Сцена первая
ЛИЦА:
Лев Родионыч Краснов, лавочник, лет тридцати.
Краснова.
Жмигулина.
Архип.
Афоня.
Бабаев.
Мануйло Калиныч Курицын, мучник, лет сорока пяти.
Ульяна Родионовна Курицына, жена его, сестра Краснова.
Комната в доме Краснова: прямо дверь в сени; направо кровать с ситцевым пологом и окно, налево лежанка и дверь в кухню; на авансцене простой дощатый стол и несколько стульев; у задней стены и у окна скамьи, у левой стены шкаф с чашками, маленькое зеркало и стенные часы.
Явление первое
Краснова (перед зеркалом надевает платок), Афоня (лежит на лежанке), Жмигулина (входит с цветною салфеткой).
Жмигулина. Вот, Таня, я у соседей салфетку достала стол-то покрыть, а то наша-то уж больно плоха. (Стелет салфетку на стол.)
Краснова. Самовар-то поставлен?
Жмигулина. Уж давно поставлен, скоро закипит. Ну вот видишь, как я говорила, так и выходит: этот платок к тебе гораздо лучше идет. Только зачем ты его заколола булавкой? (Поправляет.) Вот так будет вантажнее.
Афоня. Куда рядишься? Что перед зеркалом-то пялишься?
Краснова. Никуда, мы дома будем.
Жмигулина. Да тебе что за печаль? Что ж, по-твоему, чумичкой ходить, как ты?
Афоня. Да для кого рядиться-то? Для мужа, что ль? Так он и без нарядов твоих любит тебя больше того, чем ты стоишь. Аль для кого другого?
Жмигулина. Ишь ты! Дурак-дурак, а понял, что для кого-нибудь рядятся.
Краснова. Что мне для мужа рядиться! Он меня и так знает. Коли я ряжусь, так, значит, для чужого.
Афоня. Перед кем дьяволить хочешь? Кого прельщать? Аль в тебе совести нет?
Жмигулина. Ну, да что с дураком толковать! Ему только и дела, что молоть. Лежит на печке да придумывает.
Краснова. Что ты, в самом деле, за указчик! Муж мне ничего не говорит, а ты рассуждать смеешь!
Афоня. Да он ослеп от вас, ослеп. Испортили вы его зельем каким-нибудь.
Жмигулина. Молчи уж, коли бог убил! Знай свое дело: кашляй век, греха в том нет.
Афоня. Дурак брат, дурак! Загубил он свою голову.
Жмигулина. Таня, не внести ли самовар-то?
Краснова. Неси! А я чашки расставлю. (Ставит чашки. Жмигулина уходит.) Шел бы ты в кухню.
Афоня. Мне и здесь хорошо.
Краснова. Чужие люди придут, а ты тут тоску наводишь.
Афоня. Не пойду я.
Краснова. Вот правда пословица-то: «С дураком пива не сваришь». Ведь к нам не ваш брат лавочник какой-нибудь придет! Барин придет, слышишь ты. Что ты ломаешься-то!
Афоня. Какой барин? Зачем?
Краснова. Такой же барин, как и все господа бывают. Наш знакомый, помещик богатый; ну и ступай вон!
Афоня. Он там у себя барин, а я здесь у себя барин. Не я к нему иду, он ко мне идет. Я у себя дома, я больной человек, никого не уважу. Ты для него, что ли, разрядилась-то?
Краснова. Мое дело, не твое.
Жмигулина вносит самовар.
Жмигулина (ставит самовар на стол). Лёв Родионыч идет с кем-то.
Краснова. Ну как из родных кто, вот наказание-то!
Афоня. Наказанье! А вы зачем в нашу родню влезли?
Входят Краснов, Курицын и Курицына.
Явление второе
Краснов, Краснова, Жмигулина, Афоня, Курицын и Курицына.
Краснов (жене). Здравствуйте-с! (Целуются.)
Краснова. Вот нежности!
Краснов. Ничего-с. Дело законное-с! Извольте гостинцу-с! Винных ягодок свежих получили-с. (Подает сверток.) Вот я вам гостей привёл. Самовар-то уж готов у вас, вот и кстати-с.
Курицына. Здравствуйте, сестрица! Вы такая гордая, никогда к нам не зайдете! А мы по простоте живем, взяли да и пришли с Мануйлом Калинычем непрошеные.
Курицын. Здравствуй, сестра! Что взаправду родней-то гнушаешься! Забежала бы когда, чай, ноги-то не отсохли!
Краснов. Ну когда им по гостям ходить! Им только бы дома-то управиться! К хозяйству начинают привыкать.
Курицына. Надо, сестрица, привыкать, надо. Такая наша женская обязанность! Не за мильонщиком вы замужем-то, нечего барствовать!
Курицын. А ты приучай, да хорошенько!
Курицына (подходя к Афоне). А ты, Афоня, все хвораешь? Ты бы чем полечился!
Курицын (тоже подходя к Афоне). А ты ешь больше, вот и хворь пройдет. Не хочется, так насильно ешь! Да, я тебе говорю! (Разговаривает с Афоний тихо.)
Краснова (мужу). Что вы наделали! Каких вы гостей навели!
Жмигулина. Ну уж, признаться, зарезали вы нас. Такой конфуз, такой конфуз!
Краснов. Какой конфуз? что барин-то придет-с? Так что ж за беда! Не велика важность! Пущай посмотрит, какая родня у вас.
Жмигулина. Очень ему интересно!
Краснов. Не гнать же мне сестру для него! Стало быть, и разговору нет. Я его еще и в глаза не видал, какой он такой; а это по крайней мере родня. А впрочем, наши недолго засидятся. (Жене.) Садитесь, наливайте чай! Братец, сестрица, пожалуйте! По чашечке-с!
Все, исключая Афони, садятся у стола.
Курицын. Дело, брат, праздничное, так оно перед чайком-то бы того… по малости. Аль сам-то не пьешь?
Краснов. Женимшись на Татьяне Даниловне, я с самого того дня все это в пренебрежении оставил-с. Татьяна Даниловна, попотчуйте братца с сестрицей водкой!
Краснова (достает из шкафа и ставит на стол графин, рюмку и закуску). Пожалуйте, сестрица!
Курицына пьет.
Пожалуйте, братец!
Курицын. Не так просишь, порядку не знаешь.
Краснов. Вы, братец, не ломайтесь! Моя супруга ваших обыкновениев не знают, да и знать им не для чего. Пожалуйте, без церемонии.
Курицын (выпив). Балуешь ты свою жену, вот что я тебе скажу! Да, воля и добрую жену портит. А ты бы с меня пример брал, учил бы ты ее уму-разуму, так лучше бы дело-то, прочней было. Спроси вот, как я твою сестру школил, небу жарко было.
Курицына. Да уж вы, Мануйло Калиныч, известный варвар, кровопивец! Вам только бы над женой ломаться да власть показывать, в том вся ваша жизнь проходит.
Курицын. Какие это такие слова? Кто это их здесь говорит? Где это говорят? (Оглядываясь.) Нет ли тут кого чужого, постороннего? Словно как свои-то у меня не смеют так разговаривать!
Курицына (спохватясь). Это я так к слову только, Мануйло Калиныч! А что, конечно, сестрица, с нашей сестрой без острастки нельзя. Недаром говорится: жену бей, так щи вкусней.
Краснова. Как кому нравится, кто что любит! Вам, сестрица, нравится такое обращение, а я считаю за невежество.
Жмигулина. Нынче уж мужицкое-то обращение везде бросают, выходить стало из моды.
Курицын. Ну уж это ты врешь! Никогда эта самая наука, которая над бабами, из моды не выдет, потому без нее нельзя. Брат, слушай, я до чего Ульяну доводил, до какой точки. Бывало, у нас промеж себя, промеж знакомых или сродственников за спором дело станет, чья жена обходительнее. Я всех к себе на дом веду, сяду на лавку, вот так-то ногу выставлю и сейчас говорю жене: «Чего моя нога хочет?» А она понимает, потому обучена этому, ну и, значит, сейчас в ноги мне.
Курицына. Что ж, это точно, это бывало. Я при всех без стыда скажу.
Краснов. Ничего в этом нет хорошего, один кураж.
Курицын. Эх, брат! Бей шубу, будет теплее, а жену — будет умнее.
Краснова. Не всякая жена позволит себя бить, а которая позволяет, так она, значит, больше того и не стоит.
Курицына. Что ж это вы, сестрица, вдруг так заважничали! Хуже, что ли, я вас? Ты, матушка, погоди больно возноситься-то! Можно тебе крылья-то и сшибить.
Краснов. Можно, да осторожно.
Курицына. Да ты-то что! Взял голь, да и важничает. Али ты воображаешь, что на значительной помещице женился?
Краснов. Что я воображаю — это мое дело, и не с твоим разумом его понимать. Значит, надо тебе молчать.
Жмигулина. Вот так занятный разговор, есть что послушать!
Курицына. Кажется, не из барского роду взята, а из приказного. Не велика дворянка. Козел да приказный — бесова родня.
Краснов. Я тебе сказал: молчи! Не десять раз говорить, сразу должна понимать!
Курицын. Не трожь, пущай их! Я люблю, когда бабы браниться свяжутся.
Краснов. Да я-то не люблю.
Курицына. Мало ль ты чего не любишь, так по тебе и угождать! Ишь ты какой грозный! Ты на жену кричи, а на меня нечего: я тебе не подначальная. У меня свой муженек хорош, есть кому командовать-то и без тебя. Не я виновата, что твоя жена по пустырям да по заулкам шляется да с молодыми господами по целым часам балясы точит.
Краснов (вскочив). Что-с!
Краснова. Никаких я пустырей, никаких переулков не знаю; а что встретилась я с Валентином Павлычем на берегу, так это я вам, Лёв Родионыч, сказывала, и даже все, что мы говорили.
Жмигулина. Да ведь и я тут сопутствовала.
Курицына. Да ты такая же.
Краснов. Ну не змея ли ты теперича подколодная! а еще сестра называешься. Чего тебе хочется? меня с женой расстроить? Ненавистно тебе, что я ее люблю? Так знай ты завсегда, что я ее ни на кого не променяю. Я тридцать лет для семьи бобылем жил, до кровавого поту работал, да тогда только жениться-то задумал, когда весь дом устроил. Я тридцать лет себе никакой радости не знал! Следственно, я должен быть им, супруге моей, благодарен, что они, при всей своей красоте и образовании, полюбили меня, мужика. Допреж того я на вас был работник, а теперь на них вечный работник. Околею на работе, а для них всякое удовольствие сделаю. Я должен у них ножки целовать, потому что я оченно хорошо понимаю, что я и со всем-то домом против одного ихнего мизинца не гожусь. Так после этого нешто я дам их в обиду! Я уважаю — и все уважай!
Жмигулина. Сестрица и сама понимает, что она всякого уважения стоит.
Краснов. Ты какое слово сказала-то! Коли поверить тебе, что ж тогда делать? Ну, скажи! Одна у меня радость, одно утешение, и я его должен решиться. Легко это, а? легко? Я не каменный какой, чтоб на такие женины дела сквозь пальцы смотреть! Меня слово-то твое дурацкое только за ухо задело, и то во мне все сердце перевернулось. А поверь я тебе, так ведь, чего боже сохрани, долго ли до греха-то! За себя поручиться нельзя: каков час выдет. Пожалуй, дьявол под руку-то толкнет. Господи, оборони нас! Нешто этим шутят! Уж коли ты хотела обидеть меня, взяла бы ты ножик да пнула мне в бок, легче бы мне было. После таких слов мне лучше тебя, разлучницу, весь век не видать; я лучше от всей родни откажусь, чем ваше ехидство переносить.
Курицына. Не я разлучница-то, она родню-то разлучает.
Курицын. Что, брат! Видно, женина родня — так отворяй ворота, а мужнина родня — так запирай ворота! Приходи к нам, и мы так-то угостить сумеем. Пойдем, жена, дома лучше!
Курицына. Ну, прощай, сестрица, да помни! И ты, братец, подожди, как-нибудь сочтемся.
Уходят.
Явление третье
Краснов, Краснова, Жмигулина и Афоня.
Краснов (подходя к жене). Татьяна Даниловна, вы не возьмите себе этого в обиду, потому необломанный народ.
Краснова. Вот она ваша родня-то! Я не в пример лучше в девушках жила; по крайности я знала, что никто меня обидеть не смеет.
Жмигулина (прибирая со стола). Мы с простонародием никогда не знались.
Краснов. Да и я вас в обиду не дам-с. При ваших глазах родной сестры не пожалел, из дому прогнал; а доведись кого чужого, так он бы и ног не уволок. Вы еще не знаете моего карахтера, я подчас сам себе не рад.
Краснова. Что ж вы, сердиты, что ли, очень?
Краснов. Не то что сердит, а горяч: себя не помню, людей не вижу в этом разе.
Краснова. Какие вы страсти говорите! Отчего же вы мне прежде не сказали о своем характере, я бы за вас и не пошла.
Краснов. Коли горячий человек, так в этом ничего худого нет-с. Стало быть, он до всякого дела горяч, и до работы, и любить может лучше, потому больше других чувства имеет.
Краснова. Я теперь буду вас бояться.
Краснов. Страху-то мне от вас не больно нужно-с. А желательно бы узнать, когда вы меня любить-то будете?
Краснова. Какой же вам еще любви от меня надо?
Краснов. Вы, чай, сами знаете какой-с; только, может быть, не чувствуете. Что делать! Будем ждать, авось после придет. Чего на свете не бывает! Были и такие случаи, что любовь-то на пятый или на шестой год после свадьбы приходит. Да еще какая! Лучше, чем смолоду.
Краснова. Ну и ждите!
Жмигулина. Это вы очень горячи к любви-то, а мы совсем другого воспитания.
Краснов. Вы насчет воспитания говорите! Я вам вот что на ваши слова скажу-с: будь я помоложе, я бы для Татьяны Даниловны во всякую науку пошел. Я и сам вижу, чего мне не хватает-с, да уж теперь года ушли. Душа есть-с, а воспитания нет-с. А будь я воспитан-с…
Жмигулина (взглянув в окно). Идет, Таня, идет!
Бегут обе из комнаты.
Краснов. Куда же вы так вдруг-с? Бежать-то зачем?
Жмигулина. Что вы! Опомнитесь! Надо же встретить, учтивость наблюсти.
Уходят.
Афоня. Брат! Ты сестру прогнал; за дело ли, не за дело ли, бог тебя суди! А ты на барина-то поглядывай! Поглядывай, я тебе говорю.
Краснов. Что на тебя пропасти нет! Шипишь ты, как змея. Ужалить тебе меня хотелось. Убирайся вон отсюда! Поди, говорят тебе, а то до смерти убью.
Афоня. Что ж, убей! Мне жизнь-то не больно сладка, да и жить-то недолго осталось. Только не будь ты слеп! Не будь ты слеп! (Уходит.)
Краснов. Что они с моей головой делают! Аль в самом деле смотреть надо, аль смущают только? Где ж тогда, значит, любовь! Да неужто ж, господи, я себе не утеху, а муку взял! Встряхнись, Лёв Родионов, встряхнись! Не слушай лукавого! Одна у тебя радость, — он отнимет, сердце высушит. Всю свою жизнь загубишь! Ни за грош пропадешь! Все это наносные слова, вот что! Ненавистно стало, что жена хороша да живем ладно, — и давай мутить. Видимое дело. В каждой семье так. Бросить да не думать, вот и конец. А барина надо будет выжить, да чтоб и вперед не заглядывал. Ходите, мол, почаще, без вас веселей. Так оно и разговору меньше, да и на сердце покойнее.
Входят Бабаев, Краснова и Жмигулина.
Явление четвертое
Бабаев, Краснов, Краснова и Жмигулина.
Бабаев. Так вот вы где живете! Это у вас свой домик?
Краснова. Свой-с! А вот это мой муж-с.
Бабаев. А, очень приятно. Я с вашей женой давно знаком.
Краснов. Это ваше дело-с.
Бабаев. Вы торгуете?
Краснов. А это вот наше дело-с.
Краснова. Что ж вы не сядете!
Бабаев и Краснов садятся.
Не угодно ли вам чаю?
Бабаев. Нет, благодарю; теперь не пью чаю.
Жмигулина. Ах, Таня, мы и забыли, что в Петербурге совсем другой вкус. (Бабаеву.) Можно сию минуту кофей сделать.
Бабаев. Нет, вы, пожалуйста, не беспокойтесь: я уж пил. Мы лучше так посидим, потолкуем о чем-нибудь. Веселитесь ли вы здесь? Есть ли у вас развлечения?
Краснова. Нет-с. Какие же здесь могут быть развлечения!
Бабаев. Как же вы время проводите? Неужели всё дома сидите?
Краснова. Большею частью.
Краснов. Да оно так и следует в нашем звании. По-нашему, по-русски: мужик да собака на дворе, а баба да кошка дома.
Жмигулина (тихо Краснову). Учтивей-то вы не можете?
Краснов. Я свое дело знаю.
Бабаев. Так вы хозяйством занимаетесь. Вам, я думаю, трудно было привыкать к новым обязанностям.
Краснова (взглянув на мужа). Да-с. А впрочем, нельзя сказать… конечно… сначала…
Бабаев (Жмигулиной). Я спрашиваю, а и сам хорошенько не знаю, в чем заключаются эти обязанности.
Жмигулина. Да вам, по благородству вашему, и знать-то это низко.
Краснов. Никакой низости нет.
Бабаев. А в самом деле, что же тут низкого?
Жмигулина. Слова низкие и даже довольно грязные, которых при людях воспитанных никогда не говорят.
Бабаев. Ну, предположите, что я человек невоспитанный. Какие же слова, скажите!
Жмигулина. Вы просто нас с Таней конфузите. Вам интересно слышать эти слова, так извольте! К хозяйству относится кухня и всякие простонародные вещи: сковорода, сковородник, ухват. Разве это не низко?
Краснов. Да уж низко ли ухват, высоко ли, а коли щи в печку сажать, так доставать его надо.
Краснова. Вы хоть бы при гостях-то не обижали жену!
Краснов. Да я вас ни при гостях, ни без гостей никогда на волос не обидел-с. А вас спрашивают, какая вы мужу хозяйка, да еще при муже-с; так, я полагаю, вам бы надо отвечать, что вы мужу своему хозяйка хорошая, своей должностью не гнушаетесь, потому что в нашем звании это первое дело-с.
Жмигулина (тихо Краснову). Вы нам мешаете с нашим гостем разговаривать.
Бабаев (тихо Красновой). Что, он у вас всегда такой?
Краснова (тихо). Я не знаю, что с ним сделалось.
Бабаев (тихо). Вы сами видите, что мне здесь делать нечего. Вы лучше приходите ко мне сегодня, а я теперь пойду домой. (Громко.) Ну, прощайте! Надеюсь, что мы видимся с вами не в последний раз.
Жмигулина. Конечно, конечно.
Краснова. Покорно благодарим за посещение!
Краснов (кланяясь). Прощенья просим! Вы скоро отсюда уедете?
Бабаев. Не знаю. Как дело кончится.
Краснов. Однако, как полагаете?
Бабаев. В суде говорят, что послезавтра.
Краснов. И, значит, как кончится, так вы в тот же час и уедете?
Бабаев. Я думаю. Что ж мне здесь делать!
Краснов. Да-с! Оно точно, что нечего. Наше вам почтение!
Бабаев, Краснова и Жмигулина уходят.
Непрошеный гость хуже татарина. На что он нам? Какая от него польза? Помощи его я не приму, потому мы сами не нищие. Ну, значит, и проваливай! Поезжай себе в Петербург, и любезное дело!
Входят Краснова и Жмигулина.
Явление пятое
Краснов, Краснова и Жмигулина.
Краснова. Что же это вы делаете! С чего же вы взяли так обижать меня!
Краснов. Никакой обиды-с! А вы вот что-с! Мы с вами еще после свадьбы ни разу не ссорились, так желательно, чтобы и впредь этого не было, а жить в любви-с.
Жмигулина. Хороша любовь! Нечего сказать!
Краснов строго взглядывает на нее.
Краснова. Где же она, ваша любовь-то? Вот мы теперь ее хорошо видим. Вашим родным да знакомым я прислуживай, как кухарка, а пришел наш знакомый, человек благородный, так вы его чуть не выгнали.
Жмигулина. Да и выгнали, только что политически.
Краснова. Уж вы бы и не говорили лучше, что любите. Нужна мне очень ваша любовь, когда вы будете меня срамить на каждом шагу.
Краснов. Да я не понимаю, к чему этот и разговор промеж нас! Все и дело-то разговору не стоит. Может, мы его больше и не увидим никогда, да нам и надобности в нем нет; с чем пришел, с тем и ушел. А нам с вами всю жизнь жить; так стоит ли он того, чтобы нам с вами из-за него неудовольствие иметь.
Краснова. Ах, Луша, какой срам-то! Что он теперь об нас подумает?
Жмигулина. Да. Он теперь скоро в Петербург поедет; хорошее мнение он об нас туда повезет.
Краснов. Я вам опять-таки скажу-с, что его и всякие мнения надо бросить. Все дело-то гроша не стоит. Я так понимаю: есть ли он на свете, нет ли его, это для нас с вами все одно-с.
Краснова. Для вас его на свете нет, но не для нас. Мы с сестрой обещали бывать у него и даже сегодня хотим идти.
Краснов. Не к чему-с.
Краснова. Как не к чему? Я вам говорю, что я хочу его видеть.
Краснов. Вы хотите, да мне не желательно. Должны вы меня уважить или нет?
Краснова. Что это вы какую власть вдруг забрали. Да вы и не воображайте, чтоб мы вас послушались — этому не бывать!
Краснов (ударяя по столу). Чего-с! Как так не бывать? Нет-с, уж коли что я говорю, так это так точно и будет. Я говорю дело и вам на пользу-с, по тому самому я вам строго и приказываю. (Опять ударяет по столу.)
Краснова (плачет). Что ж это за тиранство! Что за мучение!
Жмигулина (со смехом). Ах, какой грозный! Ах, какой страшный! Ха! ха! ха!
Краснов. Вы-то что квакаете! Вас-то я так турну, что у вас об калитку подол завизжит.
Краснова. Ну уж вы что хотите делайте, хоть убейте нас, а мы все-таки пойдем. Мы не хотим доказать ему, что мы невежи против него. Должны же мы поблагодарить его за неоставление нас и пожелать счастливого пути.
Краснов. Вы, Татьяна Даниловна, извольте понимать, когда вам словами говорят.
Краснова. Уж вы не драться ли хотите? Что ж, от вас это станется. Только того и жди.
Краснов. Ошиблись. Никогда вы от меня не дождетесь! Я вас столько люблю, что на нынешний раз даже ваш каприз уважу. Извольте идти, и уж больше туда ни ногой. Только вот что еще, Татьяна Даниловна! Вот видите часы-с! (Показывает на стенные часы.) Так, когда вы пойдете, взгляните, и чтоб через полчаса здесь-с! (Показывая на пол.) На этом самом месте-с. Поняли?
Краснова. Пойдем, Луша, одеваться.
Уходят.
Краснов. Кажется, у нас дело-то на лад пойдет! Они были маленько избалованы; в таком случае для них строгость не мешает. Стерпится — слюбится. А там, как барин уедет, можно и опять лаской; так наша размолвка и забудется. Оно точно, что я за эти полчаса, когда они у барина будут, кажется, ничего бы на свете не взял; да что ж делать, сразу круто нельзя, — вовсе от себя оттолкнешь. Само собою, что будет думаться, и то и другое в голову-то полезет. Ну, да ведь не разбойник же он какой, в самом деле! Да и супруга моя, как собственно недавно… То есть враг я сам себе, да и только! Ведь ничего не может быть дурного; а я думаю да всякие вздоры прибираю!.. Пойтить с приятелями в трактире посидеть покудова!.. Об чем это он ей давеча шептал?.. Ну да что ж, ведь давно знакомы; может так что! (Берет картуз.) Татьяна Даниловна! Сохнул я по тебе, пока не взял за себя; вот и взял, да все сердце не на месте. Не загуби ты парня! Грех тебе будет! (Уходит.)