Очередь у „осьминога“ — утром, днем, вечером и ночью.
Жизнь на ледоколе течет, не придерживаясь этих земных условностей. В Ледовитом океане они были скоро забыты. Днем и ночью над раздираемым штормом морем колыхается одинаковая молочно-голубая мгла. За 77 градусом мгла не мешает дежурить у бинокля. Выйдя в любое время на палубу, можно увидеть расплывающиеся в тумане очертания приникших к осьминогу „ледяных колумбов“.
Каждому, особенно новичкам, хочется быть „ледяным колумбом“. Каждому хочется первому издать торжествующий крик:
— На горизонте — полярные льды!
Честное слово, хорошо быть колумбом даже по отношению к облизанной волнами Баренцова моря небольшой полярной льдине!
Только на спардеке сойдется несколько человек, — как начинаются ледяные диспуты.
— На 78 градусе мы обязательно встретим льды, — говорил Самойлович: — „Персей“ сейчас болтается на 30-м меридиане. Три недели назад „Персей“ ходил до 76 градусов. Льдов не было.
Шагающий, как всегда, от борта к борту Визе бросает:
— Трудно, трудно сказать. Погода зимой была ералашная. Не ледяной год. Норд-весты. А потом — штормы. Льды — разве на западе. Возможно, что мы, как Ле-Смит[45], пройдем к архипелагу чистой водой.
— А возможно, что „Седов“ зазимует, — иронически вставляет Ушаков: — Тогда наш Арктический институт целиком зазимует во льдах. У станка, так сказать.
— И это возможно, — смеются ледяные колумбы.
* * *
— Льдина плывет!
Кто первый увидел ее? Эту честь оспаривали многие.
Визе приник к „осьминогу“. В нескольких десятках метров от „Седова“ плывут два ледяных близнеца. Они трудно отличимы от пены гребней.
Небо на Севере приняло металлический холодный оттенок стали. Воздух похолодел.
— Ледяное небо, — торжественно объявляет Визе, уступая Цейс Воронину: — Как вы считаете Владимир Иванович?
Владимир Иванович бороздит глазницами бинокля горизонт на норде.
— Ледяное, — натягивает он глубже на голову вылинявшую рыжую оленью шапку, — в этом нет сомнения.
Ледяное небо — пустой звук для непосвященных. Полярникам оно говорит много. Прозрачным делают небо в Арктике покрывающие море ледяные поля.
— Сплошных полей ожидать трудно, — делает заключение, прощупав еще раз ледяное небо биноклем профессор Визе, — скорей всего будут разорванные ветром ледяные поля.
* * *
— Владимир Иванович, — спросил я у Воронина, — есть у вас какие-нибудь точные научные сведения о состоянии льдов в Баренцовом море?
— Есть. Датский метеорологический институт занимался измышлениями на эту тему. Дали мне в Совторгфлоте ихнюю сводку. В июле южная граница льдов, по вычислениям датских метеорологов, будет занимать положение, близкое к нормальному. Общее же количество льдов будет в этом году меньше нормы. Датчане дают косвенные указания, что даже в апреле между архипелагом Франца-Иосифа и северной оконечностью Новой Земли будет чистая вода.
— А летом?
— Летом? — Воронин хитренько улыбается.
— В середине июля ожидается резкое сокращение льдов во всем море. Но…
— Но существует угроза, — медленно говорит Воронин, — что с другой стороны в Баренцово море может войти значительная масса льдов у восточных берегов Земли Франца-Иосифа.
* * *
Из полыньи выскочил торчком тюлень. Уставился круглыми светящимися глазами на надвигавшийся ледокол.
— Гренландский тюлень — сказал Селиверстов.
— Как узнал?
— Гренландский тюлень выходит кверху отвесно. Книзу камнем идет. Точно гирями ласты прихвачены.
— А морской заяц?
— Он всегда по воде пойдет. Спину покажет.
На льдах кругом грелись под незаходящим солнцем тюлени. За ними на плоском, принесенном с Земли Франца-Иосифа, столовом айсберге[46] лежало несколько огромных продолговатых валунов. Они шевелились. Это было семейство моржей.
Слышалось их тяжелое, частое шипение. Селиверстов голодными глазами смотрел на них.
— Порато много кожи[47] лежит.
Коренному зверобою, как он, нелегко глядеть на лежавшее кругом на льдах такое количество морского зверья.
— Побагрить[48] бы, — вздохнул он шумно, совсем как лежавшие на айсберге моржи.
* * *
Нелишне привести некоторые данные научных наблюдений над расположением льдов в Баренцовом море. Южная граница льдов. Под этим термином понимается обычное среднее многолетнее местонахождение льдов в море летом. Вычислена она метеорологами на основании многолетних наблюдений.
За период с 1898 года до 1922 средняя для июля граница расположения льдов была по 75 параллели до 30 градуса восточной долготы от Гринвича. Дальше граница плавучих льдов идет параллельно сороковому меридиану около 79 градуса северной широты до середины Канинского полуострова.
* * *
Через час лед пошел гуще. Кругом — льдины, похожие на обсосанные ребенком куски рафинада. Они — причудливых форм. Яркая синева их необычайна.
— Судя по цвету, их принесли норд-весты от Новой Земли, — определяет Визе: — Лед с Франца-Иосифа более мутен. Еще через час льдины плыли уже стадами.
В семь часов „Седов“ принял ледяное крещение. Путь преграждало узкое ледяное поле. Найдя наиболее уязвимое место, где меньше торосов, Воронин отдал команду к первому ледяному штурму:
— Лево на борт!
Резкий грохот. Скрежет. Кувыркаясь в белой пене, в смятении расплываются в разные стороны от форштевня (носа) ледокола разбитые льдины. Топя мелкие льдинки, „Седов“ грузно шел к приобревшему прозрачность горного хрусталя ледяному носу.
Я пошел в радио-рубку и дал Гришкевичу такую радиограмму:
Ледокол „Седов“. 23 июля. (По радио от нашего спец. кор.) Прошли широту Мыса Желания. На широте 77,30 градусов встретили плавучие льды. В 7 часов „Седову“ встретился первый айсберг. „Седов“ разбивает легкие ледяные поля. По словам профессорам Визе, в нынешнем году по приметам должны быть легкие льды. Экспедиционное судно „Персей“, плавающее в море Баренца на 77 градусе северной широты, к тридцатому меридиану встречало открытую воду. Появились стаи поморников. На торосах медвежьи следы.