Все эти дни в Москве непрерывно работала чрезвычайная комиссия.
Горнов чувствовал, что многие члены Совета Гольфстримстроя начинают сомневаться в правильности принятого решения. И он больше всего страшился услышать приказ о выводе подводников.
Последний рапорт Уварова уже говорил: «Осталась одна полынья. Завтра-послезавтра сообщение с подводниками прекратится».
«В батисферах и в кессонах осталось кислорода на три дня». Об этом сообщал и Петриченко.
Получив эти донесения, Горнов побледнел. Он представил себе, что делается сейчас в Полярном порту. Бухта порта покрылась льдом. Замерзает последняя полынья.
В галереях мощные пропеллерные насосы, упершись в бетон, рвут воду своими огромными, как у океанских кораблей, лопастями. Из-под земли все так же несется глухой сердитый рокот.
Вода, взбитая в пену, несется по галереям через сотни термических установок и возвращается в бухту. Но мороз берет верх.
Порт прекратил прием воздушно-подводных судов.
Быстрые амфибии еще прорываются через единственную полынью, выныривают из черных глубин моря и. полуобледенелые уносятся на юг.
Грузовые гидропланы, не находя для посадки свободной воды, уходят обратно, сделав круг над бухтой. Дирижабли, не получив от диспетчеров причалов, поворачивают и блуждают над безлюдной тундрой. Разгрузка воздушного и наземного транспорта прекратилась. По тундре на многие десятки километров протянулись неразгруженные составы. А со всех концов страны продолжают прибывать миллионы тонн грузов. Нелегко было наладить этот поток, но еще труднее остановить его. Горнов до последней минуты требовал не прекращать отгрузку материалов для подводных работ.
Только сейчас после получения этих страшных донесений Горнову стало ясно: если бы даже сегодня каким-то чудом удалось перевести все отеплительные галереи на ядерное горючее койперита, они не смогли бы растопить ледяную крышу так быстро, как этого требовало положение на подводном участке.
Морозы по своей силе превзошли все, чего можно было ожидать. Толщина льда достигла шестидесяти сантиметров.
«Неужели смерть?» — Горнов в первый раз поставил перед собой этот страшный вопрос.
До сих пор он был уверен, что жизни подводников ничто не угрожает. Он распорядился прекратить отправку на подводный участок материалов и все полыньи использовать исключительно для снабжения батисфер и кессонов кислородом и воздухоочистительными химикатами.
Но пятидесятиградусные морозы с сильными ветрами разбили все расчеты. Ледоколы, взрывание льда не приносили никакой пользы. Разбитый лед, глыбы льда тут же смерзались.
«Неужели смерть?» — снова подумал Горнов.
— Нет! Мы должны найти выход! Какой угодно ценой должны не допустить гибели подводников!
Но как?
Минутами Горнову начинало казаться, что выхода нет и быть не может.
Но он снова повторял: выход должен быть найден.
Он напрягал всю силу своей мысли. Перебирал в уме все возможное и даже невозможное, неосуществимое. Он требовал чуда.
В эту ночь, шагая по охладевшим камням Чинк-Урта, Горнов перебирал в памяти весь свой путь ученого. Неужели он где-то ошибся, сделал неверный шаг?
Одно воспоминание вдруг заставило его приостановить шаг. Первая микропушка! Как же это он забыл ее…