За двадцать с лишним лет работы на Урале Аносов завоевал исключительную популярность. И года не проходило, чтобы имя Аносова не упоминалось в связи с теми или иными новыми техническими проблемами.
Горных округов в России было немало. Были заводы лучше устроенные, чем Златоустовские. Однако когда приходилось решать какие-либо трудные задачи, вспоминали Аносова, и в Златоуст скакали фельдъегери со срочными и сверхсрочными поручениями. Так было, например, с приготовлением кирас.
История эта заслуживает того, чтобы о ней рассказать поподробнее.
Тяжелая кавалерия русских войск «одевалась» в кирасы (латы). Они защищали воинов от холодного оружия, но ружейные пули их пробивали.
Горному департаменту приказано было изыскать «способы приготовления «ирас, которые были бы непроницаемы для ружейной пули».
Опыты поставили на Сестрорецком заводе, где хозяйствовали главным образом англичане. Однако английскими методами не удавалось получить сталь, пригодную для кирас. В помощь англичанам с высочайшего разрешения выписали мастера из Франции, некоего Шпренгера, будто бы знавшего «дело кирас». Однако и у него ничего путного не получалось.
Царь продолжал интересоваться ходом дела и, узнав, что, несмотря на приезд Шпренгера, Сестрорецкий завод все же не смог наладить производство кирас, распорядился передать это производство на Златоустовскую оружейную фабрику и туда же перевести Шпренгера. Отправляя французского мастера в Златоуст, Горный департамент предписывал предоставить ему все, чего бы он ни потребовал для производства более легких и пуленепроницаемых кирас.
Прошло некоторое время, и Шпренгер отправил на испытание две изготовленные им кирасы в 10 и 11 фунтов весом. Но и на сей раз «знатока дела кирас» постигла неудача. Новые кирасы не выдержали пробы. Тогда Шпренгер стал жаловаться, что ему не создали условий для благоприятного завершения опытов. Как на одну из причин своих неудач Шпренгер ссылался на отсутствие каменного угля. Объяснение это было совершенно абсурдным, так как употреблявшийся на производстве древесный уголь был чище и, стало быть, лучше каменного. Так прошло более двух лет. В 1838 году Шпренгер умер.
Тогда только Аносов смог вплотную заняться и кирасами. Все дело было в качестве стали. Шпренгер пытался добиться успеха, сваривая различные сорта железа. Аносов решил делать кирасы из литой стали. Оказалось, что они выдерживали удар ружейной пули с 60 шагов. К тому же новые кирасы весили меньше 10 фунтов, в то время как бывшие на вооружении армии были вдвое тяжелее 93.
Убедившись в надежности разработанного способа, Аносов сообщил Департаменту горных работ, что Златоустовская оружейная фабрика может принять наряд на изготовление такого количества кирас, какое необходимо русской армии.
«С назначением наряда, — указывал Аносов в специальной записке, — оставалось создать работу мануфактурным методом, обеспечить ее введением машин… Предприятие это не могло быть вдруг исполнено, как по новости предмета, так и потому, что люди время от времени приобретают более навыка. Для ускорения навыка все производство кирас разделено на столько цехов, сколько свойство самой работы позволяло. Это разделение послужило к увеличению уроков, так что люди в короткое время в состоянии были приготовить вдвое и втрое более изделий, нежели при первых опытах. Кроме того, части к кирасам, которые первоначально делались очень медленно от руки, в скором времени выделывались помощью устроенных штампов, прессов и станков» 94.
Это еще один пример применения прогрессивных методов организации труда на крепостном Урале.
После того как было найдено технологическое решение задачи, Аносов занялся организацией производства на совершенно новых началах: разделение труда, штамповка. Для этого понадобились штампы, прессы, станки, то-есть совершенно новые технические средства, и все это было создано, изготовлено на месте.
Известно, что спустя сто лет введение принципа разделения труда по цехам (конечно, на иной технической основе) выдавалось американцами за открытие чуть ли не мирового значения.
Столичные газеты заговорили об Аносове снова незадолго до его приезда в Петербург.
В 1839 году была организована очередная выставка отечественных промышленных изделий. Открытие ее состоялось 30 мая 1839 года в присутствии даря и всего высшего света. «Санкт-Петербургские ведомости» сообщали, что «государь обрадовал многих производителей, всемилостивейше изъявив желание купить их изделия. Герцогу Лейхтенбергскому е. и. в. пожаловал прекрасную саблю работы Златоустовских заводов».
Были на этой выставке и изделия осевших в Петербурге Шаффов, но они не могли итти ни в какое сравнение с Златоустовскими, сделанными из литой стали и булата и украшенными Бушуевыми по мотивам, в разработке которых принимал участие и Аносов.
Выставка была размещена в десяти залах, но лишь один из них отвели под изделия тяжелой промышленности; Урала на выставке, собственно, и не было видно.
Среди экспонатов 95 процентов, если не более, составляли разные ткани — сукна, тюли, кисеи, бархаты, муслины, а также свечи, мыло… 95.
В отделе металлов и машин были представлены изделия казенных «частных уральских и сибирских заводов, Златоустовской оружейной фабрики, литейных заводов.
Аносов прислал различные изделия из булатной и литой стали. Среди них были палаши, шпаги, шашки из литого и сварочного булата, замечательные образцы художественно вытравленных и золоченых клинков.
Но Аносов не стремился поразить посетителей искусством Златоустовских художников. Экспонаты, представленные Златоустом, как бы подчеркивали необходимость употребления высших сортов стали, в том числе и булата, на производство рабочих инструментов. Рядом с клинками в витринах выставки лежали косы, плотничьи струги, лесопильные и слесарные пилы и другие инструменты из литой стали и даже из булата.
Аносов употребил драгоценный булат для изготовления орудий труда. Это было своеобразным вызовом тем, кто смотрел на булат лишь как на материал для выделки редкого оружия 96.
В отделе металлов и машин бывало мало посетителей. Да это и понятно: большинство «из них — знатные петербуржцы — больше интересовались кружевами и тюлями, чем стругами и пилами.
Как сообщил «Журнал мануфактур и торговли», выставка, на которой побывало 187 тысяч человек, «превосходила все прежние количеством и разнообразием изделий, между коими немалое число произведений совершенно новых в России. Ценность изделий, бывших на выставке, составила до 2 миллионов рублей, а число выставивших — до тысячи».
213 фабрикантов, заводчиков, мастеров и художников, а также 15 воспитанников технологического института были удостоены похвальных медалей и грамот.
Но если просмотреть списки награжденных, то легко убедиться, что для оптимистического тона «Журнала мануфактур и торговли» не было никаких оснований. Среди отмеченных наградами — фирмы бронзовых и серебряных изделий Карла Тегельштейна, сукна Лембке, Вермана и Рейхена и еще суконные фабрики Унгерна Штернберга, фабрика кисеи и ситцев Вильгельма Шухарта, переплетные изделия Ивана Лауферта, музыкальные инструменты Бругера и Фуртвейндлера, рафинадная фабрика Вильгельма Гюлиха, эполетная фабрика Витнера, шерстяные фабрики Штиглиц и княгини Кочубей, сукна Гавриила Нарышкина, тюль Гульяр и Жирар, креп Бурдильон и Дюраше, изделия каретных мастеров Дриттенпреле и Банистер…
За тюль, за свечи и подсвечники, за кареты присуждались золотые медали и почетные звания. А за первоклассную сталь, за отличные орудия труда для миллионов крестьян, за освобождение страны от необходимости тратить миллионы рублей на ввоз иностранных изделий Аносову приказом по корпусу горных инженеров была объявлена благодарность, да и то лишь спустя четыре месяца после закрытия выставки.
В статье, посвященной выставке, «Санкт-Петербургские ведомости» писали, что цель и предназначение промышленности состоят в «обогащении России всеми дарами искусства и досужества, извлечении из недр ея основных сокровищ, заимствовании всего хорошего у иностранцев и в то же время усердном и успешном взращении своего родного и отечественного». Но именно о последнем меньше всего заботились правители России.
Развитие промышленности в России носило однобокий характер — быстро двигались вперед лишь отрасли легкой промышленности. Но ведущие отрасли — горнодобывающая, металлургическая и машиностроительная — отставали и очень значительно. Выплавка металла не увеличивалась. Душевое производство чугуна, например, было втрое-вчетверо меньшим, чем в Англии и Франции. Имея неисчерпаемые запасы железной руды, топлива и всего, что необходимо для выплавки металла, располагая замечательными специалистами в сталеделательном производстве, Россия ввозила сталь из Англии. А с изготовлением машин и инструментов мы тогда и вовсе отставали. В 1830 году в России было всего семь машиностроительных заводов, в том числе — четыре мелких, для производства конных молотилок. Всю продукцию машиностроения составили семьсот двадцать шесть машин, в том числе шесть паровых двигателей. К 1840 году число механических заводов увеличилось вдвое, но стоимость выпущенной продукции выросла незначительно и оценивалась всего лишь в 300–370 тысяч рублей.
Русская промышленность усиленно импортировала инструменты, орудия и машины, которые с успехом могла делать сама. В 1815–1816 годах ввезено инструментов, орудий производства и машин на 97 тысяч рублей ассигнациями, в 1825 году — на 828 тысяч рублей, в 1840 году — на 1010 тысяч рублей кредитными или около 3500 тысяч рублей ассигнациями 97.
Вот о чем должен был подумать посетитель, забредший в отдел металлов и машин. Но горькая правда об экономическом положении России, о том, до какого состояния ее довела губительная политика Николая, была известна немногим. Эту правду знал, конечно, Аносов, и присланные им на выставку экспонаты были как бы призывом взяться, наконец, за необходимое отечеству дело.
В Петербург Аносов приехал спустя короткое время после закрытия выставки. Его неожиданно вызвали для объяснений.
Прошло двадцать три года с тех пор, как Аносов в последний раз видел Петербург. Столица за это время сильно изменилась. Первые дни Аносов просто бродил по городу, наблюдая происшедшие перемены.
Еще когда он учился, началось переоборудование здания Адмиралтейства. Теперь строительство было закончено. Архитектор Захаров вместе с талантливыми скульпторами Щедриным, Теребеневым и Демут-Малиновским создали замечательный архитектурный ансамбль. Огромное впечатление произвела на Аносова незадолго до того сооруженная Александровская колонна, превосходившая по своим размерам Троянскую и Вандомскую в Париже. Удивительные пропорции это го монумента, ствол, выточенный из монолитного гранита, бронзовые барельефы военных доспехов и аллегорических фигур у подножья — все это надолго запечатлевалось в памяти.
Много нового увидел Аносов в Петербурге: гениальные создания Росси — Главный штаб, Михайловский ансамбль, ансамбль Александрийского театра.
Побывал Аносов и в Александрийском театре. Шел «Ревизор» Гоголя. Невольно на ум приходило сравнение чиновного люда провинции, показанного на сцене, с высокопоставленными чиновниками Петербурга.
Приезд Аносова в Петербург и его появление в Горном институте стали большим событием. Аносов известен был профессуре и студентам института как смелый новатор, и он был встречен в институте одними доброжелательно, душевно, другими — с любопытством, третьими — с раздражением: как смел он, инженер, человек практики, вторгаться в область чистой науки!
Вместе со своим сочинением «О булатах» Аносов привез и образцы булата. Среди них была полоска металла, один конец которой Аносов закалил. С этого конца полоска была такой твердой, что металл крошил лучшие английские зубила. Другой же, отпущенный, конец был мягок, как железо, как тогда говорили, «принимал впечатление», отсекался чисто и ровно.
Таким образом, эта полоска в одной своей части имела качества, характерные для самых твердых видов стали, а в другой части — особенности, свойственные железу. Оказалось, что эта сталь обладала еще и сильной магнитностью. Влияние температуры на ее магнитную силу было значительно слабее, чем на другие сорта стали. Иногда это влияние становилось даже отрицательным, то-есть с повышением температуры магнитная сила увеличивалась.
На кафедре химии Горного института произвели тщательный химический анализ «волшебной полоски».
«Достаточно было испытать некоторые качества полоски, чтобы убедиться в достоинстве булата: она сгибалась без малейшего повреждения, издавала чистый высокий звон», — таким было заключение адъюнкта Илимова 98.
Сообщение Аносова о его опытах над булатом произвело исключительное впечатление. Все, что делалось в этом направлении в Англии, Франции, Швеции и в других странах, не могло итти ни в какое сравнение с тем, что было достигнуто в России. Работы Аносова выгодно отличали и широта постановки вопроса, и тщательное научное исследование, и практическое применение результатов исследований.
Большой интерес к булату проявил работавший в области физики известный ученый академик Купфер. Касаясь магнитных свойств булата, Купфер отмечал, что одно это делает изобретение весьма важным для науки. Купфер еще в рукописи познакомился с трудом Аносова и дал к нему дополнение. Вот что он писал: «Златоустовская булатная сталь оказывает особенное действие к принятию магнитной силы, и в сем отношении далеко превосходит другие роды сталей: цилиндр четырехдюймовой длины и около трех линий толщины был закален без отпуска и потом намагничен до насыщения, удержал груз, превосходящий в 20 раз собственный его вес. В магнитной обсерватории Горного института предприняты опыты для ближайшего определения магнитной силы нашего булата, влияния температуры на эту силу и вообще превосходства булата Златоустовского на дело полос магнитометров, особенно двухнитных» 99.
Различные испытания булата производились и в мастерских Академии наук. Механик этих мастерских Гергенсон испытывал проволоку толщиной примерно в одну линию, то-есть в 2 миллиметра. Сталь оказалась настолько хорошо закаленной, что ее можно было с успехом применить для обточки теодолитовых осей. Таким образом, аносовская сталь заменила даже алмаз.
Изрядное количество стали Аносов привез и на Монетный двор. Генерал-майор Армстронг производил испытания, чтобы установить возможность изготовления из литой стали штампов. И для этих целей вполне годилась аносовская сталь.
Как же прошло «объяснение» Аносова?
Судя по всему, оно либо вовсе не состоялось, либо прошло так, что за Аносовым никакой вины найдено не было. Во время пребывания в Петербурге Аносова даже произвели в генерал-майоры.
Казалось, Аносов мог бы быть вполне удовлетворен: он приехал в столицу полковником, уезжал генералом, без всякой задержки удалось ему напечатать и свое сочинение о булатах. Успешно были решены и другие дела по округу.
Но Аносов воочию увидел николаевский Петербург, где, как впоследствии писал А. И. Герцен, надо было бояться всех — от кондуктора в дилижансе до самых близких знакомых, где во всяком обществе была «муха» или две и каждый должен был «считать себя предупрежденным» 100. Третье отделение канцелярии его величества, во главе которой стоял Бенкендорф, всюду имело своих осведомителей.
Аносов всюду видел пренебрежение к интересам отечества и преклонение перед иностранщиной. Все это было тяжко и обидно, и он уезжал из Петербурга с невеселым сердцем.