Ледоход в низовьях Волги близился к концу.
Остатки разбитых, почерневших льдин, медленно кружась, спускались к взморью.
Расталкивая и обгоняя льдины, шумно продвигались вперёд буксирные пароходы. Рядом с ними шли пузатые роторные рыбницы, прогонистые железные баркасы. А за них цеплялись длинные караваны парусного рыболовного флота. Всё на реке – вместе с вешними водами – неслось, спешило на Главный банк, к большим воротам моря.
Солнечная лава и весенние ветры рушили, ломали, разгоняли льды.
Сюда, на Каспий, подняв паруса, на реюшках стремились рыбаки из приморских сёл.
Оживали морские просторы. На горизонте радовали глаз кипенно-белые паруса, словно стаи лебедей.
«Вот и началась путина», – подумал Орлов, пролетая над рыбаками, обтянувшими тучный косяк подлёдной рыбы. Вокруг качались подчалки, доверху заполненные рыбой первых уловов.
Орлов сделал глубокий вираж над косяком воблы, клубком катившимся в воде. Круто направив в него самолёт и затем быстро взмыв над водой, он увидел, как рыбы веером разлетались в стороны. И вновь под крылом раскинулось море, где клубились, как в небе облака, рыбьи косяки.
Лётчик написал записку: «Держитесь этого места, вокруг вас косяки», – и бросил её на ближайшую реюшку с трепещущим красным вымпелом. А затем взял курс на Астрахань.
Под самолётом – раздольные каспийские черни. Волга в изобилии питает их пресной водой. В эту мелководную часть моря стремятся различные породы рыб. Тысячи перелётных птиц находят здесь первый приют и корм.
Вот, пугаясь шума мотора, неохотно захлопал крыльями белый остров лебедей. Вытянув длинные шеи, птицы разлетались в стороны, как выпущенный из наволочки пух. Тучей поднимались утки. Быстро, как винты, работали их маленькие крылья. Они стремились подняться выше самолёта и ударялись о него.
Отклоняясь от внезапно возникающих препятствий, Орлов пролетел черни и вышел к дельте. Её протоки извилистыми лентами прорезали побережье и, отражая облака на золотистой глади, плавно вливались в Каспий.
По земле фронтом бежало пламя. Оно карабкалось на высокую стену камыша, валило его, двигалось дальше, оставляя за собой оголённые чёрные площадки. Столбы дыма тянулись к небу.
Дым расползался в стороны, скрадывая видимость.
Навстречу летели куски обгоревшего камыша, запах гари щекотал в носу. То, как обычно ранней весной, выжигались излишние камышовые заросли.
«Весна», – подумал Орлов. Хоть пожарище и накинуло на солнце тёмную вуаль, хоть и трудно было лететь, как в тумане, – всё же весна. Она особенная на Волго-Каспии – с нетерпеливыми судами, взламывающими льды на реке, с рыбаками, которые спешат захватить крупные подлёдные косяки, с птичьей суетнёй в воздухе, с пылающей, задымлённой дельтой.
«Кончились ледовые эпопеи», – подлетая к аэродрому, продолжал думать Орлов.
В его памяти мигом пронеслись зимние картины: торосистые льды, «порядки» выбитых сетей, рыбаки на дрейфующей льдине… Теперь всё это не повторится до будущей зимы.
Начинается горячая пора – весенняя путина.
Орлов посадил самолёт и подрулил на стоянку.
– Быстрей вылезай! Дело срочное есть, – строго окликнул его командир.
Орлов вылез из кабины и подошёл к взволнованному командиру.
– Вот что, Орлов, – уже мягко продолжал тот, – коротко напиши донесение о разведке и снова надо лететь…
– Я готов, – решительным ответом прервал его Орлов.
– Только не горячись! – повысил голос командир, и его крупное, всегда красное, лицо вновь стало строгим, он не любил поспешных решений. Будто охладив Орлова недолгим молчанием, продолжал: – Задание ответственное. Самолёт вам готовим другой, полетите на поиски рыбаков, отнесённых на льдине.
– Как, – удивился Орлов, – в апреле на льду рыбаки?
– Да. Вот радиограмма, – и, передав её пилоту, командир ушёл в штаб.
Орлов, нахмурив брови, быстро прочитал радиограмму: «31 марта десять рыбаков колхоза «Амангельды» попали в «относ». При них две подводы. Просим организовать поиски».
– А сегодня третье апреля, – опуская руку, задумчиво проговорил пилот.
– Самолёт готов, – доложил бортмеханик.
– А сколько аварийных посылок взял? – спросил лётчик, осматривая самолёт и постукивая пальцами по днищу «амфибии».
– Пять.
– Орлов! К командиру зайди, – раздался голос диспетчера.
– Пять, говоришь? Ну, хватит, а пока запускай и пробуй мотор, я сейчас…
– Вот что, Орлов, – подписывая полётное задание, давал наставление командир. – Людей надо найти и спасти. Понимаешь? – Он поглядел в глаза Орлову, и, встретив его спокойный, уверенный взгляд, продолжал: – Приложи все силы, опыт. Сам впросак не попади. А в общем действуй и решай, сообразуясь с обстановкой. Я надеюсь.
– Есть, товарищ командир! Постараюсь! – чётко ответил Орлов и направился к выходу.
– Да, вот ещё что, – и, приложив руку к седеющим вискам, командир добавил: – Рожков два часа как вылетел туда же. Встретишь – работайте вместе. Ну, желаю успеха, – и он крепко пожал руку лётчика.
Вскоре на аэродроме полосой поднялась пыль. Ветер сбивал её в сторону. Она редела, и над ней взметнулся самолёт. Орлов, набирая высоту, удалялся на восток.
Колхоз «Амангельды» находился на северо-восточном побережье Каспия, в равном удалении от Астрахани и Гурьева. С севера к нему подступали жёлтые сыпучие барханы, а с юга – пологий сырой берег моря, на котором едва возвышался посёлок. Ближе к морю, на высоких сваях, как на ходулях, стоял рыбозавод «Забурунный».
Ещё не так давно идущие с лова реюшки и грузные приёмки, подплывали к оживлённому плоту завода. С лодки выскакивали довольные рыбаки и разгружали улов. Шумно и весело встречались плотовые рабочие с моряками. Но море, отступая, ушло к югу. Теперь тут тишина. Только шальные ветры, свистя, ворвутся, обшарят пустые чаны и, рассвирепев, вылетят, распахивая скрипучие массивные двери. И лишь зимой заглядывают сюда рыбаки, подвозя улов белорыбицы, да соседи из колхоза «Амангельды», отправляясь на лов, скользят на санках меж рядов почерневших свай…
Орлов спешил к забытому заводу, откуда он решил начать поиски рыбаков.
Самолёт быстро проскочил задымлённую дельту и, удаляясь всё дальше на восток, вышел в море, где ещё притаилась отступающая зима. Внизу мелькали разводины, кружились мелкобитые льды, плавали изъеденные теплом ледовые поля. Местами возвышались над водой ледяные бугры, как памятники зимы.
«И что они вздумали в такое время выйти на лёд, – думал Орлов. – С зимой уже как будто все покончили. В Астрахани по воде ловят. А тут, изволь, ищи на льду. Да и лёд-то хоть был бы как лёд. Если сдаст мотор – ну, и не выбраться отсюда…»
И вдруг он устыдился своей мысли, живо припомнив, как однажды, проведя разведку отжатых в море норд-вестом ледяных полей, произвёл посадку на льду у рыбацкого коша.
– Не попал ли кто из ваших в относ? – спросил он тогда подошедших ловцов.
– У нас все налицо, – нерешительно отвечали они ему.
– Другая беда случилась, – выходя вперёд, заговорил невысокий пожилой рыбак. – Шторм обезоружил нас. Аханы унесло. А рыбак без сетей, что токарь без станка… – и как-то несмело, через силу кашлянув в кулак, продолжал: – Вот хоть взять этого токаря, где бы это ему государство станков набралось, если бы он их также вот терял… – и, поглядев на товарищей, заключил:
– Вот и мы хотим сети спасать. Ведь они наши, колхозные. В этом уж помогите нам, товарищи.
…Украдкой Орлов покосился на механика, но тот сидел спокойно, не понимал его. Тогда он нагнулся к нему и в самое ухо прокричал, показывая на ритмично прыгающие толкатели вдоль цилиндров:
– Миша, а моторчик-то, как часы! Не подведёт! Да и колхозники, видимо, пошли своё добро со льдины спасать. Надо обязательно найти, Миша. Смотри лучше!
И сам, напрягая зрение, продолжал свои наблюдения за льдинами.
Но вот среди морского хаоса на льдине показались люди. Льдина быстро приближалась. Гоняя над ней по кругу самолёт, Орлов с удивлением заметил, что шесть человек, оставив лошадь, бежали на край к воде.
«Почему только шесть рыбаков и одна лошадь, где же остальные?» – спросил он сам себя и, пожав плечами, громко крикнул:
– Посадка на воду! Поднять колёса!
Услышав команду, механик налёг на ручку подъёма шасси. Повернув раз, другой, он вернул её в прежнее положение. Снова энергично провернул, пошарил рукой тросы подъёмника под приборной доской и резко по пояс перекинулся за борт. Потолкав там руками колесо, с расстроенным видом сел на место.
– Заело! Шасси не поднимутся. Давай на берег, там исправлю, – виновато, в самое ухо лётчика, прокричал механик.
Орлов то ли с досады, то ли от боли в ухе отшатнулся и, круто развернув самолёт, направил его к «Забурунному» рыбозаводу.
Рыбаки с удивлением смотрели на самолёт, который, покрутившись, ни с чем покидал их.
Подлетая к «Забурунному», Орлов заметил стоявшие там два самолёта. Прямо с хода он произвёл посадку.
Один самолёт оказался сухопутным. «Видимо, кто-то из Гурьева прилетел», – подумал Орлов. Другой был «амфибия», такой же, как и у него.
– Рожков! – выключая мотор, окрикнул Орлов.
Рожков, не спеша, улыбаясь, двинулся навстречу.
– Ну, что сияешь, нашёл, что ли?
– А как же, вот он, представитель с дрейфующей льдины, видишь? – и с довольным видом Рожков через плечо показал на стоявшего невдалеке рыбака.
Но, заметив, как помрачнел товарищ, тут же спросил:
– А ты что это, Петя, как туча, громы мечешь?
– Эх, Коленька, не спрашивай, – с досадой, щёлкнув по ноге перчаткой, отвечал Орлов. – Скажи лучше, сколько на льдине оставалось рыбаков?
– Шесть, – ответил Рожков.
– Отсюда на зюйд-ост?
– Ну да, на зюйд-ост.
– Был и я там, – подавленным голосом проговорил Орлов, – да шасси не поднялись, и он кивнул в сторону своего самолёта.
– Что же поделаешь, – успокаивал Рожков. – Бывает, всё бывает. – Пойдём, потолкуем – тут собрались представитель обкома и местное начальство. А тем временем и шасси наладят.
Направляясь к группе, толпившейся невдалеке, Рожков продолжал:
– Знаешь, Петя, лёд никудышный, как труха.
– Самолёт-то выдержит?
– Куда там самолёт, лошадь еле держит. Я на воду садился…
Лётчики подошли, когда рыбак неторопливо рассказывал о пережитом:
– Ночью льдина, где мы находились, лопнула. Нас осталось семеро с одной лошадью. На другой половине оказалось трое со второй лошадью. На рассвете мы их ещё видели. Но льдина быстро скрылась. Прошло уже три дня, как это случилось. Где они, мы не знаем, – разводя руками, закончил он.
После недолгого совещания, представитель обкома сказал:
– Всё ясно, не будем медлить. Вы, – указал он на Рожкова, – продолжайте со льдины перевозить остальных, а с вами, – обратился он к Орлову, – полечу я, будем искать…
– Не стоило бы вам лететь, – возразил Орлов.
– Почему? – удивлённо спросил он, продолжая затягивать завязки рыжей шапки.
– Место свободное только одно, – пояснил Орлов,– да и то там посылки лежат. А при необходимости мы быстрее рыбаков перевезём. Да ни к чему ещё лишнему человеку рисковать. Мало ли какая неисправность может быть, – при этом он подумал о шасси.
– Вы меня не пугайте, – улыбаясь, заговорил представитель обкома. – Вот жаль, самолёт маловат, а то бы я не отстал. – И, задумавшись, вдруг спросил: – Сами-то найдёте?
– Не в первый раз, – обижаясь на вопрос, отвечал Орлов.
– Ну, хорошо, летите одни. Только сообщайте мне, как дела пойдут. Я буду ждать в Гурьеве.
– Сообщу, – уже от самолёта крикнул Орлов.
– Товарищ командир, – официальным тоном обратился к лётчику механик. – Надо в порт лететь, менять трос. Шасси не поднимутся.
– Тихо, тихо, – прищурившись, Орлов ладонью затряс перед его лицом, словно не пуская сказанное дальше. И, садясь в кабину, с раздражением повторял его слова: – Надо в порт лететь… Нашёл время… Запускай мотор!
… Самолёт гудел над морем. Внизу виднелись крупные и мелкобитые льдины. Наблюдая со стороны летящую лодку, можно было бы сказать, что это гидросамолёт и ему тут и положено летать. Но намертво повисшие под лодкой шасси лишили его возможности садиться на воду…
Справа и слева и прямо перед глазами пилотов расстилались ледяные поля. Весна старательно раскрасила тёмнобурыми пятнами их былой кипенно-белый ковёр.
Орлов и механик, напрягая зрение, всматривались в пестроту этих полей.
Вдруг механик, толкнув локтем Орлова, указал на три чернеющие на ледяном бугре фигуры:
– Они!
Орлов просиял.
– Приготовь посылки! – весело крикнул он и направил самолёт к бугру.
Механик перевалил за борт два продовольственных мешочка. Держа их в руке, он прицелился и готов был бросить. Но «люди» вдруг подпрыгнули и замахали длинными крыльями.
– Тьфу, черти полосатые, – рассвирепел Орлов и повернул самолёт на взлетевших беркутов.
«Стоят же до последней минуты», – подумал он, провожая глазами ловко ускользнувшую от самолёта большую птицу.
Вновь потянулись томительные минуты.
Зеленовато-бурая вода меж льдин покрывалась белыми, как чёрточки, мазками. Ветер усиливался и, будоража воду, всё больше и больше чертил на поверхности полосы.
В глазах рябило. Уходящая далеко вперёд пёстрая гладь, казалось, стеной вставала перед глазами и поднималась в бесконечную высь.
Орлов обернулся. Но и здесь падающее к западу солнце слепило, как сильный луч прожектора. Щурясь, Орлов резко отвернулся и припал к часам. Несколько секунд на месте часов Орлов видел только белый крутящийся круг. Вот он начал разрываться на множество быстро исчезающих колец, и, наконец, перед глазами ясно проглянул циферблат.
Орлов, ткнув в него рукой, показал механику указательный палец, а затем другим пальцем провёл по его середине. Механику было ясно, что летать они могут ещё полтора часа, а затем – ночь.
Механик неуверенно показал пальцем вперёд.
Лётчик тоже что-то заметил и чувствовал, как какая-то сила распирала его грудь, горячила кровь. «Они, они…» Но он, переламывая себя, сдерживал нараставший подъём чувств.
«Рано ещё радоваться, – успокаивал он себя, – вот ближе подлетим и увидим, а то опять, может быть; беркуты…»
– Машут, – вдруг сорвалось с губ Орлова. Но на этот раз не птицы крыльями, а люди махали куском паруса, привлекая самолёт.
– Смотри, Миша, – радуясь, кричал Орлов тоже повеселевшему механику.
Невольно его беглый взгляд скользнул по приборной доске и замер на рукоятке подъёма шасси. И вмиг, словно сильная струя, смыла с лица восторг.
«Как быть? – думал Орлов, осматривая почерневшую льдину, по которой бегали рыбаки. – Нет, не выдержать ей самолёта», – заключил он и крикнул:
– Посылки!
Механик быстро перекинул посылки за борт, и они одна за другой ткнулись в лёд.
«Ну, вот и вся моя помощь, – продолжал думать Орлов. – Посылки сбросил, а снять рыбаков не могу. Лёд слабый, на воду тоже сесть нельзя. Осталось одно: лететь, исправить шасси, а завтра перевезти рыбаков».
Вдруг ему почудились приглушённые голоса рыбаков: «Не бросай нас, товарищ! Ты видишь, в каком мы положении. Впереди ночь. Страшно ждать утра…»
Молнией в голове носились мысли и, наконец, одна заманчивая вытеснила все.
«Сесть на лёд. Если не выдержит – снять колёса. Спихнуть на воду и взлететь… Люди есть, лошадь есть – сил хватит», – решил он и тотчас крикнул:
– Сажусь на лёд!
Механик ещё раз недоверчиво посмотрел на вспухшую почерневшую льдину и, ничего не сказав, положил руку на подъёмник шасси.
Самолёт вышел из разворота и по прямой, снижаясь, приближался к льдине. Под ним проносились белые горбы волн, мелкие куски разбитых льдин и вот мелькнул край ледового аэродрома. Колёса плавно коснулись его поверхности и, затормаживая свой бег, бросали в стороны сгустки талого снега. Машина ещё катилась, а механик, перекинув ногу за борт, держась за подкосы, заглядывал под колёса.
– Ну, влипли, – качая головой, сказал он, спрыгнув на лёд.
– Что там такое? – Орлов быстро перегнулся к нему из кабины.
– Видишь, – и механик показал на колёса, погрязшие по обод в рыхлом льду. – Как взлетать-то будем? – продолжал он.
Орлов, словно не слыша вопроса, смотрел на рыбаков, спешивших к самолёту.
– Отойдём, Миша, от самолёта. Чего доброго, лёд не просел бы на грех… Говоришь, как взлетать будем? – повторил он вопрос друга, – а знаешь меня больше беспокоит другое: как всех разом забрать.
– Ну, опять у тебя всё разом, да разом, – нахохлился механик.
-А разве для тебя, Миша, это ново, ты забыл, как впятером взлетали?
– Не забыл, но то же была льдина, как льдина, а это что, – и механик показал на увязшие колёса.
– Вот это меня и беспокоит, – долбя каблуком сапога мягкую поверхность льда, отвечал Орлов.
– Видишь, – продолжал он, – или раз взлететь отсюда, или три раза рисковать… Да, к тому же, и время… А ветер, чувствуешь, как крепчает? – И, подставляя к холодной струе ладонь, облегчённо добавил: – Он нам поможет взлететь.
– Аман! Аман![3] – протягивая пилотам руки, перебили их разговор подошедшие рыбаки.
Они молча стояли. Улыбка стекала с их обветренных лиц. Радостью сверкали воспалённые глаза, не выражая страха перед опасностью.
– Ну, далеко ли, братцы, плыть задумали? – шутя спросил Орлов.
– Ветер – шайтан, – заговорил один из них. – Он льдину поломал и утащил. А ещё есть наш народ. Там остался, – и он показал рукой на запад.
– Знаем, всё знаем, они уже дома, чай пьют. Собирайтесь, сейчас и мы полетим чай пить, – сказал Орлов и направился к противоположному краю льдины.
Наметив линию взлёта, Орлов, возвращаясь, увидел, как рыбаки тащили на самолёт свою утварь. За спинами у них болтались полосатые шерстяные, чем-то набитые мешки. В руках чернели закопчённые котлы, пешни и сброшенные им посылки.
– Э-э, друзья, так дело не пойдёт, – догнав рыбаков, заявил им Орлов. – Всё это надо бросать.
– Зачем, это наше, – не понимая, для чего бросать вещи, обиженно смотрели рыбаки.
– Тулупы тоже надо будет снять, – продолжал Орлов. – В ватниках не замёрзните, долетите.
Рыбаки, слушая его, стояли в нерешимости.
– Знаю, братки, – положив руку на плечо одному из них, ободрял Орлов, – всё это ваше. Бросать жалко, но жизнь дороже. А чтобы самолёт мог нас на берег дотащить, надо его облегчить. Меньше груза класть.
Поняв простой довод лётчика, рыбаки тут же всё побросали.
– А сухари из посылок надо высыпать лошади. Орлов повернулся к ней и встретил в её тёмных больших глазах глубокую тоску. Орлову было жалко оставлять беспомощное животное. Ещё раз взглянув на большую, понуро повисшую голову, он быстро зашагал к самолёту, говоря сам себе: «Да, самолёт – не пароход, всё не заберёшь».
Рыбаки пошли на край льдины. Запустив мотор, он подрулил самолёт туда же.
– Садись вот сюда, – сказал Орлов высокому рыбаку, показывая ему единственное свободное место в самолёте. – Так, джаксы[4]. А следующего, Миша, рядом сажай, вот так. Ну, а третьего клади им на колени.
Последний при помощи механика вскарабкался к товарищам.
– Ну, за комфорт не взыщите. Как говорят, в тесноте, да не в обиде.
Разместив рыбаков, Орлов перевёл взгляд к другому краю льдины.
В молчании под плавные хлопки мотора пилот и механик сидели, словно набираясь сил для решительного рывка.
– Хорош ветерок, взлетим, – наконец, оценил Орлов и дал полный газ мотору. С рёвом мотора из-под колёс полетели в стороны и вверх ошмётки снега. Машина с затвердевшего кусочка ринулась вперёд, набирая скорость. Но вот колёса ткнулись в мякоть. Невидимая сила словно дёрнула самолёт назад. Он вздрогнул и встал. Снова ревущий мотор вырвал из затора колёса и понёс вперёд.
Недалеко оставалось до края льдины, где темнела вода. Орлов, жадно меряя глазами оставшееся впереди расстояние, наметил точку, где прекратить разбег. Последние напряжённые секунды, казалось, летели быстрее самого времени. Рывок – и опять торможение, снова рывок и снова стремительный бег, а впереди бушует волна… Ещё миг и самолёт тяжело повис над липким, как клей, льдом.
«Оторвались», – мысленно произнёс Орлов. Затем, вновь увидя под собой белёсые горбы волн и пляшущие в кипящем море обломки льдов, с облегчением вздохнул и весело проговорил:
– Идём на Гурьев, Миша!
… В ночь на Каспии разыгралась штормовая моряна. К утру она ворвалась в город и с шумом гуляла по улицам. Всюду слышалось её тяжёлое, порывистое дыхание. Протяжно стонали телеграфные провода. В бешеном танце на перекрёстках кружились вихрем столбы пыли и, сбиваемые порывами, неслись вдоль улиц, ударяя в заборы и окна домов.
Всё напрягалось, звенело, гнулось под напором ветра.
Люди, сгибаясь, тяжело шагали на ветер, щурили глаза, прикрывали руками лица.
Орлов, шагая по пыльным улицам города, остановился, потёр глаза и посмотрел вверх. С безоблачного неба хмуро глянуло солнце.
Заслонённое густой пылью, оно было похоже на луну. Сквозь тонкую пелену облаков, казалось, сыпался на землю пыльный дождь.
«Силён шторм, но мы опередили его», – подумал Орлов.
В непогоде померк весенний день, но светло и радостно было на душе у Орлова.
Он ещё раз гордо взглянул на поблёкшее в мрачном небе солнце и ему вдруг вспомнилась задымлённая волжская дельта.
– А всё же весна, – тихо про себя проговорил он и крупными шагами пошёл навстречу свистевшему ветру.