Исатай старался не думать о том, что происходит в Полярном порту и на дне моря, и заставлял себя во время наблюдений сосредоточиться на работе. Первые дни ему это удавалось.
Но сообщения с севера с каждым днем становились более и более тревожными. Морозы усиливались, порт уже покрывался льдами, и страх за подводников овладевал всем существом Исатая.
В лаборатории он еще был в силах отвлечься от этих мыслей, но как только приходил домой и включал радиоприемник, ужас охватывал его.
«Бессмысленная, жестокая жертва», — думал он.
Проверка кассет шла медленно. Кассеты подвергались обстрелу щучками электромагнитных волн. Чуткие приборы, неоновые лампы, экраны слабым свечением отмечали малейшие следы частиц, проникших через стенки кассет.
Работа отвлекала от страшных мыслей.
Но дома… Как только Исатай ложился и закрывал глаза, перед ним вставали знакомые лица подводников.
Многих из них он видел в Бекмулатовске и на других авиавокзалах, где провожали их с цветами и флагами. Счастливые и радостные садились они в авиапоезда, отправлявшиеся на север.
Теперь они вставали перед ним бледными, с синими губами, с тусклыми безжизненными глазами.
Исатай вскакивал с кровати и бежал в лабораторию, стараясь укрыться за ее стенами от мучающих его призраков.
И когда в герметической камере спускался на него массивный скафандр, он долго не начинал наблюдения. Напрягая всю волю, чтобы отогнать от себя мучительные видения, он смотрел на стоявшие перед ним неоновые лампы, медленно вращающиеся барабаны регистрирующих приборов, едва ощутимо колеблющиеся стрелки на циферблатах.
Как щипцами зажало какие-то клетки мозга. Ужас подавлял все. Иногда глаза переставали видеть.
Исатай останавливал приборы. Проводил рукой по лицу, вытирал холодный пот. И долго сидел, всматриваясь в непроницаемую темноту.
Наконец, справившись с собой, он начинал продолжать наблюдения. И снова несутся быстрые частицы электромагнитных волн, снова вращаются барабаны, дрожат стрелки на циферблатах.
А ночью опять кошмары.
С каждым днем он сильней и сильней чувствовал власть над собой страха, который подавлял все его сознание.
— Прости, Виктор, — сказал он как-то раз, оставшись наедине с Горновым. — Я должен сказать: ты идешь на безумный и бесполезный для дела риск. Уваров прав, иногда надо больше мужества, чтоб отступить. Положение в Полярном порту и на подводном участке определилось. Мы не успеем спасти подводников.
Горнов остановил серьезный взгляд на лице Исатая.
— Мы с тобой здесь не для того, чтобы пересматривать и критиковать решения Совета Гольфстримстроя, после продолжительного молчания сухо проговорил он, — наша задача — честно выполнить то, что на нас возложено.
Исатай болезненно прищурил глаза и затряс головой.
— Послушай, Исатай, — сказал Горнов более мягко. — Помнишь тот день, когда два года тому назад я искал поддержки у друзей, полный сомнений, еще неуверенный в правильности идеи. Тогда никто не решался поддержать меня. Один ты. Отказ от своего дела смерть для человека, — говорил ты.
— Отказ, зачем отказ!.. — проговорил Исатай, порывисто приложив обе руки к сердцу.
— Подожди. Разве ты не предвидел, что путь, на который вступаем мы, будет тяжел, что встретится масса препятствий, которые нелегко преодолеть. — Не пущу тебя одного шагать по колючей траве шангель, сказал ты, — идем вместе. С этого дня я полюбил тебя, как друга. До сих пор мы шли вместе. Что же и это были только слова?
Виктор Николаевич остановился. Глаза его, казалось, проникали в самую сокровенную глубину мыслей друга
Он ждал.
Исатай порывисто, в каком-то отчаянии схватил себя обеими руками за голову и начал раскачивать ее из стороны в сторону.
— Ой-бой!.. Ой-бой! — Несколько раз прокричал он. — Курай мой! Я люблю тебя, но у меня здесь… сердце. — Исатай несколько раз с силой стукнул себя кулаком в грудь. — Там люди. Хочу не винить тебя и не могу…