Седьмая картина
Пионерская комната. Сбор. Мальчики стоят небольшими группами, девочки сидят на стульях. Все взволнованы. Мазин стоит в стороне, засунув руки в карманы. Рядом — Русаков; он ежится, натягивает рукава курточки. Одинцов и Булгаков стоят поодаль, оба поминутно смотрят на дверь.
Глушкова. Ой, девочки! Ведь он вчера даже в школу не пришел, он и на сбор может не прийти.
Степанова. Нет, он придет. Что бы там ни было, а на сбор он придет, я уверена.
Белкин ( Одинцову ). Почему же он вчера не пришел в школу? Теперь ему и это зачтется.
К столу проходят Митя и Сергей Николаевич. Вслед за Митей и учителем входит Трубачев Булгаков и Одинцов придвигаются ближе к Трубачеву.
Степанова ( оборачиваясь ). Малютин, сядь, сядь!
Малютин. Нет, ничего, я постою.
Ребята. Тише…
Митя ( встает, с шумом отодвигает стул ). Ребята! На сегодняшнем сборе мы должны обсудить поведение председателя совета отряда Трубачева. Ни для кого не секрет, что последнее время Трубачев ведет себя плохо.
Все поворачивают головы в сторону Трубачева.
Да, плохо! Недостойно пионера! Срывает дисциплину, самовольно уходит с редколлегии и, наконец, зачеркивает свою фамилию в статье Одинцова…
Трубачев ( громко ). Я не зачерчивал!
Общее движение.
Митя. Трубачев, подойди сюда.
Трубачев ( подходит к столу, твердо ). Я не зачеркивал фамилию.
Митя. Допустим, что так. Мы это разберем. Но это не снимает с тебя ответственности за другие поступки. Ты ссоришься с Сашей Булгаковым, обижаешь товарища, которого мы все уважаем за то, что он помогает своей матери. О помощи в семье мы здесь говорили не раз, а ты позволяешь себе какие-то глупые насмешки. Это поступок нетоварищеский, непионерский. Об этом нужно тебе подумать, Трубачев, и крепко подумать! Ты меня понимаешь?
Трубачев молчит. Пауза.
Я говорю не с дошкольником, а с человеком, который должен отвечать за себя. Я говорю с пионером, председателем совета отряда. Трубачев!
Трубачев вытягивается, поднимает голову.
Это не всё. Я хочу знать, Трубачев, почему ты вчера не явился в класс? Ты нарушаешь дисциплину, роняешь свой авторитет в глазах товарищей. Мы тебя выбрали председателем совета отряда, а ты что делаешь?
Трубачев молчит. Пауза.
Мы хотим знать, почему ты не пришел вчера в класс?
Трубачев. Я не пришел потому, что все думали на меня…
Митя. Что думали на тебя?
Трубачев. Что я зачеркнул фамилию.
Митя. Не понимаю. Объясни!
Шум, движение. Сбоку, закрывая собой Трубачева, поспешно вырастает Мазин.
Мазин. Надо разобраться… с самого начала… Тут виноват мел, понятно?
Голоса. Чего? Чего? Что он сказал?
Митя. В чем дело, Мазин?
Мазин ( громче ). Из-за чего вышла ссора в классе? Из-за мела! Вот он! ( Вынимает из кармана мел, кладет на стол. )
Все волнуются, тянутся посмотреть на мел.
Трубачев тут ни при чем. В тот день Русакова должны были вызвать, а он не знал… глаголов, что ли… И я стащил мел, чтоб Русакова не успели спросить. Это раз. ( Оглянулся на испуганного Русакова. ) Ладно… я все на себя беру. А насчет ссоры — это тоже надо разобрать. И Булгакову нечего обиженного из себя строить. Если ко всему придираться, так мы друг другу много насчитать можем. А по мне так: взял да ответил хорошенько, а то и другим способом расквитался за обиду. Разбираться так разбираться! Вот Одинцов статью написал и всё на Трубачева свалил, а ведь Булгаков тоже не молчал. Он сам Трубачева обозлил. «Ты, — говорит, — весь класс подвел». А тому, может, это хуже всего на свете! Мел он клал? Клал. А я стащил. И дело с концом.
Митя. Ты все сказал?
Мазин. Нет, не все… Одинцов тоже — не разберется, а пишет. А потом кто-то фамилию зачеркнул, и опять все на Трубачева. ( Кашляет в кулак. )
Митя. Мазин, сядь. Об этом мы еще поговорим. Просто стыдно перед Сергеем Николаевичем — какие вещи тут открываются!
Медведев. Прошу слова!
Митя. Подождите, ребята! Когда кончу, кто хочет — возьмет слово. Пусть все-таки Трубачев ответит сам. Почему ты не пришел в класс? Если даже тебя заподозрили в том, что ты зачеркнул свою фамилию, а ты не зачеркивал, неужели нельзя было найти способ выяснить это? Почему ты не пришел ко мне, к Сергею Николаевичу?
Пауза. Трубачев молчит.
Я не думаю, Трубачев, что ты трус, но я боюсь, что ты и в этом виноват. И если ты не сам зачеркнул свою фамилию, то ты хорошо знаешь, кто это сделал.
Трубачев ( твердо ). Я не знаю.
Митя. Трубачев, ты знаешь!
Голоса. Трубачев, сознавайся!
— Трубачев, говори!
— Говори, лучше будет!
Малюгин ( волнуясь ). Я прошу слова! Митя, слова!
Сергей Николаевич ( Мите ). Дайте ему слово.
Митя ( кивает головой Малютину ). Говори, Малютин!
Малютин. Сергей Николаевич, это не он! Я Трубачева знаю — про себя он бы сразу сказал. Это кто-то другой… Ребята! Если сейчас здесь сидит человек, который сделал это, и если он молчит, то этот человек нечестный…
Русаков ( бросается к Малютину, перебивая ). Ты… не твое дело! Я сам скажу. ( Мазину. ) Мазин! Это я зачеркнул фамилию… Я хотел сделать лучше, я не думал, что скажут на Трубачева…
Мазин ( расталкивает ребят, подбегает к Русакову ). Не реви… Ну, не реви… на платок…
Ребята поднимают руки, волнуются.
Голоса. Слова!
— Митя, прошу слова!
Митя. Степанова, говори!
Степанова. Ребята, я хочу сказать, что мы мало знаем друг друга…
Голоса. Что?
— Как?
— Почему?
Степанова. Потому что Мазин и Русаков сейчас как-то так хорошо поступили, что у меня просто… ну… Я их обоих как будто знала и раньше, а по-настоящему узнала только сейчас…
Сергей Николаевич ( тихо, Мите ). Это и нас с вами, Митя, касается.
Степанова. Но я… мне…
Голоса. Говори!
— Говори!
Степанова. И все равно мне многое непонятно. Например, почему Русаков фамилию зачеркнул? И еще: знал или не знал об этом Трубачев? Если знал, то почему он как-то странно молчал? Вот, ребята, если кто понял, скажите, или пусть Трубачев сам все расскажет!
Голоса. Верно! Верно!
— Трубачев, говори!
— Мы тоже не поняли!
Трубачев ( глядя на Мазина ). А я и сам ничего не понял. Я сейчас все начистоту расскажу, как было. Я пришел, а фамилия зачеркнута. А вечером… ну, перед этим… Мазин меня около дома ждал, поздно уже… Я после редколлегии… так себе… гулял, что ли… А он пришел ко мне и говорит. «Я тебя выручу». Я и подумал, что это он выручил. ( Грустно усмехнулся. ) Не мог же я про него говорить…
Мазин ( живо ). Ты про меня думал? А я про тебя! А это Русаков Петька!
Голоса. А при чем Русаков?
— Пусть Русаков говорит!
— Разбираться так разбираться!
— Тише! Говори, Петя!
Русаков. Это я… для Мазина я это сделал… И еще потому, что из-за нас у Трубачева ссора вышла. И про него статью написали. Только я, ребята, когда зачеркивал, не думал, что на Трубачева подумают.
Белкин. А что ж ты думал?
Русаков. Ничего не думал. Я хотел выручить.
Смех.
Синицына. Что у нас только делается! Один за другого, один за другого! ( Всхлипывает. )
Снова шум.
Голоса. Подожди, Русаков!
— Спросите его, почему он в классе молчал?
Одинцов. Русаков, почему ты молчал, когда мы на Трубачева думали?
Русаков. Я не мог… я боялся…
Наступает тишина.
Белкин. Эх! Боялся! А товарища подвести не боялся?
Русаков опускает голову.
Глушкова. Ребята! Нехорошо так! Он же сознался все-таки!
Зорина. Не защищай! Пусть сам скажет!
Мазин. Он сам ничего не скажет, потому что тут история другая. Степанова правильно сказала — мы мало знаем друг друга. Как Петя живет, что у него есть и чего он боится — это из всего класса знаю только я.
Пауза.
Голоса. Мазин знает, что говорит. И кончено!
— А ты, Петя, на нас не обижайся.
Митя. Ребята! Сергей Николаевич будет говорить. Сергей Николаевич. Мне кажется, всем вам уже ясно, как произошло то, что Трубачев, председатель совета отряда, оказался в таком тяжелом положении. Вас, конечно, интересует больше всего вопрос: кто виноват? Ну, виноваты тут многие. Прежде всего и больше всего, несмотря ни на что, сам Трубачев. Потом, конечно, Мазин и Русаков…
Мазин. Одинцов! Одинцов!
Голос. И Одинцов тоже!
Сергей Николаевич. Не вижу вины Одинцова. В чем ты его обвиняешь?
Мазин. Я уже говорил. Он не разобрался и написал. Да еще про своего товарища.
Сергей Николаевич. Что он не разобрался, куда делся мел, то в этом его обвинять нельзя, потому что мел лежал у тебя в кармане, а этого Одинцов, конечно, предполагать не мог. А что он совершенно точно и честно описал все происшедшее в классе, несмотря на то что в этом участвовал его лучший товарищ, то за это, по-моему, Одинцова можно только уважать. Как вы думаете?
Белкин. Пусть ребята думают как хотят, а я скажу про Одинцова так… что мы… когда… вообще… это было… думали, что Одинцов вообще не напишет про своего товарища. И решили считать его… ну, вообще, если напишет — честным пионером, а если скроет — нечестным. И вот он написал, и мы считаем, что это честно.
Малютин. Мне кажется, он поступил честно, но как-то не по-товарищески все-таки. Потому что Трубачев не ожидал, а когда пришел на редколлегию, то сразу увидел, и это на него тоже подействовало.
Мазин. Верно. Предупреди, а потом пиши. Да разберись раньше, где мел, а не знаешь, где он, так и не пиши.
Общий смех.
Одинцов. Я не писал про мел. Я всегда пишу про то, что вижу и слышу. И потом, думал так: если я не напишу, то какой же я пионер? А если напишу, то какой же я товарищ? Я все думал. А тут ребята меня спросили прямо, в упор: покроешь своего дружка или напишешь правду? И я сразу понял, что должен написать. Только я не предупредил Трубачева… Это верно. Мне не пришлось как-то с ним поговорить.
Сергей Николаевич. В этом ты, конечно, неправ, Одинцов. Такие вещи надо делать открыто. Но все-таки из виноватых мы тебя исключаем, верно?
Голоса. Верно!
— Верно!
Сергей Николаевич ( посмотрел на часы ). И так как теперь уже очень поздно, то давайте пока буду говорить я один, и уж только в том случае, если моим противником окажется такой отчаянный спорщик, как Мазин, мы дадим ему слово.
Все смеются.
Так вот что я хотел вам сказать… и это, по-моему, самое главное. Для меня сегодня выяснилось, что вы неправильно понимаете слова «товарищество», «дружба». Отсюда и поступки у вас неправильные. Например, Мазин выручает Русакова, чтобы я не обнаружил, что Русаков ленится, что он плохо учится, не знает урока. Мазин хочет, очевидно, чтоб Русаков, с его товарищеской помощью, остался на второй год…
Мазин порывается что-то сказать, тянет руку.
Подожди, Мазин, я все знаю, что ты хочешь сказать.
Митя. Мазин, не мешай!
Мазин. Я хочу сказать… я, Сергей Николаевич, еще докажу, какой я товарищ!
Сергей Николаевич. Это очень хорошо. Но то, как ты сейчас доказал нам, — это плохо, это называется ложным товариществом. И, к сожалению, вся эта история построена на ложном товариществе. Русаков зачеркивает фамилию Трубачева — глупо и ненужно: он тем самым ставит Трубачева в тяжелое положение подозреваемого. А почему Русаков это делает? Я уверен, что из любви к товарищу. Так вот что я хочу сказать вам, ребята: есть прямое, честное пионерское товарищество и есть мелкое, трусливое, ложное выручательство. Это вещи разные, их никак нельзя путать. К товарищу надо относиться бережно и серьезно. Думаю, что даже Мазин со мной согласен сейчас. А, Мазин?
Мазин. Я дома разберусь.
Митя. Ну что ж, все ясно?
Трубачев. Нет, не все. Я хочу еще спросить… Если настоящая дружба, то ведь она остается, несмотря на ссору?
Митя. Может быть, на этот вопрос тебе ответит Булгаков?
Трубачев. Саша… прости меня… Я все понял… я очень виноват…
Булгаков. Ладно тебе, Васёк… Я и сам за тебя волновался.
Одинцов ( обнимая, обоих ). Нас всегда трое было. И весь класс четвертый «Б» с нами.
Голоса. Помирились! Помирились!
Кто-то запевает:
Школьники советские —
Крепкая семья!
Все ребята подхватывают:
Эх, друзья-товарищи,
Верные друзья!
Песня звучит тише.
Сергей Николаевич ( Мите ). Трудно растет человек!
Митя. Да, трудно… Вы не думайте, они все-таки неплохие ребята.
Сергей Николаевич. Хорошие ребята! Особенно этот, Трубачев… и его товарищи!
Песня разрастается.
Занавес