ЛИЦА:
Сандырев.
Сандырева.
Липочка.
Настя.
Шургин, гражданский генерал, губернский начальник в том ведомстве, в котором служит Сандырев, лет под 50, средней важности, в золотых очках.
Петр Степанович Иванов, чиновник при Шургине, чистенький, приглаженный молодой человек, в разговоре постоянно конфузливо улыбается и не знает, куда деть глаза.
Городской голова, корявая личность, неопределенных лет, силится поднять голову повыше, руки опущены, немного растопырены, в мундире.
Михаленко
Декорация первого действия.
Явление первое
Сандырева, парадно одетая, потом Липочка.
Сандырева (подкрадывается к затворенной двери в зале и прислушивается). Шагов не слышно, почивает! (Отходит.) Не ждать нам добра: сердит, ни с кем и не говорил, только и слов было: «Я хочу часа два отдохнуть!» Мое сокровище даже и встретить не успел. Быть нам нищими, чует мое сердце. Каков чиновник с генералом: новый какой-то, лицо — ничего, доброе; ни злобы, ни ядовитости незаметно, как у этих столичных умников! Он чуть ли не из семинаристов… манеры-то как будто… Что они там с моим дражайшим в канцелярии? Ведь мое золото в состоянии сам на свою голову нагородить с политикой-то своей.
В дверях направо показывается Липочка.
Куда ты, куда ты! Ты и не показывайся, знай свои пироги, да смотри, чтобы миндальное не подгорело.
Липочка. Да ведь это — скучно…
Сандырева. Пироги… пироги!.. Так и умирай над ними!
Липочка уходит, из канцелярии выходят Иванов с делами, Сандырев с книгами.
Явление второе
Иванов, Сандырев и Сандырева.
Сандырева. Пожалуйте! Здесь вам будет отлично. Канцелярия у нас грязна, и посетители там беспокоят; а здесь вы можете вполне углубиться.
Иванов. Да… здесь-с лучше…
Сандырева (указывая на ломберный стол). Вот на этом столе очень удобно; прошу вас.
Иванов усаживается. Сандырев кладет книги, закладывает руки за спину и безмолвно начинает шагать. Иванов разбирает дела и книги.
Сандырева (указывая). Это — входящий, это — исходящий журнал, здесь приходо-расходная, а вот страховой корреспонденции… У нас порядок во всем удивительный! Иван Захарыч сил своих не щадит для службы. (Сквозь слезы.) Это — подвижник. А что касается доносов На него его превосходительству, говорю вам по совести — одна клевета, низкая, гнусная клевета человека недостойного, презренного!
Иванов (углубляясь в бумаги). Я не знаю-с.
Сандырева (дергая мужа). А вы, как будто и не вас касается…. Да что вы, опомнитесь! Ведь нищета грозит.
Сандырев. Я, матушка, тридцать лет прослужил, и финтить мне не приходится! В отставку — так в отставку. А Михаленка я нынче вздую лучшим манером… (Уходит, направо.)
Явление третье
Иванов и Сандырева.
Сандырева (про себя). Вот чадушко-то! (Подходит к Иванову.) Вы рассматриваете страховую?
Иванов. Да-с, здесь нужно кое-что.
Сандырева. Ах, все страховое для Ивана Захарыча — святыня! Он, я не знаю… он меня даже близко не допускает к этим пакетам! Ах, позвольте ваше имя.
Иванов. Петр Степанович-с.
Сандырева. Петр Степаныч, не прикажете ли вам чаю, кофе или покушать что-нибудь?
Иванов. Нет-с, уж я сначала займусь.
Сандырева. Петр Степаныч, а генерал, кажется, не совсем здоров?
Иванов. Нет-с, он ничего…
Сандырева. Или он не в духе?
Иванов (погружаясь в бумаги). Да-с, дорога… беспокойна…
Сандырева. Ах, извините, я вас отрываю от дела.
Иванов. Ничего-с.
Сандырева. Я вам мешать не буду.
Входит Настя, кокетливо одетая. Иванов разбирает бумаги, не замечая ее.
Явление четвертое
Иванов, Сандырева и Настя.
Сандырева (Насте). Порассей его! Страховую смотрит. Ох!
Настя (кивнув головой). Я свое дело знаю.
Сандырева (Иванову). Я ухожу, вам никто не помешает. (Уходит.)
Иванов (взглянув на Настю). Какая хорошенькая! (Углубляясь в бумаги, несколько раз оглядывается, потом привстает, кланяется и опять нагибается над столом.)
Настя (подходя). Неужели вам не надоели эти дела, бумаги? От них так пахнет гнилью!
Иванов. Нельзя-с, служба. Их превосходительство требует.
Настя. А вы его очень боитесь?
Иванов. Как же-с, помилуйте, начальник.
Настя. Он добрый или сердитый генерал?
Иванов. Нет-с, они очень даже снисходительны к нам.
Настя. К кому к нам?
Иванов. К чиновникам.
Настя. Ну, а к прочим смертным?
Иванов. Я не знаю-с, должно быть, тоже-с.
Настя. А генеральша ваша какая?
Иванов. У нас нет генеральши: они — холостые-с.
Настя. Кто ж у него, мать… сестра?
Иванов. Никого нет-с.
Настя. Так один и живет, ни одной женщины?
Иванов. У них только экономка-с, Амалия Карловна!
Настя. О, немка!.. Старая, в чепце?
Иванов. Нет-с, еще довольно молодая.
Настя. И хорошенькая?
Иванов. Нельзя сказать-с… а ничего-с.
Настя. А вы влюблены в нее?
Иванов. Нет, помилуйте-с, как возможно-с?
Настя. В кого же вы влюблены?
Иванов. Я ни в кого-с… я еще… (Нагибается над бумагами.)
Настя. Как! Еще совсем не были влюблены?
Иванов. Да-с. (Старается заняться делом.)
Настя. Отчего же? Не находили по своему вкусу или, может быть, у вас сердце каменное?
Иванов. Нет, не каменное-с, а не приходилось, еще не было случая-с.
Настя. Неужели вы еще ни в кого не влюблялись? Так-таки ни в кого?
Иванов. Хм… нет-с… еще я… я… не приходилось, не было случая-с.
Настя. И я еще ни в кого не влюблена, тоже не приходилось, да здесь и не в кого… А мне ужасно хочется полюбить кого-нибудь: это, должно быть, очень интересно. А так, без любви, скучно жить.
Иванов. Да-с, это конечно, вы еще так молоды… и здесь, в глуши…
Настя. А музыку, театр, общество вы любите?
Иванов. Да-с, в свободное от службы время очень приятно.
Настя. Как я танцовать люблю… Ах, доупаду! А у нас и танцоров нет; если пойдешь с кем, так измучаешься, поворачивая своего кавалера! Давайте танцовать сейчас!
Иванов. Ах, как же можно-с! Мне надо дело делать..
Настя. Ничего… Давайте, пожалуйста, ну, немножко!
Иванов. А ну как генерал услышит, мне как же тогда? Это ведь неприлично… чиновнику-с…
Настя. Мы тихонько… Да вы, может быть, не умеете?
Иванов (вставая). Нет-с, я умею, и если вам угодно-с… только что могут быть неприятности.
Настя напевает; они танцуют польку.
Иванов (останавливаясь). Позвольте — довольно-с. (Садится к столу.)
Настя. Ух, как хорошо! Вот наслажденье-то! Вот и представьте мое положение! Ну хоть бы раза два-три в год потанцевать как следует! А то ведь это ужас что за кавалеры!
Иванов (нагнувшись). Да-с, такой барышне, можно сказать… такому (шопотом) ангелу.
Настя (с притворной строгостью). Что, что? Что вы сказали? Кто вам позволил? Разве это можно?
Иванов. Я ничего-с: это вам так послышалось.
Настя. Не отпирайтесь! Нет, я слышала. Извольте сейчас же писать стихи мне в свое оправдание.
Иванов. Я бы с удовольствием, да мне некогда-с; сейчас генерал спросит, а у меня еще ничего-с…
Настя. Пишите, пишите стихи, а то не прощу.
Звонок, входит Сандырева.
Явление пятое
Иванов, Настя и Сандырева.
Сандырева. Кажется, звонок?
Иванов. Да-с, генерал…
Сандырева. Ах, скорей прислугу, Настя!
Настя. Как мы мило время провели; как мы танцевали, мама, сейчас здесь с ними… (Убегает.)
Сандырева. Извините, она — шалунья у меня; она вас обеспокоила?
Иванов. Нет, напротив, очень приятно-с…
Сандырева. Ребенок она у меня, чистый ребенок! (Уходит.)
Иванов. Какая прелесть!.. Талия, ножка… да вся, что уж! И в губернском у нас еще поищешь!.. (Разбирает дела.) Все из головы выскочило теперь… Где-то тут что-то нужно было поверить! Ах ты, пропасть! Ничего не помню. Даже в озноб и жар бросает! А сейчас генерал… беда.
Двери из залы распахиваются, входит Шургин; Иванов привстает и, снова уткнувшись, садится.
Явление шестое
Иванов и Шургин.
Шургин (ходит и чистит ногти). Что канцелярские книги?
Иванов (привстав). Не очень-с… порядок не совсем… а все-таки нельзя сказать, ваше превосходительство!
Шургин. Ничего не понимаю… говорите коротко и ясно.
Иванов. Страховая-с, ваше превосходительство, вот что-то… Впрочем…
Шургин (останавливаясь). Я вас не узнаю! Вы всегда отвечали мне отчетливо и понятно!..
Иванов. У меня-с голова, ваше превосходительство… Что-то у меня в голове-с…
Шургин. Так отдохните немного или возьмите холодный душ и потом займитесь. Впрочем, кажется, безошибочно можно заключить, что здесь порядка никакого, упущений тьма… Не говоря уже о злоупотреблениях и разных разностях, лошадиные хвосты там, поборы с мужиков…
Входит Сандырев.
Явление седьмое
Шургин, Иванов и Сандырев.
Сандырев (вытягиваясь). Имею честь представиться… Не имел счастья лично встретить ваше превосходительство.
Шургин (кивает). Здравствуйте, здравствуйте! Вы давно служите? Я забыл. (Ходит.)
Сандырев. Тридцать лет беспорочной службы, ваше превосходительство.
Шургин. Странно! И терпелся такой порядок, такие злоупотребления, такая распущенность!
Сандырев. Злоупотреблений никаких, ваше превосходительство. Если что, так это по обоюдному соглашению, за мои одолжения и неусыпный труд!
Шургин (останавливаясь, возвышает голос). Что вы мне говорите! Служба не терпит никаких обоюдных соглашений. Вся ваша служебная деятельность определена законом; там нет обоюдных соглашений. Входить в соглашение с частными лицами вы можете только в ущерб службе, в ущерб заведенному порядку. И, вдобавок, какой-то чубук — чорт знает что!
Сандырев. Чубук-с! Это — мое человеколюбие, ваше превосходительство.
Шургин. Как — человеколюбие? Вот не ожидал!
Сандырев. Двадцать лет стараюсь от гнусного порока исправить человека.
Шургин. Чубуком?
Сандырев. Точно так, ваше превосходительство.
Шургин. Странная филантропия.
За сценой голос Насти: «Ведь лебедь был моим папашей».
Поет!.. кто это?
Сандырев. Моя дочка-с, Настенька; если беспокоит ваше превосходительство, то я прикажу…
Шургин. Нет, пожалуйста!.. Вы пока мне не нужны, мне предстоит подумать. Можете итти и снять ваш мундир.
Сандырев раскланивается и уходит. Шургин ходит, вынимает сигару; Иванов, вскочив, подает ему огня; Шургин закуривает и садится в кресло.
Шургин (как бы про себя). Да, в отставку, и нечего толковать, и оставаться здесь больше незачем. Нет, этих древних порядков терпеть нельзя.
Входит Настя с корзиной печенья и горничная с подносом, на котором кофе.
Явление восьмое
Шургин, Иванов, Настя и горничная.
Настя. Ваше превосходительство, кофе… не угодно ли?
Горничная ставит кофе на стол и уходит.
Шургин (с улыбкой). Благодарю-с, благодарю…
Иванов быстро забирает дела и уходит в канцелярию.
Если не ошибаюсь, это вы пели сейчас?
Настя. Да, я…
Шургин. А у вас хорошенький голосок.
Настя. Я ведь не училась; я так пою, как попало.
Шургин. Тембр хорош, свежий, звучный. (Пьет кофе.)
Настя. Может быть. Я ничего не слыхала, не видала в жизни, так сама судить не могу. Ваше превосходительство, я к вам с просьбой.
Шургин. Что прикажете, весь — внимание…
Настя (садясь). Я хочу служить, ваше превосходительство!
Шургин. Служить? То есть как?
Настя. Так, как чиновники; ведь теперь, говорят, женщины служат, им разрешено…
Шургин. Ха, ха, ха… Какая мысль! Прекрасно… Где же вы желаете служить?
Настя. Под вашим начальством, не иначе… Вы такой снисходительный к подчиненным, я слышала, а то есть ужасно сердитые генералы. Ах, тех я боюсь…
Шургин. Ха, ха, ха… да, женщины служат… но частно… не нося мундира!
Настя (кокетливо). И я буду частно.
Шургин. Вам ведь большое жалованье нужно дать, ха, ха! А у меня нет.
Настя. На первый раз я буду довольна и небольшим.
Шургин. За какой же стол, к каким делам мы вас поместим?
Настя. Я на все годна понемножку: я ведь письмоводителем у папа́; я все бумаги знаю!
Шургин. Так вот что! А! Так вот кого мне распекать-то за беспорядок.
Настя. Беспорядок! Какие пустяки! Кто это вам сказал? Вы не верьте, ваше превосходительство. Я ночей не спала, готовясь к вашей ревизии, и все отлично! Я жду награды; неужели вы оставите меня без внимания? (Кокетничает и делает глазки.)
Шургин. Оставить вас без внимания — для меня невозможно; это выше сил моих. (Целует ее руки.) Я взял бы вас в личные секретари.
Настя. Возьмите, и вы не будете жалеть; я постараюсь изучить ваш характер, привычки…
Шургин. Послушайте, вы — очаровательны! (Страстно хватает ее за руки.) Но это… это… (Вставая.) Наконец, что я делаю? Я должен здесь выходить из себя, должен сердиться (проходит,), должен нанести в некотором роде удар, может быть, неожиданный…
Настя (встает). Удар? Кому?
Шургин. Я должен… Вашему отцу грозит отставка.
Настя. В таком случае, отставка и мне… его письмоводителю. Нет, вы этого не сделаете! Ну, генерал, скажите! И вам не жаль меня… я так ждала вас, ждала радости награды, а не казни!
Шургин (останавливаясь). Да, конечно, это бесхарактерно, но… но я обезоружен. (Хватает ее за руку.) И вы… вы… виновница! Ребенок и волшебница в одно и то же время. (Осыпает ее руку поцелуями.) Во что бы то ни стало я делаю вас своим секретарем! Вы даете мне право действовать? (Не выпускает ее рук.)
Настя. Да, но как это будет?
Шургин. Это — уж мое дело; только знайте, что все, что сейчас последует, будет истекать от меня и клониться к тому, чтобы вы были моим секретарем. Вы не заупрямитесь?
Настя. Я — подчиненный; я исполню без возражений все, что будет угодно приказать вашему превосходительству.
Шургин. О! Какой у меня секретарь! Какой секретарь!
Настя. Значит, по ревизии все благополучно, да?
Шургин. Ну, уж пусть будет так.
Настя. Милый, добрый генерал! Вот — за это! (Целует его в лоб и убегает.)
Шургин (один). Поцелуй! Обожгла! Я дрожу… что со мной? Голова кружится. (Хватаясь за голову.) Огонь во всем! Удивительно, удивительно! Ребенок, и какая сила, какая прелесть женщина!.. (Ходит.) Эта головка! Нет, расстаться с ней невозможно! О, женщины! Есть ли жертва, которой бы я не принес для вас! (Отворяет дверь в канцелярию.) Господин Иванов, господин Иванов! Пожалуйте сюда!
Иванов входит.
Явление девятое
Шургин и Иванов.
Шургин. Послушайте… вы уж там не очень… конечно, порядки неважные, но все-таки довольно сносно, удовлетворительно и злоупотреблений особенных нет.
Иванов. Слушаю-с, ваше превосходительство.
Шургин. Понимаете, рука не поднимается. Мне жаль, большая семья! (Садится.)
Иванов. Совершенно справедливо, ваше превосходительство, очень большая.
Шургин. Да? И вы согласны? Ну, очень рад! Садитесь! Мне с вами нужно переговорить…
Иванов. Что прикажете, ваше превосходительство? (Садится на конце стула.)
Шургин. Вы знаете, как я внимателен ко всем моим подчиненным, а к вам особенно?
Иванов (привскакивая). Вы — мне второй отец, ваше превосходительство.
Шургин. Да! Вот по окончании нашей поездки, вы получите некоторое повышение… там я увижу.
Иванов (раскланиваясь). Из ничтожества поднимаете, ваше превосходительство, и делаете человеком.
Шургин. Но-о… внимание мое к вам, собственно, идет еще далее, именно до отеческой заботы. Я хотел бы видеть вас женатым, семейным, вполне счастливым человеком. Вам уже пора об этом подумать! Садитесь!
Иванов (садится). Я думал-с и много раз уже думал-с, ваше превосходительство, но не встречал еще в жизни такого предмета…
Шургин. Не встречали? Ах, мой милый, да счастье около вас, оно «близко» и «возможно». Вы видели здесь девушку… дочь… ну, она пела еще?
Иванов. Видел-с, ваше превосходительство.
Шургин. Вот вам! Берите, берите, не задумывайтесь. Не правда ли, прелестная девушка?
Иванов. Да-с, она, ваше превосходительство, действительно…
Шургин. Необыкновенно живая, умница! А какое грациозное создание?
Иванов. Действительно, ваше превосходительство, не в этой бы ей глуши…
Шургин. Приданого, конечно, нет; но, сожалея об их бедности, обещаю вам навсегда мое покровительство.
Иванов (вскакивая). Ваше превосходительство, чем я мог заслужить?.. (Стоит.)
Шургин. Вашею скромностью, любезнейший, и преданностью мне и делу службы! Еще вот что я вам скажу: всякая длинная история с ухаживанием, с продолжительным сватовством не годится для человека в вашем положении; это мешает службе; а вот так вдруг! Встреча, неожиданное сближение — поверьте, что здесь больше залога для тихого счастья!
Иванов. Но… но… она, ваше превосходительство, она, пожалуй, не пожелает… может быть, я не понравлюсь?
Шургин. Ручаюсь вам за успех! Верьте, что эта девушка лучше нас с вами смотрит на жизнь. Действуйте же немедленно! Я сегодня же уезжаю, а вы останьтесь и сделайте предложение. Завтра вы меня в соседнем городе догоните.
Иванов (млеет от восторга). Ваше превосходительство, нет слов для выражения…
Входит Настя.
Явление десятое
Шургин, Иванов и Настя.
Шургин (указывая глазами Насте на Иванова). Вот этот молодой человек имеет до вас великую просьбу и сегодня заявит ее вам… Я буду рад очень, если вы не отвергнете ее — я ему протежирую!
Настя улыбается. Иванов, вспыхнув, бросается вон.
Входят Сандырев и Сандырева.
Явление одиннадцатое
Шургин, Настя, Сандырев и Сандырева.
Сандырева. Осчастливьте, ваше превосходительство, не откажите нашего хлеба-соли откушать.
Сандырев. Осчастливьте, ваше превосходительство!
Шургин. Очень благодарен, мне приятно. (К Сандыревой.) Но ваша дочка прелестна, она очаровательна.
Сандырева. Страшная шалунья, ваше превосходительство! Такой резвый ребенок!
Входит Михаленко, едва держась на ногах.
Явление двенадцатое
Шургин, Сандырев, Сандырева и Михаленко.
Михаленко (простирая руки). Притекаю к тебе, праведный судия! (Падает в ноги.) Ваше превосходительство, явите милосердие.
Шургин. Он, кажется, мертвецки?
Михаленко. Нин-ни-ни… Мои уста… ни-ни, окромя, помимо святой воды, чтоб, значит, с чистым сердцем.
Сандырев. Я вот сейчас с ним… (Хватает из угла чубук.)
Шургин. Опять чубук!
Сандырев останавливается с чубуком.
Сандырев. Нет никакой возможности, ваше превосходительство, по-человечески!
Шургин. Пожалейте вы, если не его, хоть ваши чубуки.
Михаленко. Правда и милость…
Сандырев. Не могу, ваше превосходительство;
Выталкивает Михаленко в канцелярию. Из залы выходят городской голова и Настя.
Явление тринадцатое
Шургин, Сандырев, Сандырева, Настя и городской голова.
Городской голова (раскланивается). Честь имеем явиться к вашему превосходительству, как есть я градской голова здешнего города… Да-с.
Шургин. Очень рад, благодарю.
Городской голова. И позвольте, ваше превосходительство, преподнести вашему превосходительству! (Подает бумагу.)
Шургин (берет). Что такое?
Городской голова. Насчет их высокоблагородия, прописано все, как есть. Вот что! Да-с.
Шургин (читает). Ах, это вы одобрение от общества относительно господина почтмейстера!
Городской голова. Так точно-с, от общества-с. Все мы оченно чувствуем удоблетворение, ваше превосходительство, и никаких, к примеру, притензиев нам от них, окромя что как господин почтмейстер, Иван Захарыч, хороший они у нас человек. Вот и все-с.
Шургин. Хотя я уже видел сам на деле… ноо… мне очень приятно и это подтверждение! Я остаюсь с глубокою признательностью к обществу, которое так ценит ревность моего чиновника! Общество — лучший судья!
Городской голова. В таком случае и мы, ваше превосходительство, оченно этому делу рады. И больше ничего.
Шургин (оглядывая всех). Теперь, кажется, все кончено?
Сандырева. Милости прошу, ваше превосходительство, в залу!
Шургин. Благодарю-с! (Подставляя Насте руку.) Позвольте.
Идут. Шургин тихо говорит Насте, она смеется; Сандырева подлетает с поклоном к голове; Сандырев берет его под руку, и все уходят в залу.