В колхозах тюленщики только ещё начинают говорить о предстоящем зимнем промысле, только ещё готовят флот, а каспийские лётчики уже ведут над морем разведку, определяют места будущих залёжек тюленя.
В это время море покрыто тонким прозрачным льдом, но воздушный разведчик замечает во льду множество миниатюрных лунок, похожих на пробоины от брошенных ребятишками камней для пробы первого льда.
Это «продухи», которые делает тюлень. Гоняясь в воде за рыбой, он через каждые 10-15 минут всплывает, сильной челюстью пробивает молодой лёд и через это отверстие дышит. По количеству «продухов» лётчики и намечают место будущей залёжки морского зверя.
День ото дня лёд крепнет, и тюлень старательно поддерживает пробитый им «продух», который увеличивается до полметра в диаметре и превращается в «лазку». Тюлень свободно выходит на лёд, а при опасности ныряет в «лазку».
Ветры ломают льды, перемещают тюленьи залёжки. Лётчики находят их вновь.
В конце января наступает период щенки тюленя. На льду появляются «белки» – пушистые, беложёлтые, с круглыми, чёрными, как уголь, глазами.
И, наконец, наступает первое февраля – в этот день, как обычно, начинается бой тюленя, на льду раздаются первые выстрелы…
* * *
В поселковом клубе людно, шумно. Собрались тюленебойцы, кормщики, капитаны промысловых моторных судов. Все с нетерпением ожидали пилотов, только что прилетевших с разведки.
Наступил канун выхода на тюлений промысел. Этот день в посёлке Баутино проходит особенно оживлённо и празднично.
Морозы крепким льдом сковали рассеянный по бухте промысловый флот. В течение многих дней трудились тюленебойцы, пешнями окалывая лёд вокруг своих судов и по одному сводили их в караван. Затем пробили во льду прямую дорогу к морю. И вот в замёрзшей бухте в длинный ряд выстроились суда, готовые к отплытию. А люди собрались в клубе послушать воздушных разведчиков о размещении залёжек тюленя и подходах к ним.
Наконец, автомашина доставила пилотов. В лётных костюмах, нарумяненные холодом, они тут же направились на сцену. Слово получил начальник авиаразведки Карамшин.
Протирая запотевшие стёкла пенснэ, Карамшин заговорил живо и увлекательно.
Орлов и Рожков, утопая в табачном дыму, наблюдали за Карамшиным. Он то водил рукой по большой карте Северного Каспия, то резко поворачивал к слушателям обветренное продолговатое лицо с быстрыми, чёрными глазами. Он горячо убеждал тюленебойцев идти в указанные авиационной разведкой места, а не вслепую лезть в лёд, доверяясь своим чувствам. Окончив, Карамшин повторил то же самое на казахском языке.
Бодрые, воодушевлённые тюленебойцы покинули клуб и в ту же ночь вышли в море.
…На другой день пилоты стали указывать путь тюленщикам. Они наблюдали, как флот, растянувшись вдоль кромки, искал «лазейки», чтобы пройти вглубь ледяного поля.
Орлов сделал два резких крена влево. Рожков, поняв сигнал, отвалил от него в другую сторону. Наметив себе несколько судов, он занялся проводкой их по разводинам к залёжке тюленя.
Орлов продолжал полёт. Вдруг он увидел, что группа судов удалялась на запад, не замечая большой залёжки зверя. Орлов быстро снизился и произвёл посадку на льдину. Вскоре сюда подошёл «мотор».
– Что же мимо тюленей проходите? – обратился пилот к капитану. – Вам же говорили, что в районе «Горбочка» залёжка есть.
– А мы хотели пониже спуститься, – оправдывался капитан, – там мы в прошлом году хорошо охотились… Ну, а как к «Горбочку»-то нам под силу будет пробраться? – немножко переждав, спросил он.
– Вполне, – уверил Орлов. – Нужно будет сначала обогнуть вот эту льдину, а затем по разводине близко к залёжке подойдёте.
– Ну, спасибо, – поблагодарил капитан и собрался уходить.
– Нет, ещё не всё. Вот когда в залёжку вас втащу, – говорил Орлов, – тогда и скажете спасибо. А сейчас сообщите остальным, чтобы следили за мной.
И, не медля, Орлов сел в машину.
Самолёт несколько раз подлетал к дымившим «моторам», описывал круги, пролетал над ними и уходил вперёд, вилял по изгибам разводины. Но вот тюленебойцы энергично замахали руками.
Орлов понял, что они уже видят залёжку и полетел дальше…
* * *
Зимний промысел тюленя был в разгаре.
Зверобойный флот растянулся вдоль кромки льда. Тюленебойцы, вооружённые ружьями, баграми и другим охотничьим снаряжением, смело покидали свои суда – «тюленки». Порой они уходили по ледовым полям за десяток километров к залёжкам морского зверя. Там прятались за ледяным навалом и наблюдали, когда тюлени появятся из «лазок». Выждав удобный момент, начинали бой… На льду всё гуще чернели туши морского зверя. Колхозники острыми ножами отделяли шкуры со слоем жира от мяса и волоком тянули «обелованных» тюленей к своим судам.
Такие картины наблюдали Орлов и Рожков, возвращаясь, с разведки залёжек тюленя.
Далеко позади остались последние «тюленки». Внизу под крылом потянулась запорошенная снегом ледяная пустыня. Сверкая на солнце, она слепила глаза.
Но вот на льду что-то зачернело. Приближаясь, лётчики увидели человека, идущего с багром и перекинутым через плечо ружьём.
«Тюленебоец, тюленя ищет», – скачала подумали они.
«Нет, что-то не то, – мелькнула затем мысль у Орлова. – Ни лодок нет близко, ни санных упряжек… Надо вернуться».
Самолёты опустились на лёд. К ним подошёл казах-тюленебоец. В лёгкой одежде он походил на хозяина, вышедшего встретить гостей.
– Что здесь делаешь? – спросил Рожков. Казах не мог ответить им по-русски и только усиленно жестикулировал.
– Понятно, заблудился, – сказал Орлов и пригласил его сесть в самолёт.
Под вечер пилоты приземлились на острове, где обосновался один из рыбацких колхозов.
Необычный пассажир оказался жителем этого острова, и, вступив на родную землю, он весь сиял в улыбке на широком бронзовом лице. Обнажая белые зубы, он без конца повторял: «Айда! Айда!» – увлекая лётчиков к посёлку.
Вскоре встретился сам председатель колхоза, высокий, средних лет, с чёрными свисающими усами казах.
– Это наш колхозник Дюсендибаев с 15-ой «тюленки». Ушёл он сегодня рано утром на промысел, увлёкся и заблудился…
На следующий день, Дюсендибаев летел обратно. Подлетая к «тюленке», Орлов заметил полуспущенный на мачте вымпел – сигнал о случившейся беде.
Завидев самолёты, люди выскакивали на лёд, бегали, махали шапками, привлекая внимание лётчиков.
Самолёты ещё катились по гладкому льду, а люди бежали к ним. Расстроенные, они начали было рассказывать о своей беде, но тут увидели тюленебойца – и в растерянности смолкли. Они не сразу поняли, что это он, их товарищ, но вдруг, повеселев, кинулись к нему и повели на «тюленку».
Старый кормщик с редкой, торчащей бородкой был особенно рад спасению тюленебойца.
– Ой, спасибо вам, спасибо! А мы уж думали – погиб он, – без конца повторял кормщик.
Лётчики, рассказав зверобоям о новых залёжках зверя, вылетели продолжать наблюдения за ходом промысла…
* * *
– Смотри! Ледокол! – восторженно сказал бортмеханик Ковылин и показал на грузно осевший в воду гигант.
– Ледяной бугор это, – хмуро ответил Орлов…
…Вчера над морем пронёсся штормовой норд-вест. Он разорвал ледяную кольчугу, укрывавшую водную гладь. И запенилось море, понесло ледовые поля… Они сталкивались, разбивались, осколки их кружились в кипящем море. Иные льдины, переворачиваясь на ребро, цеплялись за грунт, на них наседали другие. Всё это громоздилось, с диким грохотом осыпалось, оставляя заострённые вершины ледяных бугров.
Под крылом самолётов-разведчиков проплывали заснеженные ледяные поля. На некоторых из них виднелись вытянутые в длинную линию круглые лунки – там унесённые ветром порядки сетей.
Меж таких ледяных полей образовалась масса озёр самых причудливых форм. Зеленоватые волны там набегали одна на другую, ударяясь о ледяные бугры, как о борта огромных кораблей.
«Ну вот и заново всё начинать, снова залёжки искать», – подумал Орлов и посмотрел налево, где виднелся самолёт Рожкова, а внизу пробегала кромка льда с резкими изломами и крутыми поворотами; справа, теснясь, спускались на юг ледовые поля. Впереди открывались всё те же пейзажи зимнего Каспия.
Вдруг неожиданно взметнулись взбудораженные шумом мотора беркуты. Махая длинными крыльями, они описывали круги над островерхими ледяными буграми.
– Значит, где-то недалеко должна быть тюленья залёжка, – подумал пилот, провожая взглядом огромных птиц.
Вот на одной из льдин показалось круглое отверстие – это лазка, в которую ныряют тюлени. Пилот и механик насторожились, но тюленя не было видно. Ещё южнее удалялся самолёт…
Вдруг на льдине всколыхнулась чёрная масса. Она, меняя форму, медленно разползалась. Теперь было ясно видно тюленей. Одни неуклюжими прыжками направлялись поближе к торосам, другие переваливались в воду.
Тюленей становилось всё больше и больше… Залёжка найдена вновь.
– Вот теперь, Миша, ледокол непременно надо найти, чтобы он флот сюда затащил, – сказал Орлов и перевёл взгляд на горизонт.
Вскоре пошёл снег. Сквозь белёсую занавесь проглянуло курчавое облачко дыма.
– Там и будет ледокол, – и пилот уверенно развернул самолёт.
Вот уж корабль оказался в центре описываемого самолётом круга. Он медленно полз, как гигантский утюг, давил своей тяжестью лёд. Мелкие обломки льда тянулись вдоль его железных бортов к корме, где смешивались с бурлящим белым крошевом.
Многие из команд были рады случаю покинуть наскучившую тесную корабельную палубу. Группа матросов быстро спустилась на лёд. На ходу застёгивая новенькие светложёлтые полушубки, моряки спешили к самолётам. Среди них выделялась крупная фигура капитана. Высокий, широкий в плечах, в белковой шапке, одетый в дублёный полушубок и валенки, он напоминал известного капитана Воронина.
«Как полярники одеты», – подумал Орлов, смотря на их тёплую одежду.
Придерживая дымившую трубку, капитан поздоровался с пилотами и стал приглашать пилотов к себе.
– Прошу, прошу ко мне на корабль, – раздавался его отрывистый хриповатый голос. – Поговорим, чайком погреемся. Небось, замёрзли. Холодновато у вас там, – и он пальцем показал ввысь.
– Благодарю, – ответил Орлов, – времени у нас маловато. Поговорим здесь, а погреемся дома. Да и погодка что-то хмурится, – добавил он, недовольно осматривая потемневшее небо, сыпавшее мокрый снег.
– Ну, послушаем вас здесь, – согласился капитан, сдвинув шапку на затылок.
Орлов и Рожков подробно рассказали о найденной залёжке тюленя, о зажатых во льдах судах, о том, как добраться к ним.
– Петя, смотри, что это?! – спросил Рожков, повернув товарища в сторону самолётов. Орлов увидел, как самолёты слегка покачивались, словно они стояли на гигантских весах, поднимая и опуская один другого.
-Трещина между ними, – спокойно сказал Орлов. – Это не страшно, ветер «прижимный», льды не отнесёт.
– Ну, спасибо, теперь мне всё ясно, – благодарил капитан, – а всё же поторапливайтесь, уплывут ваши самолётики, и придётся мне гоняться за ними, – шутя закончил он.
Рожков, перешагивая трещину, услышал голос Орлова:
– Ты, Коленька, не отставай. Держись ближе. Пойдём вдоль кромки на остров.
– Есть! – громко ответил Рожков.
Самолёты устремились вперёд. Небо было тёмное, беспрерывно сыпался мокрый липкий снег, заслоняя ориентиры. Залепило смотровые козырьки и очки. Лётчики, сбросив очки, смотрели поверх козырьков. Ветер резал глаза. Всё меньше становилась видимость. Орлов, склонив голову за борт, следил за извилистой ледовой кромкой. Справа по борту она отделяла чёрную с пенистыми полосками воду, а слева – ледяные поля.
А снег всё лепил и лепил…
Самолёты покрывались льдом, который «шершавил» гладкую поверхность крыльев и утяжелял их. Вопреки желанию пилотов, машины теряли скорость.
Приближались к ледяным торосам. Орлов взглянул на торчавшие внизу глыбы и быстро дал мотору полную мощность. Напрягаясь, мотор загудел ещё сильнее и, казалось, он вот-вот разлетится на части. Но это не помогло. Самолёт лишь ненадолго приподнялся, а налипающий лёд вновь потянул его вниз. Как в лихорадке, задрожали все части самолёта. Орлов, осматриваясь, заметил удобную для посадки льдину и «плюхнул» на неё самолёт. За ним сел и Рожков.
Лётчики тут же принялись быстро сбивать лёд. Верёвками, рукоятками бортового инструмента они били по самолётам.
– Ну, теперь недалёк наш путь, – сказал Орлов, когда наледь была счищена.
Взлетели.
Вновь постепенно нарастал лёд. Совсем исчезла видимость. – Не вижу Рожкова, – крикнул механик.
– Приотстал, – не отвлекаясь от мелькающей кромки, ответил пилот.
Орлов ещё два раза сажал свою машину. Отбивали с механиком наледь. Снова взлетали и, наконец, приземлились на острове.
Вечерело. Рожков всё ещё не появлялся. Обеспокоенный Орлов смотрел на низкое серое небо, сторожко вслушиваясь в тишину: не раздастся ли шум мотора. А когда в домах островного посёлка засветились окна и вдали ритмично замигал маяк, стреляя пучками света в темноту, он быстро пошёл на радиостанцию.
– Мои радиограммы передал?
Молодой, с худощавым лицом, радист сосредоточенно выстукивая на ключе, часто откидывая сползавшие на глаза русые волосы, утвердительно кивнул ему головой.
– Володя, слушай! Слушай! Может, кто сообщит о нём, – заставлял радиста Орлов, как только он заканчивал передачу.
Володя осторожно крутил рукоятки, настраивал приёмник. То вправо, то влево бегала стрелка по шкале, выхватывая из эфира свистящие звуки.
– Есть! – придерживая рукой наушники, восторженно проговорил радист.
– Что там, Володя? – нетерпеливо спросил Орлов.
– С ледокола, – отрывисто выговорил радист, и его карандаш забегал по бумаге.
Не такого ответа ждал Орлов. Но, уходя с радиостанции, он всё же был успокоен тем, что ледокол будет искать пропавший самолёт.
* * *
Всю ночь ледокол шёл вдоль кромки, глубоко врезался в ледовые поля.
Мощным прожектором шарил по торосистым льдинам. Басисто ревела его сирена, будоража тишину…
Утром Орлов прочёл неуспокоительные радиограммы. В последней из них сообщалось о том, что из Астрахани на помощь вылетели два самолёта.
– Дела, дела, – тяжело вздохнул Орлов и принялся одеваться. Взяв отвердевший за ночь комбинезон, он невольно подумал о товарищах, о мучительной, сырой и холодной ночи…
Погода стояла хорошая, и Орлов ещё надеялся, что Рожков вот-вот появится над островом. Но время шло, а самолёта не было. В голову лезли тревожные, беспокойные мысли. Орлов тут же выживал их, и на смену наплывали хорошие воспоминания. Почему-то припомнился последний вечер, проведённый в семье Рожкова. Он не раз посещал эту небольшую, дружную семью. Серёжа – пятилетний сын, крутился всё больше около отца, вовлекая его в свои игры. Таня, жена Рожкова, заботливая женщина, закончив хлопоты по хозяйству, хотела взять от отца шалуна. Но тот крепко обхватил его шею и спросил:
– Папка, а ты мне с моря тюленя маленького привезёшь?
– Ну, конечно, Серёженька, – и, подымая сына над собой, восторженно продолжал: – вот такого же беленького, глазастого…
* * *
…– Ну, Миша! – вдруг решительно сказал Орлов бортмеханику, – ждать больше нечего, полетим. Надо искать.
Пилот решил сначала осмотреть ближайшие острова. Взлетев, он взял курс к одному из них. Вскоре экипаж заметил на льду чернеющую точку. Когда самолёт стал приближаться к ней, то стало ясно видно, что два человека идут с перекинутыми через плечо котомками.
«Тюленебойцы с острова вышли», – подумали лётчик и бортмеханик, продолжая полёт.
«Нет, надо проверить», – решил Орлов.
Вернувшись, он увидел, как один из идущих упал на лёд и раскинул руки, изображая букву «Т».
– «Грамотные», – усмехнулся Орлов и сел к этому «Т» – знаку посадки. Вылезая, он совсем опешил, увидев Рожкова и Глебова с болтающимися за их спинами свёрнутыми комбинезонами.
– Коленька! Васька! – радостно выкрикивали то Орлов, то Ковылин, кидаясь к ним в объятия.
– Балык бар? Рыба есть? – серьёзно спросил Рожков, как обычно спрашивают про тюленя у лётчиков тюленебойцы-казахи.
– Чертяка ты этакий, – тряся за плечи Рожкова, радостно говорил Орлов. – Ты ещё шутишь. Говори, как сюда попал?
– Погодка отжала, – начал Рожков, – боялся, как бы не наскочить на тебя, и отвернул в сторону. Сели на острове Святом. Самолёт в порядке, привязан. Бензин ночью спалили – сушились. Ну, вот и решили идти на остров.
– Ай, яй-яй, – качая головой, подшучивал Орлов, – куда вы торопились? Ну, садитесь, подвезу! – добродушно предложил он и доставил товарищей на остров.
* * *
На бой тюленя отправляются не только на судах, но и на лошадях, запряжённых в сани. Для «саничей», как принято их называть, ещё не были найдены тюленьи залёжки. Лёд у кромки был подвижным, и направлять в такие места «саничей» опасно. Для них залёжки отыскиваются в северо-восточной части моря, где оно лежит глубоким котлованом. Это место Каспия издавна называют Гурьевской бороздиной. Льды здесь сплошь покрывают море. Чернеющие разводины, как узкие речушки, не препятствуют зверобоям, а множество бугров спасают их от больших ледовых подвижек.
– Ну, Коленька, сегодня, надеюсь, ты покажешь мне, что там за большая залёжка в квадрате 190, – оглядывая безоблачную глубокую высь, проговорил Карамшин. – А то просто беда, – садясь в самолёт, сокрушённо продолжал он, – февраль на исходе, а мы не знаем, куда направить «саничей».
– Борис Ильич, да какие могут быть сомнения, – уверенно отвечал Рожков. – Прилетим – оцените сами, какая это залёжка. Ну, готовы, так понеслись! – в завершение крикнул он, и самолёт, слегка подпрыгивая, пошёл на взлёт.
Над морем ярко светило солнце. Лучи, разливаясь по заснеженному льду, слепили, невольно заставляя щуриться. До залёжки было недалеко. Впереди от самого льда поднималась белёсая полоса. Рожкову не хотелось верить, что это туман. Всё же вскоре ему пришлось снизиться и лететь под тенью низко ползущей сплошной облачности. С каждой минутой становилось всё темнее и темнее. Давившие сверху облака «прижимали» самолёт всё ниже и ниже ко льду. Рожкову так хотелось хоть на миг «выскочить» к залёжке, увидеть хоть одного тюленя, – ведь сколько пролетели и уже почти у цели! Но самолёт, окутанный хлопьями тумана, шёл бреющим полётом, и под ним мелькали торосы – гладкие ледяные поля с зияющими разводинами.
Дальше лететь было невозможно. Влажная белёсая муть слилась со льдом. Рожков нехотя повернул на юг, к побережью.
Берег встретил их хмуро. Валом наползавшая облачность скрывала солнце. Рожков, продолжая полёт вдоль побережья, шёл на малой высоте в Баутино. Вот промелькнули мазанки посёлка Урта-Эспе, и снова потянулся низкий пустынный берег. Туман, словно преследуя самолёт, преградил дорогу.
«Что творится», – подумал Рожков и поспешил обратно в единственный поблизости населённый пункт Урта-Эспе, где был рыбацкий колхоз.
Но вскоре снова туман накрыл самолёт.
«Что поделаешь, кругом всё закрыто», – прикинул Рожков и посадил машину на прибрежный лёд.
– Посёлок где-то здесь рядом, – вылезая первым, заговорил Рожков.
– Надо пойти поискать, – отозвался Карамшин.
Распахивая комбинезоны, они вразвалку направились в сторону предполагаемого жилья.
– Нет, хватит, братцы, дальше не пойдём, – остановил всех Рожков, глядя на исчезающий, как видение, в дымке самолёт. – Чего доброго, посёлка не найдём и машину потеряем. Вася, ты повыше нас, крикни-ка со своей высотки, – обратился он затем к механику Глебову. Механик, завернув на голове шлем, с добродушной улыбкой посмотрел на товарищей, поднёс к губам сложенные трубочкой ладони и громко затянул: – Э-э-э-э…
Туман поглотил его дребезжащий голос.
– Нет, Вася, никто тебя не услышит в этой пустыне, – нарушил недолгую напряжённую тишину Рожков. – Разве только звери. Говорят, здесь есть и волки, – с усмешкой добавил он.
– Тише, тише, – прошипел Карамшин. Припав на одно колено на лёд, он внимательно вслушивался в каждый шорох. – Идут, идут! – вдруг радостно вскрикнул он.
Вскоре все ясно услышали говор людей и нарастающий лай собак.
Люди так неожиданно появились из непроглядной стены тумана, словно выросли из земли.
Лётчиков быстро окружило почти всё население казахского посёлка. Появление самолёта тут было большим событием.
Карамшии, сдвинув на лоб лётные очки и повесив на горбинку носа пенснэ, легко заговорил с ними.
Беседа была оживлённой.
– Что же, придётся заночевать, – сказал Карамшин, прибирая штурманское снаряжение. – Кстати, нас на бишбармак приглашают. Колхозники хотят нас угостить своим излюбленным национальным блюдом. Это у них принято при встрече гостей.
Колхозники принесли якорьки, верёвки и общими усилиями заканчивали крепление самолёта.
Но погода, видимо, решила поиздеваться над разведчиками. Туман стал редеть. Появилась видимость. Отчётливо вырисовывались выплывавшие из тумана контуры берега и посёлка. Затем туман, как бы рассечённый сверху невидимым мечом, образовал трещину, оголив светлую полоску неба. На западе вырвалось из объятий туч низко повисшее над горизонтом солнце.
– Полетим! – оживлённый неожиданным улучшением погоды, воскликнул Рожков.
– Немного прихватим сумерки, – глядя на часы, отвечал Карамшин.
– Ничего, аэродром мне хорошо знаком. Если останемся здесь, то о нас будут беспокоиться, – доказывал Рожков.
… Самолёт взял курс на Баутино. Под крылом играло, переливаясь в вечерних лучах солнца, море, редка замерзающее в этом районе.
Впереди показалась возвышенная береговая полоса. Дальше берег вдруг круто обрывался, и в море выпирал, как высокий лоб, Тюб-Караганский мыс. За ним на низкой песчаной косе скрывался посёлок Баутино.
Солнце падало так быстро, что, казалось, вот-вот оно с шумом ударится о поверхность моря, раскинув в стороны тысячи брызг. Но случилось иначе. Солнце спокойно легло на притихший Каспий, и море быстро погасило его огненный диск. Меркло зарево заката. Сгущались сумерки. С гор сползали языки тумана, отрезая дорогу в Баутино.
– Ловушка, – крикнул Рожков, указывая на расползавшиеся белые хлопья, и взял курс на остров Кулалы, где был посёлок.
Темнело.
Вдруг впереди справа замигал маяк. Минута, другая, – и лётчик, сделав круг над маяком, произвёл посадку на лёд.
– Кулалы! – утвердительно сказал Рожков.
– Нет, – возразил механик, – Кулалы – низкий остров, а это высокий, и, пожалуй, это будет остров Святой.
– А почему здесь маяк? Маяк только на северной оконечности острова Кулалы, – не соглашался Рожков. – И давайте безо всяких «пожалуй», Кулалы это! Не мог я ошибиться! – и у него от резкого разговора даже задёргался кончик носа.
– А сейчас установили маяк и на Святом. Это я точно знаю, – продолжал спор механик.
– Я про это слышу впервые, – удивлялся Карамшин.
– Ну, не время спорам, – сказал Рожков, – взлетим да посмотрим. Святой остров маленький, Кулалы же длиннющий, и посёлок должен вскоре быть от маяка, а если нет, то по-твоему – Святой.
Немедля взлетели, и вскоре в темноте потеряли остров.
– Ну, видишь, – кричал Рожкову механик, показывая маленький кружок из пальцев, довольный, что смог доказать свою праиоту.
Рожков молча взял курс норд-ост, на Кулалы. Но как ни «шарили» они глазами, всё же маяка не видели. Скрылся и тот, от которого улетели.
Вдруг Глебов, как ужаленный, что есть сил крикнул:
– Смотрите, куда мы попали! – и показал на черневшие во льду «тюленки».
Ночь уже окутала самолёт чёрной непроглядной шалью.
«Куда податься? – прикидывал Рожков. – Если обратно – там туман… Пойду на восток, на Гурьевскую бороздину, там льды сплошные и крепче».
Развернув самолёт, Рожков поспешно удалился от опасного места. Под ним чернела вода, усыпанная мелкими битыми льдинками. Рожков всматривался в светящиеся стрелки приборов и, как никогда, чувствовал работу мотора, словно удары своего сердца. Малейший перебой живой болью отдавался в его груди.
«Ну, тяни, тяни, милый», – мысленно разговаривал он с мотором.
Наконец, забелели заснеженные ледяные поля. Сосредоточившись, Рожков осторожно повёл самолёт на посадку. Долго летел он над серым покровом. Вот лётчик нащупал колёсами лёд, и самолёт плавно покатился.
Вылезая, пилот вытирал вспотевший лоб и, расстегнув комбинезон, рукой оттягивал прилипшую к телу рубаху.
– Эх, послушал же я тебя, – с гневом на себя и механика говорил Рожков, вглядываясь в тусклый шар луны, летящий над матовой пеленой низких облаков.
Карамшин, сжавшись, всё ещё сидел в кабине, а Глебов молча ходил вокруг, оставляя крупные следы на заснеженном льду.
– Но, я-то, я-то, – стуча себя пальцами в лоб, продолжал вопреки своему характеру бушевать Рожков. – Послушал тебя и напрасно. Ведь мы же были на острове Кулалы, а улетели в море.
– Теперь напрасно горячиться, Коленька, – успокаивал Карамшин. – На будущее запомнишь. Если земля под ногами, не бросай её, держись за неё, пока не установишь, какая она. Всё же она куда крепче и надёжней любого арктического льда.
– Вы правы, Борис Ильич, – это будет наука, – успокаиваясь, отвечал Рожков. – Ведь, говорят, не ошибается тот, кто ничего не делает. Ну, хватит, Вася, дуться! – весело сказал он механику. – Что же поделаешь. Самолёт цел, горючее есть, переночуем.
Ночёвка в море для них не была новинкой. Может, эти, уже испытанные, ночи и заставили Рожкова взлететь поискать посёлок, но наползавший с темнотой туман всё запутал, и они оказались в море на льду.
Прежде всего они прорубили лёд, замерили глубину и определили, что находятся в 50 километрах по норд-осту от острова Кулалы. Затем запалили в банке светильник. Поддерживали колыхающееся пламя, подплёскивая бензин. Растапливая снег и лёд, добывали воду. Долбили отвёрткой замороженные консервы. Курили даже те, кто никогда не курил. Часто смотрели на недвижимые, казалось, стрелки часов. Дремали, собравшись в комок. Быстро вскакивая, бегали, чтобы согреться. Слушали протяжный свист ветра. Пристально смотрели в темноту, и каждый видел мигающий огонь маяка, только почему– то каждый видел его в разных направлениях. Снова смотрели на часы. И каждый, сквозь дремоту, желал быстрейшего конца длинной ночи…
Под утро по небу поплыла низкая, плотная облачность. Исчезали мерцающие звёзды, словно облака снимали их. Кругом всё потемнело.
Наконец, наступило утро. Вернее, оно неожиданно подкралось, без такой резкой грани, которая отличает ночь от рассвета. Было так же мрачно и серо.
– Да-а, – многозначительно произнёс Рожков, оглядывая горизонт. – Туман вряд ли рассеется. А лететь надо.
– Рискованно, – заметил Карамшин. Глебов молчал.
– Оставаться на льду не менее рискованно, – возразил Рожков. – Бреющим вполне дойдём до острова. Неплохо, верно? – закончил он, как бы одобряя своё решение.
Более двадцати минут самолёт летел над самым льдом.
– Кулалы! – вдруг радостно воскликнул Глебов, когда под колёсами зажелтел песок.
Рожков повернул вдоль острова на север к посёлку. Вскоре ему пришлось отвернуть от внезапно выросших радиомачт и тут же сесть у берега.
…На шестой день над морем ярко светило солнце. Рожков вышел из душного помещения. Радостный, он, словно впервые, смотрел на посёлок в несколько домов, на неприветливый, песчаный, уходящий вдаль остров и посеревший лёд, где стоял самолёт.
– Борис Ильич, – обратился он к подходившему Карамшину, – как всё-таки резко меняется погода на Каспии. – И, прищурившись на восходящее солнце, всё также радостно сказал: – Сегодня оно нас не подведёт. Непременно будем на большой тюленьей залёжке!