День и ночь машины вели борьбу с туманом на строительных площадках. Безумолчное фырканье аппаратов сливалось с звонкими голосами монтажников, с шипением автогенных аппаратов.
Туманоосушители перемещались с одного места ча другое, и как только начинали работать, среди серой непроницаемой для глаз массы появлялись просеки. В них воздух был чист и прозрачен. А кругом лежало все то же неподвижное, серое море.
Работы на тучегоне и на всех других участках Саюм-Ньер велись усиленным темпом. Строительство всего центрального влагопровода и зоны ливней, там, куда не доходил туман, далеко опередило северные участки, и теперь Горнов двинул туда все, что было возможно… Необходимо было в самый короткий срок ликвидировать прорыв на решающем фронте.
На 911-й пост прибывали новые атомотехники и на посадочные площадки опускались грузовые самолеты. Дирижабли выбрасывали из своих трюмов тонны грузов.
Вырвавшись из плена вынужденного безделья, строители тучегона с неудержимой жадностью набросились на работу.
Вера Александровна целые дни проводила на тучегоне. Ее можно было видеть и на стометровой высоте, на узеньких мостках, где велась установка аппаратов, и в темных, обширных, как трюмы океанского парохода, галереях.
Оживленная, разрумянившаяся от мороза, взбегала она по лестницам и переходам машины-гиганта.
Мыс Ях-Пубы был еще окутан туманом. В начале апреля с утра поднялся ветер, и к вечеру разыгралась вьюга. Злобными рывками набрасывалась она на здание 911-го поста, раскачивая стальные тросы.
Вера Александровна, сидя в кабинете, с тревогой прислушивалась к шуму метели. Ей было грустно в этот вечер. В минуты вынужденного бездействия она всегда вспоминала Аллочку и неодолимо хотелось знать, что она делает.
Сегодня Горнова дежурила вдвоем с Санаей. Зябко кутаясь в теплый платок, Саная с тоской глядела на залепленное снегом окно.
— Не верится, что здесь когда-то будет тепло, — говорила она. — Кажется, что вечно будет метаться эта вьюга. Скажи, ты веришь, что вот здесь, перед нашим домом, зацветет когда-нибудь сирень и ребятишки будут рвать цветы?
Вера Александровна улыбнулась. Она понимала состояние подруги. В эту вьюжную ночь ей тоже было трудно представить здесь цветущий сад или луг. Уж очень резок был контраст.
— Я верю, что так будет, но сердце мое в эту минуту не может поверить.
— Вот, вот, и я также. Верю и не верю.
Саная натянула на голову платок, свернулась в комочек на диване и начала дремать.
Вера Александровна склонилась над рабочими записями. Закончив их обработку, она подошла к окну. Метель как будто стала спадать. Но тросы попрежнему завывали, и стены тревожно поскрипывали под напором ветра.
В комнате резко прозвучал звонок, и тотчас на сигнальной доске вспыхнула красная лампочка.
Горнова вздрогнула.
Телеаппарат сигнализировал о том, что кто-то приблизился к пульту управления тучегоном.
В ночное время было категорически запрещено подходить кому-либо к будке ближе, чем на десять метров. Телеаппарат сигнализировал о нарушении этого приказа.
Горнова выбежала в вестибюль. Отдав короткий приказ охране идти в обхват тучегона, Вера Александровна устремилась прямо к пульту управления.
Небольшая бронированная будка, где находился пульт управления, была вдвинута в глубь двора, в тень других зданий. Здесь всегда стоял часовой. Пульт управления был мозгом тучегона. Связанный с сотней метеорологических близких и далеких станций, он координировал их работу, улавливая малейшие изменения в атмосфере. При вводе тучегона в эксплоатацию пульта управления предстояло приводить в движение мощные механизмы машин-гигантов.
«Что там?» — с тревогой думала Вера Александровна, напрягая все силы, чтобы ускорить свой бег на лыжах. Вьюга уже намела кучи снега. Лыжи то и дело проваливались в сугробах. Она мчалась навстречу ветру, не замечая, что меховая куртка ее распахнута и колючие иглы снега бьют в разгоряченное лицо. В ее ушах стоял неумолкающий звон сигнала: «Скорее, скорее!» сверлило в мозгу.
Еще не приблизившись вплотную к будке, она заметила на снегу неподвижно лежащего человека.
Это был часовой. Узнав ее, он приподнялся на локоть и, с усилием выговаривая каждое слово, произнес хрипло:
— Там… осторожнее… бомба замедленного действия.
Не слушая больше, Горнова бросилась в будку. Ей достаточно было одного взгляда при входе в пульт управления, чтобы различить среди знакомых ей приборов, аппаратов и механизмов, предмет ей неизвестный, стоявший на полу под щитом управления.
«Она», — без колебания подумала Горнова и, схватив, бросилась вон, не задерживаясь уже ни секунды.
«Только бы не здесь, только бы успеть отнести подальше», — беспорядочно проносилось в ее мозгу.
Она была теперь без лыж, проваливалась в сугробах, падала, вскакивала и вновь бежала.
Где-то в стороне прогрохотало несколько выстрелов.
«Скорее, скорее», — подгоняла она себя.
Мысль о том, что сейчас произойдет взрыв, не приходила ей в голову. Все силы были направлены на то, чтобы как можно дальше унести эту страшную бомбу.
И она продолжала бежать.
— Бросай! — раздался за ее спиной голос.
— Бросай, бросай! — крикнуло еще несколько голосов.
«Всех убьет взрывом», — резнула мозги мысль. К Вере Александровне вернулось самообладание. Она остановилась и, сделав резкое движение всем корпусом, далеко кинула бомбу.
В этот момент кто-то подхватил ее сзади и стремительно потащил назад.
И вдруг земля со страшной силой ударила ей в ноги. Раздался невероятной силы низкий тяжелый гул. Напор воздуха сшиб с ног тех, кто уносил Горнову.
Гул еще не затих, а сверху начали падать, тяжело ударяясь о снег и землю, громадные камни и глыбы мерзлой земли.
Вера Александровна лежала на снегу, прислушиваясь к этим шлепающим звукам. За большими глыбами посыпался дождь мелких осколков. И все стихло.
Вера Александровна подняла голову и взглянула на тучегон. Перед ней черным силуэтом вырисовывались его строгие очертания. Вокруг были видны двигающиеся фигуры людей.
— Все благополучно, — крикнула ей Саная, подбегая.