Особенности пейзажа Цзиньлиншаня по сравнению с Наньшанем. Люди в роли животных. Миссия в г. Хоцсянь. Новогодние празднества. Известие от Г. Н. Потанина и изменение маршрута. Ночлег и пища в Южном Китае. Второе пересечение Цзиньлиншаня. Тропы, непроходимые для вьючных животных Общий характер гор. Скалистые цепи и леса окраины Тибета. Возвращения в страну лёсса.

Из г. Баоцзисянь в долине р. Вейхэ Вост. Куэнлунь или Цзиньлиншань представляется путешественнику в виде сплошной массы высоких гор с острыми зубчатыми и плоскими конусо и куполообразными вершинами, на которых снег виден только в холодное время года. Эти горы составляют восточное продолжение той огромной горной системы Куэнлуня, которая из области Памира протягивается по южной окраине бассейна р. Тарима в Китайском Туркестане, отделяя его от высокого нагорья Зап. Тибета, затем ограничивает с юга солончаки и равнины пустынного Цайдама, пролегает через верховья Желтой реки в Вост. Тибете и, наконец, вступает в Собственно Китай, где отделяет южные провинции от северных.

В противоположность горной системе Наньшаня, состоящей из нескольких отдельных длинных горных цепей, разделенных широкими продольными долинами, Цзиньлиншань представляет сплошную массу гор во всю свою ширину, дикую горную страну, расчлененную в разных направлениях долинами и ущельями рек на короткие горные гряды и группы, соответствующие главным образом толщам или массам более твердых горных пород, лучше сопротивлявшихся размыву; массивы гранита, большие толщи древних известняков и кварцитов слагают эти гряды и группы, тогда как более широкие долины и котловины врезаны в толщи более мягких сланцев и песчаников.

Хотя вечноснеговых вершин и ледников в Цзиньлиншане нет и самые высокие вершины не превышают 4000 м, т. е. эта горная система значительно ниже Наньшаня, но она гораздо живописнее последнего. Долины и ущелья врезаны глубже, склоны обилуют красивыми утесами разнообразной формы благодаря большому участию известняков в составе гор и богатому орошению. Многочисленные ручьи и речки и обильная растительность, особенно в южной половине Цзиньлиншаня, способствуют живописности этих гор (рис. 84). Наньшань, особенно западный, с своими бесконечными исполинскими цепями, увенчанными снегами и льдами, производит более величественное, но удручающее изза пустынности впечатление. Цзиньлиншань, богатый крутыми склонами, ущельями, красивыми утесами, проточной водой и растительностью, напоминает Швейцарию, но без вечных снегов.

Цзиньлиншань образует естественную границу между Севером и Югом Китая. К северу от него — страна господствующего лёсса с его желтым цветом, пылью, террасами, оврагами и сухим континентальным климатом; к югу — страна обильных летних дождей, теплых сухих зим, богатой растительности, страна риса, чая, бамбука и горных тропинок, по которым люди и грузы передвигаются в гористой западной половине этой области, главным образом, на спинах людей — носильщиков, тогда как вьючные животные: мулы, ослы, лошади исчезают в виду плохих дорог и отсутствия кормов. Козы и свиньи единственные домашние животные горного юга, так как первые могут пастись на крутых склонах гор, а вторые кормятся в хлевах отбросами пищи человека. Лёсс распространен только по северным грядам Цзиньлиншаня и становится тем тоньше, чем дальше на юг, где его сменяют красноземы.

Рис. 84. Северная цепь хр. Цзиньлиншаня к северозападу от с. Дунхэдзяо

Из г. Баоцзисяня мы пересекли широкую долину р. Вейхэ, на которой видна была уже молодая зелень полей, хотя было только 17 января ст. ст.; затем дорога ушла в поперечную долину, и начался длинный подъем на северную цепь Цзиньлиншаня по главной дороге, ведущей из долины р. Вейхэ и северной части провинции Шеньси в южную часть последней и в Сычуань — наиболее крупную и густонаселенную провинцию Южн. Китая. Поэтому движение по дороге было очень оживленное, и мы видели вьючных ослов и мулов с углем и разными товарами, но, главным образом, встречали или обгоняли носильщиков, шедших порознь или группами в ту или другую стороны. Попадались носилки в виде домика с занавесками, в которых восседал какойнибудь знатный китаец, путешествуя через горы на плечах людей. Такие носилки несли скорым шагом четыре человека при помощи двух длинных жердей, прикрепленных к бокам домика. Четыре других носильщика шли рядом или позади и время от времени на ходу сменяли уставших. Я заметил две категории товарных носильщиков: одни несли на спине тяжелые тюки, шли партиями по 5—10 чел. и часто отдыхали, не присаживаясь, но подставляя под тюк палку. Другие несли легкий или хрупкий товар — чугунную, глиняную, фарфоровую посуду — в корзинах, привязанных к обоим концам коромысла, или везли груз на своеобразной тачке с одним большим колесом, иногда вдвоем — один тянул впереди, другой поддерживал ручки тачки и толкал ее.

Мы уже на второй день пути перевалили через невысокий главный водораздел Цзиньлиншаня и несколько дней шли вниз по долине р. Дунхэ, принадлежащей уже к бассейну Голубой реки, но затем свернули на запад с большой дороги, ведущей в г. Ханьчжунфу, и, сделав два перевала через горы между притоками р. Дунхэ, вышли в г. Хойсянь, где также имелась бельгийская миссия. Здесь мне пришлось провести целую неделю, так как наступали новогодние празднества, в течение которых путешествие в Китае затруднительно. Кроме того, из Ордоса мы шли уже целый месяц почти без отдыха, мои возчики и их лошади устали, а условия жизни в миссии доставляли еще возможность использовать остановку для составления отчета о путешествии по Ордосу и лёссовому плато.

В бассейне р. Дунхэ на южном склоне Цзиньлиншаня появились уже растения и животные, характерные для Южного Китая: я заметил целые рощи высокого бамбука, различные незнакомые мне растения и птиц. Поля уже зеленели, в саду миссии Хойсяня без устали ворковали горлицы, и вообще, несмотря на зимний месяц (конец января ст. ст.), чувствовалась весна. Снега не было нигде, и по ночам термометр уже не спускался ниже нуля.

У китайцев вообще мало праздников: они не различают дней недели, а только дни лунных месяцев. Хотя 1-е и 15-е число каждого месяца считается праздником, но эти праздники соблюдают только ямыни чиновников, а школы, лавки и фабрики с ними не считаются. Зато первые две недели нового года празднуются и дают отдых за весь год.

Новый год приходится на конец января или на начало февраля. Китайцы делят год на лунные месяцы, считая от новолуния до новолуния, а так как средний лунный месяц имеет 29,5 суток, то одни месяцы имеют в Китае 29, другие 30 дней. В году лунных месяцев 12, но остается еще 11 дней сравнительно с солнечным годом, поэтому для уравнения солнечного и лунного времени в некоторые годы приходится вставлять тринадцатый месяц, считая эти годы високосными. Из 19 лет в Китае 12 простых и 7 високосных; последние чередуются с первыми через один и через два, так — два простых, один високосный, один простой, один високосный, два простых и т. д. Новый год начинают с того новолуния, которое предшествует нахождению солнца в зодиакальном знаке Рыб, что случается всегда около 19 февраля н. ст.; поэтому китайский новый год не может быть раньше 20 января и позже 19 февраля по европейскому календарю. В простом 1894 г. новый год начинался 6 февраля, а в високосном 1895 г. — 26 января.

За несколько дней до нового года процессия лам (хошанов и даосов) при оглушительном гуле гонгов и других инструментов обходит дома и улицы и изгоняет злых духов, а народ, сопровождающий процессии, заглядывает во все закоулки, чтобы узнать, не засел ли где враг человеческий. Чтобы помешать его возвращению, над входом в дом, откуда его выкурили, прикрепляются ивовые или персиковые ветки, сделанные из бумаги. К дверям прикрепляются грозные изображения богов покровителей, так называемых «господ ворот», — двух канонизированных военачальников. Последние дни посвящаются сведению годового баланса и взысканию долгов. Купцы спешат распродать с уступкой залежавшийся товар, чтобы получить наличные деньги. Хозяева закупают провизию. В домах моют комнаты, моются сами, но улицы не убираются. Во всех домах приносят жертвы божку очага или кухни, охранявшему семью в течение года. Этот божок в конце года улетает на небо, где представляет отчет о поведении семьи. Страшась его разоблачений, китайцы замазывают ему рот глиной или тестом.

В канун нового года улицы наполняются народом с разноцветными фонариками и хлопушками; фонари и транспаранты украшают дома и лавки. Китайцы толпятся в кумирнях, чтобы принести жертвы и поклониться богам. Крики разносчиков и прохожих сливаются с треском хлопушек, ракет и фейерверков. Последнюю ночь китайцы бодрствуют. В полночь все члены семьи совершают поклонение небу и земле перед открытой дверью дома, затем собираются в домашней кумиренке (мяо) и приносят жертвы перед таблицами предков.[7] На заре поклоняются духу счастья. В день нового года опять приносят жертвы.

В течение первых четырех дней все совершают поздравительные визиты: чиновники по начальству, граждане — друзьям и знакомым; часто ограничиваются опусканием карточек в бумажный мешок, прикрепленный у дверей. Разодетые китайцы разъезжают по городу в носилках, телегах, верхом, останавливаясь и приседая при встречах с знакомыми. Лавки, мастерские, постоялые дворы закрыты, и путешественники, захваченные праздниками в пути, вынуждены выждать по крайней мере первые пятьшесть дней в городе или селении, где они очутились под новый год. Все население отдыхает, развлекается на улицах и в театрах, и даже в бедных семьях на столе появляется мясо, которое в течение всего года отсутствует. Но уже с шестого дня ремесленники возобновляют работу, некоторые лавки открываются, и только ямыни мандаринов закрыты и запечатаны до конца праздников.

Последние два дня характеризуются вечерними процессиями, напоминающими наш карнавал. Группы замаскированных и музыкантов ходят по улицам, заворачивают в дома и получают угощение. Последний вечер оканчивается процессиями с разноцветными фонарями разной формы и величины, прикрепленными к палкам, особенно часто изображающими части тела дракона. Сочетание восьми фонарей, из которых первый имеет форму головы дракона, средние — его туловища и последние — его хвоста, особенно замечательно; покачиваньем палок имитируются змееобразные изгибы чудовища, плывущего над головами восхищенной толпы.

Интересно отметить, что, наблюдая уличную толпу во время новогодних праздников в Хойсяне, я ни разу не видел пьяных, которые составляли обязательную и отталкивающую черту праздничных дней в городах и селах царской России. Китайцы в массе народ трезвый, а напившийся на какойнибудь пирушке субъект никогда не показывается на улице. Вообще за все время путешествия я не видел на улицах пьяного китайца.

Г, Хойсянь расположен в долине небольшой речки Шамынхэ у северного подножия одной из цепей Цзиньлиншаня, называемой Лаолин. В этой цепи имеются месторождения железной руды, и в нескольких местах находятся маленькие заводы, изготовляющие чугунные котлы и горшки и железные изделия. Проведя первую неделю нового года в миссии, мы 13-го февраля ст. ст. продолжали путь и поднялись на перевал через Лаолин, достигающий около 350 м высоты над городом. С него мы спустились в долину рч. Сихэ, которая на следующий день вывела нас в долину р. Дунхэ, покинутую нами перед своротом к г. Хойсянь, к сел. Пейшуйдянь, вниз от которого эта река становится судоходной для плоскодонных лодок. Поэтому здесь кончается вьючный транспорт с севера (и начинается с юга), и товары, идущие на юг, главным образом табак провинции Ганьсу, чугун и железо заводов в Лаолине, плывут дальше на лодках по р. Дунхэ через южные цепи Цзиньлиншаня. Это плаванье не вполне безопасное, так как река все время течет по ущелью с очень крутыми склонами, и русло ее не свободно от камней, но китайские лодочники хорошо справляются с этими препятствиями.

Наш путь для вьючных животных отклонялся от ущелья реки, переваливая через более или менее высокие цепи и придерживаясь долин небольших речек, густо населенных и возделанных. Селения попадались через каждые 3–5 км, но большею частью были маленькие, так как ни дно долин, ни скалистые склоны не давали простора для земледельцев. Глаза радовали рощи бамбука, туи, кипарисов, веерных пальм и других вечнозеленых деревьев, сочная зелень полей и огородов и расчлененные скалистые склоны, на которых коегде возвышались живописные кумирни, семейные кладбища в рощах, отдельные фанзы и деревья.

Первый перевал на этом пути через цепь Даляншань достигал 1460 м абс. высоты и до 900 м над дном соседних долин; вершины цепи поднимались еще на 300 м выше. Вся она покрыта лесом. Обилие последнего объяснило существование небольшого железного заводика на южном склоне, перерабатывавшего железный и чугунный лом на древесном топливе в маленьких горнах. На ночлеге в этом селе мы могли наблюдать весь процесс кустарной плавки и примитивные приспособления заводика.

На следующий день мы миновали г. Лоян, расположенный на берегу р. Дунхэ или Пейшуйцзянь, а затем надолго отклонились на восток от этой реки, уходящей в длинное и глубокое ущелье, и попали даже в бассейн р. Ханьцзянь.

По мере нашего движения на юг исчезал покров лёсса; на северном склоне Цзиньлиншаня он достигал еще мощности в 20–30 м и образовывал террасы, на южном склоне он становился все тоньше и тоньше, терял свой характерный облик и после г. Хойсяна, наконец, исчез.

Это отразилось и на постройках: лёсс — самый дешевый материал для возведения глинобитных стен, для изготовления сырцового и обожженного кирпича. На южном склоне Цзиньлиншаня, где лёсс исчез, китайские дома оказались уже сложенными из местного камня, и это (а также теснота долин, ценность каждого ровного участка земли для земледелия) сразу отразилось на типе постоялых дворов. Вместо обширных дворов с рядом комнат для проезжих и большими навесами для животных появились тесные дворики с небольшим навесом для животных и одной комнатой для всех людей, иногда просто большим каном под тем же навесом рядом с яслями для животных. Это было понятно: так как в Южном Китае большая часть грузов передвигается на людях, то большие навесы для животных не нужны, а партия носильщиков ночует целой компанией в одной комнате.

Но для меня эти условия были неудобны: я не мог работать по вечерам — писать дневник, просматривать и этикетировать собранные образчики пород и вычерчивать карту в общей комнате на кане, в тесноте среди толпы носильщиков, крикливых и назойливо любопытных. Приходилось требовать себе отдельную комнату. Хозяин постоялого двора иногда уступал свое тесное и пахучее помещение возле кухни; в других случаях приходилось довольствоваться частью сарая или загородкой, служившей жильем нескольким козам или свиньям, или же чердаком дома и искупать спокойствие для работы холодом, так как в таких помещениях не было топившегося кана, а свою походную печку я оставил в Сяочао, как равно и палатку. В густо населенном Китае хотя иногда и найдется место для палатки на какомнибудь пустыре, но подножного корма для животных нет, и им все равно нужен постоялый двор, поэтому палатка и печка составляли лишний груз.

Второе неудобство путешествия по Южному Китаю представляло отсутствие хлеба; в Северном всегда можно было запасти в городах и крупных селах печеные лепешки или вареные на пару булочки. На юге первое место в питании занимает рис, и вместо хлеба продают вареный рис, завернутый в крупный лист какогото растения. В Северном Китае почти везде можно было купить мясо, главным образом баранину, для своего стола. В Южном в продаже была только свинина, которая приедается гораздо скорее; приходилось разнообразить свой стол, покупая иногда свиные ноги или уши вместо мяса. Китайская свинья низкорослая, черная с длинными висячими ушами, которые в вареном виде представляют своеобразное и вкусное блюдо.

Когда я расставался с начальником экспедиции Г. Н. Потаниным год тому назад в Пекине, было условлено, что я после года работы в Северном Китае приеду на восточную окраину Тибета, где Потанин должен был оставаться все время, чтобы встретиться с ним в Сычуани и связать наши маршруты и наблюдения. Но уже в Хойсяне я получил известие, что осенью умерла А. В. Потанина и что Григорий Николаевич, потрясенный и расстроенный ее смертью, прервал путешествие и уехал из Китая. Поэтому уже не было надобности итти вглубь провинции Сычуань, строение которой было изучено Рихтгофеном. Я решил довести свои исследования только до границы этой провинции и затем повернуть назад, на север, чтобы пересечь Цзиньлиншань по новой линии в западной части, ни одним геологом еще не посещенной, тогда как выполненное мною первое пересечение совпадало частью с маршрутом Рихтгофена, частью с маршрутом геолога Лочи.

После большого крюка, который сделал наш маршрут, огибая длинное ущелье р. Цзялинцзянь вниз от г. Лоян, мы вышли на эту реку у г. Чжаодянь и еще два дня шли на юг по ее долине, уже достаточно широкой в понизившихся южных цепях хребта, в которых были старинные каменноугольные копи. Ниже г. Гуаньюань в р. Цзялинцзянь впадает справа большая р. Пейшуйцзянь, вверх по которой идет большая дорога через города Цзечжоу и Минчжоу в Ланьчжоу, куда весной должны были прибыть верблюды, оставленные на отдых в Сяочао. Поэтому мы переправились на большой лодке через р. Цзялинцзянь, достигающую здесь около 100 м ширины и до 2 м глубины, и повернули на север. В этой местности, уже принадлежащей провинции Сычуань и защищенной с севера массой Цзиньлиншаня, было еще теплее. Хотя шла только вторая половина февраля, но уже цвели фруктовые деревья; ива распускала молодые листья, а на пашнях горох, пшеница и мак поднялись уже на целый фут над землей.

Но уже на второй день мы убедились, что термин «большая дорога» приложим к этому пути только с оговоркой «для носильщиков». В этом селении, где мы собирались ночевать, все тесные постоялые дворы были заняты носильщиками и углевозами, и пришлось итти дальше вверх по ущелью реки. По крутым склонам везде был густой кустарник, утесы, осыпи камня, коегде миниатюрные пашни. Нас захватили сумерки, и в темноте одна из вьючных лошадей свалилась с узкой тропы, к счастью, с небольшой высоты и в кусты. Пока ее развьючивали и вытаскивали, стало совсем темно, и итти дальше по неизвестной дороге было рискованно. Нужно заметить, что в пределах собственно Китая я не нанимал особых проводников: возчики, хозяева повозок и животных, знали дорогу или, как в данном случае, узнавали ее по расспросам. Карты, хотя и не подробные, и компас позволяли ориентироваться, а, в случае сомнения, почти везде встречались проезжие пли местные жители, у которых можно было спросить дорогу.

По соседству мы заметили на склоне ущелья отдельную фанзу, хозяева которой, после долгих переговоров, пустили нас ночевать. Они же сообщили нам, что до следующего селения, до которого было 13 верст, пройти с вьючными животными нельзя изза тесноты тропы, высеченной в скалах ущелья, и очень крутых подъемов и спусков. Узнали мы также, что и дальше, вплоть до г. Пикоу в 5–6 днях пути, все грузы передвигаются только носильщиками по подобным тропам или в лодках по реке. Последний способ связан, при движении бечевой вверх по течению, с большой потерей времени. Лодку надо было нанять уже в устье Пейшуйцзяня, и кроме того, сидя в лодке, я мог бы осматривать обнажения, столь многочисленные в ущелье, только изредка, при остановках для отдыха.

Пришлось собирать из соседних фанз, разбросанных по склонам, десять китайских крестьян, которые за очень скромное вознаграждение в 200 чох на человека согласились перенести весь багаж до следующего селения. Вслед за ними, порожняком шли наши вьючные лошади и мы сами, ведя в поводу верховых лошадей.

В течение нескольких дней пришлось прибегать к найму носильщиков для трудных участков пути; один раз удалось нанять для багажа на целый день лодку, которую тянули вверх по реке, тогда как лошади и люди каравана шли порожняком по дороге. Последняя то лепилась по обрывам скал над рекой, местами в виде балконов на бревнах, заткнутых в расселины утесов, то поднималась высоко на склоны, представляя иногда каменные ступени в полметра высоты, на которые взбираться для навьюченного животного было бы трудно. Приходилось удивляться, что большая дорога, существующая много столетий, все еще оставалась почти в первобытном состоянии.

Рис. 85. Скалистые вершины хр. Сяошань к западу от ущелья р. Даохэ

Наконец, у большого селения Пикоу кончилось низовое ущелье Пейшуйцзяня, пересекающее южные цепи Цзиньлиншаня. От реки отделились два большие притока, и долина ее стала шире. Хотя она все еще пересекала высокие горы, но дорога нигде уже не представляла мест, непроходимых для вьючных животных. Всетаки грузы и здесь шли в обе стороны, главным образом, на людях; караваны вьючных животных начали встречаться только за г. Цзечжоу, из которого ведут также дороги на запад в Тибет, на восток в Хойсянь и на северовосток через северные цепи Цзиньлина. Южнее г. Цзечжоу, на склонах гор, появился опять лёсс, южная природа кончилась, пальмы и бамбук исчезли, и стало холоднее. Вместе с лёссом появились и выцветы солей на дне долины, на обрывах лёсса и галечников и даже на обнажениях коренных пород. Коегде из лёсса добывали примитивным способом соль, поливая его многократно водой и выпаривая полученный рассол. Появились также глинобитные дома и более просторные постоялые дворы; теснота и неудобства ночлегов Южного Китая кончились, хотя гористая местность все еще продолжалась. Селения попрежнему встречались часто, дно долины и склоны были возделаны везде, где представлялась малейшая возможность.

На шестой день пути, за г. Цзечжоу, мы поднялись по вершине р. Пейшуй на перевал через хр. Ялиншань, достигавший 2800 м абс. высоты, и спустились к г. Минчжоу, в долину р. Таохэ, впадающей уже в Желтую реку; таким образом мы очутились теперь уже на северном склоне Цзиньлина и ушли из бассейна Голубой реки. С перевала видна была на юге горная цепь с высокими скалистыми вершинами, покрытыми снегом; это был хр. Миншань, который мы незаметно пересекли еще по ущелью Пейшуйцзяня, выше г. Цзечжоу.

Северные цепи Цзиньлина на этом пересечении занимали гораздо большее пространство, чем на восточном. От Минчжоу мы пересекали их еще в течение целой недели вплоть до г. Ланьчжоу, причем первые из них достигали большой высоты, отличались крутыми, живописными формами скалистых вершин (рис. 85) и были покрыты лесами из березы, осины, ели, сосны и даже кедра, вообще деревьев, знакомых мне по Сибири, с которыми встретиться здесь, на окраине Тибета и под 35° сев. широты, было и приятно, и удивительно. Я даже устроил дневку для отдыха в маленьком уединенном поселке Махо среди лесистых гор хр. Сяошань.

Но за г. Дидаочжоу эти высокие и живописные горы кончились, долина р. Таохэ, представлявшая в горах глубокие ущелья, которые дорога огибала высоко по склонам или обходила по боковым долинам, расширилась, лёсс стал господствующим, и последние дни пути по Ланьчжоу пролегали уже по типичной для сев. Китая лёссовой стране, расчлененной оврагами. Затем р. Таохэ уклонилась на запад, и дорога поднялась на хр. Гуаньшань, покрытый лёссом. С него мы спустились прямо к г. Ланьчжоу и опять заехали в бельгийскую миссию. Было уже 21-е марта, и два пересечения Цзиньлиншаня заняли свыше двух месяцев; они дали много наблюдений по геологии и некоторое знакомство с природой, населением и условиями жизни в Южном Китае.

В Ланьчжоу я нашел письма с родины. Географическое общество, получившее мой отчет о путешествии в Наньшань, продлило срок моего путешествия еще на полгода с тем, чтобы я попытался проникнуть в Средний Наньшань, и переводило мне добавочные средства. Поэтому из Ланьчжоу, по прибытии верблюдов, зимовавших в Сяочао, я направился опять по большой дороге в Сучжоу, но, чтобы не повторять полностью прошлогодний маршрут, я выполнил несколько крупных отклонений в ту и другую сторону. Сделанные на них наблюдения уже включены в гл. VII. Этот переезд занял почти шесть недель и дал мне новое пересечение Вост. Наньшаня, знакомство с окраиной Алашанской пустыни и с передовой цепью Наньшаня между г. Ганьчжоу и Сучжоу.