Вопрос о судьбе остатков революционной армии Спартака мало изучен. Отрывочные сведения источников единодушно устанавливают, что со смертью вождя борьба спартаковцев не кончилась. Сведения эти, во всяком случае, позволяют нам установить три следующих основных факта:
1) продолжительность борьбы рабов после смерти своего вождя;
2) связь спартаковцев с рабами Сицилии, где в это время также происходили вспышки восстаний;
3) союз остатков спартаковской армии с пиратами на юге Италии.
Обратимся непосредственно к первому факту. Что устанавливают здесь источники?
Аппиан рассказывает, что после известной битвы с Крассом и гибели Спартака «большое число спартаковцев ещё укрывалось в горах, куда они бежали после битвы». Интересно в этом отношении и свидетельство Плутарха, который, излагая биографию Помпея, говорит о его заслугах в борьбе с остатками армии рабов уже после крассовской битвы. «Судьбе, — говорит Плутарх, — хотелось всё-таки сделать Помпея некоторым образом участником и этой победы. Пять тысяч рабов, успевших спастись после сражения (с Крассом), встретились с ним и были истреблены все до последнего человека, вследствие чего Помпей написал в сенат, что Красс разбил гладиаторов в открытом поле, он же, Помпей, вырвал самые корни войны».
Об этих заслугах Помпея, продолжавшего преследовать спартаковцев уже после того, как Красс разбил их в Апулии по пути в Брундизий, Плутарх вспоминает ещё и в другом месте. В биографии Красса, написанной Плутархом, он ещё раз подчёркивает, что победа Красса была лёгкой и неокончательной, хотя она и повлекла за собой гибель самого Спартака. Помпею пришлось вмешаться в борьбу с остатками спартаковской армии. «Он окончательно, — говорит Плутарх, — уничтожил попавших ему в руки рабов».
О борьбе Помпея с рабами сообщает нам и Цицерон, указывающий, что Италия вынуждена была на борьбу с рабами вызвать с далёкой чужбины, т. е. из Испании, Помпея, где тот, как известно, вёл длительную борьбу с Серторием. Далее, историк III в. Ампелий, написавший «Книгу воспоминаний», называет даже место, где Помпею пришлось столкнуться в сражении с остатками спартаковской армии. Последние отряды рабов были разбиты, говорит Ампелий, консулом Помпеем в Этрурии. Это замечание интересно для нас с двух точек зрения. Во-первых, с точки зрения указания местонахождения отрядов рабов. Весьма вероятно, что в Этрурии осталась часть армии Спартака со времени его северного похода. Во-вторых, интересно упоминание Ампелия о Помпее как о консуле.
Как известно, Помпей был избран в консулы в 70 г. до н. э. И если ему пришлось столкнуться с пятитысячным отрядом рабов в Этрурии в период своего консульства, т. е. в 70 г., то это означает, что спустя почти год после смерти-Спартака отряды его армии продолжали ещё держаться даже на севере. Не приходится говорить уже о юге Италии, где в горах, по сообщению Аппиана, спартаковцы продолжали скрываться долгое время.
Всё это позволяет нам установить, что остатки спартаковцев, рассеянные в различных концах Италии, продолжали ещё дело великого освободительного движения.
Характерно, что косвенные указания других авторов античности раскрывают то обстоятельство, что сами римляне хорошо сознавали значение крассовской «победы» и не самообольщались ею. Так, например, два автора древности— Плиний Старший и Авл Геллий — сообщают, что Красс в результате своей «победы»-над Спартаком не оказался всё же достойным получить триумф, а был удостоен всего лишь оваций, т, е. малого триумфа. За победу над внутренним врагом не полагалось большого триумфа; лишь за победу над врагом внешним можно было рассчитывать на высшую награду. Борьба же с рабами считалась даже позорной для истых римских полководцев. Крассовская победа не покончила, однако, с армией рабов, в этом была её неполноценность.
Орозий рассказывает о ряде выступлений, которые приходилось организовать «под начальством многих военных вождей», прежде чем удалось окончательно расправиться с остатками войск Спартака. В числе этих военных вождей были довольно видные римские деятели. Тому же Помпею, когда он в 67 г. воевал с пиратами, несомненно, пришлось иметь дело и с рабами, ибо Цицерон, например, совершенно определённо говорит о связи морских разбойников с рабами. Нам известно также из данных Светония, биографа римских императоров, что с остатками войск рабов сражался позднее отец будущего императора Августа — Гай Октавий, которому по чрезвычайному поручению римского сената пришлось отправиться на юг Италии для ликвидации остатков «спартаковских банд».
«После претуры, — говорит Светоний, — он (Гай Октавий. — А. М.) по жребию получил в качестве провинции Македонию. Направляясь туда, он, действуя в силу чрезвычайного поручения сената, уничтожил остатки банд Спартака и Катилины— беглых рабов, захвативших область Фурий… Ребёнком Август (сын Октавия) получил прозвище Фурийского либо в память происхождения предков, либо же потому, что его отец вскоре после его рождения уничтожил в области Фурий шайку беглых рабов».
Это свидетельство Светония представляет для нас большой интерес. Во-первых, оно совершенно определённо устанавливает, что даже после рождения Августа (в 63 г.) и заговора Катилины на юге Италии целая область Фурий находилась ещё во власти спартаковских отрядов.
Можно предполагать, что оперировавшие в горах на юге Италии спартаковцы, пользуясь затруднениями Рима в связи с заговором Катилины, захватили область Фурий. Вероятно, спартаковцы представляли тогда ещё значительную силу, если римский сенат снарядил против них экспедицию Гая Октавия.
Формы римских мечей.
Ещё раньше в южных областях Италии спартаковцы захватили ряд городов, держали в своих руках прибрежные районы и не один раз разбивали римские войска.
Об активизации спартаковских отрядов в связи с внутренними междоусобиями в Риме говорит не только Светоний, но и Саллюстий, который указывает, что в самый разгар подготовки Катилины к выступлению на юге Италии происходили новые волнения рабов. О выступлениях рабов в Бруттии и Апулии Саллюстий говорит дважды, причём в отношении Апулии прямо устанавливает, что там подготовлялось новое восстание рабов. Если у Светония мы узнаём о захвате спартаковцами области Фурий, то Саллюстий свидетельствует, что в их руках находилась вся область Апулии и даже Бруттия. Едва ли эти сведения можно считать преувеличенными, ибо известно, что это восстание рабов на юге Италии потребовало активного вмешательства Рима, пославшего для подавления восстания карательную экспедицию Квинта Метелла Критского.
Можно предполагать, что экспедиция Метелла (в 63 г.) была неудачна, ибо на следующий год пришлось посылать новую экспедицию Октавия, который должен был довершить подавление спартаковцев.
1. СПАРТАКОВЦЫ И СИЦИЛИЯ
Обратимся теперь к другому вопросу — о связи спартаковцев с Сицилией. Если мы не можем ввиду неполноты источников говорить о конкретных формах связи спартаковцев с сицилийцами, то кое-какие данные позволяют ответить положительно на вопрос о наличии такой связи.
Прежде всего обращает на себя внимание то место у Плутарха, где он говорит, что после неудачи с переправой в Сицилию Спартак из «бруттийской ловушки» выводит только третью часть своих войск. Куда же девались остальные войска Спартака? Что они делали?
Из всех сообщений древних авторов совершенно точно явствует, что спартаковские войска стремились добраться до Сицилии во что бы то ни стало. Из фрагментов Саллюстия видно, что рабы работали днём и ночью над сооружением плотов для переправы. Если киликийские пираты обманули Спартака, а буря разбила самодельные плоты и не дала возможности переправиться туда, то из этого ещё не следует, что некоторой части рабов не удалось осуществить такую переправу несколько позже. Развитие пиратства у берегов юга Италии и Сицилии, положение в самой Сицилии, наконец, вспышки восстаний рабов — всё это даёт полное основание предполагать, что искры спартаковской освободительной борьбы были занесены и в Сицилию.
Обратимся снова к древним источникам, среди которых основным по этому вопросу является Цицерон. В своём изложении знаменитого дела претора Верреса Цицерон рисует картину его безобразного хозяйничания в Сицилии в период 74–70 гг., т. е. в тот самый период, когда спартаковское движение в Италии было в полном разгаре.
На процессе Верреса, привлечённого к ответственности судом римского народа, Цицерон, произнося обвинительную речь против этого сицилийского наместника, раскрывает картину произвола, вымогательств, разложения и вызванного этим общего упадка хозяйственной жизни Сицилии.
«Ты утверждаешь, — говорит Цицерон, — что твоею доблестью Сицилия спасена от невольнической войны. Эти слова заключают великую похвалу тебе и производят отличное впечатление, всё же скажи, что это была за война?»
Частичная переправа спартаковцев в Сицилию, а также выступления рабов в разных местах Сицилии, о чём. Цицерон знал, давали ему полное основание опровергнуть Верреса, считавшего, что он своей доблестью предупредил восстание рабов на сицилийских равнинах.
«Что же касается заразительности невольнической войны, то объясни мне, почему ссылаешься на неё именно ты, а не наместники всех прочих провинций. Потому ли, что в Сицилии были раньше невольнические войны?..» — говорит дальше Цицерон.
Указание Верреса на заразительность спартаковского движения для Сицилии даёт Цицерону повод сделать вывод, что именно Сицилия в преторство Верреса представляла благоприятную почву для вспышки восстания.
Весь этот материал о восстаниях рабов, о ряде вспышек и заговоров в Сицилии именно в то время, когда Италия была объята пламенем спартаковской революции, Цицерон собрал во время своего длительного пребывания в Сицилии, где он, подготовляясь к процессу Верреса, заслушивал на месте показания очевидцев и собирал по городам документальные данные.
И Цицерон обращает этот материал против своего противника.
«Итак, спросите вы, утверждаю ли я, что в пропреторство Верреса не было никаких волнений среди сицилийских рабов, никаких заговоров? Насколько известно римскому сенату и народу, насколько можно судить по официальным письмам, посланным Верресом в Рим, никаких… Тем не менее я подозреваю, что там и сям в Сицилии было некоторое брожение в невольнической среде (разрядка моя. — А. М.), я заключаю это не столько из открытых мною фактов, сколько из его действий и распоряжений. Обратите внимание на мою предупредительность: я сам намерен познакомить суд с теми данными, которые желает удостоворить он, данными, о которых вы до сих пор не слышали».
Какие же факты приводит Цицерон? Он приводит их несколько. Начнём с первого факта, который мы передадим словами самого Цицерона:
«В Триокальской области, уже раньше занятой было беглыми рабами, группа рабов одного сицилийца, некоего Леонида, была заподозрена в заговоре. Донесли наместнику; тот немедленно, как и следовало, приказал схватить указанных ему рабов и привести к нему в Лилибей. Хозяину было приказано явиться в суд; следствие состоялось, и подсудимые были признаны виновными..
Триокальская область издавна являлась местом восстаний рабов. Теперь, в период спартаковской освободительной борьбы, она снова стала ареной заговоров, вспышек и восстаний. Следствие и суд установили виновность арестованных участников заговора, в силу чего они подлежали смертной казни. Но Веррес, о чём сообщает с негодованием Цицерон, освободил участников заговора за взятку.
Если учесть ту силу возмущения, с которой Цицерон сообщает об этом факте, то приходится сделать вывод, что дело шло, очевидно, о подготовке крупного, массового выступления рабов в связи с освободительной борьбой Спартака.
Далее Цицерон сообщает другие факты, из которых видно, что в Сицилии неоднократно вспыхивали попытки к восстанию и серьёзные заговоры, которые Веррес использовал для наживы. Узнавая, в чьих имениях готовятся заговоры, наместник оказывал всяческое давление на хозяев, замешанных в заговорах рабов, чтобы путём вымогательства получить от них взятку.
Это забвение общественных интересов во имя личных (забывать об опасности движения рабов ради личной наживы) вызывает резкое осуждение Цицерона как представителя рабовладельческого Рима.
Цицерон приводит показания свидетелей, которые воссоздают картину крайне тревожного положения в Сицилии.
Далее он сообщает случай с Гавием, уроженцем города Консенции, заставляющий нас сделать предположение об организационной связи спартаковцев и сицилийцев. Гавий обвинялся в том, что он являлся шпионом, посланным из Италии вождями рабов (Спартаком и др.).
«Консенец Гавий, о котором идёт речь, был вместе t другими римскими гражданами брошен Верресом в тюрьму; не знаю как, только ему удалось тайно бежать из каменоломен, и он достиг Мессаны. Здесь, видя перед собой на столь близком расстоянии Италию и стены Региума, города римских граждан, наслаждаясь светом свободы, вдыхая хоть издали атмосферу законности после столь долгого пребывания среди страха смерти и мрака, он почувствовал себя как бы вновь ожившим и воскресшим: он начал открыто жаловаться, что он, римский гражданин, был заключён в тюрьму; говорил, что отправляется прямо в Рим и что Верресу придётся увидеться с ним, когда он вернётся из провинции. Бедняга не знал, что нет никакой разницы, говорит ли он это в Мессане или во, дворце самого наместника… Гавия тотчас отправляют к мамертинским властям. А так как в этот самый день случайно в Мессану приехал Веррес, то ему и доложили, что тут есть какой-то римский гражданин, жалующийся на заключение его в Сиракузах в каменоломни… Веррес… объявляет ему (Гавию. — А. М.), что он — по «достоверным сведениям» — шпион, отправленный в Сицилию вождями невольников., и приказывает сечь его по всему телу без всякого снисхождения».
Какие выводы можно сделать из этого сообщения? Цицерон прежде всего обращает внимание на превышение власти Верресом. Римский гражданин Гавий без суда и следствия, совершенно якобы без всяких улик подвергается наказанию розгами, которое унижает достоинство римского гражданина. Цицерон не решает вопроса, был виновен Гавий или нет, ибо его не это в данном случае интересует.
Между тем можно предполагать, что для обвинения, существовали какие-то весьма реальные мотивы, так как обвинять Гавия с целью получения взятки не имело смысла ввиду его бедности. Гавий прибыл из Консенции, когда юг Италии, в том числе и город Консенция, находился в руках спартаковских войск; он долгое время находился в сиракузских каменоломнях, откуда бежал; наконец он попал в Мессану, откуда думал направиться в Региум, находившийся в это время (в период 73–70 гг.) во власти рабов. Всё это говорит за то, что Гавий не был постоянным жителем Сицилии, прибыл сюда с временной миссией и оставаться в Сицилии после бегства из каменоломен не считал для себя возможным. Эти обстоятельства наталкивают на мысль, что у Верреса могли быть основания арестовать Гавия и предъявить ему обвинение в том, что он был шпионом, посланным спартаковцами в Сицилию, чтобы поднять там восстание. Несмотря на гибель Спартака, отряды спартаковцев, как это было замечено выше, долго оперировали на юге. Часть армии осталась в районе Региума, пытаясь, очевидно, переправиться в Сицилию. Другая часть, уцелевшая в сражении, скрывалась в горах.
Следует ещё сказать, что ряд городов и областей юга перешёл в руки восставших. При таком положении вполне вероятны не только отдельные, единичные связи с сицилийскими рабами, но и более значительные и массовые объединения.
О том, насколько крепко держались рабы на юге, сообщает опять-таки Цицерон в связи с двумя фактами: событиями около Валенции, которой угрожали спартаковцы, и «темесанской неудачей», в результате которой спартаковцы заняли город Темесу.
Цицерон рассказывает, что недалеко от Валенции (Вибона) отряд рабов захватил город Темесу. Весьма вероятно, что это был большой отряд спартаковцев, если они, захватив этот город, долго там держались и дали успешный отпор римским войскам. Рабовладельцы и власти расположенной неподалеку Валенции были крайне встревожены этой «темесанской неудачей».
Претор Веррес ответил отказом депутации города Валенции на её просьбу взять на себя командование экспедицией, снаряжённой против надвигающихся спартаковцев. Очевидно, этот город был потом взят рабами, иначе никакого смысла не было бы Цицерону вспоминать этот — факт как порочащий Верреса, тем более в связи с «темесанской неудачей».
Материал, приведённый Цицероном, представляет для нас необычайный интерес, так как в отдельных упоминаемых им эпизодах вскрывается борьба, которую продолжали вести спартаковцы уже после смерти своего вождя.
2. СПАРТАКОВЦЫ И ПИРАТЫ
Нам остаётся теперь выяснить вопрос о связях уцелевших отрядов спартаковцев с морскими разбойниками, или пиратами. Морские разбойники долгое время оперировали у берегов Сицилии и Италии. Они нападали на торговые суда, захватывали добычу, грабили богатое население прибрежных городов, уводили в плен людей и были совершенно неуловимы. Позднее даже создалась целая держава морских разбойников с центром на Крите. Пиратские гнёзда находились в различных местах Средиземного моря, в том числе и-около Сицилии и в некоторых пунктах самой Сицилии.
Кто такие были морские разбойники, откуда они вербовались? Основное ядро пиратов составляли киликийцы, народ юго-западного берега Малой Азии. Но, несомненно, позднее к пиратам примыкали беглые рабы. Убежавшие от господ рабы не всегда достигали своей родины. Добывать себе средства к жизни такие рабы могли только путём грабежей. Впоследствии эти грабежи приняли организованный характер в виде экспедиций морских разбойников, в среде которых объединялись и рабы, и преступники, и авантюристы.
Относительно участия рабов в этих разбоях мы находим свидетельства у Диодора Сицилийского. В описании первого сицилийского восстания рабов Диодор прямо говорит о том положении рабов, в результате которого они должны были заниматься грабежом и стать разбойниками. Рабовладельцы «держали пастухов, но не кормили их, а предоставляли им жить грабежами. При такой свободе, данной людям, которые по своей силе могли совершать всё, что решили, людям своевольным и праздным, принуждённым вследствие недостатка питания заниматься различными рискованными делами, — при таких обстоятельствах скоро начали увеличиваться разного рода бесчинства… Имущество грабили, а пытавшихся сопротивляться убивали… Большая часть рабов жила грабежом, и была масса убийств, всё равно как если бы разбойники, подобно армии, рассеялись по всему острову».
Как относились власти к росту грабежей в Сицилии?
«Римские преторы не осмеливались прибегать к наказаниям рабов из уважения к силе и влиянию господ, которым принадлежали рабы-разбойники, и поэтому были вынуждены допускать ограбление провинций». Так Диодор Сицилийский описывает рост грабительских тенденций ещё в период первого восстания в Сицилии. Пиратство от берегов далёкой Киликии распространилось до берегов самой Италии.
Известно, что Цезарь на пути в Родос был захвачен пиратами, которые продержали его пятьдесят дней и отпустили лишь за большой выкуп.
Голод 75 г. способствовал ещё большему развитию пиратства. Неудивительно, что в критический для Рима 74 год, когда на востоке произошло восстание малоазийских племён, объединившихся с Митридатом, на западе — восстание во главе с Серторием, а в самой Италии — восстание Спартака, в этот момент пираты господствовали на море. Весьма вероятно, что Митридат пользовался посредничеством именно пиратов для заключения союза с Серто-рием, о чём нам сообщают Саллюстий, Плутарх и отчасти Цицерон. О том, что Крит — главная база пиратов — был очень силён, говорит снаряжённая Римом экспедиция Марка Антония, в результате, которой римский флот был разбит и Антоний погиб.
Вооружение римской армии.
Баллиста
Катапульта
Прибор для метания камней
Деревянные прикрытия.
Цицерон в ряде своих речей против Верреса прямо говорит, что Сицилия превратилась в гнездо морских разбойников. И это обстоятельство умело используется обвинителем Верреса:
«Вы скажете: «Пусть это так, пусть он (Веррес) не приобрёл славы в этой — действительной или воображаемой — невольнической войне… зато он содержал в исправности флот для военных действий против пиратов и вообще обнаружил в этом деле величайшую заботливость, так что он всё-таки оказался превосходным защитником провинции». Я могу рассказать вам, судьи, такие вещи об этой войне с пиратами, такие вещи о сицилийском флоте, что вы убедитесь в справедливости заявления, с которым я приступаю к этой части моей речи, заявления, что в одной этой сфере его деятельности сосредоточены величайшие из его преступлений: и алчность, и государственная измена, и безумная страсть, и безумная жестокость. Рассказ мой будет краток; прошу выслушать его с таким же вниманием, как и всё прежнее».
И Цицерон рассказывает, что когда римскому флоту посчастливилось захватить пиратский корабль, нагружённый добычей, то Веррес больше думал о захваченных ценностях, чем о расправе над пиратами. Он долго скрывал главного пирата, не предавая его казни, в надежде получить за него богатый выкуп.
Всё это до такой степени развязывало руки пиратам, что они смело входили в сицилийские порты и господствовали на море у самых берегов Италии. Тот же Цицерон говорит об очень удачной операции вождя пиратов Гераклеона, который у Пелорского побережья разбил весь сицилийский флот и предал его пламени.
Успешно выполнив эту операцию, Гераклеон увеличил свои силы за счёт примкнувших к нему рабов и двинулся теперь прямо в Сиракузы. Некоторое время он держал город в своих руках, вызывая изумление и негодование римских центральных властей.
Приведённые факты указывают на связи рабов с пиратами Сицилии.
Спартак был связан с пиратами во время своего пребывания в Региуме. Нам известно, что вождь рабов договаривался с пиратами о переправе в Сицилию. Пираты, но имеющимся сведениям, обманули Спартака: взяв подарки, они скрылись. Означает ли это, что у спартаковцев больше никаких связей с пиратами не было?
Римские военачальники призывают к расправе над врагом.
Косвенные указания источников позволяют прийти к выводу, что эти связи, несомненно, продолжались. Оставшаяся часть армии Спартака, после того как он вывел из «бруттийской ловушки» только треть своей армии, продолжала, очевидно, добиваться возможности переправы в Сицилию. И конечно, без помощи пиратов она не в состоянии была это сделать.
Цицерон в одной из своих речей против Верреса обвиняет его в том, что вся западная прибрежная область южной Италии, от Вибона до Велии, оказалась во власти рабов и морских разбойников. И когда после объезда Сицилии в августе 70 г. Цицерон возвращался в Рим, ему пришлось пережить некоторые «дорожные приключения», поскольку все области, через которые следовало ехать, оказались занятыми рабами и морскими разбойниками.
«Ведь если бы, — говорит Цицерон, — обвиняемого можно было осудить в отсутствие обвинителя, мне не зачем было бы ехать на крошечном судёнышке из Вибона в Велию, пробираться между оружием беглых рабов, морских разбойников и твоим собственным, когда причина всей моей поспешности, соединённой с опасностью для моей жизни, заключалась лишь в опасении, как бы твоё дело не было снято с очереди, если бы я не поспел к сроку r суд».
Как видно из этого отрывка, весь район от Вибона до Велии в то время (лето 70 г.) находился во власти спартаковцев и морских разбойников. Поэтому великому оратору и знаменитому обвинителю Верреса пришлось ехать на плохоньком «крошечном судёнышке» морским путём от Вибона до Велии, откуда уже можно было пробраться в Рим сухопутной дорогой.
Таким образом, то обстоятельство, что вся западная часть юга Италии находилась во власти спартаковцев, и то, что Цицерон вынужден был констатировать здесь хозяйничание одновременно и рабов и морских разбойников, заставляет нас сделать вывод, что и те и другие находились между собой в определённой связи.
Последующие события начинают всё более подтверждать это положение.
Пиратство было настолько ощутительным для Рима, что он вынужден был послать в 67 г. на борьбу с морскими разбойниками столь известного полководца, как Помпёй.
Об активности пиратов в этот период Моммсен в своей «Римской истории» говорит следующее: «Эти бессовестные преступники не уважали уже более даже священной почвы Италии: из Кротона пираты похищают храмовые сокровища лаконской Геры; они причаливали в Брундизии, Мизене, Кайете, в этрусских гаванях, даже в Остии: брали в плен самых знатных римских командиров, в том числе предводителя флота при киликийской армии и двух преторов со всей их свитой, с их грозными секирами и прутьями и всеми атрибутами их сана; они похитили из одной виллы при Мизене сестру высланного для уничтожения пиратов старшего адмирала Антония; они уничтожили в остийской гавани военный флот, снаряжённый против них под предводительством одного консула. Латинский поселянин, путешественник, странствовавший по Аппиевой Дороге, знатное лицо, лечившееся водами в Байях, прозванных земным раем, — никто ныне не был спокоен за свою жизнь и имущество».
В 67 г. Помпею пришлось потратить 3 месяца, чтобы сломить сопротивление пиратов. У западных берегов Италии Помпей боролся с пиратами 40 дней, чтобы изгнать их из италийских гнёзд. И потом 49 дней Помпей преследовал их у Крита и Киликии.
В то время как пираты были изгнаны с побережья юга Италии, отряды спартаковских ополчений долго ещё сохранялись в глубине южной Италии. Спартаковцы ещё в начале 62 г. захватили всю область Фурий и долго держали её в своих руках. Узнав о выступлении в Риме Катилины, рабы заволновались, и среди них было много таких, которые хотели использовать создавшуюся ситуацию, чтобы двинуться на Рим.
И только в 61 г. посланный Римом отряд Гая Октавия уничтожил последние остатки спартаковской армии.
Гай Юлий Цезарь.
Так закончилась героическая освободительная эпопея Спартака. Она подняла массы на освобождение от рабства и долго потрясала устои рабовладельческого Рима. Несмотря на своё поражение, она так подорвала рабовладельческий режим, что вызвала глубокие изменения в политическом строе Республики, предопределив тем самым её близкое и окончательное падение. Однако политика рабовладельцев всё интенсивнее направляется к сплочению всех прослоек рабовладельческого класса в борьбе за упрочение рабовладельческой системы. На этой почве происходит выдвижение ряда политических деятелей Рима, желающих иначе устроить государственный порядок в Римской республике. Через некоторое время после восстания Спартака усиливается борьба за установление строя рабовладельческой диктатуры. Рабовладельческая диктатура мыслится как ответная форма политики и становится действительной реакцией на происшедшие социальные потрясения в жизни Римского государства. После организации первого триумвирата в Риме к единодержавной власти в результате борьбы приходит Юлий Цезарь. С ним связано установление строя военной диктатуры, кладущей конец старым, демократическим порядкам Римской республики. В борьбе с революцией рабов рабовладельческий класс приходит теперь к новой форме своей власти.