Когда Горнов прилетел в Бекмулатовск, Измаила Ахуна не было дома. Он улетел в пустыню, в те районы, которым более всего угрожала засуха.
Виктор Николаевич позвонил Вере Александровне, чтобы она, если хочет, прилетела к отцу.
Через два часа Вера Александровна была в Бекмулатовске. Ее обрадовала перемена, которую она нашла в муже. Он был воодушевлен, энергичен как прежде.
Ей показалось, что старые, забытые чувства и интересы, которыми жил он раньше, снова завладели им.
Проведя день в большом доме Измаила Ахуна, Горнов на утро выехал к южной границе республики, где производился монтаж атомоаппаратуры на линии дождевальных станций.
Автомобиль мчался по автостраде. Вдали проплывали острова молодого леса, ослепительно ярко белели под лучами солнца крыши домов на улицах недавно родившихся городов и аулов. Машина врезалась в бескрайние, как море, зеленые равнины, проносилась мимо фруктовых садов, мимо виноградников; в стороне тянулись поля зреющей пшеницы, а еще дальше среди тучных лугов разноцветным бисером рассыпались отары овец, и сотни коней, стремительных и диких, носились по лугам, в буйных травах выше роста человека.
Тихо шелестят колеса автомобиля.
Горнов вспоминает, что было еще недавно в этих местах. Безграничное море красных песков, с раскиданными по нему жалкими клочками саксаула, гребенщика, кызыл-джузгана. Медленно надвигались высокие барханы; шурша и извиваясь, как змеи, ползли струи раскаленного песка.
А теперь оазисы, равнины с пышными пастбищами, с полями и плантациями, там, где, как он помнил, были голые пески.
Семь лет тому назад он тоже был в рядах оросителей этой пустыни. В то время Широко развертывалось строительство водоносных шахт и скважин большого диаметра по системе Измаила Ахуна Бекмулатова.
Горнов хорошо помнит торжество и радость, которые переживали мелиораторы каждый раз, как среди песков появлялись новые водоемы, наполняемые подземными водами.
Теперь вокруг этих водоемов виднелись стройные линии дождевальных станций. Водоносные шахты, скважины и дождевальные станции были раскиданы повсюду.
Виктор Николаевич часто — останавливал машину и выходил, чтобы посмотреть работы мелиораторов и новые атомные установки.
На одной из площадок он встретил Петриченко.
— Этот водоем дождевальной станции наполняется из подземного водотока, открытого Бекмулатовым, — с гордостью сказал ему Яков Михайлович.
О Бекмулатове Горнов слышал всюду.
— В районе нынче закладывается сто двадцать новых водоносных скважин. Места, где должны быть заложены скважины, указал Бекмулатов. Он безошибочно определяет, где, сколько, на какой глубине мы найдем воду, как будто глаза его видят все, что совершается под землей, — сказал начальник самого отдаленного водхоза.
— Сеть наших каналов получает вдвое больше воды с тех пор, как по проекту Бекмулатова на снежных вершинах Ара-Тау были установлены атомные снегорастопители, — сообщил ему начальник другого водхоза.
В эту поездку Виктор Николаевич с особой силой почувствовал, как много сделал для пустыни его отец-воспитатель, какой любовью пользовалось его имя среди мелиораторов.
Место, куда приехал Горнов для консультации атомооборудования дождевых завес, было безлюдно. Мертвые пески, цепи барханов. Лишь вдали сверкали на солнце высокие, раскинувшиеся веерами трубы дождевальных станций. Горнов направился туда.
День был ясный, безветренный. Кое-где дымились барханы, и мгла красной пыли закрывала горизонт. Горячее солнце жгло пустыню.
Вблизи от дождевальной полосы чувствовалась. прохлада. Многие агрегаты уже были пущены. Медленно вращали они стометровые трубы веерообразных разбрызгивателей. Высоко в воздух летели струи охлажденной воды. Разбившись на мелкие капли, они падали вниз, играя на солнце всеми цветами радуги.
Дождевые завесы уже показали свою способность противостоять губительному влиянию засухи и суховеев, и строители спешили с монтажом еще не вошедших в действие агрегатов.
На висячих мостиках, на выступах агрегатов, всюду суетились люди. Монтировались трубопроводы, охладительные камеры, энергетические механизмы и двигатели, пульты автоматического управления, регулирующие работу этих гигантских машин.
Виктор Николаевич прошел в управление главного инженера строительного участка.
Это был небольшой дом, собранный из щитов ослепительно белого цвета. Кругом были раскиданы такие же — сборные домики.
Главный инженер был где-то на одном из агрегатов, и сидевший в управлении работник предложил Горнову подождать.
Виктор Николаевич подошел к висевшей на стене синоптической карте.
Метеорологи-синоптики и их метеобазы были сторожевыми постами на фронте борьбы с засухой. Они предсказывали направления, по которым ожидалось движение воздушных масс.
Горнов углубился в рассматривание этих сложных путей передвижения воздуха.
Стрелки ветров, раскиданные по карте, снова пробудили в нем сомнения, которые мучили его с самого того дня, когда он сел за свой последний проект.
Синие линии на карте — каналы и водоемы, зеленые пятна оазисов — это были победы, реальные дела. А то, что рисовалось в его воображении, как что-то гигантское, прекрасное, было пока мечтой.
И каждый раз, когда Виктор Николаевич смотрел на синоптические карты, ему начинало казаться, что эти стрелки ветров и цифры атмосферного давления неодолимой преградой стоят на пути к осуществлению его мечты.
Дверь приоткрылась. В комнату вошел старик, одетый в меховую куртку из мохнатого рыжего меха и такие же штаны. На голове его торчала огромного размера меховая шапка.
Густые нависшие брови, длинная взлохмаченная борода, седой беспорядочно выбившийся из-под шапки клок седых волос, одежда из меха делали его похожим на Робинзона, как изображают его многие иллюстраторы этой книги.
Старик о чем-то спросил одного из инженеров, бесцеремонно ткнув коротким пальцем в сторону Горнова я получив ответ, двинулся к Виктору Николаевичу.
Он шел, неуклюже выставив вперед левое плечо и наклонив голову, как будто преодолевая сопротивление ветра. Нависшие брови и круглые очки придавали его лицу сердитое, хмурое выражение.
— Так это вы открыли койперит? — спросил он, почти вплотную надвинувшись на Виктора Николаевича.
— Профессор, синоптик Лурье, — пояснил инженер, заметив недоумение на лице Горнова.
Лурье, не подавая руки, отступил на два шага назад, приподнял очки и несколько раз внимательно обвел Горнова взглядом с головы до ног.
— Вот никогда бы не подумал, — сказал он, вскинув бровями и широко расставив руки. — Полное несоответствие, так сказать, содержания и внешней формы. Чрезвычайное несоответствие, удивительное несоответствие, — повторил он, продолжая осматривать Горнова.
— Так наружность моя не внушает вам большого доверия? — спросил Горнов с улыбкой.
— Ну, знаете, молодой товарищ, исследователь нередко находит ценнейшие ископаемые в породах невзрачных на вид.
Старик сбоку, с хитрым огоньком в глазах, взглянул на Горнова.
— А представлял я вас все-таки не так, — прищурив один глаз, проговорил он.
— Каким же вы меня представляли?
— С бородой, в очках, со всеми привычными атрибутами мудрости… Смотрите на карту наших боев с бунтующей природой? — спросил он, помолчав. — Наши противники, как видите, не признают ни государственных границ, ни договоров о дружбе и ненападении.
Лурье указал на стрелки ветров, раскиданные по карте.
— А скажите, как думаете вы, профессор, можно ли повернуть эти стрелки ветров туда, куда нам надо?
Лурье наклонил голову и поверх очков проницательно взглянул на Горнова. Видя, что собеседник с особенным интересом ждет его ответа, старик сразу переменился. Теперь перед Горновым стоял ученый, приготовившийся делать обстоятельный доклад.
— Движения воздушных масс, как вам известно, совершаются по законам физики, — заговорил он. — Энергия, посылаемая солнцем, создает восходящие токи воздуха; области низкого барометрического давления, куда и устремляются воздушные массы.
Поставьте нагревательные машины большой мощности, — создайте эти зоны низкого барометрического давления, и местные потоки воздуха по вашей воле повернут и устремятся туда.
— Если здесь, — сказал он, ткнув коротким толстым пальцем в висящую на стене карту, — будут стоять ваши машины, то эта стрелка ветров изогнется и пойдет вот так. Природа будет, конечно, бунтовать, стремиться делать, как хочет она, но в конце концов она смирится, ибо стихийным силам, рождающим ветер, бури и ураганы, вы противопоставите не менее мощную энергию. Вот примените-ка здесь свой койперит, — закончил Лурье полушутя, полусерьезно.
Профессор-синоптик, известный своей замечательной работой «Закономерности и периодичность погоды в Европейской части Советского Союза», в эту минуту едва ли подозревал, как важно было Горнову то, что он говорил. Синоптик не подозревал также, что эта встреча свяжет его с академиком Горновым на всю жизнь.
— А теперь к делу, — сказал Лурье, повернувшись к инженеру. — Снимайте с работ всех людей, особенно тех, кто висит на ваших мостиках и лесенках.
— Почему? Сейчас тихо, никаких нет оснований.
— Вы, молодой товарищ, — сердито оборвал Лурье, — смотрите на небо, а мы смотрим на стрелки барометра.
— А что барометр?
— Барометр катастрофически падает. Через полчаса, не позже, налетит ураган. Он внесет всех, кто не скроется в надежном месте. Распорядитесь, товарищ начальник.