ЛИЦА:
Карп Карпович Толстогораздов, купец, седой, низенький, толстый.
Улита Никитишна, жена его, пожилая женщина, без особых примет.
Серафима Карповна, дочь Толстогораздова, вдова, высокого роста, худощава, необыкновенной красоты. Походка и движения институтки. Часто задумывается, вздыхает и поднимает глаза к небу, когда говорит о любви; то же делает, когда про себя считает деньги, а иногда и просто без всякой причины.
Матрена, горничная, дальняя родственница Толстогораздовых. Молодая девка, полная, тело мраморной белизны, щеки румяные, глаза и брови черные. Ходит в шубе, рубашке с кисейными рукавами, в косе ленты.
1-й кучер, Толстогораздова.
2-й кучер, Серафимы Карповны.
Двор. Направо галлерея дома, на заднем плане сад; налево надворное строение; две двери: одна на погреб, другая на сенник.
I
На дворе. 1-й кучер сидит на приступке у погребицы. Матрена входит.
1-й кучер (поет тонким голосом).
Прежде жил я, мальчик, веселился,
Но имел свой капитал.
Капиталу, мальчик, я решился,
Во неволю жить попал.
Матрена. Хозяева проснулись. Ты бы, Иваныч, самовар-то втащил.
1-й кучер. А ты что за барыня? Промнись! Ишь жиру-то нагуляла; не уколупнешь нигде, точно на наковальне молотками сколочена. (Поет.)
И какова, братцы, неволя?
Да кто знает про нее?
Матрена. Позавидовал ты моему жиру. У самого рыло-то уж лопнуть хочет. Неси, что ли, говорят тебе.
1-й кучер. Приходи завтра! (Поет.)
Какова, братцы, неволя?
Да кто знает про нее?
Матрена. Дай срок, я вот Улите Никитишне скажу, что ты ничего не делаешь, никогда тебя ничего не допросишься.
1-й кучер. Я кучер, понимаешь ты это? Я свое дело правлю. А ты что? Типун-дворянка! Тонко ходите, чулки отморозите! Значит, ты его (показывая на самовар) и волоки.
Матрена. Да ведь в нем пудов пять будет, где ж девке его стащить!
1-й кучер. Опять-таки это до меня не касающее.
Матрена. Стыда-то в тебе ничего нет, бесстыжие твои глаза! Хоть надорвись девка, тебе все равно. (Поднимает самовар, всем корпусом отваливается назад и, загнув голову на сторону от пару, идет к галлерее.)
1-й кучер (вслед ей). Не балуй в серьгах, позолота сойдет!
Матрена (входя на крыльцо, оборачивается). Ругатель! (Ставит на стол самовар.)
1-й кучер (поет).
Какова, братцы, неволя?
Да кто знает про нее?
На галлерею выходят Карп Карпыч и Улита Никитишна. Кучер замолкает и уходит.
II
На галлерее. Карп Карпыч и Улита Никитишна (садятся у стола на галлерее).
Улита Никитишна (заваривая чай). Нынче все муар-антик в моду пошел.
Карп Карпыч. Какой это муар-антик?
Улита Никитишна. Такая материя.
Карп Карпыч. Ну и пущай ее.
Улита Никитишна. Да я так… Вот кабы Серафимочка замуж вышла, так уж сшила бы себе, кажется… Все дамы носят.
Карп Карпыч. А ты нешто дама?
Улита Никитишна. Обнакновенно дама.
Карп Карпыч. Да вот можешь ты чувствовать, не могу я слышать этого слова… когда ты себя дамой называешь.
Улита Никитишна. Да что же такое за слово — дама? Что в нем… (ищет слова) постыдного?
Карп Карпыч. Да коли не люблю! Вот тебе и сказ!
Улита Никитишна. Ну, а Серафимочка дама?
Карп Карпыч. Известно дама, та ученая да за барином была. А ты что? Все была баба, а как муж разбогател, дама стала! А ты своим умом дойди.
Улита Никитишна. Да нет! Все-таки… как же!
Карп Карпыч. Сказано — молчи, ну и баста!
Молчание.
Улита Никитишна. Когда было это стражение…
Карп Карпыч. Какое стражение?
Улита Никитишна. Ну вот недавно-то. Разве не помнишь, что ли?
Карп Карпыч. Так что же?
Улита Никитишна. Так много из простого звания в офицеры произошли.
Карп Карпыч. Ведь не бабы же. За свою службу каждый получает, что соответственно.
Улита Никитишна. А как же вот к нам мещанка ходит, так говорила, что когда племянник курс выдержит, так и она будет благородная.
Карп Карпыч. Да, дожидайся.
Улита Никитишна. А говорят, в каких-то землях из женщин полки есть.
Карп Карпыч (смеется). Гвардия!
Молчание.
Улита Никитишна. Говорят, грешно чай пить.
Карп Карпыч. Это еще отчего?
Улита Никитишна. Потому, из некрещеной земли идет.
Карп Карпыч. Мало ли что из некрещеной земля идет.
Улита Никитишна. Вот тебе пример: хлеб из крещеной земли, мы его и едим во-время; а чай — когда пьем? Люди к обедне, а мы за чай; вот теперь вечерни, а мы за чай. Вот и, значит, грех.
Карп Карпыч. А ты пей во-время.
Улита Никитишна. Нет, все-таки…
Карп Карпыч. Все-таки, молчи. Ума у тебя нет, а разговаривать любишь. Ну, и молчи!
Молчание.
Улита Никитишна. Какая Серафимочка у нас счастливая! Была за барином — барыня стала, и овдовела — все-таки барыня. А как теперь, если за князя выдет, так, пожалуй, княгиня будет.
Карп Карпыч. Все-таки, по муже.
Улита Никитишна. Ну, а как за князя выдет, неужто я так-таки ничего? Ведь она мое рождение.
Карп Карпыч. С тобой говорить — только мысли в голове разбивать. Я было об деле задумал, а ты тут с разговором да с глупостями. Ведь вашего бабьего разговору всю жизнь не переслушаешь. А сказать тебе: молчи! так вот дело-то короче будет. (Задумывается.)
Молчание. Вбегает Матрена.
Матрена. Матушка, Улита Никитишна! Серафима Карповна приехала.
Улита Никитишна. Ах, батюшки! (Быстро встает и уходит с Матреной).
Карп Карпыч. Кабы на баб да не страх, с ними бы и не сообразил. Есть свое дело, так нет, давай лезть в чужое. Пристает к мужу: скажи ей свое дело и свою тайну, и прельщают его прелестью и лукавством, и осклабляют лицо свое — и все на погибель. И кто им скажет свое дело, и они наущают и соблазняют: делай не так, а вот так, по моему желанию. И многие мужи погибли от жен. Молодой человек, который и неопытный, может польститься на их прелесть, а человек, который в разум входит и в лета постоянные, для того женская прелесть ничего не значит, даже скверно.
III
На дворе. Входят 1-й и 2-й кучера.
2-й кучер. У вас какое сравнение! Не в пример лучше. Просто жид, а не барыня; сама овес выдает.
Уходят в сарай. Входят Улита Никитишна, Серафима Карповна и Матрена.
IV
На галлерее. Карп Карпыч; Улита Никитишна садится на свое место и разливает чай; Серафима Карповна, в шляпке, в мантилье, в зеленых перчатках, с зонтиком, подходит к отцу; Матрена ставит на стол расписную чашку, которую принесла из комнат и становится поодаль.
Серафима Карповна. Здравствуйте, папенька! (Целуются.)
Карп Карпыч. Здравствуй! Садись, так гостья будешь.
Серафима Карповна (садясь). А где же братец, Онисим Карпович?
Карп Карпыч. Где Онисим-то? Загулял. Вот уж пятый день чертит.
Серафима Карповна. А сестрица, Анна Власьевна?
Карп Карпыч. Да вот как ни бьемся, все Онисим пить-то не перестает, так жена и повезла по тюрьмам калачи раздавать. Авось, бог простит.
Улита Никитишна. Да, да… Повезла калачи раздавать… заключенным… Ведь все больше занапрасно…
Карп Карпыч. Да, занапрасно! Они там режут да грабят, а их не сажать.
Улита Никитишна. Так, чай, те, которые грабят-то, в остроге сидят; а в яме-то за что?
Карп Карпыч. А в яме-то за долга.
Улита Никитишна. Как не за долги! Вон, говорят, Кон Коныч за процент сидит.
Карп Карпыч. За какой процент?
Улита Никитишна. Да так же, за процент. А какой тут процент! Как брал, так и отдай. Чай, ведь, это грех.
Карп Карпыч. Ты опять разговаривать!
Улита Никитишна наливает чай; Матрена подает на подносе чашку Серафиме Карповне; та берет, не снимая перчаток.
Улита Никитишна. Ты б, Серафимушка, сняла шляпку-то, да мантилию, да и платье-то бы расстегнула сзади, здесь все свои. Вот тебе Матрена расстегнет.
Серафима Карповна. Ах, что это вы, маменька! Мне не жарко. Я к вам на минуточку приехала, только посоветоваться.
Карп Карпыч (дуя на блюдечко). Об чем бы это, например?
Серафима Карповна. Я хочу замуж итти.
Улита Никитишна (всплеснув руками). Ах, батюшки!
Карп Карпыч. Ну, что ж! С богом! Это дело хорошее. Это лучше…
Улита Никитишна (качая головой и складывая руки на груди). Красавица ты моя!
Карп Карпыч. А за кого бы это? Желаю я знать.
Серафима Карповна. Он, папенька, молодой человек, служит в суде, и, надобно вам сказать, не богатый. Я б и не пошла за бедного, да уж очень я в него влюблена. (Поднимает глава к небу, вздыхает и задумывается.)
Улита Никитишна (всплеснув руками). Ах, матушка моя!
Карп Карпыч. А чьих он?
Серафима Карповна. Прежнее. Он благородный, хорошей фамилии, может место хорошее получить. Что ж, думаю, у меня свои деньги; если буду жить расчетливо, могу прожить и с мужем. Лучше я себе во всем откажу, а уж я без него жить не могу. (Опять вздыхает и поднимает глаза.)
Карп Карпыч. Может, качества какие есть?
Серафима Карповна. Качеств за ним никаких не слыхать.
Карп Карпыч. Ты, Серафима, помни одно, что ты отрезанный ломоть, я тебе больше денег не дам. Так ты смотри, не проживи деньги-то, которые за тобой дадены.
Улита Никитишна. Тот был старик, а этот, ишь ты, молодой: гляди, рожать будешь, так деньги-то чтоб детям остались.
Серафима Карповна. Мне денег прожить нельзя с моим характером. (Отдает чашку Матрене.)
Карп Карпыч. Ну, он молодой, а ты все-таки вдова, а не девушка, все как будто перед мужем совестно; ну, он подластится да и выманит деньги-то.
Серафима Карповна (принимая чашку от Матрены). Неужели мужчины могут любить только из денег? (Вздох и глаза к небу.)
Карп Карпыч. А ты думала как? Порядок известный.
Серафима Карповна (выходя из задумчивости). Да я ему и не дам денег.
Карп Карпыч. Ну, и ладно. Ты поступай так, как я тебе приказывал.
Серафима Карповна. Конечно, папенька! Что я, дура, что ли?
Карп Карпыч. А вот и у нас скоро свадьба: Матрену в саду с приказчиком застали, так хочу повенчать.
Матрена закрывает лицо рукавом.
Тысячу рублев ему денег, и свадьба на мой счет.
Улита Никитишна. Тебе бы только пображничать где было, за тем и свадьбу-то затеял.
Карп Карпыч. Ну, еще что?
Улита Никитишна. Ничего больше.
Карп Карпыч (строго). Нет, ты поговори!
Улита Никитишна. Ничего, право, ничего.
Карп Карпыч (строже). Нет, поговори что-нибудь, я послушаю.
Улита Никитишна. Да что говорить-то, коли не слушаешь.
Карп Карпыч. Что слушать-то! Слушать-то у тебя нечего. Эх, Улита Никитишна! (Грозит пальцем.) Сказано: молчи! Я хочу, чтоб девка чувствовала, а ты с своими разговорами!
Матрена закрывает другим рукавом глаза.
Третью племянницу так отдаю. Я всей родне благодетель. Вот теперь есть еще маленькая, так и ту на место Матрёны возьму, и ту в люди выведу.
Молчание.
Улита Никитишна. Смотри, будет ли он любить-то тебя?
Серафима Карповна. Что ж, маменька, в моем характере ничего дурного нет. Только я… еще и в пансионе говорили, что я музыки совсем не понимаю, задумываюсь часто, так, ни об чем, да очень люблю сладкое, так, может, он этого не заметит; да вот еще на серебро плохо считаю…
Карп Карпыч. Ничего, привыкнешь.
Серафима Карповна. Может быть, ему не понравится, что я расчетлива, так ведь иначе мне как же? Я стараюсь только, чтоб не прожить капиталу, а проживать одни проценты. Что ж я буду тогда без капиталу, я ничего не буду значить.
Карп Карпыч. Обнакновенно.
Серафима Карповна. А проценты я сейчас могу расчесть на бумажке, нас в пансионе этому учили, А вот без бумажки я и не могу. (Задумывается.)
Улита Никитишна. Об чем ты это думаешь-то, милушка?.. Да и я-то дура! Как тебе, бедной, не думать-то! Перемена жизни… ведь в него не влезешь, какой он там.
Серафима Карповна. Нет, маменька, я вот давеча ленты покупала, по восьми гривен ассигнациями, семь аршин; так вот я и думаю, сколько это на серебро-то будет и так ли он мне сдачу сдал с трех целковых? (Вынимает портмоне и смотрит в него.)
Карп Карпыч. Рубь шесть гривен… рубь сорок сдачи.
Серафима Карповна. Так ли, папенька-с?
Карп Карпыч. Ну, да что тут еще разговаривать!
Серафима Карповна (прячет портмоне). Хо-рошо-с.
Улита Никитишна. Смотри, не пьет ли?
Карп Карпыч. Опять ты все врешь! Кто нынче не пьет!
Улита Никитишна. То есть ты спроси, во хмелю-то он каков?
Карп Карпыч. Ну, вот это дело!
Улита Никитишна. Потому другой смирный во хмелю, так это нужды нет, все равно что непьющий.
Серафима Карповна. Хорошо, маменька, я расспрошу-с. Мне, маменька, пора.
Улита Никитишна. Ух, как это можно! Посиди. Ведь ты сладкое-то любишь… У нас фрухты какие преотменные! Поди, Матрена, принеси, они у меня на окне в спальне.
Матрена уходит, скоро возвращается с фруктами и подносит Серафиме Карповне, а потом ставит на стол.
Кушай, милушка, кушай! Наливочки не хочешь ли?
Серафима Карповна. Что это вы, маменька!
Улита Никитишна. Пивца, душенька?
Серафима Карповна. Да разве я пью?
Улита Никитишна. Ну, медку?
Серафима Карповна. Право, не могу.
Улита Никитишна. Ну, вареньица?
Серафима Карповна. Вареньица можно.
Улита Никитишна (достав ключи из кармана). Матрена, сходи в кладовую, принеси двух сортов.
Серафима Карповна. Да вели моему кучеру подавать.
Матрена берет ключи и уходит через сцену.
Улита Никитишна. Кушай еще, Серафимушка!
Серафима Карповна берет еще.
А ты что же, Карп Карпыч?
Карп Карпыч. Ну вот еще! Стану я теперь есть всякую дрянь. А ты отложи мне, а остальные вели убрать; я ужо, как стану водку пить, так закушу апельсиком.
Улита Никитишна берет и ест. Молчание.
V
На дворе. Матрена идет с двумя тарелками. Подходит к двери сенника и толкает ее ногой.
Эй вы, гужееды!
Кучера выходят.
Подавай лошадей! Барыня ехать хотят.
2-й кучер. Меня в те поры за одну провинность барии хотел в солдаты отдать.
1-й кучер. Ишь ты!
2-й кучер. Так я в те поры, братец ты мой, все только об войне и думал и со всяким, то есть, человеком все про войну разговаривал. И так у меня раскипелось сердце, что хоть сейчас под черкеса.
1-й кучер. У меня тут по соседству один денщик есть приятель, они с барином в венгерской канпании были, так он про австрияка сказывал.
2-й кучер. А что такое?
1-й кучер. А вот что, друг любезный, будто ему еще допреж сказано, при французе, когда француз был: что ты можешь мне препятствовать? хочешь, я тебя раззорю.
2-й кучер. И раззорит!
1-й кучер. Раззорит!
2-й кучер. Потому, сила.
1-й кучер. Ничего не поделаешь! Все равно как милюция была… одиннадцать вершков росту, пятнадцать пудов подымает. Прут себе! Там ту-ту-ту-ту-ту-ту, значит в барабан отбой. А они говорят: ребята, вперед! Измена! Ну и прут себе, что ты хочешь!
2-й кучер. Известно, уж тут, кто кого.
1-й кучер. Кто, значит, уж одолеет, чья сила возьмет.
Матрена. Скучно слушать-то! Ох, воины! сидя на печке воете. Видно, не страшна война, только утиши, господи.
1-й кучер (скосив глаза в сторону Матрены с совершенным презрением). Сволочь!
Матрена. Говорят вам, барыня дожидается.
2-й кучер (надевая на правую руку петлю кнута, левую руку подает Иванычу). Прощай!
1-й кучер. Прощай, друг любезный!
Уходят за дом. Матрена — на галлерею.
VI
На галлерее
Улита Никитишна. Серафимушка! я было и забыла… Еще вот что надо беспременно тебе сделать! Уж проминовать нельзя… Когда ты узнаешь про жениха, что он не мот, не пьяница, не картежник, — так съезди к ворожее, к Параше. Приди к ней смирненько и спроси: будет ли, мол, раба Серафима счастлива с рабом… как его?
Серафима Карповна. Павлом.
Улита Никитишна. С рабом Павлом? Что она тебе скажет, так и сделай.
Карп Карпыч. Ничего ты этого не делай!
Улита Никитишна. Ну уж, Карп Карпыч, я во всем тебя послушаю, а это дело не твое, это дело женское! Не слушай ты его, Серафимушка, делай, как я велю. Я мать — худа не посоветую.
Серафима Карповна. Хорошо-с. (Встает.) Прощайте, папенька! Прощайте, маменька! (Целует.)
Карп Карпыч. А ты вот что: ты скажи жениху, коли будет ко мне почтителен — я ему шубу подарю хорошую; а коли не будет — назад отниму.
Уходят.