ЗЕРНО
Хлеба покрывались бронзовым налетом.
По вечерам в поле согласно кричали коростели, пахло отсыревшей ржаной мукой, и луна, похожая на медный таз, висела так низко, что хотелось подпрыгнуть и кинуть в нее камнем.
Ребятам казалось, что еще не все беды миновали и с посевами снова должно что-то случиться: выпадет град, налетят прожорливые птицы, пронюхают про богатый урожай суслики и мыши, заберутся на участок поросята или коровы.
Они целыми днями дежурили на участке.
Но погода стояла ясная, безоблачная. Для устрашения птиц Степа Так-на-Так соорудил еще несколько чучел с трещотками и вертушками. Алеша Семушкин повсюду расставил свои капканы «смерть сусликам». Суслики особого желания умирать не проявляли, но Маша, зазевавшись, однажды угодила ногой в один из капканов, после чего три дня ходила, опираясь на палочку, и, к немалому удовольствию Семушкина, должна была признаться, что капкан его конструкции - штука опасная.
Потом, когда «коншаковка» посмуглела, начались новые тревоги. Маша по нескольку раз в день пробовала на зуб зерна и бегала к деду Захару:
- Дедушка, перестоит же пшеница, осыплется!
- Ничего, ничего, - успокаивал старик, - пусть еще солнышка попьет.
Наконец «коншаковка» созрела. Тяжелые усатые колосья клонились к земле и шуршали сухо и жарко, точно жесть.
- Насытилось зернышко, дошло, - сказал Захар. - Завтра на зорьке и начнем.
Но и тут без споров не обошлось.
Санька сказал, что они с Федей в момент скосят всю клетку, не оставят ни одного колоска.
Маша решительно запротестовала. Это им не трава, а сортовая пшеница; они же косами так размахаются, что вымолотят все зерна.
- Нет, мы с Зиной серпами жать будем. А вы - снопы вязать.
- Мы… вязать?.. - возмутился Санька.
- И правильно, - согласился Захар. - Смекать надо, чего каждое зернышко стоит. Тут тонкие руки требуются.
Как ни досадно было мальчишкам, но пришлось смириться.
С вечера девочки заготовили перевясла. Захар вызубрил серпы.
Маша не утерпела и обежала с десяток колхозных изб:
- А мы завтра «коншаковку» снимать будем! Хотите посмотреть?
В воскресенье рано утром, когда пшеница была волглой и мягкой, на участке собрались колхозницы.
Пришла Катерина со всем своим звеном, Татьяна Родионовна, Андрей Иваныч, бабка Манефа.
- Тетеньки, вы только не потопчите чего, не сходите с дорожки! - умолял Семушкин, бегая вокруг женщин.
К клетке подошли Маша и Зина Колесова, стали по углам. Серпы, как и полагается, лежали у них на плечах. Захар кивнул им головой. Девочки сняли серпы и разом нагнулись, словно переломились в поясницах. Левой рукой они захватили по полной горсти пшеницы, подвели снизу зубчатые серпы, с мягким хрустом срезали желтоватые прохладные стебли и положили их на перевясла. Восемь - десять горстей, и сноп готов.
- Федя, вяжи! - кивнула Маша.
Саньке досталось вязать снопы за Зиной Колесовой.
Он не очень ловко, но сильно стянул перевясло, завязал узел.
- А споро идут! - зашептались женщины, следя за девочками.
- Спины не разгибают.
- Захват-то какой, захват!
- Сразу видно - колхозный народ.
- Добрые жницы растут!
Подбадриваемые замечаниями взрослых, Маша и Зина старались изо всех сил.
Серпы так и мелькали у них в руках.
Но вскоре Зина стала частенько разгибаться и потирать поясницу.
- Спинка заболела! - зашипел сзади Санька. - Может, в холодочке полежишь? Тоже мне, жница-синица!
Неожиданно на колючее, как щетка, жнивье шагнула Катерина. Она раскатала засученные рукава кофты и взяла у Маши серп:
- Что у вас тут за пшеница такая?
Аккуратно подбирая стебелек к стебельку, она срезала горсть пшеницы - да такую горсть, что Санька даже ахнул от изумления, - высоко подняла ее на вытянутых руках, попестовала, словно малого ребенка, и оглянулась на женщин:
- Вот это хлебушек! Руки оттягивает, будто гирю держу. Жалко вот, делянка-то маловата.
Катерина нажала два снопа и передала серп Татьяне Родионовне.
- Мы растили, мы сами и уберем! - заволновалась Маша.
- А ты не жадничай, - засмеялась Катерина. - Всем испробовать охота.
Вскоре вся пшеница с пятой клетки была убрана. До полудня снопы сушились на солнце, потом их отвезли к риге, обмолотили, провеяли и, ссыпав зерно в мешок, понесли в правление колхоза.
Все шли серьезные, торжественные, только малыши бежали впереди и кричали на всю улицу:
- «Коншаковку» несут!.. «Коншаковку»!
В конторе члены правления обсуждали какие-то дела.
Ребята внесли мешок в комнату.
- Сюда его, сюда, на почетное место! - Татьяна Родионовна вышла из-за стола, приняла мешок и поставила его на лавку в переднем углу, где висели план колхозных угодий и диплом Сельскохозяйственной выставки.
- Кто из вас подарок подносить будет? - шепотом спросил у ребят Андрей Иваныч.
- Саня Коншаков, - также шепотом ответила Маша. - Его родного отца пшеница.
- Нет, - покачал головой Санька, - ее Федя спас. Пусть он подносит.
- И совсем не я, а дедушка, - смущенно отказался Федя.
- Что еще за счеты! - остановил их Захар. - «Коншаковка» сама за себя голос подаст. А если цифирь какая нужна, у Маши все записано.
Маша протиснулась вперед, раскрыла свой дневничок и скороговоркой принялась высчитывать, сколько зернышек было посеяно на клетке N 5, сколько взошло, сколько стебельков погибло от стихийных бедствий - в эту графу у нее попали и град, и жук-кузька, и Долинка, по недосмотру забежавшая на участок, и Санька с Петькой - и, наконец, сколько колосков сохранилось и принесло урожай.
Кругом засмеялись:
- Это счетовод! Свела баланец! Нам бы такого в правление.
К мешку один за другим подходили бригадиры, звеньевые, колхозницы, бережно брали на ладонь по щепотке зерна - такого тяжелого, так напоенного солнцем, словно земля отдала ему все тепло и свет, поглощенные ею.
- Золотая пшеничка! - почтительно говорили люди.
- Богатый хлеб!
- Сила!
И так же бережно ссыпали зерно обратно в мешок. Только бабка Манефа, подув на зерно, отправила его в рот.
- Что ты, бабушка! - кинулась к ней Маша. - Целый гектар загубила! - И, услышав смех, заспорила: - Ну да, гектар! Егор Платоныч помните с чего начал? С трех колосков.
Но бабка ничего не слышала. Закрыв глаза, она долго жевала пшеничные зерна, потом громко причмокнула языком, облизала губы и истово перекрестилась:
- Слава тебе… Дожили до белых пирогов.
- Ну что ж, ребята… - Татьяна Родионовна оглядела стоявших у порога детей. - Превеликое спасибо от колхоза. И вам и Захару Митричу. Доброе вы зерно вырастили. Принимаем его в сортовой фонд… Заприходуй, Клаша, - кивнула она счетоводу, - трудодни молодым колхозникам начисли, премию, все как полагается.
- Зерно под номером пойдет или заименуем как? - спросила Клаша.
- Есть уже название… лучшего не придумаешь, - сказал учитель: - в честь Егора Платоновича Коншакова.