня её вызвали в коридор и здесь она увидела Тосю.
— Верочка, я вам что-то хочу сказать… — еле сдерживая слёзы, пробормотала девочка.
С одного взгляда на пионерку Вера поняла: что-то случилось.
— Ну, говори…
— Нет, я по секрету…
Здесь, за книжными шкафами, был укромный уголок, где Верочке нередко приходилось выслушивать самые различные признания, делать выговоры, или, как она называла, „наставлять на путь истинный“.
Не успела Тося сказать и двух слов, как слёзы полились обильными ручейками.
— Ты бы сначала сказала, в чём дело, а уж потом плакала, — несколько переждав, посоветовала Верочка. — Может быть, и плакать не стоит. Какие-нибудь пустяки…
— Ни-ичего не пустяки…
— Ну, тогда рассказывай.
Сбиваясь и путаясь, Тося с трудом рассказала: никто с ней не хочет разговаривать, хотя она ни в чём не виновата. Если бригады поругались, то это не из-за неё, а из-за бочек, и вообще первая начала Зина.
Из всего сказанного Верочка поняла только одно: бригады юннатов поссорились, и ей необходимо вмешаться.
Прозвенел звонок. Верочка отправила Тосю на последний урок, пообещав всё выяснить и уладить. Она решила поговорить с юннатами, но задержалась и, когда пришла в класс, застала только поджидавших ее Тосю, Катю Миронову и Ваню Рябинина. Все остальные ушли домой. Катя переписывала заметки, а Ваня рисовал заголовок. Оба они были редакторами классной стенгазеты.
— Так! — с довольной улыбкой сказала Верочка, остановившись за спиной Вани. — Завтра выпустите?
— Ага.
— А я думала, что вы из-за своей картошки и про газету забыли, — шутливо сказала она. — Как у вас там дела?
— Какие? — не понял Ваня.
— С картошкой.
— Растёт. У нас восемьдесят один, а у девочек девяносто три.
— А почему девочки вас обогнали, Ваня?
— Мы не виноваты… У них глазков больше.
— А вы не ссоритесь?
— Зачем?.. Не-ет… — ответил Ваня.
— Ребята нам здо́рово помогают, — подтвердила Катя.
— А я слышала другое… — допытывалась вожатая.
Тося с трудом удерживалась, чтобы не вмешаться в разговор. Она уже хотела возразить, но в этот момент Катя искоса взглянула на неё так, что Тося закрыла рот и потупилась.
— Послушай, Ваня, а что это за бочки вы вчера прикатили? — спросила Вера.
— Железные бочки со станции, — охотно пояснил Ваня. — Будем в них удобрение разводить для подкормки картофеля…
— Это вы для своей бригады взяли?
— И для своей и для девчоночной, — сказал Ваня.
— Ой! Ой! — вырвалось у Тоси. — Не совестно!
— Мы и селитры принесли, — продолжал Ваня, словно ничего и не слышал.
— Ну, так… Я рада, что у вас так всё хорошо! Главное — не надо ссориться. Вы уже не маленькие и дело делаете большое. В субботу ваш доклад на сборе… Не забудь, Ваня, — напомнила Верочка и вышла.
Некоторое время стояла тишина. Было слышно, как поскрипывает Катино перо.
— Нажаловалась всё-таки… — сказала она, не поворачивая головы.
— Я вовсе не жаловалась. Я только про себя сказала, — отозвалась со вздохом Тося.
Снова установилась тишина. Ваня рисовал яркую большую звезду. Катя писала.
Видя, что про неё как будто забыли, Тося встала из-за парты и медленно направилась к двери, каждую секунду ожидая, что её окликнут. Подошла к двери и оглянулась. Нет, на неё даже не смотрели.
В скверном, очень скверном настроении возвращалась Тося домой. Шла, размахивая сумкой, и думала о том, какие на свете живут плохие девочки и мальчики. Сердце ее сжималось от жалости к себе.
Подходя к деревне, она увидела бегущую с фермы Полю. В руках у неё было двое вил.
— Тоська, где ты пропадаешь? — крикнула ей Поля.
— А что?
— Беги скорей на участок! Николай Тимофеевич поехал пахать нам. Надо навоз разбрасывать. Кто за тебя будет работать? — на бегу кричала Поля.
Долго раздумывать не приходилось, и Тося, забыв обо всём, стремглав побежала за Полей.
На участке шла работа. Навоз был уже привезён и лежал большими кучами. Николай Тимофеевич стоял за пароконным блестящим на солнце плугом в начале участка и ждал, пока Зина, Оля и Нюша разложат навоз в борозду.
— Ровней кладите! Не торопитесь! — говорил он. — Посадка не простая, научная!
— Всё, папа! — крикнула Зина. — Давай!
Николай Тимофеевич свистнул, и два коня-тяжеловоза — Мальчик и Крошка — послушно тронулись вперёд.
— Эге!.. Левее, Крошка!.. Эге! — покрикивал Николай Тимофеевич, держась за рукоятки плуга.
Тося бросила у берёз свою сумку, взяла у Поли вилы и принялась за дело. Работала она за двоих. Скоро раздался её звонкий голос, а затем смех и неизбежный визг.
Через час участок был вспахан, и бригада возвратилась домой.