Пока разведчики вели свой негромкий разговор, а лейтенант Чернов отсыпался после тревожной ночи, Белов, устроившись около щели, не спускал глаз с местечка. Через отверстие, сквозь раздвинутые черепицы можно было видеть все, оставаясь незаметным снизу. Отсюда, с высоты, местечко лежало перед Беловым, как множество игрушечных домиков, расставленных ребенком, вдоль двух длинных перекрещенных дорог-линеек. Одна из этих дорог, широкая и прямая, прорезывая местечко, уходила длинной сероватой полосой за горизонт. По ней одна за другой проходили машины, проносились мотоциклы, двигались бесконечные обозы. Это было Варшавское шоссе. Другая, узенькая, но тоже замощенная булыжником, под прямым углом пересекала шоссе и то исчезала в желтизне густых хлебов, то появлялась снова. Движения на ней не было. В самом центре местечка поднимались две высокие колокольни сгоревшего костела. Белов сидел, привалившись спиной к сену. Все вокруг было спокойно. Но вот на дороге, пересекавшей шоссе, появилось облако пыли; оно быстро росло и приближалось; через несколько минут Белов уже смог различить большую группу мотоциклистов, мчавшихся на полной скорости в местечко. Выехав на главное шоссе около сгоревшего костела, мотоциклисты остановились у высокого, крытого железом дома с резвыми ставнями окон. Навстречу им на крыльцо, не торопясь, вышел офицер и передал какое-то приказание. Тотчас же несколько человек вскочили на свои машины и умчались обратно, а остальные, вслед за встретившим их офицером, вошли в дом. И снова в местечке установилась ничем не нарушаемая тишина. Только через час подошли еще четыре грузовые машины с солдатами и три легковые - с офицерами. По тому, как были встречены вновь прибывшие офицеры, Белов заключил, что это важные особы. Должно быть, они остались недовольны подготовленным для них помещением, потому что вскоре пятерка мотоциклистов направилась на своих машинах к имению. Тогда-то Белов и приказал разбудить лейтенанта.
Теперь уже шесть пар глаз неотступно следили за немцами. Вслед за мотоциклистами во двор имения въехали и автомашины. Большое количество кур, уток и гусей, беззаботно бродивших по двору, привело офицеров в веселое настроение. Пока солдаты разгружали ящики с машин, офицеры устроили охоту на домашнюю птицу.
- Двадцать четыре нижних чина и восемь офицеров, - подытожил свои наблюдения Белов. - Многовато…
- Это не все, - возразил лейтенант. - К вечеру еще подъедут. Теперь, орлы, - продолжал он, обращаясь ко всем разведчикам,- смотрите в оба. Запоминайте, где у них часовые стоять будут и как удобнее их снимать, чтобы ночью действовать без запинки.
Лейтенант оказался прав. Уже перед самым вечером во двор плавно вкатила роскошная, шоколадного цвета машина в сопровождении нескольких мотоциклистов. Солдаты, вытянувшись, замерли на своих местах. Навстречу вылезшему из машины генералу выбежали офицеры.
- Козырный туз появился. - Белов посмотрел на лейтенанта. - Теперь, похоже, все?
- Должно быть так. - Лейтенант на минуту оторвался от щели и повернулся к разведчикам.- Тишина мертвая! Чтоб ни звука. Немцы на сеновал к нам лезут.
На дворе суматоха закончилась. Офицеры удобно устроились в панском доме, часовые стояли на местах, из кухни неслись аппетитные запахи, - все вошло в колею обычного штабного распорядка. Пора было и солдатам подумать о месте для ночлега. Толстый розовый ефрейтор с засученными рукавами кителя подошел к лестнице, ведущей на сеновал. Он недоверчиво посмотрел на шаткое сооружение и для проверки постучал кулаком по ступеньке. Наконец, решившись, он, пыхтя и отдуваясь, начал взбираться наверх. Расстегнутые полы кителя распахнулись, и Чернов увидел на ефрейторе украинскую рубашку, ярко вышитую цветными нитками.
«Вот гад, - он, видать, и на Украине тоже побывал», - подумал Чернов.
Вслед за благополучно взобравшимся толстяком-ефрейтором остальные незанятые солдаты, переговариваясь, гурьбой полезли на сеновал. По проделанному под самым потолком ходу Малютка бесшумно проскользнул к противоположному концу сеновала и сверху наблюдал, как расквартировывались немцы в облюбованном ими помещении. Вскоре он, блестя глазами, докладывал Чернову:
- Головой все к сену устроились, поодаль друг от друга. Шестеро сразу спать завалились, а остальные еще возятся. - И тоном опытного разведчика добавил: - Взять их удобно будет. Ни один не ворохнется.
После Малютки с расположением немцев на сеновале ознакомились Нурбаев, Белов и Прокудин.
Горячее ленивое августовское солнце медленно скатывалось с небосвода. Через раскрытые окна дома Чернов хорошо видел, что делается внутри.
Особенно его заинтересовала большая светлая комната в левом углу здания, где поместился генерал. В эту комнату была перенесена лучшая мебель, из нескольких столов составлен один большой, и на нем развернута громадная карта, вся покрытая красными и синими стрелами. С высоты своего наблюдательного пункта лейтенант в бинокль ясно видел, что концы этих стрел с разных сторон стремились к одной точке. Чернов не мог прочесть название города, к которому тянулись стрелы, но, припоминая расположение городов, догадался: «По Белостоку, дьяволы, ударить думают».
Вскоре после приезда генерала за домом заработала походная рация, связные на мотоциклах то прибывали, то отъезжали. Штаб начал свою работу.
Спустились сумерки. Постепенно темная августовская ночь окутала все вокруг густой мглой. Солдаты изнутри задрапировали окна дома. Наступило время разведчиков.
- Ну, друзья, пора,- приказал Чернов.- Фашистов на сеновале нужно уничтожить в первую очередь. Это сделают Нурбаев, Белов и Прокудин. От вас, друзья, зависит все остальное. С сеновала через люк спустимся в сарай. Белов и Гуляев снимают часового на веранде и ждут остальных, бесшумно уничтожая всех входящих и выходящих из штаба. Нурбаев и Прокудин, вам поручается часовой у дальнего угла дома. Затем Прокудин останется на посту, а Нурбаев идет на веранду к Белову. Я с Малюткой снимаю часового у ближнего угла и затем вместе с вами уничтожаем штаб. Белов останется часовым на веранде. Всем понятно?- Разведчики молчали.- Значит все. Действуем, ребята!
* * *
Хорошо спалось фашистам на мягком, душистом сене. Густой храп волной перекатывался по сеновалу. Порой из мрака смутно выступала то откинутая во сне рука, то жирное лицо. Бодрствовал только часовой. Он удобно устроился на опрокинутой кадушке у самого входа на сеновал. Повешенный на стену над головой часового, тускло мерцал маленький карманный фонарик.
И, казалось, ничто не нарушало тишину и покой ночи. Только все слабел и слабел солдатский заливистый храп. Иногда он переходил в приглушенное хрипенье. Но это не вносило тревоги в сонный покой сеновала. Даже тогда, когда высокая широкоплечая фигура, закутанная в плащ-палатку, пошатываясь со сна, подошла к дверям сеновала, и тогда часовой не встревожился. Он только пытался рассмотреть в полутьме, кто это поднялся и хочет выйти во двор, но солдат левой рукой протирал заспанные глаза, мешая рассмотреть лицо. Видимо, все еще продолжая наполовину спать, шатаясь и почти падая, он медленно шел к двери. Автомат часового был прислонен к стене, а сам он, мурлыкая песенку, встал и, протянув руку, снял висевший на стене фонарик, чтобы осветить сонному товарищу лестницу.
Часовой не успел сообразить, что произошло, когда он, сняв фонарик и повернувшись к подходившему солдату, вдруг увидел чужое, совершенно незнакомое лицо с черными сросшимися в одну черту бровями. Он хотел крикнуть; ему даже показалось, что он очень громко закричал и тотчас почувствовал удар и холод в левой стороне груди. На самом же деле часовой, не успев крикнуть, свалился на сено. Фонарик выпал из его рук и потух. На сеновале воцарилась полная тишина.
Часовой у веранды был очень зол. Надвинув каску и закутавшись в плащ-палатку, он ходил вдоль веранды размеренным солдатским шагом, проклиная в душе все на свете и в первую очередь своего непосредственного начальника ефрейтора Курта. Эта скотина Курт имеет своих любимчиков, и в результате ему, Карлу Габбе, всегда достаются самые собачьи часы стояния на посту. Часовой взглянул на светящийся циферблат ручных часов и сплюнул от огорчения.
«Думал что уже прошла бездна времени, а оказалось всего двадцать минут. И пост сегодня попался черт знает какой. А все это делает толстомясая тупица Курт. Нет, чтобы поставить на правый угол дома. Там и удобнее - начальство не ходит, и покурить можно. А здесь попробуй покури! Все время офицеры связи то приезжают, то уезжают». Карлу Габбе было хорошо известно, что начальник штаба не терпел даже малейшего нарушения устава. Мирная тишина ночи тоже ни капельки не успокаивала Карла Габбе. Тяжелые тучи сплошь закрывали небо, и ни одна звездочка не смотрела на землю. Низко, казалось, совсем над головой, кружился советский ночной бомбардировщик. Когда его шум раздавался особенно близко, Габбе поеживался и еще глубже надвигал каску. Там, где веранда кончалась и почти вплотную к ней примыкала стена каретника, оставался узкий переулочек, наполненный кромешной тьмой. Каждый раз, когда Габбе доходил до конца веранды и поворачивал обратно, он опасливо косился в переулок.
«Черт его знает, - думал Габбе. - Днем я несколько раз проходил по этому переулку - самый безобидный. В нем еще где-то там в углу стоит бочка для дождевой воды. А вот сейчас почему-то страшно».
Внезапно со стороны часового, стоявшего под окнами штаба, до слуха Габбе донесся какой-то подозрительный шум. Габбе остановился и стал напряженно вслушиваться. Все было по прежнему тихо, но в этой тишине часовому почудилась опасность. Забыв про темный переулок, он повернулся к нему спиной, раздумывая, продолжать ли ему двигаться дальше или выстрелом из автомата поднять тревогу.
Вдруг он почувствовал, как чьи-то руки с ужасной силой схватили его за шею, сдавили горло и потащили в переулок. Кто-то резко вырвал у него из рук автомат.
Несколько мгновений в переулке слышалась приглушенная возня, затем на веранде промелькнуло несколько теней, а потом снова той же размеренной походкой вдоль веранды зашагал часовой. Но ростом он был значительно выше Габбе.
* * *
В просторной комнате было очень светло от двух электрических лампочек и очень душно. Плотно задрапированные окна не пропускали свежего воздуха. Генерал, упитанный сорокалетний мужчина, сидел в кресле в одной белоснежной сорочке. Рукава, закатанные выше локтей, обнажали холеные, белые руки. Генерал сидел, откинувшись на спинку удобного мягкого кресла, у стола, застланного громадной картой этого участка фронта. Против генерала, по другую сторону стола, стоял молодой офицер с жесткими, коротко остриженными под ежик волосами и усами «а-ля кайзер Вильгельм». Генерал говорил, офицер внимательно, но без подобострастия слушал.
- Я ведь эти места прекрасно знаю, дорогой мой герр Клейн. Вот здесь, всего в пятнадцати верстах от Белостока, было имение моего папаши, барона фон-Мейера. Единственное место, где мы можем зацепиться, задержать русских, - это вот здесь. - Генеральский палец с массивным золотым перстнем уперся в один из квадратов карты.
- Отсюда надо попытаться наступать, во что бы то ни стало наступать. Если и эта попытка сорвется, то мы вновь начнем пятиться, а это значит… Ну, в общем, это значит, что отступать дальше мы не можем. Удар здесь нанесут и решат сражение в нашу пользу мои танки. Командующий очень благосклонно отнесся к моему предложению.
Генерал замолчал и потянулся к портсигару. Его собеседник внимательно рассматривал указанный ему квадрат карты. Генерал закурил и, задумчиво следя глазами за клубами дыма, прервал молчание.
- Что вы на это скажете, полковник?
- Место выбрано хорошее. Болото и река обеспечивают оба фланга, но наши танки могут пройти только здесь, - полковник длинным ногтем провел по карте.- Здесь мост, и только здесь возможно построить дополнительные переправы. А русские в восьми верстах.
- За нас тайна и неожиданность, дорогой полковник. Мои танки идут только по ночам. Слышите? - Собеседники прислушались.
С шоссе донесся приглушенный гул моторов.
- А русские считают, что мои танки находятся на 200 километров севернее. В общем, дорогой гость, вы можете доложить ставке, что старый солдат Мейер хорошо подготовил удар, и русские скоро попятятся отсюда так же, как в сорок первом году. Впрочем, весть об этом обгонит вас. Ведь радио быстрее вашего самолета. Я ожидаю, что к шести часам мой начальник штаба доложит мне, что танки вышли на исходные позиции.
Генерал сладко потянулся и зевнул.
- Что ж, желаю успеха. Фюреру сейчас необходима победа, хотя бы небольшая победа. Вы понимаете?
- Понимаю, понимаю, дорогой полковник. Но нам уже давно пора отдохнуть. Следует хорошенько отоспаться. Завтра утром я смогу провезти вас по исходным позициям моих полков. Спокойной ночи!
Полковник вышел. Генерал встал и прошелся по комнате. За дверью раздался неясный шум. Генерал поморщился. «Проклятая светомаскировка. Приходится жить в полутьме. Вестовой, скотина, видно, задремал, а полковник в темноте наткнулся .на что-то». Но думать не хотелось. Духота клонила к дремоте. Генерал потушил свет и, подойдя к окну, откинул драпировку. Прохлада ночи хлынула в комнату. «Ну и темнота! - мелькнуло в голове генерала. - Ни одной звездочки». Мейеру припомнился ярко освещенный веселый Берлин мирного времени. Припомнился уютный особняк с большим тенистым садом… Жена… Немного разомлевший от воспоминания о доме, генерал, не опуская драпировки, облокотился на подоконник. В нескольких шагах от стены медленно прошел часовой. Генерал вгляделся. «В такой кромешной темноте собственных солдат узнать невозможно». Генерал уже хотел окликнуть часового, но в этот миг почувствовал, как за его спиной тихо открылась входная дверь. Он опустил занавеску и на ощупь тщательно оправил ее. «Кто бы это мог быть?» - подумал генерал и ему стало страшно. - Фу, пустяки какие, - подбадривая себя, громко заговорил он, шаря по столу, чтобы включить свет. Но страх не пропа-дал. Генерал вдруг почувствовал, что в кабинете он не один. Здесь, рядом с ним, был кто-то еще.- Кто тут? - негромко окликнул генерал хриплым от все возраставшего страха голосом. «Может быть, это кошка?» - и, поверив самому себе, он бодро вслух заговорил: - Ну да, конечно, кошка. Фу, глупости. Нервы совсем развинтились. И куда этот проклятый выключатель провалился? - взвизгнул генерал, шаря по столу руками и чувствуя, что страх снова охватывает его. Наконец, выключатель нашелся. Мягкий свет залил комнату, и одновременно генеральские белые руки сами собой поднялись вверх. Освещенные светом двух ламп, среди комнаты стояли два высоких человека, уставив на генерала тупые стволы автоматов.
- Кричать не советую. Малейшая попытка поднять тревогу- и мы вас уничтожим. Где оружие? - по-немецки спросил Чернов.
Генерал механически кивнул головой на китель, висевший на спинке стула. Он еще не осмыслил происходящего. Он даже резко тряхнул головой, чтобы очнуться и прогнать от себя этот ужасный кошмар. Но все оставалось по прежнему. Два неизвестно откуда появившихся человека не исчезли, а продолжали действовать. Генерал видел, что один из них, видимо, офицер, взял его китель, вытащил из кармана все документы и оружие и, кинув китель генералу, приказал:
- Одевайтесь!
Натягивая китель, генерал старался подойти к окну. Умышленно задетый им стул отодвинулся с шумом, который в ночной тишине показался грохотом. Чернов, недобро улыбаясь, предупредил фашиста:
- Напрасно стараетесь. В доме все уничтожены. Часовыми на постах стоят мои разведчики.
Застегивая трясущимися руками китель, генерал все еще не верил, что он из высокопоставленного лица немецкой армии превратился в жалкого и бесправного пленника.
Вдруг спасительная мысль мелькнула в голове генерала: «Нужно оттянуть время. Ведь русские не думают его убивать, они захотят перебросить его к себе. По дороге может быть много случайностей… Еще не все потеряно…»
- Нурбаев, обыщите карманы пленного, - как будто издалека услышал генерал голос русского офицера, и тотчас же смуглый солдат подошел К нему.
- Но у меня в карманах ничего нет, господа, только портсигар и спички, - по-русски сказал генерал и с готовностью поднял опять руки.
- Откуда вы так хорошо знаете русский язык? - опросил Чернов.
- О, я очень интересовался Россией, - с деланной восторженностью заговорил Мейер. - Моя мать была русская немка, и я уже в детстве… - но увидя, что в руках Нурбаева появилась веревка, генерал возмутился: - Фу, ну зачем это? Ведь я же офицер. Господин офицер, зачем веревка? Как офицер офицеру…
- Вы не офицер, - жестко оборвал его Чернов. - Вы фашист. Покрепче, Нурбаев!
Через полминуты, когда связанного генерала выводили еа улицу, он, проходя через переднюю, с ужасом увидел своего недавнего собеседника и часового, лежавших рядом у стены.
- Вот тут за углом бачки с бензином. Видать, для рации. Штук двадцать, товарищ лейтенант, - шепнул Малютка, когда Чернов вышел на веранду.
«О разгроме штаба станет известно очень скоро, но если сжечь дом, могут не узнать о похищении генерала»,- мелькнуло в голове Чернова.
- Мертвых немцев быстро перенести в генеральскую комнату, - приказал лейтенант. - И бачки туда же. Бензин разлить по полу и поджечь.
Через пять минут семь человек, маскируясь под стеной сеновала, вышли из имения и скоро исчезли в высокой ржи, тянувшейся до самого леса. А позади, в окнах разгромленного штаба, сверкали языки пламени. Немного погодя все поместье полыхало сплошным гигантским костром.
* * *
Горизонт на востоке начал бледнеть. На фоне затянутого тучами (неба обрисовывался контур черного леса. Близился рассвет.
Разведчики почти бегом пересекли огромное ржаное поле и, выбравшись, наконец, на заросшую травой дорожку, устремились по ней. Позади полыхало зарево. Хотя уже добрый десяток километров отделял разведчиков от пожара, но охватившее полнеба зарево казалось все еще очень близким.
Лейтенант несколько раз озабоченно взглядывал на часы. До рассвета оставалось не больше часа. Двигаться к фронту полем по прямой было нельзя. Учитывая возможность погони, Чернов вначале пересек шоссе и, только отойдя от него на пять-шесть километров, повернул к переднему краю.
Впереди лес. «Черт его знает, что в этом лесу творится. Можно ли там переждать день?» Чернов боялся, что лес, может быть, уже густо забит танками пленного генерала.
У опушки разведчики залегли, и Нурбаев бесшумно исчез в глубине леса. Прошло томительных десять минут. Генерал шумно дышал носом, и Чернов жалел, что в нос фашисту нельзя затолкать часть той портянки, которая уже была засунута в его рот. Разведчики лежали вокруг генерала и Чернова, направив автоматы в сторону поля и леса.
Где-то совсем недалеко гукнула сова.
- Хорошо! - прошептал Прокудин. - Птица непуганая, значит, здесь спокойно.
- Кто его знает,- проворчал в ответ Белов.- Сова птица не боязливая. У нас в селе прямо на овине кричала.
Поднимались первые ленты предутреннего тумана. Становилось все светлее.
Генерал, наконец, отдышался. Туго скрученные за спиной руки мешали ему лечь свободно, и он оставался в неудобном полулежачем положении. Несколько раз он пытался обратить на себя внимание, стараясь показать, что желает говорить, но безуспешно.
Из кустов неслышно выскользнул Нурбаев и опустился на землю рядом с лейтенантом.
- Порядок, товарищ гвардии лейтенант. В лесу никого нет. Левее в стороне шоссе, слышны шум и голоса, но это далеко, на том краю леса - не ближе. Тут, совсем близко у самой опушки, овраг. Кажется глубоким и весь зарос. Я в него не спускался, темно, заблудиться можно.
Лес надежно укрыл всю группу. При первых проблесках света разведчики спустились в овраг, густо заросший ивняком и осинником, и облегченно вздохнули: в такую глухомань фашисты не пойдут.
Забравшись в самую глушь, разведчики почувствовали себя почти в полной безопасности. Нурбаев, найдя место, обеспечивающее хорошее наблюдение, стал на пост. Малютка, положив на колени автомат, уселся в трех шагах от скрученного по рукам и ногам генерала, остальные улеглись на плащ-палатки и через несколько минут уснули крепким, но сторожким сном.
* * *
Когда Чернов проснулся, солнце стояло уже в зените и наверху за оврагом было жарко; но здесь, среди буйных зарослей ивняка, стойко держалась прохлада.
Лейтенант повернулся на спину, закинул руки за голову и задумался.
У него была проверенная большим опытом привычка: действуя по заранее намеченному плану, заново продумывать каждый отдельный этап работы в тылу врага, перед самым его выполнением.
Так было и сейчас. Чернов размышлял, удастся ли ночью пройти фронт там, где было намечено. Появление крупного танкового соединения на этом участке фронта путало все его планы. Пленный генерал, конечно, знал районы расположения своих полков, но удастся ли заставить его здесь, в двух-трех километрах от своих танков, рассказать все? Сегодня но‹чью капитан Розиков выведет автоматчиков на передний край и по сигналу Чернова ударит по лощине, чтобы облегчить разведчикам переход из тыла врага на свою сторону. Чернову ярко припомнились тонкое смуглое лицо друга, его добродушно-ироническая улыбка и чуть хрипловатый голос. Вспомнились слова, сказанные Розиковым на прощанье в садике у штаба полка. И, гордясь другом, Чернов подумал: «Такой орел, как мой Ильяс, из любого пекла вытащить сумеет. Ребята у него в роте подстать моим разведчикам».
Но нужно решать, что делать сейчас. Чернов потянулся так, что затрещали суставы, и вдруг энергичным броском поднялся с земли.
На месте Малютки против генерала сидел Прокудин. Рядом с ним лежал Нурбаев. Белова не было. Значит, посты сменились. Чернов взглянул на часы. Так и есть. Проспал более четырех часов. «Хватит»,- решил он и подошел к генералу.
Неожиданность и фантастичность событий прошедшей ночи, беспощадная дерзость, с которой действовали разведчики, а может быть и вкус портянки, которая уже пять-шесть часов была у фашиста во рту, сделали свое дело. Генерал безусловно был склонен к откровенности.
Прежде чем вынуть кляп из генеральского рта, Чернов предупредил:
- Отвечать только шепотом. При первом же выкрике смерть.
Освобожденный от веревок и кляпа, пленный с удовольствием разминал затекшие руки и энергично двигал челюстями.
- Прежде всего скажите, откуда вы так хорошо знаете русский язык? - начал Чернов. - Тот вариант, которым вы хотели угостить меня в своем штабе, здесь 1не годится. Для вас же выгоднее сказать правду.
- Я немец, но родился в России. Отец мой был инженер и работал в Петрограде. Так что я с детства хорошо владею русским языком. К тому же я окончил русскую гимназию.
- Из документов ясно, что вы командир танкового соединения. Где расположены ваши полки и какова их численность?
- Но в ваших руках моя карта. Там вся обстановка нанесена точно,- попробовал увернуться генерал.
- Карту внимательно изучат у нас в штабе, но меня не интересует большой район. Мне нужно, чтобы вы подробно нанесли обстановку вот в этих квадратах моей карты, - подчеркнул лейтенант и вытащил из планшета свою карту.
Генерал внимательно всматривался в обозначенный на карте участок и несколько минут молчал. Затем он усмехнулся:
- Простите, лейтенант, но я не думаю, чтобы вы были так наивны и поверили тому, что я вам расскажу.
- А все же я вам поверю,- холодно ответил Чернов. - Ведь на этом участке мы будем переходить через линию фронта. И учтите, что в случае неудачного перехода первым будете убиты вы. А удачным переход будет только тогда, когда я буду знать все, что у вас здесь есть. Повторяю, при малейшей неудаче мы будем вынуждены вас уничтожить. - Проговорив это, Чернов спокойно вытащил из ножен трофейный кинжал, когда-то добытый им в бою и, нарушая все правила хорошего тона, начал чистить им ногти. Генерал хорошо знал эти эсесовские широкие кинжалы в черных лакированных ножнах, с орлом и свастикой на рукояти. Широкий клинок кинжала тускло поблескивал в зеленой полутьме зарослей. По спине фашиста пробежали мурашки. Он вдруг ясно представил себе, что произойдет в случае неудачного перехода линии фронта. Русский офицер и его солдаты, конечно, погибнут, но, прежде чем они будут убиты, широкий матовый клинок с надписью «Все для Германии» войдет ему в живот. Генерал даже почувствовал боль в том месте, куда, как ему казалось, будет нанесен удар.
Чернов кончил чистить ногти и ловко ударил острием кинжала по стволу молодой осины. Остро отточенный кинжал прошел по древесине, как по сливочному маслу, и осинка повалилась. Генерал округлившимися оловянными глазами следил за движением клинка в руке русского офицера. Потянув к себе срубленное деревцо, лейтенант стал обстругивать его и, казалось, совсем забыл про своего собеседника. Не дострогав, он отбросил осинку в сторону, резко кинул в ножны кинжал и неожиданно громко спросил:
- Ну, что ж, будем говорить откровенно?
С минуту генерал молчал, затем, пристально взглянув на Чернова, ответил:
- Ваши аргументы, господин лейтенант, настолько убедительны, что я не вижу иного выхода, как сообщить вам все.
Чернов развернул свою карту.
- Вот имение, где был ваш штаб. Это Варшавское шоссе, а здесь позавчера проходила линия фронта. Меня интересует вот этот участок.
* * *
Пленный рассказал все. На участке полка, в котором служили разведчики, немецких танков не было. Значит, там, вероятнее всего, обстановка старая. Но вся бронированная громада нависла над соседним полком дивизии. Генерал не говорил. зачем его танки пришли сюда, ясно было и так. Но где и когда будет нанесен удар? Чернов еще раз внимательно рассмотрел карту. Там, где стоял его полк, берега реки были сильно заболочены, но несколько ниже по течению болота отступали и правый берег реки повышался. Карта показывала, что здесь, на шоссе, был мост, и как раз в этом месте фронт соседнего полка далеко не доходил до речки.
Чернов знал, что еще позавчера от переднего края этого полка до реки было не менее восьми километров, и сейчас ему стало ясно, что удар будет нанесен именно здесь. Лейтенант еще раз пристально взглянул на злополучный квадрат карты, изображавший ту местность, которая в недалеком будущем, может быть, через десять-двенадцать часов станет ареной жесточайшего боя.
- Хитро придумано, - усмехнулся лейтенант, взглянув на генерала. - Объяснять не трудитесь, понятно и так. Но все же откройте еще один секрет. Когда вся эта свора будет спущена с цепи?
Генерал молчал.
- Когда? - резко повторил Чернов.
Пленный вздрогнул. Голова его инстинктивно
втянулась в плечи и жирные складки на затылке стали багровыми. Не поднимая опущенных глаз, он хрипло ответил:
- Господин лейтенант, вас интересует участок перехода через фронт, а дальнейшим займутся в вашем штабе. Я вам не скажу здесь ничего. Доставляйте меня в свой штаб. - И, подняв на лейтенанта глаза, с откровенной издевкой добавил: - А я и не рассчитывал, что так скоро увижусь с фельдмаршалом Паулюсом. Неплохо, говорят, он живет под Москвой. Кстати за доставку такого языка, как я, вас хорошо наградят?
В груди у Чернова вскипела ярость. Сжимая рукоятку кинжала, он зло проговорил:
- Может быть, твои банды завтра на рассвете на нас полезут, а я должен с комфортом такую, как ты, фашистскую обезьяну через фронт тащить?
И, повернувшись к разведчикам, сказал;
- В ружье!
Разведчики вскочили. Пленный растерянно смотрел то на разъяренного офицера, то на спокойно готовившихся в путь солдат.
- А я… а как же я, господин лейтенант? - залепетал он испуганно. - Ведь со мной…
- Да, конечно, с вами, ваше превосходительство, днем прорыв невозможен. Вам придется остаться здесь. Живым отпустить вас мы, конечно, не можем. И вечера ждать не будем. Карты нужно в штаб доставить сегодня же. А там и без вас разберутся, в каком месте из ваших танков лапшу сделать.
Солнечный день померк в глазах генерала, и все вокруг приняло серый, пепельный оттенок. Он задохнулся. Скрюченные пальцы рук царапали грудь, выпученные глаза с мольбой и отчаянием смотрели на лейтенанта. Уже чувствуя себя мертвым, он, то взвизгивая, то понижая голос до горячего шепота, поспешно заговорил:
- Господин лейтенант. Я еще не все сказал. Я еще скажу кое-что. Я скажу такое, что сразу изменит ваши намерения. Садитесь. Прошу вас. Клянусь честью немецкого офицера, я вам сделаю важное сообщение.
* * *
Генерал не соврал. Его последнее сообщение совершенно изменило все намерения Чернова. В первую минуту после этого сообщения Чернов и его разведчики были сами поражены фантастичностью одновременно мелькнувшего в их голове замысла, а затем они переглянулись, и, вероятно, каждый из них подумал, что эта сумасшедшая мысль явилась только у него. Чернов встал и, приказав: - Накормите вояку! - отошел в сторону, лег на свою плащ-палатку и глубоко задумался.
Взвесив все «за» и «против» нового плана, который он думал теперь осуществить, и мысленно сказав себе: «Мои орлы да не сделают», Чернов решительно встряхнул головой и сел писать донесение командиру полка.
Сообщив командиру все, рассказанное немецким генералом, Чернов подробно доложил о своих дальнейших намерениях и в заключение просил подполковника не ругать его за очередной «фортель», подробно объяснив все преимущества для наших войск в случае удачи этого «фортеля».
Затем Чернов еще раз углубился в карту. Тонкие прожилки перелесков выводили прямо к полю, от которого начиналась памятная долина с туманами. Он измерил расстояние. Не более пяти километров. Взад и вперед десять. А до моста отсюда семь. Итого семнадцать. «Если выйти за час до темноты и в первой половине ночи переправить донесение через фронт, то безусловно успеем», - подумал он и, решительно захлопнув планшет, вскочил на ноги.
За час до заката, когда пленный, снова связанный, лежал на земле, Чернов,- отведя Нурбаева в сторону, дал ему последние указания.
- Рассчитываю, что вернемся к 24.00. Если не придем, действуй по обстановке, но пленного живым не выпускай. Смотри, Нурбаев, в оба. Зверь этот, хотя и трусливый, но очень вредный. Ну, все пока, оставайся! - И лейтенант протянул сержанту руку.
Прощаясь, оба заглянули друг другу в глаза и вдруг без слов крепко обнялись и поцеловались.