Крымов вошел в просторный и светлый зал. Вдоль стен с огромными окнами тянулись ряды чертежных столов. На полу вдоль и поперек были разостланы мягкие ковровые дорожки. Сотрудники ходили по ним совершенно бесшумно. Только изредка раздавалось чье-либо осторожное слово или слышалось шуршание чертежной бумаги.
Олег Николаевич сел на свое место.
— Я к вам! — послышался мягкий и певучий голос.
Крымов повернул голову и увидел перед собой стройного юношу с мечтательными глазами, конструктора Катушкина, с которым он только что познакомился в кабинете начальника.
— Как я рад, что мне удалось встретиться с вами, — Катушкин приветливо улыбнулся. — Это так неожиданно! Вы приехали из Ленинграда?
— Совершенно верно, — ответил Крымов, недоумевая, почему инженер так рад знакомству с ним.
— Я никогда не был в Ленинграде, — продолжал конструктор, присаживаясь, но город этот люблю необычайно! С ним связано столько воспоминаний!
— Воспоминаний? — удивился Крымов. — Вы же говорите, что никогда не были в Ленинграде.
— Это правда. Но я имел в виду не свои личные воспоминания, а, так сказать, литературные. Ну, вы меня, конечно, поймете… Я совершенно отчетливо представляю Неву, белые ночи, Адмиралтейскую иглу, — одним словом, все, что воспето Пушкиным.
— Это конечно… — неопределенно протянул Крымов, внимательно наблюдая за собеседником.
Катушкин осторожно пододвинул свой стул и заговорил еще тише, почти шепотом:
— Основное мое несчастие заключается в том, что я мало путешествовал. А ведь это так важно! Ну, где я был? Учился в Новосибирске. Практику проходил в Магнитогорске. Немного работал в Донбассе. Но все это, знаете, не то…
— Почему не то? — опять удивился Крымов.
Из своего кабинета вышел начальник конструкторского бюро инженер Трубнин. Он прошел через зал, окинув быстрым взором сотрудников, и скрылся в противоположных дверях. Крымову показалось, что взгляд Трубнина дольше, чем на ком-либо другом, задержался на нем и на конструкторе Катушкине.
Олег Николаевич постарался вспомнить разговор, происходивший час назад в кабинете Трубнина, куда он явился для знакомства со своим начальником.
— Здравствуйте. Кажется, уже немного знакомы, — такими словами встретил его Трубнин.
— Да. Мы случайно встретились, когда я шел со станции.
Затем начались расспросы о Ленинграде, об общих знакомых — преподавателях. После этого Трубнин вынул папку с чертежами сложного гидравлического бура и начал советоваться по мелким техническим допросам. Крымов отлично понимал, что это своего рода экзамен, и постарался сосредоточиться. Но в то же время он внимательно следил за инженером Трубниным, стараясь понять, что за человек его начальник.
Однообразно и монотонно говорил Петр Антонович, не повышая и не понижая голоса.
— Я не согласен с вами, что равнопрочность этого рычага можно рассчитывать по упрощенной формуле, — настаивал он, устремив взор на чертеж. — Эти вольности иногда могут привести к довольно печальным результатам.
— Но ведь в некоторых случаях такие расчеты возможны… — попытался отстоять свое мнение Крымов.
Однако Трубнин продолжал возражать. В его рассуждениях чувствовалась большая доля твердой и непоколебимой педантичности.
— Первое время вы будете заниматься разработкой узла Б-28 совместно с конструктором Катушкиным. Этот молодой инженер, мне кажется… близок вам по духу, — закончил Петр Антонович со странной улыбкой.
— Почему? — тоже улыбаясь, спросил Олег Николаевич.
— А вот увидите… Кстати, наш спор относительно искусства и техники мы с вами при случае продолжим. Как устроились с квартирой?
— Очень хорошо. Спасибо!
На пороге появился Катушкин. Некоторое время они беседовали втроем, а затем Крымов ушел, оставив начальника наедине с конструктором.
И вот теперь он сидит за чертежным столиком и слушает словоохотливого инженера, который жалуется на то, что мало путешествовал.
— Я бесконечно рад, что вы попали именно к нам, Олег Николаевич… продолжал Катушкин. — Меня тут мало кто понимает.
— Ну, а что тут у вас с узлом Б-28? — осторожно спросил Крымов, который тоже не мог понять странных жалоб молодого инженера.
Лицо Катушкина приняло строгое выражение.
— Да, да. Пора заняться делом, — заторопился он. — Вы уж простите меня. Я так обрадовался вашему появлению, что, понимаете… Сейчас введу вас в курс работы.
Конструктор направился к своему столику и вскоре вернулся с папкой чертежей. Разложив их перед Крымовым, он начал объяснять. Голос его потерял всю свою мелодичность.
— Тут, по этой трубе, будет поступать вода, — говорил медленно Катушкин. Здесь должен быть клапан. Нет, простите, не клапан. Хотя, позвольте, действительно клапан. Вода будет уходить вот сюда…
Раздается звонок. Слышится шелест сворачиваемой бумаги и оживленный разговор. Сотрудники собираются покинуть конструкторский зал. И Крымов видит, как меняется Катушкин: радостные искры блестят в его глазах, голос снова приобретает мелодический оттенок.
— Вот вам одно из моих произведений. Это, конечно, не из самых лучших. Вы должны меня понять… — С этими словами конструктор протянул Крымову лист бумаги, на котором красивым бисерным почерком были написаны стихи.
— Ваше мнение для меня особенно ценно!
— Почему именно мое мнение? — улыбаясь, спросил Крымов.
— Не скромничайте, Олег Николаевич, — лукаво посмотрев на инженера, проговорил Катушкин. — Неужели не хотите прочесть?
Крымов пожал плечами и принялся внимательно рассматривать поданную ему бумажку.
Никогда в жизни он не питал особого пристрастия к стихам. Поэзией интересовался в меру, как интересуются люди его возраста. Но не нужно было быть хорошим знатоком, чтобы сразу определить беспомощность показанных ему строк.
Вот как они выглядели:
В знойном воздухе, мятном, пьянящем,
Средь музыкального рокота волн океана,
Под солнцем искристым, палящим
Зреет сочная, золотистая
Гирлянда бананов.
Дальше следовало все в том же духе.
— Ну, как? — заволновался Катушкин, когда Крымов кончил читать. — Будут замечания?
— Вообще, ничего… — пробормотал тот, не решаясь обидеть поэта. — Правда, очень много неясностей… недоделок, что ли. Вот, например, вы пишете: «зреет гирлянда бананов». Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что плоды бананов могут быть расположены в виде гирлянды только в том случае, когда их продают нанизанными на бечевку. А растут они иначе.
— Черт возьми! — смущенно сказал Катушкин. — Вы правы. Надо было посмотреть в учебнике ботаники…
— Вы, значит, пишете стихи? — спросил Олег Николаевич, чтобы прервать наступившее неловкое молчание.
— Разве Трубнин не говорил вам об этом? — удивился конструктор и, не дожидаясь ответа, тут же добавил: — У меня еще есть небольшая поэма о северном сиянии. Хорошо, если бы вы прочли ее.
— Прочту. Обязательно прочту… — ответил Крымов. — Но только я хочу предупредить вас: в стихах разбираюсь посредственно. Честно скажу: ничего не понимаю!
— Да вы смеетесь надо мной, что ли! — недоверчиво проговорил Катушкин. Ваша скромность переходит всякие границы.
Крымов готов был уже не на шутку рассердиться, но, увидев обиженное лицо инженера, вовремя остановился. Не зная, что делать, Олег Николаевич принялся вновь просматривать стихотворение о бананах, зреющих под лучами тропического солнца.
— Да, — наконец произнес он, стараясь придать своему голосу как можно более авторитетный тон. — Призвание, то есть, простите, дарование, у вас, по-видимому, есть, но работать над собой придется еще очень много… очень много.
В это время по опустевшему залу пронесся звонкий голос, кто-то звал Трубнина по имени и отчеству. Крымов вспомнил, что уже слышал этот голос, когда вечером шел со станции. Он принадлежал женщине, с которой прощался Трубнин.
Олег Николаевич повернул голову и увидел быстро идущую по залу высокую девушку, одетую в пестрое платье. Умное и энергичное лицо ее было чем-то обеспокоено. Она еще раз позвала Трубнина и, убедившись, что его нет в конструкторском зале, направилась к дверям, ведущим в кабинет начальника.
— Кто это? — тихо спросил Крымов, провожая девушку взглядом.
— Зоя Владимировна Семенова. Геолог… Очень милая девушка. Она является консультантом по геологическим вопросам в нашем институте, — хмуро проговорил Катушкин. — В поэзии также разбирается неплохо, — добавил он уже более веселым тоном.
— Вы, кажется, не на шутку увлекаетесь поэзией… — заметил Крымов, приводя в порядок свой стол.
— Я тут не один! — обрадовался конструктор. — У нас в институте есть еще несколько человек: товарищ Петряк, счетовод производственного отдела, слесарь Томилин, очень одаренный юноша, Галуновский, работник отдела технического контроля, и еще ряд товарищей. Имеются прозаики. В работе нашего литературного кружка много недостатков, нет опытного руководителя! Но люди — определенно талантливые! Вы убедитесь в этом сами. Кстати… Не устроить ли в нашем клубе вечер поэзии? Мы бы все выступили… Как вы думаете? Мы часто устраиваем такие вечера. Обычно на них приходит много народу, большинство принимает активное участие в обсуждениях… Может быть, вы тоже выступите?
— Отчего же не устроить. Конечно, устраивайте! Я тоже приду на вечер послушать местных поэтов, — ответил Крымов, — приму участие в обсуждении их стихов…
Этот ответ произвел на Катушкина магическое действие. Лицо инженера просияло. Он схватил Крымова за руку и начал ее трясти, радостно улыбаясь.
— Вот замечательно, Олег Николаевич! Чудесно! В таком случае я пойду немедленно. Необходимо застать на месте секретаря комсомольской организации и договориться насчет вечера. Всего доброго, Олег Николаевич!..
С этими словами Катушкин помчался к выходу. Крымов проводил его недоумевающим взглядом.