I
В Мас-д’Азильской стоянке найдены плоские речные гальки, разрисованные красными полосками. На одной из них — крест, мохнатый, как бы из звериного меха, — живой, насколько живее наших деревянных, металлических и каменных крестов (Mainage, 233. — Piette, Les galets colories du Mas d’Asil, pl. XV, n. 4).
Мы не знали бы, что это значит, если бы не угольчатые кресты, svastika, более поздней, неолитной эпохи и кресты-спицы в колесиках, — еще позднейшего, Бронзового века. Это солнечно-магические знаки: солнце катится колесом по небу, и крест в солнце — его же лучи. Наши золотые литургийные дискосы, ostensoria, может быть, родственны этим неолитным знакам (Carl Clemen, Die Religion der Erde, 1927, p. 9).
Кажется, и тот мохнатый крест на Мас-д’Азильской гальке — тоже солнечно-магический знак. Магией человек ловит солнце, как зверя — зверолов. Здешнее солнце — живым, мертвым — нездешнее. Солнечные знаки клались в гроба, чтобы и там, в ледниковой ночи смерти, взошло незакатное солнце.
II
В очень древних, плиоценовых слоях найдены женские черепа с глубокими, выжженными рубцами на лбу, в виде буквы Т, Иезекиилева tau — креста (Clemen, 8).
Два лица у всякого знаменья — чудо и случай; выбор между ними свободен. То ли случайно, то ли чудесно, крестное знаменье выжжено на челе Преистории. Чтобы некогда вспыхнул на небе солнечный Крест — Сим победиши — нужно ли было нашему пещерному праотцу чертить свой мохнатый крест на гальке? О, конечно, он сам не знал, что делает. Но, может быть, за него знал Кто-то.
Крест Мас-д’Азильский — крест Маянский: в «злую ночь», nyktos chalepês, Атлантиды, раскололся мир пополам, и в обеих половинах вспыхнул крест.
III
Ра в Египте, Ану в Вавилоне, Ваал в Ханаане, Вицилопохтли в древней Мексике — всюду бог солнца — Отец. Очень вероятно, что и в европейском Палеолите — тоже.
Солнце — Отец, а Земля — Мать.
IV
Найденное в тех же ориньякских слоях, где и мохнатый крест Мас-д’Азиля, виллендорфское известняковое изваяние женщины напоминает своей безобразной тучностью нынешних готтентотских Венер Стэатопиг — Тучнозадых.
Голая, бесстыдная, человеческая самка, полузвериха; низко опущена голова, низко надвинута на лоб шапка жестко-курчавых волос, так что сразу не поймешь, где лицо, и, только вглядываясь, видишь, что лица нет вовсе — пустое место; и еще вглядываясь, понимаешь, что у такого тела и не может быть лица. Это очень страшно, — страшнее всех уродств.
Нет лица или почти нет у таких же Стэатопиг на известняковых плитах Лоссельской стоянки. Одна из них лежала среди человеческих костей в красной охре — «заре воскресения»; другая, тоже окрашенная, держит полумесяц с насечками — кажется, рог бизона — будущий ритон (rithon), сосуд возлияний в мистериях (G. Lalanne, Antropol., t. XXII, p. 256 ss., t. XXIV, p. 128–149. — Dr. Capitan, Laussel (Rev. Antrop., août 1912). — Mainage, 287).
Множество таких же глиняных и каменных Стэатопиг найдено в Египте, Месопотамии, Сирии, на о. Мальте, Крите и других островах Средиземного моря, в Иллирии, Фракии, Боснии, Румынии, Польше. Все они — богини-матери, воплощения единой Матери-Земли (G. Contenau, La Déesse Nue, 1914, p. 103).
Судя по ним, и та, палеолитная, — тоже Мать-Земля — еще не Деметра, богиня пахарей, но уже Кибела, богиня звероловов, Владычица зверей, potnia thêrôn. Страшный тук ее — божественный тук не тронутый плугом земли.
V
Но вот что всего удивительнее: кто-то вдруг возмутился, не захотел Тучнозадой.
В Брассемпуйской пещере, в тех же ориньякских слоях, где Стэатопига, найдена женская головка из слоновой кости, с пышным, в виде правильных шашечек, плетеньем волос, спереди ровно, как ножницами, срезанных, а с боков ниспадающих двумя широкими и длинными лопастями, — настоящим головным убором первых египетских династий. Рот и глаза не обозначены резцом, но это, кажется, было сделано красками, что так легко на слоновой кости и, судя по мастерской законченности всей остальной работы, очень вероятно. Пробовали обозначить на точном снимке губы резьбой, глаза — краской, и все лицо вдруг оживало чудною жизнью, простое, тихое, немного грустное, с нежною, еще детскою, округлостью щек, как у четырнадцатилетней девочки. Точно такие же лица у маленьких египетских Изид.
Что это, чудо или случай? Выбор опять свободен. Но, глядя на эту пещерную Изиду, как не вспомнить того, что говорит Платон о владычестве атлантов, простиравшемся до Египта, и Тимаген — об одном из трех обитавших в Галлии племен — «поселенцах с далекого острова, называемого Атлантидой»? Как не вспомнить, что Брассемпуйская пещера находится в песчаных Ландах, может быть, высохшем дне Атлантики — одном из путей из Атлантиды в Египет?
VI
«Неужели пещерные люди уже готовили пришествие богинь-матерей и предваряли Изидины таинства?» — удивляется один ученый (Mainage, 289). Да, смотришь и глазам не веришь: это она сама, Изида — первая тень грядущей несказанной Прелести.
Jam redüt et Virgo
Снова и Дева грядет,
по мессианскому пророчеству Виргилия (Virgil., IV eklog., v. 6).
Чтобы перейти от той, подземной, к этой, небесной, какой нужен был взлет!
VII
Солнце — Отец, Земля — Мать, а кто же Сын?
VIII
Роспись в Когульской пещере (Cogul) в восточной Испании, — самая странная из всех Магдалиенских росписей, такая юная по духу, ни на что в Палеолите не похожая, что некоторые ученые относят ее к Неолиту и даже к Бронзе. Это, впрочем, неважно: мы знаем, как религии живучи; древнее могло сохраниться и в юном.
Десять плясуний в коротких юбках, книзу расширенных, в виде колоколов, как у крито-миносских женщин, с обнаженными сосцами, тоже как у тех, в черных, остроконечных шапочках, в виде грибов-поганок, пляшут неистово, изгибая, ломая осино-тонкие станы, вокруг голого, маленького человечка (Breuil, Cogul, «Antropologie», t. XX, p. 19. — t. XXIII, p. 557. — Mainage, 288–289; 330).
Чтобы понять, что это значит, надо пройти по трем внешне разрозненным, но внутренне спаяным звеньям одной цепи.
Первое звено — тут же в Испании, в Квезо-Альперской пещерной росписи (Queso Alpera). Что-то призрачно-туманное, длинное-длинное, тонкое, с крошечной, плоской головкой, — только по раздвоенному хвостику, иероглифу ног, видно, что это человек, — вытянув неясную полоску-щупальцу, может быть, ручку, подымает на ней маленького, черного, голого человечка или мальчика, такого же, как в Когульской росписи, мастерски нарисованного, пляшущего, как бы реющего в воздухе (Breuil, Alpera, «Antropol.», t. XXIII, p. 549. — Mainage, 333).
Второе звено: золотой перстень Изопаты, города близ древнего Кносса, столицы Миносского Крита, II–III тысячелетия. Здесь, на резной печати, такие же плясуньи, как в Когульской росписи, в таких же юбках-колоколах, с такими же осино-тонкими, как бы перерезанными, станами и обнаженными сосцами, вызывают такой же неистовой пляской видение такого же реющего в воздухе бога Отрока (R. Dussaud, 375).
И, наконец, третье звено: киферонские мэнады IV–V веков, почти современницы Еврипидовых «Вакханок», тоже неистовой пляской-раденьем вызывающие младенца Иакха-Диониса, в «галлюцинации», по-нашему, в «теофании», «богоявлении», по-ихнему, в «парузии», пришествии Господа, по первохристианской мистике. Иакх-Дионис — жертва: быв однажды растерзан Титанами, вечно терзается людьми. Жертвенную лань терзают и мэнады, чтобы причаститься божеской плоти и крови.
Жертвенная лань не забыта и в Когульской росписи: тут же она, вне плясового круга, на самом видном месте, пронзенная двумя стрелами, с туманным иероглифом того человечка или мальчика, который находится и в средоточье плясового круга, может быть, для того чтобы напомнить, что бог есть жертва.
Вспомним, что Когульская и Альперская росписи находятся в Восточной Испании, а в Южной — Гадес и Фарсис — может быть, Атлантские гавани — начало Средиземно-атлантического пути на Восток через Миносский Крит, вероятную родину Дионисовых таинств. Это значит три звена — три видения бога Младенца — Когуло-Альперское, Крито-Миносское и Киферонское — спаяны внутренне, что подтверждается и внешним, слишком очевидным, сходством их. А если так, значит, людям Пещерного века уже являлся страдающий бог Сын.
IX
Jam redüt et Virgo, redeunt Saturnia regna,
Jam nova Progenies coelo demittiur alto.
Снова и Дева грядет, век золотой наступает,
Снова Отпрыск богов с высокого неба нисходит,
по тому же мессианскому пророчеству Виргилия (Virg., IV. Eklog., v. v. 6–7). «Снова» — во втором человечестве, потому что это было уже раз, в первом.
Х
Солнце — Отец, Земля — Мать, Человек — Сын: это в палеолите — преистории; это и на заре истории — в древнейшем Египте, Шумеро-Аккаде, Вавилоне, Ханаане, Хеттее, Эгее, а также в древней Америке, — на Востоке и на Западе. На две половины раскололся мир, и в обеих — забрезжила тайна Трех, не потому ли, что была до раскола, в целом?
XI
Почему же тайна эта не спасла и Ледниковой Европы, так же как не спасла Атлантиды, — оказалась для обеих «тщетною»? Чтобы это понять, надо вслушаться в хронологический шепот Преистории, вдуматься в совпадение веков-эонов.
«Магдалиенские искусства исчезают внезапно, — по какой причине, мы не знаем», — говорит Морган в конце книги о «доисторическом человечестве», забыв о том, что сказал в начале: «Может быть, через Атлантиду или какой-нибудь другой, исчезнувший материк, Новый Свет (Америка) сообщался с Европой» (Morgan, 20; 280). Если бы, говоря о конце Магдалиенской Европы, он вспомнил о конце Атлантиды, то, может быть, понял бы, что значит одновременная внезапность этих двух концов: понял бы, что связь между ними не только временная, но и причинная: это не два конца двух миров, а один — одного. «Исчезновение Магдалиена было великим несчастьем для человечества». Вспомнив и здесь о конце Атлантиды, Морган, может быть, понял бы, что этот конец — несчастье, еще неизмеримо большее, чем кажется ему.
«Долгий перерыв, hiatus, отделяет европейский палеолит от неолита в Халдее, Эламе и Египте» (Morgan, 219). С точностью мы не знаем, какой именно долгий; знаем только, что неолит в Европе начался в V–VI тысячелетии до Р. X.; знаем также, как медленны первые шаги всех новых человеческих развитий. Если считать на перерыв три-четыре тысячелетия, то конец европейского палеолита, VIII–IX тысячелетье, совпадает с концом Атлантиды, по летосчислению Платона или Саисских жрецов: 4000 + 5000 = 9000.
Если же в кроманьонской или магдалиенской духовно-единой Европе мы наблюдаем «не местное развитие одного народа, а сотрудничество многих колоний», — западных, атлантских, судя по месту их возникновения и проложенным ими путям, то это и значит: внезапный конец магдалиенской — атлантской Европы совпадает не случайно с таким же внезапным концом Атлантиды; может быть, не только время, но и причина обоих концов общая. Свет Атлантиды в Европе потух вместе с источником света.
XII
Этот чуть внятный хронологический шепот Преистории подтверждается и более внятным шепотом Истории.
Первой в Египте исторической династии царя Менеса предшествует, по Манефону-Евсевию и Туринскому папирусу, баснословная династия «Соколов», «Горовых Спутников»; Гор — Небесный Сокол, Солнце, — пришел в Египет, вероятно, оттуда же, откуда и отец его, Озирис, — с Вечного Запада, Аменти — Царства Мертвых. Может быть, и Горовы Спутники, Сокола, прилетели не по небу, а по морю, на крыльях-парусах, так же как Еноховы ангелы, бен-Элогимы. Боги или «богоподобные люди», andres theioi, пришли из Царства Мертвых. «Мертвыми полубогами», nekyes hemithêoi, называют их оба памятника, Манефон и Туринский папирус (Eusebius, Chron., I, 134. — Ed. Meyer, Geschichte des Altertums, 1921, p. 102–103. — Spence, 150–151. — Roisel, Les Atlantes, 1874, p. 94).
Что же значит эта загадка: над живыми царствуют мертвые? Вспомним Геродота: «Был путь из Фив к Столпам Геркулесовым» (Herod., II, 181); вспомним Платона: «Атланты распространили владычество свое до Египта» (Pl., Tim., 25, b). Если «царство мертвых» значит «царство погибших Атлантов», то загадка разгадана: баснословная или доисторическая династия «мертвых полубогов» есть династия «царей атлантов».
Летопись Палермского камня-обломка сообщает несомненно-исторические сведения о царе Менесе; судя же по сохранившимся на обломке именам девяти царей доменесовой династии — Ska, Tju, Zes, Uaz’anz и другим, — на отбитом куске сообщались сведения, столь же исторические, и об этой династии Мертвых — Атлантов.
По Манефону-Евсевию, она воцарилась за 5813 лет до Менеса; по Туринскому папирусу, за 5613. Числа эти так сходны, что разница, 8–6, должно быть, простая описка. Династия Менеса начинается около 3400 л. до Р. X.: 5613 + 3400 = 9013. По летосчислению Платона или Саисского жреца, Атлантида погибла за 9000 лет до Солона; следовательно, за 9550 лет до Р. X. Разница сравнительно с Манефоном и Туринским папирусом — около 500 лет, при таком счете тысячелетьями, незначительна и к тому же понятна: та внезапная гибель Атлантиды-Острова, последней части великого материка, о которой сообщает Платон, могла произойти только после целого ряда постепенных и частичных, геологических переворотов, продолжавшихся, вероятно, в течение многих веков. Лет за 500 до этой окончательной гибели, уже предвидя ее неизбежность, цари Атлантиды, переселившись в Египет, и основали «династию Мертвых» (J. H. Breasted, Developement of Religion and Thought m ancient Egypt, p. XIX. — Ed. Meyer, 105).
Так летосчисление «баснословное» совпадает с историческим: там, где Атлантида — Преистория кончается, начинается Египет — История. И обе шепчут внятно: «Первого мира конец — начало второго».
XIII
Если Атлантида была, то конец ее есть только последнее звено в очень длинной цепи вулканических взрывов: это мы знаем по истории земли, геологии; это знает и Платон.
«Вы, Эллины, — вечные дети, — говорит Солону египетский жрец. — Нет старца в Элладе… Духом все вы юны. Нет у вас никаких преданий, никакой памяти о седой старине. Причина же этого забвения та, что многими способами происходили и будут происходить истребленья человеческого рода; величайшие — огнем и водой, меньшие — тысячами других способов… В очень большие промежутки времени светила небесные уклоняются с пути своего, и все, что на земле, гибнет от чрезмерного жара… Так же и водами потопов боги очищают землю… Вот почему, только что у вас и у других народов зарождается письменность вместе с прочим, что нужно для государства, как в определенные сроки, подобно повторяющимся припадкам болезни, находят на вас новые потопы, оставляя в живых только людей непросвещенных, и вы начинаете жить как бы сызнова, теряя всякую память о том, что было в древности» (Pl., Tim., 22, b — d; 23, a — b).
Это и значит: гибель Атлантиды-Европы — того, что мы называем «Кро-Маньоном», «Магдалиеном», так же как гибель Атлантиды-Острова — только последнее звено в очень длинной цепи человеческих истреблений, водных и огненных. Но последняя гибель все же внезапна.
XIV
«Вы (афиняне) победили врагов (атлантов), — рассказывает египетский жрец Солону. — Но после того произошли ужасные землетрясения, потопы, и в один злой день, в одну злую ночь, ваше войско все до последнего воина поглощено было внезапно разверзшейся под ним землей» (Pl., Tim., 25, c — d).
Миф в этом рассказе отделяется от преистории, «измышленная басня» — от «сущей истины», как масло от воды. Подвиг афинян, «освобождение Европы от рабского ига атлантов», возвеличен в мифе, уничтожен в истории. Оба воюющих стана поглощает земля; правые и виновные гибнут вместе. Если это не бессмысленная гибель, а справедливая казнь богов, как, вопреки себе, утверждает Платон или, вопреки Платону, египетский жрец, то, значит, нет правых в войне — все виновны; война — не та или иная, не за то или иное, а всякая война — злейшее зло.
В мифе, в «измышленной басне», Платон благословляет, а в «сущей истине» проклинает войну. В этом проклятье — ответ на вопрос, почему тайна Трех для первого человечества оказалась «тщетною».
XV
Кроме эллинов, были в Европе и «многие племена варваров, polla ethnê barbara», смешивает Платон миф с преисторией, но не смешает, как масло с водой (Pl., Krit., 109, a). Эллинов, конечно, в Ледниковой Европе не было вовсе, — были только варвары, хотя, может быть, и пришедшие из Атлантиды: на этом огромном материке могли быть и варвары. О столице атлантов нам еще труднее судить по кроманьонам-ориньякам, чем об Афинах Перикла, по Скифам Танаиса, или о Риме Цезаря, по кельтам Арморики. Малые общины культурных атлантов, будущих друидов, «магов» и «мистагогов», «миссионеров», по-нашему может быть вкраплены были в эти «дикие», в нашем смысле, племена Европы.
Судя по тому, что дикари остались дикарями, пещерными людьми, но с непонятным для нас развитием искусства, «от Парфенона до кубизма», и с развитием верований, от первобытной мистерии до тайны Трех, «миссионеры»-атланты не спешили приобщить «дикарей» к внешним «благам цивилизации», в нашем опять-таки смысле, но давали им лучшее, что сами имели, — свет просвещения внутреннего и, уж конечно, самый белый луч этого света — мир.
Так продолжалось, пока в самой Атлантиде был мир; когда же там началась война, то и в Европе учителя мира сделались учителями войны: так же, как бен-Элогимы, падшие ангелы, «научили они сынов человеческих смертным язвам войны — щиту, броне, мечу — всем орудьям убийства, вышедшим из рук их против всех живущих на земле, от тех дней и до скончания века» (Hén., LXIX, 6–7).
Тем же черным огнем загорелось и на юном теле Европы, как на старом — Атлантиды, чумное пятно Войны.
«Я извлеку изнутри тебя огонь, который и пожрет тебя» (Иез. 28, 18). Этот внутренний огонь, предшествующий внешнему, — вулканический взрыв — Война.
XVI
Люди начали войну и уже не кончат: «все будут убивать друг друга; в мире конца не будет войне», это пророчество до наших дней исполняется. Первое человечество начало, второе — продолжит войну бесконечную.