Недолго солнечными днями баловала детей осень. Начались дожди, холодные ветры. Двор уже не манит. И занятий у ребят много: скоро кончается первая четверть. Шурке скучно. Им никто не занимается, окна закрыты. Шмыгнул в открытую форточку. Это спальня старших девочек. Там пусто. Одна Нина сидит, склонившись у окна, Шурка — к ней и прямо на плечо. Девочка вздрогнула, но Шурка уже перелетел на окно, попробовал воды из блюдечка, где Нина мыла кисти. Не понравилось! Перескочил на рисунок. Нина в отчаянии смотрит на свою испорченную работу. Сколько сил она положила на этот набросок, и ей казалось, что у нее неплохо вышел большой тополь и вновь посаженные деревца. Шурка своими грязными лапами смазал середину этюда. Нина отогнала галчонка, стала смывать грязь, но окончательно испортила все. Пришлось бросить работу. А жаль!.. Девушка не может представить себе, как она прежде жила без живописи. Это же такое счастье — передавать на бумаге то, что так тебя захватило, создавать картины, в них воплощать свои мечты!..
Нина делала большие успехи. Работала много. Могла писать целыми днями. Летом уходила с этюдником в лес, на речку, в поле. С дачи привезла интересные работы. Скоро опять устроят выставку. У маленького Вити хорошие рисунки цветными карандашами. Да и у других ребят есть что показать…
Нина разорвала испорченный этюд.
— Новый не успею сделать. Пора идти заниматься. Кажется, уже много времени.
У двери классной комнаты она заметила Галю, но не остановила ее.
Окончив работу в мастерской, Галя решила заглянуть к малышам. Она учила девочек вышивать и была там желанным гостем. Галя много работала сегодня, устала. Медленно, с трудом ползла по лестнице. На верхней площадке ее догнала Лиза.
— Галина! Скоро нас будут принимать в комсомол.
Галя радостно улыбается. Она так ждала этого дня! И вот, он близок. Неужели и она будет комсомолкой?
— Надо разыскать Машу! — говорит она, — мы так много думали, так много говорили об этом дне, — сейчас же останавливает себя: — Сегодня суббота. Машенька у родных. Придется подождать!.. — и Галя двинулась дальше.
Дети, увидев ее, притащили свои вышивки. Галя хвалит их, показывает, а сама смотрит, как Екатерина Каземировна учит ходить на костылях маленькую Дунюшку. Девочку недавно оперировали. Она тоже ползала, а сейчас начинает ходить. Екатерина Каземировна поставила ее на костыли, сама немного отошла. Зовет:
— Не бойся, Дунюшка, шагай смелее! Я поддержу тебя!
Девочка с усилием двигается. Но устоять не может — падает. Воспитательница подхватывает ее и снова ставит на ноги.
«Неужели и я когда-нибудь пойду на костылях, буду сама везде ходить?» — думает Галя. Последнее время доктор часто вызывал Галю к себе в кабинет. Несколько раз осматривал. Сказал, что скоро приедет профессор. Он решит, возможна ли операция.
«А если возможна?.. И меня, так же как Дунюшку, будут учить ходить… Но об этом даже мечтать нельзя!.. А все-таки если… Но нельзя, не буду думать об этом!..» — останавливает она себя.
Дружба Гали и Маши крепла с каждым днем. По субботам Маша уезжала к родным. Галя скучала без нее. Зато, когда подруга возвращалась, они наговориться не могли.
— Машенька, как я ждала тебя сегодня! Завтра нас будут принимать в комсомол. Это Лиза сказала. Я так обрадовалась и испугалась: неужели это возможно?
— Мы так давно мечтали об этом дне. А вдруг нас не примут, Галочка? Может быть мы плохо подготовились? Давай сейчас проверим!..
Но сами они знали, что подготовлены, и проверяли друг друга уже несколько раз. Лиза по просьбе товарищей вела кружок по изучению Устава ВЛКСМ. Она была очень требовательна. Хотела, чтоб все не только знали Устав, но и глубоко почувствовали его содержание. И ребята приготовились хорошо. Когда же, наконец, их вызвали в райком, им показалось, что все забыто. Волновались страшно. Надя — не меньше их. Вместе с ними она пошла в райком. Ждать пришлось недолго, но Наде эти минуты показались длинными. Все подошли к ней с комсомольскими билетами. Они горячо поблагодарили свою старшую пионервожатую, и счастливые, полные сознания торжественности и важности этого дня вернулись домой. Сейчас же пошли к Гале. Девочка сидела в пионерской комнате. Она была необычно сосредоточена и попросила оставить ее одну.
Вскоре приехала Татьяна Васильевна. Когда она задала Гале вопрос:
— Почему ты вступаешь в ВЛКСМ? — Галине хотелось сказать много, сказать, что это мечта всей ее жизни, что она так боялась, примут ли ее, беспомощную… Ей и сейчас не верится, что ее принимают.
Торжественная обстановка, глаза Татьяны Васильевны, всегда ласковые, а сейчас серьезные, требуют собранности и четкости. Галя формулирует свои мысли строго и определенно:
— Я хочу служить Родине, как служили Олег Кошевой и другие краснодонцы. Я хочу быть хоть чуточку похожей на Зою Космодемьянскую, которая с честью отдала жизнь за Родину, за Сталина, за нашу партию.
Татьяна Васильевна вручила Гале билет и прикрепила значок.
— Я волновалась и от радости не могла толком расписаться в билете. Мне трудно было поверить, что я достойна получить его, — говорила Галя подруге. Та была взволнована не меньше ее.
Вновь принятые комсомольцы сидели в пионерской комнате. Они вспоминали пережитое, перечувствованное за день. Им уже сейчас хотелось работать как-то по-новому, по-комсомольски.
Вдруг в комнате сразу стало людно и шумно. Это Вера Аркадьевна с комсомольцами пришла поздравить товарищей. Сегодня особенно задушевно шла беседа. Это был необыкновенный вечер. Молодые комсомольцы чувствовали себя соединенными друг с другом новыми интересами, новыми возможностями.
Хозяева наперебой рассказывали о своих впечатлениях, тревогах перед приемом, о самом приеме.
— Я так же переживала это, — сказала Вера Аркадьевна.
— А мы разве меньше волновались, помнишь, Леня?
И сколько планов! Ребята говорили о своих самых затаенных мечтах. Нади и Веры Аркадьевны они не стеснялись. Они тоже комсомольцы, и в мечтах у них было много общего.
Когда заговорили о будущем, оно встало перед ними, как самое светлое, самое чудесное.
— Неужели, товарищи, мы будем жить при коммунизме? — спросила Нина.
Ей ответили:
— Понятно, будем жить; мы будем его строить!