Надя давно не видела Славу. После ссоры он забегал несколько раз в неделю. «Уверял, — вспоминала Надя, — что без меня даже солнечные дни ему кажутся серыми. И вот пропал, — больше месяца не был. Теперь мне кажутся дни серыми. Что с ним? Может, сердится? Не знаю на что. Последний раз мы были вместе в кино. Потом бродили по улицам… Нет, сердиться ему не на что. А может он болен?»
Надя мучилась, сомневалась и несколько раз собиралась поехать к Славе. Ей было трудно вырваться, найти время, чтобы съездить в общежитие. И как же обрадовалась она, получив от Славы письмо. Прочитав первые строки, облегченно вздохнула: «С ним ничего не случилось! И» одновременно Надю что-то смутило, зашевелились сомнения. Как-то горько стало, обидно…
«Я бы нашла несколько минут, чтобы приехать сюда, даже при самой большой загруженности. Должно быть, его не очень тянет ко мне», — подумала девушка.
«Поеду сама и объяснюсь с ним… А чего объясняться?» — задала она себе вопрос и сердито решила:
«Выдумываю я все! Давно могла съездить к нему и не собралась. Почему же я от него требую? Почему мне хочется, чтобы он первый приходил, заботился обо мне?..» — И она снова взялась за письмо.
«… Я постоянно думаю о тебе, Надюша! Пробовал вырваться и не получается. Заболел, даже в больницу попал ненадолго. Ты не тревожься, сейчас я здоров…»
«В больницу! А я, вместо того, чтоб пойти узнать, что с товарищем… Эх, да что говорить! Много мне еще надо изменять в себе», — печально подумала Надя. Она вернулась к письму:
«… Сейчас у меня совсем не остается времени: приходится догонять пропущенное, и по комсомольской работе тоже дел много. Дня не хватает! Хочется не просто получать пятерки, а действительно знать. Ты сама же, Надюша, теперь это понимаешь. Ты — молодец! Я уверен, что ты справилась с учебой и победила. Такой ты должна быть. Иначе я тебя не представляю. А как мне хочется, дорогая, тебя скорее увидеть! И все равно, может рано утром или поздно вечером, но на днях обязательно забегу!»
Надя еще раз перечитала письмо и повторила:
«Такой ты должна быть!»
Она раскрыла учебники. Сначала трудно было сосредоточиться, — мысли где-то далеко. Но ей надо было заниматься. Она научилась экономно распределять свое время, не терять его попусту.
В вечерней школе занятия четыре раза в неделю. Остальные вечера свободны. Прежде она проводила их в детдоме, а готовилась ночью. Утомленный мозг трудно заставить работать, и заснуть после такого напряжения долго не удается. Теперь она занимается по утрам и в свободные дни. Вставать привыкла рано. На свежую голову учиться легко.
Немало пришлось Наде поработать над собой, чтобы после такого длительного перерыва снова повествовать себя школьницей. Надя привязалась школе. Первое время дичилась, не хотела знакомиться. Говорила только с Варей. Но недолго она оставалась в стороне от коллектива. На первом же комсомольском собрании ее втянули в работу.
Одинаковые интересы, волнения и заботы сдружили молодежь. Все, кто не хотел или не мог серьезно заниматься, уже отсеялись. Оставшиеся, а их большинство, работали упорно и настойчиво.
Почти все они живут в общежитиях при фабриках или заводах. Частенько после занятий зазывают Надю к себе чай пить. Иногда все вместе идут на последний вечерний сеанс в кино.
Сегодня Надя пришла в школу раньше обычного. Она смотрела, как класс наполнялся молодежью. Многих она уже знала по имени. Большинство прямо с работы бегут в школу.
— Даже рук вымыть хорошенько не успеваешь!.. А готовиться-то когда? — говорил, сокрушенно качая головой, Осокин.
— Что ты жалуешься? — смеются его товарищи по цеху. — Меньше четверки ты еще не получал. Значит, находишь время заниматься!
— Понятно, уроки успеваю приготовить. А мне хочется больше, основательнее знать, глубже. Вот если б меня сегодня спросили по литературе, я бы обрадовался, — сказал он. — Мне важно проверить, правильно ли я понимаю Маяковского. Я люблю его больше других поэтов и знать должен хорошо.
В класс вошел преподаватель литературы. Просмотрев журнал, он вызвал Осокина.
— Расскажите о Маяковском!
В классе зашептались. Товарищи знали, как Степану хотелось сегодня отвечать.
Осокин ясно, толково рассказал о поэте. И когда Учитель прервал его, сказав: — Довольно! — Степан огорчился. Ему даже не хотелось отходить от доски.
В перемену Надя подошла к Осокину. Его, как всегда, окружали товарищи. Он пользовался большим авторитетом среди одноклассников. Тут были его друзья по заводу. Днем они все у станков. Борются за выполнение плана, соревнуются. А вечером здесь, в школе. Горячие, еще не остывшие от напряженной работы, с той же напористостью склоняются над учебниками, стараются овладеть наукой. И сколько энергии, страсти вкладывают они в эти занятия. Первые дни всем было очень трудно. Казалось — не справиться! Скоро привыкли и — жизни без школы уже не представляют.
Надя, попав в среду рабочей молодежи, становилась требовательнее к себе. Сегодня ответы Осокина, его знание Маяковского поразили ее. Она искренно поздравила товарища. В ответ он недовольно сказал:
— Мне и почитать не удалось! Я только собрался рявкнуть «Стихи о советском паспорте», — слышу — «Довольно!»
Осокин много читал. Он постоянно рассказывал товарищам о новых книгах.
— Откуда ты берешь время так много работать, учиться и читать? — с восхищением спрашивала его Надя.
— Что ты говоришь — «много!» — серьезно сказал он. — Я плохо владею своим временем. Даже самое необходимое не успеваю сделать. Читаю, да. Но еще очень мало. А разве можно в нашей стране не читать, не учиться? Нельзя!
Иногда, прислушиваясь к спору товарищей, Надя со стыдом сознавалась себе:
«Я даже не слышала, что такая книга вышла!» — Она шла в библиотеку или просила Лизу достать ей у подруг новый журнал или книгу. Та охотно выполняла ее просьбу.
Сама Лиза любила читать. Став секретарем комсомольской группы детдома, она часто собирала товарищей в пионерской комнате и предлагала им почитать вслух. Те охотно соглашались. Девочки приходили с работой: шитьем, вязаньем. После чтения Лиза поднимала какой-нибудь вопрос. Разобрав его ребята спрашивали сами. Разгорались споры. У каждого были свои любимые герои. Судьба их волновала. Хотелось в жизни подражать им. Лиза добилась своего: ребята полюбили книги и отдавали им весь свой досуг. Они охотно писали заметки о прочитанном. Сама Лиза составляла рекомендательные списки и помещала их в стенгазету. Она сумела вместе с другими членами редколлегии сделать газету содержательно, острой и пользующейся любовью у ребят С заметками считались все. Желающих писать стало много. Все чаще и чаще редактор не знал, как справиться с обилием материала.
— Придется два раза в неделю выпускать, — жаловалась Лиза.
Комсомольцы смеялись, говоря:
— Сама виновата! Говорила: пишите, — вот мы и постарались!
И газета с каждым номером становилась все живее.
Однажды Ваня созвал членов редколлегии, предупредив их никому о собрании не говорить, особенно Вете. Ребят заинтересовало приглашение. Явились все и очень быстро. Буренков не стал терять времени:
— Вот что, товарищи, — начал он, — через два дня день рождения Лизы. Ей исполнится семнадцать лет. Надо как-то отметить этот день. Как вы думаете?
— Понятно, надо, и обязательно! — дружно закричали собравшиеся.
— Тише! Не все сразу. Времени у нас нет. Нужно по деловому. Каждую минуту Бета может прийти. Что вы предлагаете?
Все замолчали, готовых предложений не было. Ване хотелось сообщить товарищам свой проект. Коля заметил это и насмешливо сказал:
— Говори, Ванька! Ты, должно быть, все уже обдумал.
— Я не знаю, согласитесь ли вы. Я предлагаю… План Буренкова понравился. Его одобрили. Распределили обязанности и мигом разошлись. Лиза ничего не знала о затеях товарищей, а те уже что-то делали. Надя им помогала.
Лиза проснулась, как обычно, рано. В новом платье она выглядела нарядно и очень хорошенькой. Когда Лиза вошла в столовую, ее окружили:
— Поздравляем тебя, Лиза, с днем рождения! — сказала Нина.
— А это наш подарок тебе!..
На белой, такой привычной стене висел новый номер стенгазеты. Сверху крупными буквами было написано:
«ЭКСТРЕННЫЙ ВЫПУСК»
Посредине был помещен нарисованный акварелью портрет девушки.
Ребята наперебой стали показывать Вете в стихах и прозе написанные поздравления и приветствия.
— Портрет твой нарисовала Нина. По-моему, ты очень похожа, и румянец у тебя бывает такой, когда ты волнуешься. Мы просили сделать тебя полнее, — так лучше, правда? — спросила Маша.
— Мы даже написали под ним: Наш редактор.
Лиза улыбнулась. Она и без подписи узнала себя!
В этот день всем хотелось ее порадовать. Даже Соня преподнесла вышитый платочек.
Ваня старался больше всех. Он не любил девчонок, но Лизу считал не хуже мальчишки.
Вечером пришла Татьяна Васильевна. Она привыкла бывать в детдоме и хорошо знала воспитанников. Лиза танцевала с Колей. Увидев Татьяну Васильевну, подбежала к ней. Татьяна Васильевна залюбовалась девушкой.
— Поздравляю тебя, Лиза! Вижу по сияющим глазам, что день рождения ты хорошо провела.
— Это самый чудесный день в моей жизни! — сказала девушка. — И здесь собрались мои настоящие, верные друзья!
— Хорошо, что тебя так любят. Кстати, райком хлопотал тебе право жить здесь до окончания школы.
Лиза хотела ответить, поблагодарить, и не могла вымолвить слова. Ее давно мучила мысль, что по возрасту она не может оставаться в детдоме. Она молча сжала руку Татьяны Васильевны. Та поняла ее состояние и, желая отвлечь, потащила танцевать.
Заметив одиноко сидящую Галю, доктор подошел к ней.
— Скучно?
— Что вы, Дмитрий Яковлевич! Я так рада за Лизу. Такой веселой я никогда ее не видела. И как к ней идет синее платье! Это мы ей сшили…
Доктор выделял Галю среди воспитанников. Она никогда не жаловалась, терпеливо переносила страдания. Ее не надо было ободрять, она сама всегда приходила на помощь другим.
После летнего отдыха девочка окрепла, и Дмитрий Яковлевич надеется, что она сможет перенести сложную и опасную операцию. Но удастся ли поставить ее на ноги? — вот что мучит доктора.
Он хочет пригласить специалистов. Пусть они решат судьбу Галины.
Маша, узнав, что доктор собирается показать Галю специалистам, не давала ему прохода. Просила скорее их позвать.
— Дмитрий Яковлевич, если они решат, что можно сделать операцию и Галочка станет ходить, вы понимаете, что это для нас значит! Доктор, дорогой, хороший, мы никогда не забудем, что вы сделали для нас!
Просьбы Маши, ее горячая уверенность, что подруга должна, обязательно должна поправиться, смущали доктора. Он сердито говорил Маше.
— Откуда ты взяла, что Галя будет ходить? Ей сделают сейчас небольшую пробную операцию.
Но Маша и слушать не хотела, она была уверена, что Галю поставят на костыли.
— Разубедить тебя я не могу. Об одном прошу: не передавай Гале то, о чем говорила со мной. Ей же будет невыносимо тяжело, если ты уверишь ее в возможности ходить, а операция не удастся.
— Я понимаю, доктор, и говорю так только с вами. Галочка ничего не будет знать. А мне вы скажете всю правду.
Доктор видел, что не пустое любопытство, а глубокая любовь руководила Машей, и обещал ничего не скрывать от нее.
В день консилиума Галина почти не волновалась. Она не допускала мысли, что ее могут вылечить. Ей давно говорили, что это невозможно. Зато Маша не находила себе места. Специалисты совещались слишком долго. Она все время ждала у двери кабинета доктора. Девушка боялась даже на минутку отойти.
Наконец, открылась дверь. Вышли двое в белых халатах и Дмитрий Яковлевич. Они о чем-то говорили очень тихо. Маша хотела идти за ними, но в это время в дверях кабинета появилась Галя. Она была страшно бледна и едва двигалась.
— Галечка, ты устала! Что они тебе сказали?
— Да ничего. Измучили! Так долго осматривали… Оперировать, говорят, нельзя. Надо сначала какие-то процедуры делать месяца два-три. Тогда видно будет. Я же знала! Каждый осмотр так кончается! Не надо об этом думать, Машенька! — Галя тяжело вздохнула.
Уложив измученную девушку в постель, Маша пошла искать Дмитрия Яковлевича. Он был один, в кабинете.
— Как Галя?.. — спросил он Машу.
— Страшно подавлена и измучена.
— Ничего. Лучше ей пока не знать!
— Доктор! Разве операция возможна?
— Кажется… Да, кажется, есть надежда… Только ты молчи!..