Когда разведчики, миновав свое боевое охранение, вышли на «ничейную» полосу земли, отделявшую советские войска от немцев, была уже темная, безлунная ночь. На иссиня-черном небе ярко мерцали крупные холодные звезды. Роса густо покрывала некошеные, вытянувшиеся выше колен травы. Ночь была не по-летнему прохладная. Редкие невысокие кусты чернели в темноте, как фигуры притаившихся людей. Каждая канава, каждый куст могли таить в себе засаду, могли в любую секунду брызнуть огнем автоматных и пулеметных очередей. Разведчики каждую минуту были готовы ответить ударом на удар врага. Но сегодня бой был не нужен.
Наоборот, необходимо было раствориться, исчезнуть в темноте ночи и под ее покровом проникнуть в тыл врага, обмануть бдительность вражеских секретов.
Разведчики шли цепочкой, один за другим, быстро, но бесшумно. Казалось, не люди идут по обыкновенной земле, а призрачные тени плывут в воздухе, еле касаясь мокрой, смутно отсвечивающей росой, травы.
Вдруг Белов, шедший впереди всех, лег на землю. Его движение мгновенно повторили и остальные. Шесть человек словно внезапно исчезли. Только тихий шорох да еле заметное колыхание травы показывали, что разведчики не лежат на месте, а ползком продвигаются дальше, вперед.
Все было тихо. Лишь мрачное уханье совы изредка нарушало тишину ночи. Даже шум дыхания и удары собственного сердца в тревожном безмолвии этой ночи казались громкими.
Лейтенант Чернов полз вторым. Впереди, почти у самого своего лица, он различал в темноте подошвы сапог Белова, то правую, то левую по очереди. Сзади слышался едва заметный шорох. Это поспевал Малютка. Лейтенант знал, что замыкающим ползет Нурбаев, готовый в любую минуту применить свое искусство лучшего гранатометчика полка. И, представив себе, как ползет сейчас позади него Нурбаев, Чернов вспомнил и тот случай, который заставил его забрать Нурбаева из стрелковой роты к себе во взвод разведки.
Было это месяца три назад. Дивизия, вышибая врага с последних метров родной советской земли, выходила к государственной границе. Шли упорные, изнурительные бои.
Однажды на рассвете по полку разнесся слух, что командир отделения Хасыль Нурбаев в ночном бою захватил в плен какого-то крупного немецкого офицера. Пленного допросили на командном пункте полка, но ничего от него не добились. Это был матерый фашист. На допросе он держался нагло и на все вопросы отвечал забористой русской руганью, выговаривая ее с неожиданной для (немца правильностью. Вскоре, впрочем, выяснилось, что, кроме ругательств, он ни одного слова по-русски не знает.
- Ну что ж, Нурбаев,- сказал командир полка после допроса.- Придется тебе самому вести эту птицу до генерала, в дивизию. Гляди в оба. Это, брат, зверюга особая.
До штаба дивизии Нурбаев доставил пленного благополучно, но здесь у самого входа в блиндаж генерала произошла неожиданная развязка. Когда Нурбаев и пленный остановились у генеральского блиндажа, к ним подошел дивизионный переводчик старший лейтенант Кобзев и заговорил с военнопленным. Посмотреть на фашистского офицера подошли и отдыхавшие неподалеку автоматчики из охраны штадива.
Вначале Нурбаев безучастно слушал звуки чужой, непонятной ему речи, но когда пленный стал особенно горячо что-то доказывать переводчику, сержант заинтересовался и, обратившись к офицеру, попросил:
- Товарищ гвардии старший лейтенант, можно узнать, о чем эта зверюга сейчас разговаривает? Зачем зверюга кричать начинает? - Нурбаеву понравилось словечко, случайно оброненное командиром полка.
- А зверюга эта, дружище, считает, что нам войну кончать надо, да сдаваться на милость Гитлеру, - сказал Кобзев.
- И! Как же так? - поразился Нурбаев. - Мы их колотим, гоним, и нам же в плен сдаваться? Как же это так? Что он нас за дураков считает, что ли?
- Не знаю, за кого он и ас считает, но с тем, что мы их скоро совсем в гроб загоним, никак не соглашается. А грозится он отчаянно. Каким-то новым оружием, которое вот-вот они применят против нас.
Угроза новым оружием не испугала Нурбаева, но то, что немцы еще думают о наступлении, очень удивило его. Он с минуту молчал, рассматривая высокую фигуру фашиста. Тот же, видимо, догадавшись, что его никто не собирается расстреливать и почувствовав себя в относительной безопасности, презрительно смотрел на черноволосого загорелого гвардейца.
Отвернувшись от немца, сержант вновь обратился к Кобзеву:
- Спросите его, пожалуйста, товарищ гвардии старший лейтенант, далеко эта зверюга наступать собирается?
Кобзев, улыбаясь, перевел вопрос. Приняв улыбку за знак расположения к себе, пленный оживился и что-то долго говорил по-своему. Кобзев плюнул и выругался.
- Ну и идиот! Сколько их бьем, а они все не умнеют. Этот осел говорит, что немецкие войска пойдут до тех пор, тюка не встретятся с японскими войсками, которые будут наступать им навстречу с востока.
- Йе! Вон куда он хочет! - Нурбаев снова посмотрел на пленного.- Может, к нам в Узбекистан идти думает?
Кобзеву нравился этот своеобразный разговор узбека-колхозника из-под Самарканда с немцем-бухгалтером писчебумажного склада из Аленау, и он перевел пленному вопрос сержанта. Гитлеровец высокомерно вскинул голову, пролаяв какую-то длинную фразу.
- Он говорит, что Азия нужна Германии, так как Германии необходим хлопок.
- Вот гад,- возмутился Нурбаев.- В Фергану захотел, в Бухару захотел, узбекский хлопок забрать думает?!
Фашист высокомерно, но с интересом смотрел на разъяренного Нурбаева. Затем на гладком, жирном лице гитлеровца появилась циничная усмешка, и он снова проворчал что-то. И в этой усмешке и в тоне, каким была сказана последняя фраза, Нурбаев почувствовал смертельную обиду.
- Товарищ гвардии старший лейтенант, переведите, что он сейчас говорит. Только, пожалуйста, точно переведите.
Кобзев смутился.
- Не стоит, друг. Собака брешет. Ну, и черт с ней, с собакой.
- Нет, пожалуйста, гвардии старший лейтенант, переведите, что он сказал. Я теперь нервничать буду. Очень прошу вас. Мне все, что фашист думает, знать надо.
- Он сказал, что немцы в Азии наведут свой порядок. Что господами могут быть только люди высшей расы. А узбеки еще дикари, их дело - подчиняться. Стой, сержант, что ты!..
Но окрик опоздал. Уже после первых слов переводчика лицо Нурбаева побелело и засверкавшие яростью глаза впились в посеревшее от испуга лицо фашиста. Сержант быстро перекинул автомат в левую руку, а правой сильно ударил гитлеровца по голове. Фашист, не охнув, грохнулся на песок.
Стало тихо. И в наступившей тишине особенно громко прозвучал спокойный, уверенный голос:
- Товарищ гвардии сержант, зачем вы это сделали?
Все оглянулись и замерли, вытянувшись. К блиндажу подходил генерал.
- Вольно! Зачем вы ударили пленного? - строго повторил свой вопрос генерал.
Оробевший Нурбаев молчал. Густая краска стыда залила его смуглое лицо, и от этого оно стало еще темнее. Стоявший неподалеку пожилой автоматчик с двумя орденами «Славы» на груди решил выручить погорячившегося сержанта.
- Разрешите доложить, товарищ гвардии генерал-майор. Этого сержанта я уже давно приметил. Он нервный. Как увидит фашиста, дюже злой становится, ну и…
- А вы помолчите пока,- перебил его генерал.- Не с вами речь. Да он в вашей защите и не нуждается.- Генерал наклонился над гитлеровцем и несколько минут смотрел ему в лицо, затем выпрямился и взглянул на Нурбаева.- Ты что ж, герой, каждый раз так нервничаешь, когда пленных водишь?
- Я, товарищ генерал-майор, думал, что он простой немец,- запинаясь, заговорил Нурбаев, глядя на генерала. - Я совсем не знал, что он такой фашист. Я бы и в плен его йе взял, там бы его кончил…
Подошел щеголеватый санитар. Лихо щелкнув каблуками и взяв под козырек, он спросил:
- Товарищ гвардии генерал-майор, разрешите помощь оказать?
- Оказывайте, да побыстрее,- усмехнулся генерал.- Вот этот «нервный» сержант его чуть не наповал усоборовал.
Санитар наклонился над немцем.
- Точно. Самый пустяк до смерти не допрыгнул. Ну и удар!- санитар почтительно посмотрел на богатырскую фигуру Нурбаева.- Ну и парень! Хоть сам и молод, да кулак, что молот. Факт.
Пленного унесли.
Генерал молча рассматривал стоявшего перед ним Нурбаева. Молодцеватый, подтянутый, смуглый сержант понравился комдиву.
- Вот что, геркулес,- заговорил комдив.- Запомни мое слово: бить пленных кулаками категорически запрещаю. В крайнем случае, если пленный сопротивляться будет, бей из автомата. Авось какой и выживет. Пуля-то, видно, полегче твоего кулака. Как твоя фамилия?
- Командир отделения сержант Нурбаев.
- Ну, будем знакомы, сержант Нурбаев. Помни мои слова, а я тебя запомню… нервного.
Весь этот эпизод промелькнул сейчас в голове Чернова. Случайно оказавшийся свидетелем этого происшествия, Чернов, возвратившись в полк, добился перевода Нурбаева из стрелковой роты к себе в разведку. До сих пор командир третьей стрелковой роты лейтенант Нескучный не мог простить Чернову, что он взял у него из подразделения лучшего сержанта.
«Да и в самом деле, ребятки у меня все на подбор,- подумал Чернов.- С такими |на любое дело идти не страшно…»
Неожиданно совсем рядом послышалась негромкая немецкая речь. Разведчики замерли в траве. Прошла томительная минута. «Напоролись прямо на охранение,- подумал Чернов.- Но ведь вчера оно было гораздо левее. Почему же немцы его передвинули?» Вблизи снова раздался спокойный чужой голос,- немец, видимо, отдал своему подчиненному какое-то приказание. Враги, должно быть, никак не думали, что в эту тихую ночь русские отважатся на вылазку, и чувствовали себя уверенно. Чернов осторожно тронул Белова за ногу, давая сигнал для дальнейшего движения, и разведчики бесшумно заскользили вперед.
Где-то впереди, в туманной темноте августовской ночи, проходил передний край немцев. Еще днем с наблюдательного пункта артиллерии Чернов облюбовал для перехода через линию фронта небольшую, заросшую высокой травой лощинку с левой стороны молодой еловой посадки. Минут через двадцать группа была у этой лощинки, сплошь залитой густым молочно-белым туманом.
Нырнув в лощину и сразу же утонув в сырой белой мгле, разведчики осторожно пошли в полный рост, короткой цепочкой, след в след, так называемой «волчьей стежкой». Бесконечно долго тянулась эта лощина. Туман скрывал все, что находилось дальше полутора метров от глаз. А ведь где-то здесь, буквально в нескольких шагах, должен был находиться передний край немцев.
Неожиданно впереди лязгнуло железо. Разведчики залегли, напряженно прислушиваясь. Совсем рядом, невидимый в тумане, что-то ворчливо говорил немец. Ему таким же недовольным голосом ответил другой.
«Пулемет. Фланг какого-то подразделения,- подумал Чернов.- Черт возьми, как близко подошли. Можно снять без выстрела».
Разведчики насторожились. Каждый, готовясь броситься на врага, осторожно проверил, легко ли выходит из ножен кинжал. Но Чернов не подал обычной команды. Удвоив осторожность, разведчики поползли вправо.
Еще полчаса осторожного хода, и лощина осталась позади. Разведчики вышли в поле. Несмотря на самое глухое время ночи, поле жило невидимой враждебной жизнью. Везде чувствовалось движение. Было слышно дребезжание повозок, звуки шагов, приглушенные человеческие голоса. Все это задвигалось из глубины черного поля навстречу разведчикам, проходило мимо них и замирало позади. Чернов опустился в глубокую воронку от снаряда и, подождав, когда замыкающий Нурбаев тоже нырнул в нее, шепотом сказал:
- Точка. Проскочили благополучно. Передохнем чуток.
* * *
К утру разведчики прошли еще километров восемнадцать. Чернов шел по компасу, прямо через поля и перелески, и к тому часу, когда густая тьма начала редеть, он, в последний раз сверившись с картой, сказал:
- Здесь. Пришли.
Со склона косогора в предрассветном сумраке различалось небольшое польское селение, вытянутое в одну улицу вдоль широкого Варшавского шоссе. Утомленные напряженной ночью разведчики разглядывали место своих будущих действий так спокойно, словно их ожидала не настоящая боевая операция, а тактическое учение в глубоком тылу.
- Если сейчас заскочить в село, да швырнуть в окна штук десять гранат, а потом дать как следует из автоматов, то у фашистов штаны задрожат,- размечтался Малютка.
- А потом что будешь делать? - заинтересовался Нурбаев.
- А потом он сам вместо фашистов штанами трясти будет,- насмешливо сказал Гуляев.
- Разговорчики! - оборвал Чернов.- Отставить всякие налеты и гранаты. Полнейшая тишина и маскировка. Сейчас задача: в течение дня все увидеть, высмотреть, а действовать начнем следующей ночью. Наблюдать будем вон оттуда, - и Чернов указал на группу строений, стоявших выше по косогору.- Белов и Нурбаев, проверьте, что там и где удобно спрятаться. Смотрите, себя не открывать. Стрельбу запрещаю, ножи только в самом крайнем случае.
Белов и Нурбаев ушли. Время тянулось медленно. Кое-кто из разведчиков уже задремал. Чернов напряженно продумывал план действий на завтрашний день. Стало светлее, и на востоке выступила розовая полоска, а посланные все еще не возвращались.
По шоссе в обе стороны непрерывно двигались повозки и машины. Это была одна из основных артерий, питающих вечно голодный организм войны. Невысоко в воздухе пророкотал мотор ночного бомбардировщика, удаляющегося в сторону фронта. Чернов дружелюбно улыбнулся: «Наш, кукурузник, на отдых торопится. Запоздал где-то работяга. Счастливого пути, друже!» Вдруг разведчики, даже те, кто успел задремать, внимательно прислушались. С запада, со стороны немецкого тыла, стал нарастать воющий и одновременно грохочущий звук, особенно ясный в относительной тишине прифронтового рассвета. Шли танки, и по силе приближающегося рычания моторов и лязганья гусениц можно было предположить, что та‹нков идет очень много.
- Товарищ гвардии лейтенант,- шепотом сказал незаметно подошедший Белов.- Там все в порядке. Можно двигаться.- Он опустился рядом с Черновым на корточки.- Имение панское. Паны еще не успели уехать. Повозки нагруженные перед домом стоят. Вон там, оправа от дома, каменный сарай,- внизу скот, а наверху сено.
Много сена… Целый батальон спрятать можно. А наблюдать удобно, крыша черепичная.
- А где паны и прислуга?
- Все в доме заперлись. Около возов три человека. Храпят во всю ивановскую. Лаз на сеновал не от дома, а с этой стороны. Нурбаев там наблюдает.
- Ну, тронулись,- сказал Чернов.
Сарай и в самом деле был очень удобен для наблюдения. Каменное высокое здание с крутой черепичной крышей вытянулось на добрую сотню метров вдоль двора. Вся верхняя часть здания доверху была набита душистым луговым сеном. Часа два провозились разведчики, пока в глубине сеновала соорудили удобные для кругового наблюдения места, наделали в сене проходы и устроились так, что если бы в сарае вздумала разместиться целая рота немцев, она бы могла провести здесь не один День, не подозревая о соседстве разведчиков. Когда все было закончено, Чернов приказал:
- Наблюдать по-двое. Сменяться через два часа. Свободным от наблюдения спать.
В первую смену на пост встали Гуляев и Малютка. Свободные от дежурства разведчики уснули. Чернов со своего наблюдательного пункта смотрел на широко открытую местность. «Удобно устроились, - подумал он. - Все местечко, как на ладони. Ничто не ускользнет…»
Где-то, вот в этих, тесно прильнувших друг к другу домах расположился или должен будет расположиться штаб немецкого соединения. Установить его местонахождение - главная задача разведчиков.
Местечко проснулось с первыми лучами солнца. На панском дворе раскрылись двери громадного коровника, и более сотни животных неторопливо направились через огромный двор по широкой усаженной липами дороге к шоссе. Стадо сопровождало человек двадцать верховых, очевидно, с вечера все подготовивших к выходу. Выйдя на шоссе, стадо повернуло к Варшаве.
Гораздо позднее проснулись господа. Первым на широкую веранду вышел полный лысый мужчина. Он постоял у перил, затем как-то нерешительно спустился во двор. Видимо, это был хозяин. Непривычная тишина и пустота во дворе, распахнутые двери коровника, тяжело нагруженные брички, стоявшие прямо на клумбах вытоптанного цветника, вызвали на его лице гримасу боли и растерянности.
Тихой, развинченной походкой он бесцельно побродил по двору, постоял у ворот, заглянул в амбары, в коровник, горестно махнул рукой и так же тихо направился обратно в дом.
Вслед за этим в доме поднялась возня. Прислуга выносила и увязывала на возах огромные узлы перин, подушек и одеял, какие-то ящики, шкатулки, кожаные чемоданы. К полудню с востока донеслись редкие, глухие разрывы снарядов. Тяжелая советская артиллерия начала пристрелку. Эти еще отдаленные, но мощные удары оказали магическое действие на владельца имения. Скоро помещик и его пожилая, не в меру накрашенная супруга с целым выводком чад разместились в трех фаэтонах и двинулись по шоссе, вслед за ушедшим на рассвете стадом. За ними затарахтели шестнадцать доверху нагруженных бричек.
«Далеко ли успеете удрать?» - усмехнулся Чернов. Дребезжание нагруженных бричек заглушалось гулом идущей на большой высоте группы самолетов. «Ильюши» идут, - на слух определил
Чернов. - Значит, ударят по переправам через Вислу».
На дворе, на веранде и даже на подоконниках распахнутых окон брошенного дома сразу же, неизвестно откуда, появилось очень много кур. Видимо, за домом помещался птичник и, уезжая с господами, челядь оставила его открытым.
На смену встали Белов и Прокудин. Чернов, убедившись, что никакого крупного штаба в местечке пока еще нет, решил и сам отдохнуть.
- Глядеть в оба, орлы, - приказал он. - Генерал знал, куда посылал. Или уже есть, да мы не видим, или еще не прибыли. Но штаб найти до вечера надо. Меня разбудить через два часа.
- Спите спокойно, гвардии лейтенант, - солидно проговорил Белов, - я не прохлопаю. Услежу.- Он немного помолчал и добавил: - Разрешите будить не через два часа, а попозже?
- Ладно, если изменений не будет, разбудишь в семнадцать ноль-ноль, - согласился Чернов. - Но смотри, не позднее.
Через минуту лейтенант опал, как убитый. Наблюдатели не спускали глаз с местечка. Свободные от наблюдения Нурбаев, Гуляев, Малютка и Прокудин осторожно курили вчетвером одну «козью ножку», пуская дым в узкий проход, проделанный в сене к противоположной стене сеновала. Лежа на плащ-палатке головами друг к другу, они шепотом переговаривались. Впрочем, укрытые в глубине сеновала, они могли совершенно спокойно разговаривать полным голосом, без опасения быть услышанными. Сено, сплошной стеной окружающее солдат, надежно скрадывало все звуки. Но уж такова привычка разведчиков - в тылу врага все делать скрытно, незаметно.
- Зачем, Малютка, не спишь? - спросил Нурбаев, передавая ему после очередной затяжки «козью ножку».
- Не хочется. Я ведь первый раз так далеко… До этого только рядом с передовой лазили да наблюдали. А ты уж который раз в тылу?
- В тыл я тоже только второй раз пошел,- ответил Нурбаев.
- А мне пришлось побродить по немецким коммуникациям, - покусывая травинку, вступил в разговор Гуляев.- Когда нашу часть в сорок втором в окружении разбили, я к партизанам попал. Семь месяцев оперировал за Смоленском.
- Я тоже порядочно поболтался в немецком тылу, - глубоко затягиваясь дымом, сказал Прокудин. - Теперь что! Немцы не такие, как были раньше, теперь сини драпают и тележного скрипа боятся. А вот когда они наступали… Вот это - да. Тяжело нам, братцы, отступать было. Тяжело.
Малютка взглянул на спавшего неподалеку от них Чернова, потом, посмотрев на Нурбаева, кивнул в сторону лейтенанта и спросил:
- А вот командир, наверное, много раз к немцам «в гости» ходил?
- Не знаю. Я в разведке с весны. Раньше в стрелковой роте был. Я к нему после Ясельды попал.
- Ясельда, это под Картуз-Березой, около Бреста? - спросил Малютка.
- Да, под Картуз-Березой, - ответил Нурбаев и вдруг, как от озноба, передернул плечами.
- Ты что это? - удивился Малютка.
- На Ясельде наш полк большие потери понес,- ответил за Нурбаева Гуляев.- Я слышал об этом от ребят, когда прибыл с пополнением из госпиталя.
- Там очень плохо получилось, - медленно заговорил Нурбаев. - Почему у немцев за болотом зенитные пушки на пехоту установлены были, не знаю. Но много их там было, зениток-то. Полк только поднялся для атаки, а они как ударят. Совсем плохо вышло. Немцы еще где-то там шлюзы взорвали. Совсем залили болото. Упадет раненый, а кругом вода… Захлебнется. Много наших умерло так. Лейтенант Чернов тогда стрелковым взводом командовал, один в батальоне остался. Все офицеры из строя вышли… Кого убило, кого поранило. Очень злой стал лейтенант Чернов. Собрал остатки батальона, да автоматчиков ему на подмогу дали. Набралось, наверное, человек полтораста. Лейтенант и говорит: «Поползем по воде. Прячьтесь все под воду и ползите. Высунь рот, дохни и опять ползи». А потом сказал, я это крепко запомнил: «За наших убитых товарищей, за наш гвардейский полк бить фашистов по-гвардейски».
Нурбаев поднялся на четвереньки и показал, как они ползли под водой.
- Немецкие зенитки, как пулеметы, стреляют. Много убило, но мы все-таки доползли и кончили фашистов. У них там зенитки сплошным рядом стояли. Снаряды стеной летели. Как дошли, не знаю… Дошли. Нам потом сам генерал награды давал. Лейтенанту «Красное знамя» вручил, мне «Славу» второй степени,- первую-то я еще раньше получил…
Он замолчал, потом, немного погодя, сказал:
- Спать пора, пожалуй. Ложись рядом, Малютка, - и Нурбаев повернулся к собеседнику спиной.
- Нет, друг, спать уж теперь не будешь, - обернулся от щели Белов. - Буди командира. Немцы приехали.