Низшая ступень дикости

«Дикарь» в просторечии означает человека, лишенного всякой культуры, существо, недалеко ушедшее от животных, — «дитя природы». Но мы уже знаем, что такого человеческого общества, которое не имеет или не имело культуры, историческая наука не знает. В науке дикарями называют людей, стоящих на очень низкой ступени культурного развития, не знающих еще ни земледелия, ни глиняной посуды, ни оседлости и ведущих бродячий образ жизни. Дикость — эпоха, когда человечество жило еще преимущественно присвоением готовых произведений природы.

Самые отсталые дикари, каких только знает этнография, жили в Австралии, в степях и кустарниковых зарослях, куда их оттеснили белые колонизаторы. Однако и туземцы Австралии уже далеко ушли от низшей ступени дикости.

Австралийцы живут племенами, то есть обществами, в которых все члены связаны между собой более или менее близким родством. Члены племени считают себя потомками общих предков, говорят на одном языке или наречии, имеют общие обычаи, предания и верования. Каждое племя состоит из нескольких сот человек и имеет довольно сложную организацию. Да и орудия австралийцев, как они ни грубы, все же не могут быть отнесены к наиболее первобытным. Словом, как ни низка культура австралийцев, но они и в физическом отношении, и по своему духовному развитию, и по своему общественному строю не могут дать нам представления о настоящей первобытности. Первобытную, то есть древнейшую, культуру наука находит не у современных живых людей земного шара, а у ископаемых людей, от которых сохранились лишь костные остатки и вещественные памятники, находимые в земле.

Теперь можно считать твердо установленным, что заря человеческого общества относится к началу ледникового периода.

Мы уже знаем, что этот период характеризуется необычным распространением ледников, или глетчеров, сползавших в Европе до Италии и покрывавших в Азии почти всю Сибирь.

Земля наша выглядела тогда совсем иначе, чем теперь. Значительная часть Европы, Азии и северной Африки была скована льдом. Тогда еще не существовало Гибралтарского пролива, Британия еще не была отделена от материка, а Черное и Каспийское моря сливались в одно могучее море, покрывавшее огромные пространства нашей равнины вплоть до Аральского моря.

Ледниковый период продолжался десятки тысячелетий. Он прерывался тремя теплыми межледниковыми эпохами, во время которых происходило временное отступление льдов. Лед, тундра и степь — вот что представляла собой в ледниковый период большая часть Европы. Лесная полоса простиралась главным образом южнее Альп.

Для тундр и степей Европы и Азии в период оледенения наиболее типичными обитателями являлись олень, полярная лисица и мускусный бык. Наиболее своеобразными представителями подобной ледниковой фауны являются два вымерших гиганта этой эпохи — шерстистый слон (или мамонт) и шерстистый носорог.

Мамонт был, очевидно, весьма распространенным животным, так как в земле обнаружено очень много его остатков. В течение только XIX века обнаружено больше двадцати целиком сохранившихся скелетов мамонта. Остатки его встречаются даже на Балканах, в Италии и на юге СССР.

Неизменным спутником мамонта являлся шерстистый носорог — огромное чудовище с двумя рогами на морде, из которых более длинный достигал 1,2 метра длины.

Водились тогда и многочисленные хищники, например покрытые густой шерстью пещерные львы, пантеры, гиены, рыси и медведи. В Драконовой пещере (Австрия) в 1922 году было извлечено 150 тысяч килограммов костей пещерного медведя. В кустарниковых зарослях водились разные породы благородного оленя, гигантского оленя, дикой свиньи, бобра и других животных.

В теплые межледниковые периоды климат Европы и северной Азии был гораздо мягче и теплее, чем теперь. Доказано, что в эти периоды обезьяны, бегемоты, бесшерстные слоны и другие животные, способные жить только там, где не бывает морозов, были обитателями не только южной, но даже и средней Европы. Самым страшным хищником в эти периоды являлся махайрод — саблезубый тигр, с его двумя длинными и острыми клыками на верхней челюсти.

Вот с какими животными приходилось иметь дело нашим ископаемым предкам в северном полушарии. Мы говорим о северном полушарии, потому что о южном полушарии в распоряжении науки имеются пока только очень скудные данные.

Что же представляли собой человеческие существа, жившие в ледниковый период на земле?

Несмотря на то, что от питекантропа, синантропа и гейдельбержца не уцелело костей руки, можно с уверенностью сказать, что труд обезьяночеловека носил еще зачаточный характер и в смысле производительности стоял несравненно ниже, чем у всех позднее живших людей. Мозг обезьянолюдей был недоразвит, он был значительно меньше, чем мозг неандертальца, у питекантропа он имеет в объеме 950 кубических сантиметров, у синантропа — 1050 кубических сантиметров, а у неандертальца он равен уже 1450 кубическим сантиметрам. Членораздельной речи, судя по строению черепов обезьянолюдей, у них быть еще не могло. Вообще строение их тела сохранило еще много обезьяньих черт.

Много обезьяньих черт было и у неандертальца: у него убегающий назад лоб, огромный надглазничный валик, очень массивная нижняя челюсть, лишенная подбородочного выступа, очень короткие бедра, а строение его позвоночника и ног свидетельствует о том, что у него не было еще вполне прямой походки.

Неандертальцы должны были представлять, судя по их скелетам, низкорослых сутулых людей с короткими ногами, чуть согнутыми в коленях, с неуклюжей и, неповоротливой походкой. У них были короткие руки, большой палец на которых отстоял так же, как у нас, но был менее подвижен, чем наш. Они должны были отличаться значительной физической силой. Хотя мозговая часть черепа у них была более развита, чем у антропоидов, но самый мозг был гораздо менее развит, чем наш.

И все же неандерталец гораздо выше по развитию своих предшественников — обезьянолюдей. Оценивая неандертальца на основании изучения около полусотни находок, можно было бы охарактеризовать его следующим образом. Если бы мы каким-нибудь способом могли увидеть этого человека, то должны были бы сказать: что за странный человек, как он похож на обезьяну! Относительно же обезьяночеловека можно было сказать скорее: что за странная обезьяна, как она похожа на человека! У питекантропа, синантропа, гейдельбергского человека больше обезьяньих черт; у неандертальцев их уже значительно меньше.

Как уже говорилось, у синантропа были найдены как эолитические, изготовленные путем простого давления и расщепления, так и грубо отесанные орудия. Неандерталец же характеризуется более совершенными орудиями труда, изготовлявшимися путем скалывания. Для того чтобы получить у орудий ровные и острые края, неандертальцы должны были оббивать их мелкими осколками, или, как говорят в науке, ретушировать их. А ретушь была уже делом довольно сложным, требовавшим и терпения и сноровки.

Что же можно сказать об обществе синантропов, людей тесаных орудий, и неандертальцев, людей сколотых орудий?

С полной уверенностью можно утверждать, что главное место в пище синантропа занимали плоды, орехи, клубни, ягоды, насекомые, мелкие животные, птичьи яйца. Подобно высшим обезьянам, синантроп был всеядным. Но, в отличие от них, при добывании пищи (охоте в широком смысле) он применял в своем собирательстве деревянные и каменные орудия, и это резко отмежевывает его от обезьяны.

Древнейшие ископаемые люди не могли быть охотниками в узком смысле слова, так как, во-первых, у них еще не было орудий для охоты, а во-вторых, судя по устройству их скелета, они были еще не способны как следует пользоваться метательными орудиями.

Наука установила, что обезьяны не умеют хорошо целиться, что они, как правило, бросают лишь сверху вниз и что стремительное бросание метательного снаряда существует только у человека, причем появилась эта способность не сразу.

Разумеется, и синантропам могло иногда удаваться загнать в яму или сообща убить какое-нибудь крупное животное, но это могло быть только делом случая. Техника древнейших ископаемых людей была слишком жалкой, орудия их были слишком убоги, чтобы охота могла служить им регулярным способом добывания пищи.

Охота загоном могла быть для них весьма существенным подспорьем, но не основной отраслью производства, не главным источником пропитания.

Это вовсе не означает, что древнейшие люди были вегетарианцами. Голод заставлял древнейших людей не брезгать ничем, что только годилось в пищу. Первобытный человек не был ни чисто плотоядным, ни чисто растениеядным животным — он был существом всеядным, которого только нужда заставляла налегать больше на растительную пищу: мясная попадалась не часто.

Изучение жевательного аппарата у ископаемых людей показало, что даже и неандертальцу приходилось питаться преимущественно растительной пищей. Их зубам приходилось не столько резать и рвать, сколько перетирать пищу.

Свою потребность в мясной пище древнейшие люди, до возникновения охоты на крупных животных, удовлетворяли, вероятно, поеданием различных насекомых, ящериц и мелких зверьков. И теперь еще у некоторых отсталых племен Австралии самым лакомым блюдом являются жирные личинки.

Разделение труда могло существовать у синантропов, судя по их орудиям, лишь в самом зачаточном виде. Поскольку дети и у древнейшего человека до известного возраста оставались беспомощными, постольку уход за ними и выкармливание их падали главным образом на долю женщины-матери. Следовательно, здесь уже очень рано должно было зародиться половое разделение труда: женщине приходилось выполнять иные работы, чем мужчине.

Далее, по мере усложнения орудий, должен был совершенствоваться весь труд человека. Как ни примитивен был труд синантропа, все же и в нем должна была быть какая-то сознательность, организованность. Вот почему уже здесь могло наметиться и возрастное разделение труда, то есть разделение труда между молодыми членами общества и старыми, как более опытными, умелыми, бывалыми.

В человеческом обществе на низшей ступени дикости не было ничего похожего на брак и семью в нашем смысле. В древнейшем обществе семья, состоявшая из мужа, жены и их детей, не могла бы просуществовать, тогда такой семьи и не было; забота о детях должна была лежать на всем небольшом коллективе, после того как матери отделяли их от себя. Только всему коллективу была по силам эта забота на том крайне низком уровне развития производительных сил, который был присущ первобытному обществу и на этой ранней ступени.

Древнейшие люди, таким образом, не знали еще ни индивидуального брака, ни парной семьи, ни частной собственности. Не знали они и обмена, так как обменивать им было нечего и не с кем.

Но уже у древнейших людей огонь имел первостепенное значение для защиты от хищников, да и вообще в борьбе за существование. Уменье пользоваться огнем является столь же специфическим человеческим признаком, как и изготовление искусственных орудий.

Уже синантроп (судя по кострищам и обгорелым костям животных в них) умел хранить его. У неандертальцев также были очажные ямы для хранения огня.

Благодетельную и губительную силу огня древнейшие люди легко могли узнать, сталкиваясь с различными явлениями природы: с лесными пожарами от удара молнии, со степными пожарами от самозагорания травы во время засухи, с действием лавы при вулканических извержениях. Далее, обнаружив, что некоторые горючие материалы обладают способностью тлеть, т. е. медленно гореть без пламени в течение многих часов, а может быть и дней, первобытные люди могли научиться постепенно поддерживать и сохранять естественный огонь.

Группа неандертальцев у костра.

Этнографические данные указывают, что у большинства примитивных народов огонь добывался трением. Добыча огня трением могла появиться у человека на довольно высоком уровне развития, — когда стало технически возможным достичь скорости в применении трения, достаточной для образования тепла в нужном количестве. Как мы увидим дальше, добывать искусственный огонь люди научились лишь много тысячелетий спустя после рассматриваемого периода.

Древнейшие человеческие общества, сохранившие еще очень много признаков стадности, бродили с места на место в пределах какой-нибудь ограниченной территории, живя, как говорится, «из рук да в рот», потребляя на месте или на стоянке найденную пищу.

Мы почти не в состоянии представить себе духовный мир этих древнейших людей. Одно мы можем утверждать с уверенностью: у питекантропов и синантропов не было и не могло еще быть религии.

Их мозг не был еще достаточно развит для того, чтобы у них могли вырабатываться отвлеченные понятия, а значит, и для того, чтобы у них могла появиться религия. Ни у питекантропа, ни у гейдельбергского человека, ни у синантропа никаких следов религии не обнаружено. У этих древнейших наших предков, с их недоразвитым мозгом, с их жалкими, грубо отесанными каменными орудиями, не было даже членораздельной звуковой речи. Надо думать, что этот дорелигиозный период в истории человечества тянулся десятки тысячелетий.

По сравнению с синантропом у неандертальцев обнаруживается значительный шаг вперед. Это был уже новый тип человека, сложившийся в тысячелетней борьбе с природой. Воздействуя своим трудом на природу, человек изменял и свою собственную природу. В труде совершенствовались и мозг человека, и его рука, и его орудия. Неандерталец физически стоит гораздо выше обезьяночеловека. Орудия неандертальца тоже гораздо совершеннее, чем орудия обезьяночеловека. Ручные ударные орудия обезьяночеловека не имели никакого специального назначения: ими и копали, и резали, и рубили, и пилили. Неандерталец уже научился откалывать кремневые пластины и затем путем оббивки этих пластин выделывал два вида орудия — скребло и остроконечник. Остроконечник из-за хрупкости своего острия уже не годился для выкапывания корней или клубней, им можно было только колоть и резать.

Он употреблялся также и как наконечник для копья. А копья с каменными наконечниками являются древнейшими известными нам охотничьими орудиями. Лишь со времени появления копья можно говорить об охоте как об особой отрасли производства у человека.

Что у неандертальцев уже развилась охота на крупных зверей, доказывается не только существованием у них остроконечников, но и тем фактом, что раскопки обнаружили у них кострища — остатки костров с костями пещерных медведей, мамонтов, сибирских носорогов, быков, оленей, диких лошадей и т. д. Следы огня на многих из этих костей указывают на то, что это мясо жарилось, а не поедалось сырым. Судя по количеству костей, находимых в кострищах неандертальцев, охота занимала очень важное место в их жизни, хотя главным способом добывания пищи у них все же оставалось собирательство. Никаких следов рыболовства, а тем более земледелия и скотоводства у неандертальцев не обнаружено.

В одной стоянке неандертальцев, в углублении скалы близ Крапины (в Югославии), рядом с костями носорога, пещерного медведя, волка и других зверей были найдены перерубленные поперек и расколотые вдоль кости людей. Всего здесь обнаружено до пятисот обломков человеческих костей. Это свидетельствует о том, что костный мозг неандертальцы высасывали не только из костей животных, но и из расколотых человеческих костей, следовательно, они, несомненно, были людоедами.

Неандертальцам пришлось жить в эпоху третьего оледенения, которое, как предполагают, было самым грозным и самым длительным. В равнинах, свободных от льда, было холодно и сыро. Холод, сырость, страх перед хищными зверями заставляли неандертальцев искать убежища в пещерах. Они были «пещерниками», троглодитами.

Хотя пещеры были так сыры, что даже медведи, судя по найденным костям, заболевали в них ревматизмом, все же благодаря огню они становились относительно удобными, давая и кров, и тепло, и возможность обороны. Но эти пещеры человеку приходилось отвоевывать у пещерных медведей, львов и гиен. Возможно, что пылающая головня была главным оружием человека, устрашавшим зверей. Пещера была для человека не только жилищем, но и мастерской. Здесь находят и готовые орудия неандертальцев, и осколки кремня, отлетавшие при раскалывании и оббивке, и т. д.

Неандертальцы не только устраивали себе жилища, но, возможно, носили уже и одежду. Об этом свидетельствует существование у них скребков, которые очень похожи на скребки эскимосов. А эскимосы употребляют эти скребки для обработки меха и кожи.

Несомненно, что в местах с холодным климатом первая одежда человека состояла из звериных шкур. Она, должно быть, напоминала ту меховую одежду, которую носят современные индейцы на Огненной Земле.

В неандертальском обществе, видимо, уже существовало и углублялось довольно четкое разделение труда. Охота на крупных зверей, погоня за ними, устройство ловчих ям, выслеживание дичи — все это становилось преимущественно мужским занятием. Оббивка (ретуширование) камня для получения острых краев, устройство охотничьей облавы на такого крупного зверя, как мамонт, знание повадок и уловок разных хищников — все это, несомненно, связано было с усилением роли и значения старших по возрасту. Старшие члены общества являлись обладателями опыта, накоплявшегося от поколения к поколению, который они передавали своим потомкам.

Некоторые ученые предполагают, что у неандертальцев существовала уже членораздельная звуковая речь. Возможно также, что у неандертальцев зародилась и религия. Есть целый ряд находок, который позволяет нам сделать такое предположение.

В нескольких неандертальских стоянках скелеты найдены в таком положении, которое свидетельствует о том, что покойников хоронили, а не бросали на произвол судьбы, на съедение зверям, как это, вероятно, делал обезьяночеловек. В пещере Киик-Коба (в Крыму) обнаружены совершенно явственные следы того, что неандертальских покойников погребали, и притом в скорченном положении, подгибая у них ноги к подбородку. Рядом с покойниками обнаружены орудия, кости, куски охры и т. д. Значит, покойников не только погребали, но и клали вместе с ними пищу и орудия.

Далее, в некоторых пещерах вместе с орудиями неандертальцев обнаружены в специально устроенных загородках и углублениях целые склады черепов пещерного медведя. Эти черепа не случайно попали сюда, а сложены человеческой рукой. Это дало основание предположить, что у неандертальцев существовала уже какая-то колдовская обрядность, вроде той, какая имеется у некоторых современных дикарских племен, тоже складывающих в особое место медвежьи черепа с колдовской целью.

Подобных находок, однако, очень немного. Мы не вправе утверждать, что у неандертальцев уже наверное существовала вера в какой-то сверхъестественный и загробный мир. Возможно, что неандертальцы погребали не всех покойников, а только некоторых (многие неандертальские останки найдены без всяких признаков погребения); возможно также, что и медвежьи кости складывались не с колдовской, а с продовольственной целью. Эти находки свидетельствуют и о том, что у неандертальцев могли иногда, например в результате удачной охоты, появляться кое-какие, случайные конечно, запасы пищи.

Мы, разумеется, не в состоянии еще представить себе полную картину жизни неандертальцев. Одно, во всяком случае, ясно: хотя они и находились еще на низшей ступени дикости, но все же уже значительно превосходили обезьянолюдей и по своему развитию и по своему умению приспосабливаться к природным условиям. Усовершенствование техники камнеобделывания, развитие охоты, пользование огнем, приспособление пещер для жилья, изобретение одежды, — все это дало неандертальцам возможность продержаться в эпоху грозного третьего оледенения. Много их должно было погибать от стужи, голода и диких зверей. Однако тот факт, что останки неандертальцев найдены во многих местах, доказывает, что они были широко распространены на земле и что они сумели приспособиться к этим новым условиям жизни.

Вследствие низкого развития производительных сил, в силу бродячего образа жизни, в силу замкнутости и косности первобытных стад, наконец, в силу подавленности борьбой за существование, умственный кругозор обезьянолюдей, их мышление отличались крайней бедностью, узостью и застойностью.

Человека, как мы видели, выделяет из мира животных активное приспособление к природе — труд, ставший необходимым условием его существования.

С самого выделения из мира животных общественного человека, когда он был еще формирующимся человеком (сперва обезьяночеловеком, а потом неандертальцем), зародилась и духовная культура.

Производство орудий, повторяясь изо дня в день, из поколения в поколение, должно было отразиться и закрепиться в головах людей как определенные технические навыки. Умение производить простейшие деревянные и каменные орудия было важнейшим признаком этой простейшей культуры и явилось начальной формой человеческих знаний.

Крайне низкий уровень производительных сил, ничтожная производительность общественного труда определили медленное, постепенное накопление различных навыков, опыта, умения и знаний.

Это было еще стадное мышление, как его называли Маркс и Энгельс в «Немецкой идеологии». Они установили и два основных признака этого стадного мышления: во-первых, каждое человеческое стадо еще не выделяло себя из окружающей природы, во-вторых, каждый член стада не выделял себя из остального стада. Таким образом, в стадном познании древнейшего человечества не противопоставлялись индивид, общество и природа.

Первый же признак этого мышления, охарактеризованный Лениным в словах: «инстинктивный человек, дикарь, не выделяет себя из природы»[18], находит себе подтверждение в мифологии всех стран и народов, где человек отождествляет себя с зверями, птицами, растениями.

Ленин считал, что для истории мышления необходимо знание истории языка. В своей статье «Относительно марксизма в языкознании» («Правда» 20 июня 1950 г.) И. В. Сталин пишет: «…язык и законы его развития можно понять лишь в том случае, если он изучается в неразрывной связи с историей общества…».

Язык (речь) человека зарождается с развитием стадного мышления. Без мысли не может существовать язык, членораздельная человеческая речь. Недаром Маркс и Энгельс говорят, что непосредственная действительность мысли — это язык, а Ленин сравнил предложение с «ячейкой», «клеточкой» человеческого познания.

Советская наука в лице великого физиолога Ивана Петровича Павлова и его продолжателей в учении о высшей нервной деятельности животных и человека дает замечательные материалы для восстановления процесса формирования мышления у древнейших людей.

Итак, без мышления и без общества не может существовать язык. Но что же заставило людей сплотиться в общество и выработать мышление и его неизбежную спутницу — членораздельную речь?

Маркс и Энгельс доказали, что труд по изготовлению орудий и вытекающее из него господство человека над природой и явились основой человеческого общества, а следовательно также мышления и языка.

«…развитие труда, — говорит Энгельс, — по необходимости способствовало более тесному сплочению членов общества… формировавшиеся люди пришли к тому, что у них явилась потребность что-то сказать друг другу.

Потребность создала себе орган: неразвитая глотка обезьяны преобразовывалась медленно, но неуклонно, постепенным усилением модуляций, и органы рта постепенно научились произносить один членораздельный звук за другим… объяснение развития языка из процесса труда и вместе с ним является единственно верным…»[19].

Товарищ Сталин пишет:

«Язык есть средство, орудие, при помощи. которого люди общаются друг с другом, обмениваются мыслями и добиваются взаимного понимания. Будучи непосредственно связан с мышлением, язык регистрирует и закрепляет в словах и в соединении слов в предложениях результаты работы мышления, успехи познавательной работы человека и, таким образом, делает возможным обмен мыслями в человеческом обществе.

Обмен мыслями является постоянной и жизненной необходимостью, так как без него невозможно наладить совместные действия людей в борьбе с силами природы, в борьбе за производство необходимых материальных благ, невозможно добиться успехов в производственной деятельности общества, — следовательно, невозможно само существование общественного производства. Следовательно, без языка, понятного для общества и общего для его членов, общество прекращает производство, распадается и перестает существовать, как общество. В этом смысле язык, будучи орудием общения, является вместе с тем орудием борьбы и развития общества»[20].