У валуна, вокруг которого стояли некогда строения Эльмвуда, нахожу маленький конский череп. Метрах в двух от него валяется собачья брезентовая упряжь. Череп принадлежит одному из манчжурских пони, на которых Джексон ездил по островам архипелага. Почти все пони погибли во льдах, но Джексон все же очень одобрительно отзывается о работе в Арктике маленьких лошадей. Собачья упряжь принадлежит одному из моих четвероногих земляков. У Джексона, кроме пони, было несколько упряжек ездовых собак из Сибири. Череп пони и собачья упряжь — это все, что осталось от полярного поселка Эльмвуда. Один из сараев Джексона увезла на мыс Тегетгоф американская полярная экспедиция Уэльмана. Дом и остальные строения сгорели в топках „Святого Фоки“.
…В июле 1914 года „Святой Фока“, потерявший своего вождя, медленно вышел из бухты Тихой в Британский пролив.
— Дров, дров: топки гаснут! — требовал поутру в рупор заменивший Зандера машинист Коршунов. — Тащите, что есть: давление падает.
С кормы „Фоки“ доносились треск и удары топора. Матросы рубили там деревянные надстройки юта (кормы). Внизу в кубрике рубили койки, безжалостно кромсали столик от умывальника, шкафчики, книжные полки. Несколько часов спустя в топку вслед за полками летели книги и даже мольберт художника Пинегина. За книгами на угли матросы кидали куски жира моржа, только что убитого на плывшей мимо льдине.
Пять моржей и морских зайцев сгорели в топках „Святого Фоки“. Их горевшие с треском и смрадом тела дали возможность шхуне подойти к Кап-Флоре.
* * *
Отрывок из дневника художника Пинегина в тот день. Пинегин был за капитана. Зимой он ездил из Тихой на собаках на Нордбрук. Пинегин лучше других знал очертания берегов Нордбрука.
„В проблеске тумана мелькнул какой-то мыс. По знакомому поясу глетчера я узнал мыс Гертруды. Скомандовал держать левее. Чернел неясно берег, окаймленный тонкой полосой битого льда. Из клубившегося туманом моря недоуменно высовывались безобразные головы моржей. С невидимой нам в тумане горы планирующим полетом скользили в море чайки. Колыхнулся туман, и я узнал группу камней и невысокий откос знакомого берега. Показав рулевому, куда держать, я сосредоточил все свое внимание на видной в тумане полоске берега. Зимой я видел айсберг, стоявший на мели: тут должны быть подводные камни. Сырой туман садился, стекла бинокля отпотевали. Неожиданно среди валунов на берегу я увидел человека. В первую минуту я подумал, что мне почудилось. Инстинктивно я отнял от глаз бинокль, чтобы, протерев отпотевшие стекла, посмотреть свежим взглядом. В это время с бака кто-то радостно крикнул: — На берегу человек! Да, человек, — он движется. Кто это? Вся команда „Фоки“ закричала „ура“. Кто-то сказал: — Это за нами судно пришло. Штурвальный матрос Линник, ходивший с Седовым к полюсу, держал одну руку на руле; другой, выразительно крутя под носом, заметил: — Ну, вот, теперь-то мы и закурим. Человек нагнулся у камней. Минуту спустя как мы отдали якорь, неизвестный, столкнув в воду каяк, ловко сел и поплыл к „Фоке“. Широко размахивая веслом, он быстро плыл. Было видно, что это хороший каячный гребец. Каяк подошел, и сидевший в нем заговорил на чистейшем русском языке. Слабо звучал голос: — Я штурман „Святой Анны“. Я пришел с 86 градуса северной широты. Со мной на Кап-Флоре матрос Кондрат. Мы шли по пловучему льду… Под каяк подбирался с подозрительными намерениями морж. — Морж, морж под вами! — Ничего, ничего: эти противные животные порядочно надоели нам, когда мы шли с мыса Гармсуорта, мы привыкли к ним. Человек поднялся по спущенному штормтрапу. Он был среднего роста, плотен. Бледное, усталое, слегка одутловатое лицо заросло русыми волосами. На нем был синий поношенный морской китель. Это был Альбанов, штурман „Святой Анны“, судна экспедиции Брусилова. — Я прошу у вас помощи. На Земле принца Георга, на мысе Мэри Гармсуорт потерялись четыре больных человека…“.
* * *
Команда „Святого Фоки“ разорила строения Эльмвуда. Это можно простить: она спасала этим жизнь. Но кто разворотил досчатый домик Седова? Кто так варварски разрушил бамбуковую хижину Фиала?
Визе признался сегодня в кают-компании, что ему было очень тяжело заставить себя ударить топором по исторической избе Джексона. Но топливо для „Фоки“ было жизнью для Визе, для Пинегина, для остальных. На „Фоке“ были скрюченные цынгой люди. Подавив жалость, Визе и Пинегин ударили топорами. Топливо было нужно, чтобы еще итти на поиски потерявшихся спутников Альбанова. Отплывая с Кап-Флоры, экипаж „Святого Фоки“ бережно собрал все припасы в бамбуковую хижину Фиала. Перед этим ее привели в полный порядок.
Полярные исследователи всех стран думают, что на Кап-Флоре международная продовольственная база. Искавшая в начале войны „Святого Фоку“ шхуна „Герта“ оставила на мысе одежду, провиант, винтовки. Все, что осталось сейчас, — это надпись краской „Герта“ — на валуне, на который взлезал Журавлев. Терпящие бедствие в Арктике найдут на Кап-Флоре лишь плавающие в озерке пустые бочки, разбитые ящики, ржавые жестянки из-под пеммикана и галет да черепа пони и собак.
Надпись судна «Герта». В 1914 г. это судно было послано на розыски без вести пропавшей экспедиции Русакова и Брусилова.
— Чего стараешься! Все равно сопрут. Вместо Тимоши и Кузнецова другие широкие рты найдутся, — обескураживает Журавлев Бабича, аккуратно укладывающего в кладовой хижины Фиала принесенные нами припасы. Бабич ругается.
Пессимизм Журавлева имеет под собой веские основания. Разграбили склад „Герты“, разрушили хижину Фиала бродящие у южных берегов архипелага в поисках моржей иностранные зверобои. Это их рук дело. Помимо незаконного промысла моржей и белых медведей среди островов советского архипелага, они занимаются там еще пиратством.
Мои возмущенные мысли перебивает удивленный возглас Бабича. Он бросает на мох принесенный Петровым из шлюпки новый ящик.
Бабич кричит:
— На западе судно во льдах!