Аносов не был человеком кратковременных увлечений. Его интересы были разносторонними и глубокими. В нем сочетались качества исследователя, инженера и организатора.
Отправляясь после окончания Горного кадетского корпуса в Златоуст, Аносов повез с собой микроскоп, купленный на свои скудные средства.
Спустя двадцать четыре года Аносов увозил из Петербурга разнообразное оборудование для центральной лаборатории горного округа, к организации которой он приступил за несколько лет до поездки.
Аносов настойчиво требовал от инженеров округа, чтобы они систематически вели исследования проплавляемых руд и других продуктов, применявшихся в производстве. Но пока не было хорошо оборудованной лаборатории, приходилось ограничиваться более или менее примитивными пробами.
В 1836 году, во время посещения округа начальником штаба корпуса горных инженеров Чевкиным, решился вопрос об устройстве большой лаборатории для обслуживания разнообразных производств. Ее предложено было строить «хозяйственным способом на счет общих денежных средств заводских». Хотя источник финансирования был довольно туманным, Аносов все же взялся за дело энергично и решил оснастить лабораторию наилучшим образом.
В конце 1838 года Аносов сообщил в Горный департамент, что «счел приличным поместить лабораторию… в здании Арсенала… устройство лаборатории приводится ныне к окончанию… в настоящее время для устраиваемой лаборатории имеется всего необходимо нужного для качественного и количественного разложения руд и заводских продуктов» 101.
Уже в 1838 году из Петербурга получено было шесть ящиков с химическими припасами и оборудованием для лаборатории, в том числе новый, более совершенный микроскоп, ртутный эвдиометр (прибор для анализа газов), лампы, тигли, химикаты.
В одной из комнат лаборатории поместили высоко чувствительные весы, в особом помещении установили песчаную баню и муфельные печи.
Пребывание в Петербурге Аносов использовал для ознакомления с новейшими методами анализов и оборудованием для лаборатории и отобрал все лучшее.
В сорок лет Аносов был еще так же молод, с таким же горением относился к своей профессии горняка и металлурга, как и в девятнадцать, когда он впервые отправлялся в Златоуст.
Аносов приехал из Петербурга в феврале и сразу же занялся делами лаборатории. Он решил, что на такой огромный округ одной лаборатории недостаточно и приступил к организации филиалов лаборатории на всех более или менее крупных предприятиях округа.
Оказалось, что большинство горных офицеров и шихтмейстеров обладало очень слабыми познаниями в химии. Пользуясь зимним затишьем в производстве, Аносов устроил курсы, на которых он сам знакомил персонал с методами анализов сырых материалов и готовой продукции.
Все эти мероприятия проходили совсем не гладко. Старые горняки и металлурги рассматривали увлечение начальника округа химией как какую-то «блажь» и саботировали распоряжения Аносова, но он в этих случаях был беспощадным. За нарушение порядка производства анализов, за получавшийся в результате этого брак Аносов сурово взыскивал с виновных. Управителя Кусинского завода он несколько раз лично экзаменовал по химии и не отпустил его из Златоуста, пока тот не научился делать разного рода анализы.
После возвращения из Петербурга Аносов с еще большей настойчивостью внедрял высокую техническую культуру на производстве.
Но Аносову часто приходилось отрываться от решения технических задач ради многочисленных административных дел, чтобы давать объяснения в Екатеринбург и Петербург по поводу нарушений устава горной службы, отмены им суровых наказаний и т. д. Всеми путями Аносов пытался смягчить крепостной режим, но именно это крайне не нравилось главному начальнику заводов хребта Уральского Глинке.
Этого деспота прозвали «царем и богом Урала». Посещение им горного округа считалось «господним наказанием» и обычно всегда сопровождалось массовыми порками.
Вот как описывались приезды Глинки.
Ранним утром мастеровых и рабочих выстраивали поротно на площади. Люди, не шевелясь, стояли, ожидая выхода Глинки. Генерал же редко когда появлялся раньше полудня. Сразу после его выхода начинался смотр.
Поздоровавшись с выстроившимися рабочими и чутко прислушавшись, насколько громко и дружно строй гаркнет: «здравия желаем Вашему превосходительству», — Глинка спрашивал:
— Довольны ли вы вашим начальством?
— Довольны, ваше превосходительство.
— Получаете ли по штату жалованье и паек?
— Получаем, ваше превосходительство.
— Секут ли вас?
Гробовое молчание.
Выдержав паузу, Глинка, ухмыляясь, отвечал сам:
— Кого надо секут…
На этом смотр обычно заканчивался.
Глинка любил просматривать «экзекуционные листы», то-есть акты об истязаниях людей. Он обратил внимание на то, что Аносов лично не присутствовал во время публичных наказаний и часто отменял их.
Глинка потребовал объяснений.
До него дошла история о новом «бунте» кусинских углепоставщиков. Управитель Кусинского завода штабс-капитан Фелькнер во время распределения мастеровых по работам (раскомандировки) приказал мастеровому Савве Мурзину выйти из строя и приготовиться к порке за невыполнение урока. Мурзин объяснил, что урок ему не под силу. Фелькнер все же приказал Мурзину раздеться для наказания. Мурзин стал выполнять приказание. В это время два куренных мастера, Сычев и Медведев, вышли из строя и закричали: «Не тронь!» Их поддержал весь строй.
Так возникло дело о «бунте».
Фелькнер настаивал, что поступок, «заключавшийся в остановлении его от наказания мастерового Мурзина… следует считать бунтом». Началось следствие. Дело дошло до Аносова, и он прекратил его.
Фелькнер был вне себя от возмущения. Воспользовавшись приездом Глинки, он принес на Аносова жалобу, обвинив его в подрыве дисциплины.
Но и Глинка не мог заставить Аносова изменить свое отношение к рабочим. Аносов строго следил за соблюдением законности хотя бы в тех пределах, о каких тогда можно было говорить. Он, например, обратил внимание на чрезвычайную затяжку следствия по делам, находившимся в суде.
«Многие дела остаются, — писал он, — нерешенными за неокончанием делаемых из них выписок и сентенций. Я подтверждаю суду… о скорейшем производстве имеющихся у него дел, особенно тех, по коим… мастеровые содержатся под стражей» 102.
Во время объезда заводов Аносов лично разбирал жалобы, отменял несправедливые взыскания и наказания. Все это бесило Глинку.
Но даже в Петербурге заметили, что Глинка слишком круто берет. На многих заводах (казенных и частных) возникали восстания, носившие вполне организованный характер. Наиболее типично в этом отношении Ревдинское восстание. Рабочие мстили своим притеснителям.
«В Екатеринбурге в течение двух месяцев, — отмечал в своем письме главноуправляющий корпусом горных инженеров, — было до 17 различных поджогов, в произведении которых сознались, между прочим, женщины и малолеты с тем, что они делали это в отмщение за жестокое с ними обращение…»
Это заставило главноуправляющего предложить главному начальнику хребта Уральского Глинке «внушить лицам ведения горного необходимость и по долгу и для собственной их пользы обращаться с людьми своими образом более соответственным правилам христианским и гражданским» 103.
Глинке пришлось умерить пыл, но он все же не оставлял рабочих без своей «опеки».
В Златоуст Глинка прибыл вскоре же после возвращения Аносова из Петербурга. «Царь и бог Урала» был в крайне раздраженном состоянии. Он рассчитывал, что поездка Аносова окончится отстранением его от должности, а вышло наоборот — Аносов получил повышение. Глинка был взбешен и тем, что Аносов позволил себе раскритиковать разработанное в Екатеринбурге «Положение о нижних чинах Уральских горных заводов» 104.
Свои замечания на «Положение» Аносов отправил в канцелярию главного начальника еще до своей поездки в Петербург, но с тех пор Глинка с ним не виделся. А теперь Глинке стало известно, что Аносов представил эти «замечания» и в Петербург, в Горный департамент.
В замечаниях Аносова, как и в поданной в свое время записке о штатах, отчетливо выражено убеждение, что успех производства зависит от усердия и заинтересованности людей, и долгом начальства является забота о благосостоянии своих подчиненных.
«Положением», разработанным Глинкой, предусматривалось, что провиант должен был выдаваться безденежно детям мужского пола до десяти лет, женского — до восемнадцатилетнего возраста по 1 пуду. Аносов предложил выдавать провиант «малолетним мужского пола», как и прежде, то-есть до двенадцатилетнего возраста. «Ибо преждевременное прекращение выдачи провианта, — мотивировал он свою поправку, — послужит отягощением для отцов, особенно по тому уважению, что не все десятилетние мальчики могут поступить в школы и многие из них или по недостатку помещений или за неспособностью должны будут оставаться до 12-ти лет при отцах…»
В летнее время мастеровым уральских заводов давались тридцатидневные увольнения для сенокошения, кроме того, они получали увольнения для говения накануне пасхи. Это считалось «льготным временем».
Так как основным средством существования для мастеровых являлся провиант, который они получали от завода, то он им выдавался и на «льготное время». Глинка считал, что «жалованье и провиант за льготное время не следует производить».
Аносов в своих замечаниях подчеркивал, «что касается до провианта, то для мастеровых будет весьма тягостно не получать его в течение страдных дней… По сей причине выдачу провианта за льготное время не останавливать».
Много замечаний Аносов сделал по поводу ассигнований на лечение, школу и т. п.
По смете «Заводская школа» Аносов писал: «по мнению местного начальства закону божиему должен обучать священник, а жалование, назначенное законоучителю, полагается назначить учителю рисования». Иными словами, Аносов считал, что священник по долгу своей службы должен преподавать закон божий бесплатно, а на деньги, предназначенные ему, надо содержать учителя рисования, от которого больше пользы.
По существовавшему тогда положению, ученики заводских школ получали «жалованья» по 6 рублей в год. Глинка решил и на этом сэкономить и лишить жалованья учеников, имеющих отцов.
Аносов против этого возражал: «…жалование школьников, имеющих отцов, полагается оставить на прежних основаниях, ибо сие служит поощрением к обучению и к возможности требовать от них опрятности в одежде». По расчетам Аносова, смету на школу следовало увеличить почти вдвое.
В замечаниях по разделам «Положения», касавшихся производства, Аносов снова категорически возражал против непосильных уроков. Он писал:
«Новый урок будет несколько обременителен для мастеров, особливо зимою, когда по недостатку воды молота едва действуют, так что рабочие должны своею силой пособить подъему молота… Кричные рабочие и при нынешнем уроке обращаются на всех заводах в работе более 12 часов каждый день, потому что фабрику пускают в действие обыкновенно в воскресение вечером, запирают же на другое воскресенье к утру; но для увеличения же выковки и для поощрения хороших рабочих выдавать им за сверхштатную выковку железа особенную вольную плату… что для казны будет выгодно, улучшит состояние мастеров и возвысит их искусство. Небесполезно было бы также выдавать в награду мастерам и подмастерьям за сбережение против штата чугуна и угля… половинную сумму, которой эти материалы стоят заводу действительно или по штату: казна и в сем случае не останется без выгоды…»
Очередной приезд Глинки был совершенно некстати. Аносов был занят делами лаборатории, готовился к расширению выплавки булата, рассчитывал увеличить производство кос, решить много других технических проблем, которые тщательно продумал во время своего путешествия. Но Глинка ко всему этому отнесся крайне холодно и все свел к разговору о «Положении».
Аносов, однако, очень спокойно и по-деловому доказывал, что его «замечания» преследуют пользу казне и ничего больше. В конечном счете Глинке пришлось почти со всеми «замечаниями» согласиться. Он быстро уехал, не устроив даже смотра, чему Аносов был очень рад.
Тотчас после его отъезда Аносов вернулся к работе в лаборатории, а также занялся своими геологическими тетрадями.
В течение всех лет пребывания в Златоусте Аносов не оставлял занятий геологией. Он всегда сочетал большую практическую и административную работу по округу с научными интересами. Ежегодно вместе с разведывательными партиями в горы отправлялись научные экспедиции, работы которых Аносов направлял, а иногда участвовал в них и сам. Ближайшим помощником Аносова в этой области был инженер-майор Лисенко, человек широко образованный и серьезно интересовавшийся геологией.
Будучи в Петербурге, Аносов узнал о предстоявшем приезде на Урал известного английского геолога Мурчисона. Аносов и Лисенко решили систематизировать накопленные ими материалы по геологии и проконсультировать у маститого ученого некоторые теоретические вопросы.
Между Юрезань-Ивановским и Усть-Катавским заводами горные пласты сложены сплошь из известняков, местами весьма значительной толщины. В них попадались кораллы, правда в небольшом количестве. В одной из лощин возле Усть-Катавского завода Аносов обнаружил спирифер[35]. Это навело его на мысль, что известняки могут быть девонского происхождения. Аносов и Лисенко и намеревались посоветоваться с английским ученым по этому поводу.
Мурчисон был уже осведомлен о работах Аносова по булату, читал его статьи о геогностике Южного Урала и сам с интересом ждал предстоящей встречи.
Аносов сопровождал гостя при подъеме его на Таганай и другие близлежащие вершины. Найденный Аносовым спирифер иностранный геолог признал совершенно тождественным со встреченным им в девонских пластах около Воронежа, на Дону 105. Мурчисон предложил назвать его «спирифером Аносова».
Таким образом, благодаря находке Аносова был определен геологический возраст расположенных в этих местах горных формаций. Правильность сделанного вывода вскоре подтвердилась: в нескольких верстах западнее того места, где был обнаружен спирифер, оказался и угольный известняк.
Вопрос о строении Уральского хребта также решился благодаря Аносову. Вот что об этом рассказывается в книге «Геология Европейской России и хребта Уральского» 106:
«Гребни горы Косотура на востоке от Златоуста состоят из слюдяного сланца, содержащего венису (гранат)… На берегах небольшой речки Черной замечен крупно-зернистый гранит, содержащий изредка бериллы. Впереди того пункта, где начинается отклон Урал-тау, проходит тонкослоистый песчанистый известняк, падающий слегка к западу. Порода эта, заключая по строению ея, возраста, очевидно, палеозойского, представляет странную литологическую наружность по тесному смешению с роговой обманкой, расположившеюся между слоями ея. Слюдяной сланец с большими звеньями и полосами кварца воздымается из-под этого известняка, составляя гребень или водораздел, именуемый Урал-тау или Уральской сопкой.
Если путешественник не пожелает оставить пути, который проложен, по весьма понятной причине, в одном из углублений, лежащем немного выше 900 футов над уровнем миасского заводского пруда, едва-ли будет он в состоянии вывести основательное заключение о настоящем строении хребта, но предводительствуемые гг. генерал-майором Аносовым и майором (ныне полковником) Лисенко, мы взобрались на зубчатые вершины в лесу (от 600 до 700 футов выше), находящиеся на близком расстоянии к северу от дороги. Самое очертание этих скалистых громад внушает мысль, что они обязаны образованию своим отвесным или круто наклонным пластам, испытавшим влияние сильного метаморфоза; ближайшее исследование вполне подкрепляет безошибочность этой догадки».
Таким образом, осуществились мечты Аносова о раскрытии геологической истории Урала. В опубликованных в 1877 году «Материалах для изучения геогностического строения и рудных богатств Златоустовского горного округа в Южном Урале» 107 знаменитый русский геолог И. Мушкетов отмечал, что первые геогностические статьи по Южному Уралу принадлежат горному инженеру г. Аносову-первому[36].
«Он первый, — писал И. Мушкетов, — дает сколько-нибудь общий и детальный очерк строения этой части Урала. Аносов первый представил геологический разрез Урала от Златоуста до Миасса».
Ученые, посетившие вместе с Мурчисоном Златоустовские заводы, дачи о них восторженный отзыв. Вот что писалось в вышеназванном сочинении о геологии Европейской России и Уральского хребта:
«Златоустовский завод назвать можно Шеффильдом и Бирмингамом хребта Уральского; находящаяся в нем фабрика холодного оружия стоит на высокой степени совершенства… отковываемые из выделываемой по способу г. генерал-майора Аносова литой и дамасской стали искусно украшенные и изящно оправленные клинки превосходят все виденное нами в этом роде. Для подкрепления мнения нашего ссылаемся на суждение капитана Джемса Абота, состоящего в службе артиллерии Восточно-Индийской компании, путешественника, коротко знакомого со способами изготовления стали, употребительными на Востоке… довольно сомнительно, найдется-ли хотя одна фабрика в целом мире, которая выдержала бы состязание с Златоустовской в выделке оружия, соединяющего в одинаковой степени упругость с удобством оттачивания и острения.
Изящно отделанные из дамасской стали кинжалы и сабли, полученные нами от г. Аносова, вполне оправдывают основательность приписываемой ему похвалы; эти изделия и стальной поднос, богато изукрашенный стальной насечкой, возбудили в Англии общее удивление…» 108 Сам Аносов не был, однако, удовлетворен состоянием заводов. Он задался целью сделать свой округ во всех отношениях показательным, чтобы сюда можно было ездить учиться, как в те времена обычно ездили по чужим странам.
Его помощник Лисенко побывал на ряде горных предприятий Европы, и Аносов настоял на том, чтобы он в своих корреспонденциях сравнил состояние, технику, методы производства в других странах и в России.
«Учиться нужно и должно всему хорошему, — говорил Аносов, — но учиться, а не хватать все без разбору по принципу, что не свое — то отменно хорошее».
В «Горном журнале» появились статьи Лисенко «Путевые сравнительные замечания о железных заводах Гарца и Златоустовского округа» и «Краткое сравнение кричного производства северо-восточной Франции с округом Златоустовских заводов».
Однако не так смотрели на дело взаимного обогащения техническими достижениями в высших правительственных органах. Там именно «хватали» все, что ни предлагали иностранцы.
Не было такой области, в которой Аносов так или иначе не проявил бы себя. Он был геологом, химиком, металлургом, металловедом, разработал новые методы промывки золотоносных песков. В последний период работы в Златоусте Аносов снова занялся и конструкторской работой — создал новый тип молота для отковки криц.
На Златоустовском заводе строилась новая кричная фабрика. Сначала на ней намеревались поставить молоты общераспространенного тогда на Урале типа. Затем из Екатеринбурга пришло указание поставить в Златоусте такие же молоты, какие незадолго до этого были механиком Тетом установлены на Нижне-Исетском заводе в Екатеринбурге.
Аносов отправился в Екатеринбург. Познакомившись на месте с работой молотов новой конструкции, он пришел к убеждению, что они для кричной фабрики непригодны, так как делали всего лишь от семидесяти до семидесяти шести ударов в минуту вместо требуемых для успешного приготовления железа ста — ста двадцати ударов в минуту.
Аносов сам занялся конструированием и в короткий срок разработал проект более тяжелого молота.
В рапорте, поданном Аносовым, он просил разрешить ему «устроить хоть один молот по прилагаемому при сем плану. Впоследствии же, когда окажется он удобным и полезным, то можно будет устраивать молота на каменном фундаменте вместо принятого в настоящее время деревянного» 109.
Мотивы были настолько убедительными, что Аносову разрешили сделать молот новой конструкции, который и был введен в действие с мая 1846 года. В течение восьми месяцев он испытывался. О результатах Аносов сообщал следующее:
«Устроенный по новому проекту кричный молот пущен в настоящее действие с мая месяца 1846 года и в течение этого времени действовал безостановочно и без всяких поправок.
Чтобы яснее видеть все выгоды и удобства нового кричного молота, необходимо сделать сравнение со старым. Все части старого молота деревянные, кроме тисовых стоек и боевой бочки. Между тем, как в новом молоте все части чугунные. Следовательно, требуют гораздо меньше починок в сравнении со старыми… Расход же воды, употребляемой колесами (чугунными и деревянными), при одинаковых размерах частей — один и тот же. Число ударов в старом молоте гораздо меньше, а именно — до 80 ударов в минуту, а в новом — от 120 до 140 при полном скопе, что очень выгодно для кричного мастера, потому что при меньшем числе варов может приготовить полосу, от чего делается сбережение времени и даже в горючем материале.
Сверх того, постановка нового кричного молота гораздо удобнее, он занимает меньше места и придает лучший вид фабрике… По чему долгом поставляю испрашивать разрешения на устройство подобных молотов в новой кричной фабрике и объяснить, что местное начальство примет меры, чтобы не выйти из ассигнованной суммы» 110.
Кричные молоты новой конструкции были одним из последних усовершенствований, введенных Аносовым в Златоусте.
В начале 1847 года Аносов был назначен начальником Алтайских горных заводов. По действовавшему тогда положению начальник этих заводов одновременно являлся и гражданским губернатором Томской губернии.