Глава первая

Грузовик, набитый до отказа пустыми ящиками, мчался по шоссе. На ящиках, перевязанных веревками, сидела девушка. Она крепко держалась за веревки, боясь свалиться, и зорко следила за крутыми поворотами. Донесся свист паровоза. Девушка слегка приподнялась, стараясь сквозь ветви деревьев разглядеть станцию. Грузовик повернул на немощеную дорогу и, немного проехав, остановился. Шофёр высунул голову из кабинки.

— Ваша станция! Слезайте, а то дальше увезу! — крикнул он.

Девушка, цепляясь за веревки, спустилась с машины. Затекшие руки и ноги болели.

— Торопитесь, поезд подходит. — Шофёр указал вправо.

Надя Платонова обогнула небольшой садик, увидела поезд, суетившихся людей. Купила билет и едва протиснулась в переполненный вагон. Пришлось стоять, а она так устала: больше суток уже провела в пути. Пересаживаясь с грузовика на телегу, а где и пешком, Надя еле добралась до станции.

В поезде тесно и душно. Но всё же колёса стучат, мелькает километр за километром… Скоро Ленинград!

Всюду видны следы войны… А народ уже хлынул в Ленинград. Поезда переполнены. Возвращаются из эвакуации коренные ленинградцы, едут люди, никогда не жившие там. У всех одно желание — помочь возродить город.

В вагоне стало свободнее. Толпившиеся в проходах пассажиры кое-как разместились. Наде тоже удалось пристроиться на кончике скамейки: подвинулась девушка в украинской вышитой рубашке. Она приветливо сказала:

— Попробуйте уместиться здесь. Лучше, чем стоять!

Девушки разговорились. Надя скоро узнала, что спутницу зовут Варей. До войны она с матерью и сестрой жила в Ленинграде. Училась в школе и перешла в восьмой класс. Мать на лето отправила ее в гости к своей сестре на Украину.

— Если б я знала, что так будет, ни за что бы не поехала!

Варя расплакалась, и только из отдельных фраз Надя поняла, что пережила девушка за это время.

Немцы неожиданно подошли к селу, куда приехала Варя. Тетка с односельчанами хотела укрыться в лесу.

— На шоссе нас обстреляли немецкие самолеты. Тетку убили. Я побежала вместе с другими.

Варя замолчала. Надя видела, как тяжело ей. Не расспрашивала. Девушка снова заговорила:

— В Ленинграде дом, где жила моя мать, разрушен. Я всё писала ей, а ответа не было. И вот совсем недавно получила открытку от мамы — она жива! Читаю, и глазам не верю. Я сейчас же в Ленинград поехала. С Украины нелегко было добраться сюда.

В вагоне зашумели.

— Подъезжаем!

Надя и Варя прижались к стеклу. Мелькают обгорелые стволы деревьев, видны развалины, трубы на месте пожарищ. Они стоят как часовые, как немые свидетели войны.

Поезд остановился. Ленинград!

Надя, схватив багаж, хочет первой выйти из вагона.

— Помоги мне! — просит Варя. — Мне надо сдать вещи на хранение.

Надя с удивлением смотрит на большой чемодан.

— Это яблоки для мамы. Она же здесь голодала! — глаза Вари полны слёз и счастья.

Надя и сама бы так поступила, если бы у нее была мама.

И девушка уже не думает о своем желании скорее увидеть город. Она помогает Варе тащить чемодан. С трудом пробираются они вперед. А народу много, все бегут, торопятся. Кругом всё непривычное, невиданное. Остановиться нельзя: людская волна подхватывает и несет.

Идти пришлось далеко. С каждым шагом чемодан казался всё тяжелее. Они уже не несли, а волокли его по земле. В камере хранения большая очередь.

Варя стояла как на иголках. Так невыносимо ждать, когда радость, может быть, совсем близко.

Наде стало жалко девушку:

— А ты знаешь новый адрес матери? Далеко она отсюда живет?

— Совсем близехонько! Если б мне только на одну минутку сбегать, взглянуть на маму?.. — умоляюще шепчет Варя.

Наде тоже хочется уйти скорее с вокзала. У нее есть адрес дальних родственников. Надо их найти. Кто они и примут ли ее — девушка не знает. Как поступить?.. А Варя уже на ходу говорит:

— Подожди меня минуточку, Надя! Я скоро, скоро приду!

Надя осталась с чужим чемоданом. Что делать? Поочередно перетаскивает она чемодан и свои вещи вслед за медленно двигающейся очередью.

Часы идут, а Вари всё нет. Надя достала книгу, попробовала читать. Много раз пробегает одну и ту же страницу — ничего не понимает. Сама всё посматривает на дверь.

В кладовой уже тихо. Пассажиры заходят редко. Они теперь берут обратно багаж.

Надя не знает, что делать. «Брошу ее чемодан и уйду, — думает она. — Почему я должна здесь сидеть? Сосчитаю до ста и уйду!» Сосчитала сто, триста, пятьсот.

Встала, сдала на хранение свой багаж, направилась к двери и… вернулась. Сидит, опустив голову, даже не смотрит больше на дверь.

— Надя, Надюша! Ты здесь! — Варя бросилась к ней. — Я маму нашла! Вот она! — и девушка от Нади бросается к пожилой женщине в черном платке. Та молча, ласково прижимает к себе дочь.

Надя вспомнила свою маму. Ей нелегко смотреть на чужую радость. Она хочет скорее уйти, но Варя с матерью не пускают, зовут ее к себе.

— Надюша, ты здесь целый день сидела голодная, усталая, чужие вещи берегла! Очень ты сердилась на меня? Если б ты знала, что было со мной, когда я увидела маму! Я забыла обо всем — и о тебе, и о вещах. Когда вспомнила, — решила, что ты уже ушла. Даже идти сюда не хотела: мама настояла. И неужели мы тебя отпустим теперь?

Пришлось подчиниться. Пошли пешком, — до Суворовского недалеко. В маленькой комнате сестра Вари уже приготовила чай. Вся семья дружески отнеслась к Наде. И всё же она подумала, что в такой день им лучше было бы остаться одним. Но идти искать родных поздно. Да и намучилась она за день. Ей приготовили постель. Надя лежала с закрытыми глазами. Она слышала радостный шёпот Вари, говорившей с матерью и сестрой, и еще сильнее чувствовала свое одиночество.

Утром она распростилась с новыми знакомыми и пошла искать родственников. Нашла их дом и постучала в квартиру. Ей сказали:

— Такие здесь не живут!

Надя, ошеломленная, стояла на лестничной площадке. В вагоне она старалась представить себе родственников, гадала, как ее примут, но что они не живут здесь — этого она не допускала. «Может быть, ошиблись?» — подумала она и постучала еще раз. Ответ прежний:

— Здесь такие не живут! Спросите в домоуправлении.

Управхоз долго не мог найти в домовой книге названной фамилии. Когда нашел — сказал:

— Да они еще в начале блокады эвакуировались. — Заметив растерянность девушки, он сочувственно добавил: — Может, скоро приедут! Теперь многие возвращаются.

«Многие возвращаются…» — повторила Надя машинально. «Но мне негде жить!» — думала она с отчаянием, проходя по городу, не обращая внимания на широкие улицы, на прекрасные здания. И вдруг — остановилась. Через огромные окна без рам и стекол она увидела синее небо. Вся середина дома провалилась. Крыши не было.

Этот искалеченный дом напомнил девушке всё, что пережил за три года блокады героический город. Теперь она шла, зорко вглядываясь в окружающее.

«Как много разрушенных домов!.. А вот — совсем новый», — мысленно отметила она. Но, подойдя ближе, — поняла: «Да это маскировка! Разрисованная фанера прикрывает развалины дома… Какие тут люди! Они не хотят показывать своих страданий…»

Ей стало стыдно за свое уныние. Тряхнув головой, она бодро подумала: «Да вовсе уж не так я и рассчитывала на родных. У меня же подано заявление в педагогическое училище. Там есть общежитие…»

Девушка спросила у прохожих дорогу и побежала, полная надежды. В канцелярии она узнала, что экзамены уже кончились.

— У меня есть справки. Я опоздала по уважительной причине. Может быть, меня согласятся проэкзаменовать отдельно?

— Переговорите с директором.

— А если меня допустят, в общежитие я могу переехать сейчас или после экзаменов?

— К сожалению, все места уже заняты. Вам нужно было явиться раньше.

Надя растерялась. Тихо отошла в сторону. Безучастно смотрела на подходящую к столу молодежь, повторяя про себя: «Где же я буду жить?».

Этот вопрос встал перед ней сейчас во всей силе. Она не представляла себе, что так может получиться.

Медленно спустилась по лестнице. Приближался вечер.

«Переночую еще раз у Вари. Она, наверно, поможет мне найти квартиру. Или у себя оставит жить. Да я же не записала ее адрес! Название улицы помню. Найду!»

Расспрашивая прохожих, Надя добралась до Суворовского. Дома так похожи! Который из них Варин? Девушка заходит во дворы, поднимается по лестницам, ищет. Но как же найти, когда даже фамилии не знаешь! Отчаяние закралось в сердце. И такой она почувствовала себя маленькой, несчастной. Вспомнился родной колхоз, прощание с отцом и его последние слова: «Доченька, если попадешь в трудное положение, не будешь знать, как тебе поступить, иди в райком».

У постового милиционера она узнала адрес райкома комсомола. Оказалось — совсем близко. Надя поднялась на третий этаж. В приемной много молодежи. Одни здороваются, шутят, другие на ходу договариваются о встречах. Все давно между собой знакомы, связаны общей работой.

Девушка за столом заметила Надю, робко стоявшую у входа. Подошла к ней. Узнав, что она хочет видеть секретаря райкома, попросила немного подождать. Надя старалась привести в порядок мысли. Ей трудно было сосредоточиться. Всё отвлекало. Когда ее позвали к секретарю, она совсем испугалась. В кабинете даже не решилась сесть, хотя слышала приглашение.

— Ваша фамилия Платонова?

— Да, — тихо сказала Надя, не поднимая глаз.

— Вы хотели о чем-то спросить меня?

— Я только вчера приехала. Очень хочу здесь работать с детьми и учиться. Я решила стать педагогом. Но я никого не знаю и пришла к вам.

В райком часто обращались приезжие с просьбой устроить их.

— Вам и жить негде? — спросил секретарь. — С жилой площадью у нас плохо. Много домов восстановлено, но народ всё приезжает и приезжает…

— Пожалуйста, — горячо заговорила Надя, — помогите мне остаться здесь! Я всех потеряла… совсем одна. Хочу именно в Ленинграде работать. Мне легче будет…

Секретарь почувствовал, что Платонова много выстрадала.

— Работа есть, и вас легко устроить, — успокоительно сказал он и позвонил. Вошла худенькая светловолосая женщина с усталым лицом.

— Познакомьтесь, Платонова, с Татьяной Васильевной Зориной. Она у нас заведует школьной работой. Что-нибудь для вас придумает.

Секретарь коротко рассказал Зориной о Наде. Татьяна Васильевна покачала головой.

— С общежитием у нас можно найти работу только в строительных организациях, а вы хотите воспитывать детей…

Наде показалось, что всё кончено, но она не хотела сдаваться:

— Я так мечтала заниматься с ребятами, и именно в Ленинграде. Отдать им все силы, все знания… какие есть…

Секретарь улыбнулся.

— Татьяна Васильевна, поговорите с комсомольцами. Может, временно кто-нибудь приютит ее у себя?

— Пойдемте со мной, — сказала Зорина Наде. — Через час у нас собрание. Я спрошу у молодежи.

В длинной полутемной комнате, вокруг стола, накрытого красным сукном, разместились комсомольцы. Татьяна Васильевна обратилась к ним:

— Товарищи, познакомьтесь: это Надя Платонова. До войны она жила в колхозе. Недавно вернулась из эвакуации. Она сирота: родители у нее погибли. Платонова хочет учиться и работать в Ленинграде, но она никого не знает здесь. Надо где-нибудь поселить Надю. Давайте поможем ей!

Комсомольцы зашумели. Им хотелось выручить товарища, но они не знали, как это сделать. Потом кто-то вспомнил о своей тете: может, она временно пустит?.. Одна девушка пригласила к себе…

— После собрания пойдем вместе, — сказала она Наде.

Через несколько дней Надя нашла себе крохотную комнату, — правда, на время, — и почувствовала себя ленинградкой.

Она прибежала в райком.

— Подумайте! Завтра я перееду в свою комнату! — объявила она.

Платонова с первого взгляда понравилась Татьяне Васильевне.

Круглолицая, с розовыми щеками, с тонкими светлыми косичками, она казалась подростком. Но глаза ее, робость, грустная улыбка говорили о пережитом. Татьяна Васильевна хотела ближе познакомиться с девушкой. Она просто сказала:

— Ты переезжаешь завтра, а сегодня ночуй у меня.

Надя обрадовалась.

После ужина Татьяна Васильевна пригласила ее посумерничать на диване.

— Я люблю, сидя здесь, слушать радио. Особенно музыку. Думается так хорошо, отдыхаешь…

Они молча слушали сонату Бетховена. Потом Татьяна Васильевна спросила Надю, как она жила до войны.

Девушка начала рассказывать тихо, как бы припоминая свою короткую, но полную горя жизнь. Татьяна Васильевна не торопила ее. Постепенно воспоминания увлекли Надю. Она то спокойно и обстоятельно рассказывала обо всех мелочах, то, волнуясь, говорила порывисто, обрывая фразы. Перед Татьяной Васильевной как на экране проходила жизнь этой девушки-подростка.