— Это произошло ровно четверть века тому назад, в год начала русско-японской войны, т.-е. в январе 1904 г. Меня назначили тогда окружным комиссаром в хорошо вам всем знакомый горный округ Катанга, богатый медью, золотом и изумрудами. Но мне пришлось работать по другой специальности. Под моей непосредственной охраной находилось более десятка каучуковых плантаций, расположенных в низменной части округа, в поясе болот. Еще при вступлении моем в должность мне сообщили, что на плантациях неблагополучно, что среди черных рабочих царит недовольство и слышен ропот на тяжелые условия работы. Поэтому я с первых же дней своей новой службы был на-чеку.
И вот в один прекрасный летний день, как пишут наши господа романисты, ко мне, в город Мукурру пришла тревожная весть: рабочие одной из наиболее крупных плантаций взбунтовались, сожгли строения, склады сырья и покушались даже на жизнь владельца плантации, заметьте — белого! Но европеец во-время бежал и скрылся от бунтарей где-то в лесу. Рабочие взбунтовавшейся плантации принадлежали к племени тоба, — от них можно было ожидать всего. Поэтому я, не мешкая, взял роту своих аскари и марш-маршем направился к месту происшествия. Здесь я вынужден буду сделать маленькое отступление и привести вам рассказ моего чернокожего капрала Мбанги.
— Во время нашего похода, продолжавшегося четыре дня, Мбанги забавлял меня рассказыванием различных местных былей и небылиц. Однажды он рассказал мне и о дереве-вампире. Мы шли в этот момент окраиной большого болота. Посеревший от испуга капрал проговорил почему-то шопотом[2]: «На этом болоте, мой полковник, живет луато-мвао. Остерегайся встречаться с ним, о, господин!»
— На первой же ночевке Мбанги рассказал мне и подробно о луато-мвао, что в переводе на наш язык означает — «сеть дьявола». Так чернокожие называют удивительное растение, нечаянно открытое ими на болоте, которое мы прошли днем. Местные жители твердо убеждены, что «сеть дьявола» — не простое растение, а чудовище, злой дух, принявший форму дерева. Черные уверяют, что оно все видит и понимает, что ветви его способны вытягиваться, как руки человека, чтобы схватить добычу, что оно даже может передвигаться в погоне за своей жертвой. Последнее, конечно, чушь! Но достойны внимания описания внешнего вида этого кошмарного растения. По словам Мбанги густые ветви «сети дьявола» покрыты чем-то вроде крохотных присосков, вечно открытых и мгновенно закрывающихся, едва их что-либо коснется. Но если это окажется не живым существом, не мясом и кровью, то рты сразу открываются, ослабевает сразу же и объятие ветвей, схвативших добычу, и отбросив предмет, не пришедшийся ему по вкусу, словно выплюнув его, «сеть дьявола» снова вытягивается и настораживается…
— Плюющиеся деревья? Ну и ну! — покачал головой неугомонный «Брюссельский франт».
— Боже мой! — с откровенным страхом воскликнул ротмистр Иславин. — Неужели, правда, существуют на свете такие растения?
— А вот спросим об этом капитана Гарднера, — сказал Ван-Слипп. — Он в ботанике силен.
— Видите ли, господа, — сказал швейцарец, — существуют действительно растения, которые в сложном химическом соединении — белке находят недостающие им азот, фосфор и серу. Группа таких растений имеет до 400 представителей, часть которых произрастает и в наших европейских странах на горных лугах моей родины Швейцарии и в степях вашей родины России, коллега, — обратился капитан к Иславину. — Эти растения подробно и увлекательно описаны великим Дарвином в его капитальном труде «Насекомоядные растения». Но их вернее надо было бы назвать мясоедными, плотоядными, а лучше всего — белковоядными, так как в животной пище они ищут только недостающий им белок. По способу улова добычи растения эти делятся на три группы: к первой принадлежат растения, которые ловят добычу выделяемой для этой цели липкой слизью. Жертва буквально «влипает», слизь забивает ей дыхательные пути, она задыхается и труп ее переваривается растением. Это — наиболее простейший вид плотоядных растений, к которым принадлежит, например, южно-американская жирянка. Ко второй группе принадлежат растения, которые ловят добычу особыми аппаратами, устроенными на подобие захлопывающейся западни, капкана или волчьей ямы. Такова, например, растущая здесь, в Африке, пузырчатка. И, наконец, наиболее совершенны растения третьей группы, активно ловящие добычу, производя при этом собственные движения. К этой группе можно отнести нашу европейскую росянку. По способу же использования добычи растения эти делятся в свою очередь на два отдела. Трупоядные, которые ждут, когда попавшие в их ловчие аппараты животные умрут и подвергнутся воздействию гнилостных бактерий, т.-е. разложатся. Продуктами гниения, продуктами распада белков и пользуется трупоядное растение… Но есть растения и живоядные, которые пойманную добычу умерщвляют сами, чаще всего раздавливают ее и, не дожидаясь процесса разложения, подвергают труп действию своих соков, растворяющих белок. К последней группе, т.-е. растений, убивающих свою жертву, относится, видимо, и «сеть дьявола», о которой нам так красочно повествует полковник Мадай. Но я должен сейчас же оговориться. Все плотоядные, о которых рассказывал вам я, все эти жирянки, росянки, пузырчатки, мухоловки — мелочь, которая справляется лишь с мелкими насекомыми, комарами, мухами, от силы гусеницами.
— Я видел в так называемых «галлерейных лесах» экваториальной Африки цветочки, которые свободно кушали попугаев и зайцев, — сказал Ван-Слипп. — Но продолжайте, полковник, прошу вас, — обратился он к Мадаю.
— К вечеру следующего дня моя рота добралась до взбунтовавшихся плантаций. Что там произошло — не буду вам описывать подробно. Вы сами не раз участвовали в подобных же передрягах, вы все сами хорошо знаете, какая паршивая штука эта партизанская, «малая война», да еще в африканских лесах и джунглях! Мы гонялись за отрядами восставших, неизменно натыкаясь на… воздух, а в худшем случае на непроходимые болота. И тогда за спинами нашими начинали трещать ружья чернокожих.
Наконец, когда солнце было уже в зените, т.-е. перед началом тропических ливней, восстание пошло на убыль. Мы загнали в болото большой отряд повстанцев и мои аскари досыта накормили «синими бобами» этих грязных, провонявших каучуком тобо, которые вздумали бунтовать в то время, когда цивилизация нуждается в галошах, непромокаемых плащах, шинах для авто и вело, детских мячах и дамских подвязках.
Чернокожие сдались и выдали мне вождей и зачинщиков бунта. Главарей я тотчас же расстрелял, а оставшихся в живых собрал и обратился к этой пахучей толпе с такими приблизительно словами: «Друзья, если вы опять будете бунтовать, я опять приду сюда и снова накормлю вас «синими бобами» из наших альбани и пулеметов, Если вы подымете руку на белого, я перебью мужчин, женщин, детей и сожгу ваши хижины. Если в вашем округе случатся какое-нибудь несчастье с белым, пусть не вы даже тому будете виной, я расстреляю мужчин через десятого. Запомните это! Берегите белых, как собственные глаза, — иначе горе вам! А теперь до свидания!»…
— Хорошие слова! — не утерпел, чтобы не напыжиться снова в снисходительном одобрении «Брюссельский франт».
— Мне ответил от имени всего племени дряхлый старик, — продолжал свой рассказ Мадай. — Он сказал коротко: «Хорошо! Теперь мы во все глаза будем следить за белыми!» В тоне его слышались покорность и даже робость, но нехорошим огнем блестели его глаза из-под седых бровей. Я не придал этому особенного значения и повел отряд обратно в Мукурру.
Обратный поход был особенно нудным и скучным, так как впереди уже не было надежды на предстоящие хорошие потасовки. Поэтому я от скуки занялся охотой. Передав капралу свой тяжелый альбани, я взял льежскую двухстволку и, свистнув Альфе, отделился чуть в сторону от шедшего цепочкой отряда. И мы с сеттером тотчас же попали в болото. Я хотел уже было вернуться на тропу, но в этот момент Альфа сделала стойку. Дальше все следовало, как всегда: я крикнул — «пиль», Альфа бросилась, из кустарника вылетел фазан, я выстрелил. Фазан подбитый, но не убитый свалился куда-то в дальний куст. Альфа бросилась за ним. Я остался ждать ее на том же месте, с которого стрелял, и вдруг почувствовал, тупой и тяжелый удар, в голову. Заросль джунглей, в которую бросилась Альфа, вдруг почему-то метнулась вверх, к небу. Но в действительности это я падал вниз, на землю. Помню, что мое сознание вспыхнуло последней мыслью: «Солнечный удар! Дело дрянь…»
А затем — тьма, словно кто-то, дунув на солнце, сразу погасил его, и забытье…