Рост военной опасности и проблема разоружения (1927–1929 гг.)
Обострение борьбы за рынки сбыта и источники сырья. К вооружённой борьбе за «сферы влияния», за новые внешние рынки, за источники сырья, за пути к ним напряжённо готовились прежде всего те государства, которые были недовольны версальским переделом мира, — Германия, Италия, Япония.
Проблема захвата новых рынков сбыта острее всего стояла перед Германией. План Дауэса и Локарнские соглашения позволили ей укрепить и перестроить свою экономику и не только достигнуть довоенного хозяйственного уровня, но и превысить его. Предоставление Германии крупного займа в размере около 800 миллионов долларов, приток иностранных и возвращение германских капиталов, стабилизация марки, заключение выгодных торговых договоров, техническая реорганизация и рационализация промышленности — всё это способствовало быстрому росту германского финансового капитала.
Уже в 1927 г. германский экспорт превысил довоенный уровень. Германский империализм стал открыто требовать колоний и новых рынков. Чувствуя под ногами окрепшую почву, германская дипломатия со всё возрастающей настойчивостью добивалась понижения ежегодных платежей по репарациям) установления твёрдой суммы всего репарационного долга, досрочной эвакуации Рейнской области.
1 января 1928 г., в речи на новогоднем приёме дипломатического корпуса, Гинденбург поднял вопрос об эвакуации Рейнской области союзными войсками. С тем же требованием выступил и Штреземан 30 января 1928 г. в своей речи в Рейхстаге. Он заявил, что укреплению нормальных отношений Германии с Францией и созданию действительных гарантий безопасности мешает оккупация германской территории.
Штреземан уверял, что Германия в принципе готова и дальше выполнять свои финансовые обязательства по плану Дауэса. Но он предупреждал, что делать это будет всё труднее; по его словам, оккупация Рейнской области вызывает угрожающий рост недовольства в Германии.
2 февраля 1928 г. с ответным заявлением выступил во французском Сенате Бриан. Он напомнил, что оккупация Рейнской области была одним из мероприятий, гарантирующих выполнение Версальского договора. В частности оккупация имела целью обеспечить разоружение Германии и выплату ею репараций. Всем известно, что германское правительство не выполняет своих обязательств. Поэтому и Франция не может пойти на преждевременную эвакуацию Рейнской области, чтобы тем самым не ослабить гарантий своей безопасности.
Со своей стороны и английское правительство заявило в Палате общин 9 февраля 1928 г., что не может эвакуировать свои войска, пока в Рейнской области находятся войска других союзников. Тем не менее оно приветствовало бы достижение общего соглашения по этому вопросу.
Оба вопроса — об эвакуации Рейнской области и о репарациях — переданы были на обсуждение Лиги наций. Здесь было решено подвергнуть их изучению в смешанной комиссии экспертов.
30 октября 1928 г. германские послы в Лондоне, Вашингтоне, Париже, Риме, Брюсселе и Токио обратились к соответствующим правительствам с просьбой ускорить назначение комиссии экспертов для окончательного и полного урегулирования репарационного вопроса.
Германская дипломатия требовала назначения в комиссию «независимых экспертов» и обязательного участия в ней представителя США. Соединённые штаты не находились в числе претендентов на германские репарации. Однако они являлись главным кредитором Германии и разместили в ней значительные капиталы. Непосредственный интерес для США представляло своевременное получение процентов на вложенные в Германии средства. Поэтому германская Дипломатия и возлагала некоторые надежды на вмешательство американцев.
США, заинтересованные в укреплении экономического положения своего должника — Германии, соглашались с пересмотром репарационной проблемы. Английское и французское правительства со своей стороны дали согласие на новое обсуждение этого вопроса. Они стремились помешать тем самым сближению Германии и США.
План Юнга (7 июля 1929 г.). 22 декабря 1928 г. правительства Англии, Бельгии, Италии, Франции и Японии опубликовали официальное сообщение об учреждении комитета экспертов по репарационному вопросу. Первое заседание комитета состоялось 11 февраля 1929 г. В состав его вошли 14 экспертов — по два от Франции, Великобритании, Италии, Японии, Бельгии, США и Германии. Председателем комитета был избран американский эксперт Оуэн Юнг один из авторов плана Дауэса.
12 февраля в комитете выступил представитель Германии Шахт. Он заявил, что Германия не в состоянии платить по 2,5 миллиарда марок ежегодно. Шахт настаивал на снижении размеров и изменении сроков репарационных платежей. Предложение Шахта встретило решительные возражения со стороны экспертов держав-кредиторов. Французский представитель требовал регулярного взноса такой доли германских репарационных платежей, которая дала бы возможность Франции производить уплату её долгов Англии и Америке. Английские эксперты также добивались получения в счёт репараций такой суммы, которая покрывала бы платежи Англии Соединённым штатам.
Эксперты стран Антанты называли цифру, значительно превышающую ту сумму, которая установлена была планом Дауэса. Напротив, германские эксперты настаивали на снижении размера германских платежей. Председатель комитета Юнг выступил в качестве арбитра. Он предложил проект, согласно которому ежегодные взносы Германии в течение первых 37 лет должны были постепенно возрастать, начиная от 1 700 миллионов и до 2 100 миллионов марок в год. В продолжение следующих 22 лет Германия должна была бы вносить суммы, равные годичным обязательствам союзных держав по их военному долгу США.
В общем по сравнению с планом Дауэса схема Юнга означала снижение общего размера репарационных обязательств Германии. Французские и бельгийские эксперты были этим недовольны. Поэтому Юнг предложил новое распределение германских платежей между державами-кредиторами, которое в известной мере компенсировало бы Францию, Бельгию и Италию за счёт Англии. Доля Англии сокращалась с 23 до 19 % общей суммы репараций. При этом план Юнга не предоставлял Англии никакой доли германских платежей, не подлежащих отсрочке.
Предложение Юнга вызвало решительные возражения английских экспертов. Они категорически отказывались принять новый план распределения репарационных платежей.
Длительная борьба разгорелась и по вопросу о создании особого Банка международных расчётов. На создании этого банка настаивали США. Они стремились положить конец тому положению, при котором Англия и Франция, пользуясь отсутствием в плане Дауэса точно обусловленного порядка международных расчётов (перевода валюты), могли воздействовать на Германию путём давления или же обещанием тех или иных льгот. Банк международных расчётов должен был занять место репарационной комиссии. На него возлагалось регулирование получения и распределения германских репарационных платежей и осуществление контроля над операциями по переводу иностранной валюты из Германии за границу.
В конце концов план Юнга был в принципе принят экспертами. Но германские представители выдвинули некоторые дополнительные условия: отмену специальных гарантий, установленных для германских платежей планом Дауэса; право Банка международных расчётов производить пересмотр германских ежегодных платежей, если этого потребует финансовое положение Германии; право на отсрочку валютных переводов за границу и т. п.
Окончательное соглашение между экспертами было достигнуто 7 июня 1929 г. Средний размер германских платежей в течение 37 лет устанавливался в сумме 1988 миллионов марок ежегодно. К этой сумме добавлялись ещё платежи по займу, заключённому Германией в 1924 г. в связи с принятием плана Дауэса. В течение следующих 22 лет Германия должна была вносить платежи, равные сумме ежегодных погашений державами-кредиторами их военных долгов. Репарационные платежи разбивались на две части: безусловную, не подлежащую отсрочке (в сумме 660 миллионов марок), и часть, которая могла быть отсрочена в случае экономических затруднений Германии, но не более чем на два года.
Гаагская конференция (6 — 31 августа 1929 г.). План Юнга был подвергнут обсуждению на международной конференции, открывшейся в Гааге 6 августа 1929 г. На ней были представлены 12 государств: Франция, Англия, Германия, Бельгия, Италия, Япония, Чехословакия, Югославия, Польша, Румыния, Греция и Португалия.
С декларацией о задачах конференции выступил Бриан. С обычным пафосом он заявлял, что в успехе конференции заинтересованы не только участвующие в ней страны, но и всё человечество. «Повсюду уже убедились в том, — восклицал Бриан, — что война не принесла ничего хорошего даже победителям».
После Бриана лицемерно-пацифистскую декларацию огласил Штреземан. Он выразил надежду, что Гаагская конференция послужит задачам организации всеобщего мира и что «экономические результаты конференции должны повлечь за собой и политические последствия».
Так лирически звучали речи дипломатов. Но вот заговорили «люди дела», и дипломатическая идиллия сменилась суровой прозой.
Английский делегат Сноуден резко заявил, что Англия не может нести новые жертвы. Пока репарации и долги получаются и уплачиваются, Англия требует своей доли.
Соглашаясь на пересмотр плана Дауэса, Англия надеялась положить конец уплате ей репараций товарами. От натуральных поставок страдала английская промышленность. Английский делегат министр финансов Сноуден на первом же заседании Гаагской конференции заявил, что Англия не может принять план Юнга в его первоначальной редакции и высказывается против намеченной им схемы германских поставок. Требуя их значительного сокращения, Сноуден настаивал на увеличении доли Англии по ежегодным платежам Германии с 409 миллионов золотых марок до 457 миллионов марок. Непримиримая позиция Сноудена превратила весь дальнейший ход конференции в торг между Англией и её четырьмя партнёрами — Францией, Италией, Бельгией и Японией. Германская делегация в течение этого торга занимала пассивно-выжидательную позицию; она рассчитывала при первой возможности использовать разногласия союзников в свою пользу.
Позицию Франции защищал французский министр финансов Шерон. Он запальчиво доказывал, что Франция понесла большие жертвы, чем Англия. Тем не менее французская делегация считает возможным поддержать план Юнга. Делегаты Италии и Бельгии присоединились к французам. Напротив, мелкие кредиторы Германии — Румыния, Греция, Югославия — поддержали Великобританию.
Были созданы две комиссии — финансовая и политическая. На заседании финансовой комиссии 8 августа Сноуден опять заявил, что Англия вступила в войну не ради материальных интересов, а «для поддержки договорных прав и защиты безопасности других держав». Сноуден предложил пересмотреть схему распределения платежей, намеченную планом Юнга. 9 августа 1924 г. с критикой предложения Сноудена перед представителями печати выступил Бриан. Он уже прямо обвинял английскую делегацию в срыве дела мира. «Если одна единственная держава, — восклицал Бриан, — расходится в мнениях с пятью другими, а эти пять отказываются пойти на какие-либо уступки, то на эту изолированную державу ложится вся ответственность за кризис».
«Если даже в данном случае действительно выступают пять против одного, — хладнокровно парировал Сноуден, — это вовсе не означает, что пять правь, а один неправ. Гораздо чаще получается так, что правда оказывается на стороне меньшинства…»
Когда Сноудену передали, что французские делегаты считают его упорство «блефом» и ожидают от него уступок, он ответил: «Если они лелеют иллюзии такого рода, то им придётся подождать… Я лично готов уехать в любое время, если не будет больше смысла оставаться».
Французская пресса обвиняла Сноудена в том, что он хочет «подвести мину под план Юнга». Англо-французский конфликт разгорался. Тогда американский банкир Ламонт (из группы Моргана) посетил британского премьер-министра Макдональда и попросил его рекомендовать Сноудену, чтобы он занял более умеренную позицию. Вместо этого британское правительство отправило Сноудену телеграмму, выражая ему благодарность за твёрдость его позиции. Пришлось волей-неволей отступать Франции. Результатом компромисса с Англией явился меморандум от 16 августа 1929 г. от имени четырёх держав — Франции, Бельгии, Италии и Японии. В нём подтверждались основы плана Юнга, но в то же время давалось обещание предоставить Великобритании некоторую часть репарационных сумм, назначение которых не было определено планом Юнга.
По вопросу о досрочной эвакуации Рейнской области Гаагская конференция легче достигла предварительного соглашения.
Согласно Версальскому договору третью зону предстояло эвакуировать только в 1935 г. Но английская делегация — в пику французам — заявила, что намерена закончить эвакуацию Рейнской области к концу 1929 г. Бриан поставлен был этим заявлением в затруднительное положение. Ему пришлось пожертвовать оккупацией ради принятия плана Юнга. В результате торга срок эвакуации Рейнской третьей зоны был отнесён к середине 1930 г.
31 августа 1929 г. участники Гаагской конференции подписали протокол, принципиально одобривший план Юнга. Окончательное его принятие оформлено было на второй Гаагской конференции, 20 января 1930 г.
Больших принципиальных изменений в дело взимания репарационных платежей план Юнга не внёс. В отличие от плана Дауэса он установил общий размер репараций, подлежащих уплате Германией, в 113,9 миллиарда марок. Размер ежегодных платежей подвергся незначительному снижению: он был определён на ближайшие 37 лет в сумме 2 миллиардов марок ежегодно. По истечении этого срока размер платежей мог быть пересмотрен или сохранён в прежнем объёме. Таким образом, страны-победительницы стремились сохранить 3 своих руках рычаг давления на Германию и её внешнюю политику.
Серьёзным изменениям подвергся порядок взимания репараций. Система облигаций, установленная планом Дауэса, отменялась. Впредь репарации должны были выплачиваться только за счёт прибылей железных дорог и государственного бюджета. Отчисления из прибылей промышленности отменялись. Отменялся также финансовый контроль и контроль за народным хозяйством Германии. Это было новым ударом по версальской системе. Германский империализм получал возможность тайным образом осуществлять свои военные приготовления.
Рост реваншизма в Германии. План Юнга вызвал тем не менее крайнее недовольство в Германии. Президент Гинденбург счёл необходимым выступить со специальным обращением к германскому народу; принятие плана Юнга он объяснял военной слабостью Германии и угрозой серьёзного экономического кризиса, перед которым якобы стояла страна. Всё же президент доказывал, что план Юнга является для Германии шагом вперёд, ибо открывает перед ней новые возможности борьбы.
«Во время борьбы за принятие или отклонение плана Юнга, — заявлял Гинденбург, — я получал сотни писем от разных общественных организаций, союзов и отдельных лиц, предлагавших отклонить этот план… Несмотря на тяжёлое бремя, которое он возлагает на плечи германского народа, всё же он является по сравнению с планом Дауэса шагом вперёд по пути экономического и политического восстановления Германии».
Усилились в националистических кругах Германии и требования пересмотра послевоенного территориального status quo. Широкую популярность получил старый лозунг: «Что было немецким, то должно снова стать немецким». В первую очередь выдвигалось требование пересмотра восточных границ Германии. Это требование было открыто выдвинуто ещё на съезде германской «народной партии» в марте 1928 г. Заявление съезда, что, Германия никогда не примирится с этими границами, вызвало бурное одобрение всей буржуазной немецкой печати. Поднялась кампания в пользу возвращения Германии утраченной части Верхней Силезии и ликвидации Данцигского коридора. Кстати в речи, произнесённой в сентябре 1928 г. в Верхней Силезии, Гинденбург напомнил, что 60 % голосов во время плебисцита было подано в пользу Германии.
В январе 1929 г. в английской печати появился сенсационный документ — меморандум германского министра рейхсвера генерала Тренера о постройке немецкого «броненосца А». Тренер обосновывал, между прочим, своё требование тем, что мероприятия Польши в пограничной зоне имеют характер подготовки плацдарма для наступления против Германии. Взаимоотношения между Германией и Польшей становились всё более напряжёнными. В феврале того же года польские власти в Верхней Силезии арестовали по обвинению в государственной измене лидера немецкого меньшинства.
Вопрос о правах немецких меньшинств в Польше был перенесён сторонами в Лигу наций. Но договориться там немцам и полякам не удалось. Обсуждение вопроса в Лиге наций сопровождалось массовыми антипольскими демонстрациями в Германии. В мае 1929 г. нацисты и члены «Стального шлема» разгромили польскую оперу в городе Оппельне и избили польских артистов и посетителей оперы. В то же время на германо-польской границе в Верхней Силезии участились пограничные инциденты; имели место даже убийства польских таможенных чиновников. Положение стало особенно острым, когда была закончена эвакуация части Верхней Силезии, оккупированной союзными войсками. Этот момент был немедленно использован немцами для новой кампании за пересмотр польско-германских границ.
10 августа 1930 г. член правительства, ведавший делами «государственной помощи восточнопрусскому юнкерству» («Ost-hilfe»), Тревиранус произнёс в Берлине речь на тему о «незажившей ране Германии на Восточном фронте». «Польско-германские границы, — заявил он, — делают невозможным мир между Польшей и Германией; они не устоят против воли и прав германского народа». Эта речь встретила самый бурный отклик германской прессы: газеты прославляли откровенность и прямоту представителя правительства по вопросу, якобы «не терпящему отлагательства». Вновь поднялась волна антипольских выступлений в Германии; ответом на них явились антигерманские демонстрации в различных польских городах и энергичный протест министра иностранных дел Залесского.
Одновременно велась ожесточённая кампания за передачу Германии Данцига и Мемеля. Но в официальных сношениях с Польшей германская дипломатия, вынужденная считаться с мировым общественным мнением, старалась выдерживать более или менее умеренную позицию. Вот почему, несмотря на ожесточённое сопротивление юнкерства и нацистов, она довела До конца германо-польские переговоры о торговом договоре, который и был подписан в марте 1930 г.
Положение резко изменилось после победы нацистов на сентябрьских выборах в Рейхстаг в 1930 г. Торговый договор, прошедший два чтения в прежнем Рейхстаге и уже ратифицированный Польшей, не был допущен к третьему чтению в новом Рейхстаге. Частные польско-германские конвенции, срок которым истекал, не возобновлялись. В результате нового курса германской политики возникла настоящая таможенная война, которую германское правительство в интересах прусского юнкерства объявило Польше.
Вооружение Германии. Дело не ограничилось агрессивными выступлениями немецких националистов. Происходило усиленное вооружение Германии.
Несмотря на ограничения Версальского договора, ассигнования на военные цели из общего государственного бюджета страны возрастали из года в год. В 1925 г. расход Германии на армию и флот составлял 490,9 миллиона марок. К 1928–1929 гг. он почти удвоился, достигнув суммы 827 миллионов марок.
Особенно быстро росли расходы на техническое оснащение армии и на строительство новых военных судов. В 1924 г. на сооружение флота было затрачено 5,3 миллиона марок, в 1928 г. 58,9 миллиона, в 11 раз больше. Правда, германский «броненосец А» по водоизмещению не превышал установленных Версальским договором норм; однако по своей технической оснащённости он значительно превосходил броненосцы старого типа.
Для увеличения своих вооружений немцы прибегали ко всяческим обходным путям. Сверх разрешённого Германии стотысячного рейхсвера они успели создать миллионную нелегальную германскую армию, так называемый «чёрный рейхсвер».
По существу рейхсвер представлял собой армию командных кадров: никто не уходил из этой армии рядовым солдатом. Выходившие в резерв офицеры, унтер-офицеры, фельдфебели поступали в организацию «Стального шлема», который занимался их дальнейшим военным и политическим воспитанием. Влиятельным членом «Стального шлема» был Гугенберг, возглавлявший партию националистов, связанную с крайне правыми кругами аграриев и монархической реакции.
Для увеличения вооружённых сил Германии широчайшим образом использовались различные общества. Усиленно укрепляла свою военную организацию партия национал-социалистов. Во время съезда национал-социалистской партии в Нюрнберге 21 августа, 1927 г. там демонстрировало около 20 тысяч вооружённых штурмовиков.
Гитлер ставил перед штурмовыми отрядами задачи открыто реваншистского характера. Вручая знамя штурмовикам Рейнской области, он заявил: «Вы сохраните это знамя до того дня, когда немецкий Рейн снова будет немецким». Венского знаменосца Гитлер напутствовал словами: «Вы будете держать это знамя как знак неразрывности нашего движения, пока не будут разорваны Версальский и Сен-Жерменский позорные договоры».
Кроме штурмовых отрядов, руководимых ближайшим сторонником Гитлера капитаном Ремом, в 1925 г. в Германии была создана ещё одна военно-фашистская организация так называемые охранные отряды (СС). В эту организацию могли вступать лишь отборные, особо проверенные национал-социалисты. Они давали присягу «кровавому флагу» — так называлось знамя, которое несли перед собой участники мюнхенского путча 8 ноября 1923 г. Специально подобранные по росту и другим физическим качествам, одетые в чёрную форму, с изображением черепа на головном уборе и на рукавах, эсэсовцы представляли нацистскую лейб-гвардию, являвшуюся послушным орудием в руках Гитлера.
Опираясь на свои штурмовые и охранные вооружённые отряды, гитлеровцы вели бешеную кампанию за отказ от Версальского договора и, в первую очередь, за ликвидацию военных разделов этого договора, требовавших разоружения Германии.
Борьба за пути из Европы в Азию. Опасность военных осложнений в Европе явно возрастала. Одновременно обострялась борьба империалистических интересов вокруг не разрешённых ещё проблем вне Центральной Европы.
На очереди стояли средиземноморская и тихоокеанская проблемы. Борьба за азиатские рынки и за ведущие к ним пути принимала всё более напряжённый характер. В связи с этим перед старыми колониальными державами, в первую очередь перед Великобританией, стала задача укрепления своих военных позиций на путях к важнейшим английским колониям и рынкам сбыта.
Наибольшего внимания английской дипломатии требовали вопросы, связанные с Индией и Египтом.
Торговля с Индией составляла более трети всей внутренней торговли Британской империи. Индия поставляла в Англию пшеницу, джут, чай, кофе, рис, табак, кожи и т. д. Англия сбывала в Индию машины и готовые продукты обрабатывающей промышленности. Ввоз английских товаров в Индию превышал вывоз из неё; обратное положение было в доминионах, где развивалась собственная промышленность.
После мировой войны 1914–1918 гг. процесс самостоятельного экономического развития Индии ускорился. Это создавало затруднения для английской торговли. К тому же усилилась конкуренция и со стороны Японии, которая забрасывала Индию дешёвыми товарами и через свою многообразную агентуру вела среди индусских националистов антибританскую агитацию.
Развернувшееся после войны индийское национально-освободительное движение, шедшее под лозунгом автономии Индии, представляло дополнительные трудности для укрепления английских позиций в Индии. Индийские националисты не были удовлетворены конституцией, утверждённой в 1919 г., ибо она не дала Индии прав доминиона. Они продолжали борьбу за полную автономию Индии.
Движение это всё разрасталось. Опасаясь взрыва, английское правительство сочло необходимым пойти на некоторые уступки индийским националистам. Одной из них явилось освобождение из тюрьмы вождя национального движения в Индии Ганди.
Сложная внутренняя политика, которую Англии приходилось вести в Индии, отражалась и на состоянии внешней обороны этой колонии. Прежде всего она сказывалась на составе и организации вооружённых сил, охранявших Индию. Регулярная англо-индийская армия комплектовалась из английских и индийских строевых частей: на каждые три туземные части приходилась одна английская. Командный состав составляли только англичане. Туземные регулярные части комплектовались лишь из некоторых избранных племён и каст, получавших за это особые льготы. Эти части состояли из 3–4 племён или каст, нередко враждовавших друг с другом. Всё это ослабляло боеспособность англо-индийской армии.
Попытки «индианизации» регулярной армии, т. е. создания местных территориальных войск, предназначенных для охраны границ Индии, не меняли существенно положения. Проблема обороны Индии оставалась нерешённой. Ясно было, что эту оборону нужно было строить и за пределами Индии. Эта задача возлагалась на британскую дипломатию. Необходимо было распространять и укреплять английское влияние на те государства и земли, которые могли служить прикрытием индийских владений Великобритании.
Усилия британской дипломатии были устремлены на создание системы смежных с Индией буферных государств, которые могли бы служить её прикрытием. В этом направлении действовала английская дипломатия в Иране и в Афганистане.
Борьба за преобладание в Средиземном море. Стремясь сохранить преобладание английского флота в Средиземном море, английская дипломатия добивалась выгодного для Англии размежевания сфер влияния держав на путях в Азию и Африку.
Английская дипломатия продолжала поддерживать Италию против Франции, стремясь занять роль арбитра в отношениях между этими двумя соперниками. Благодаря поддержке Англии Италия смогла завершить переговоры с Абиссинией выгодным для неё соглашением.
2 августа 1928 г. был подписан итало-абиссинский договор о дружбе и торговле. Для Италии он нужен был как средство успокоить тревогу Абиссинии, а тем временем закрепить в ней свои экономические позиции и более планомерно подготовиться к её военному захвату.
Посредничество английской дипломатии потребовалось и при разрешении танжерского вопроса. Английский посол в Риме Грэхем предложил Муссолини привлечь Англию в качестве арбитра для урегулирования спорных вопросов между Францией и Италией и более точного разграничения сфер влияния средиземноморских держав в Северной Африке. Конференция представителей Франции, Англии, Италии и Испании по танжерскому вопросу состоялась в Париже 25 июля 1928 г. Она изменила статут Танжера в пользу Италии, за которой было признано равноправие в деле управления Танжером.
Укрепление итальянских позиций в бассейне Средиземного моря и на Ближнем Востоке вызывало противодействие со стороны британской дипломатии. Особенно её тревожила позиция Италии в отношении стран арабского Востока. Учитывая особую важность арабских стран для стратегических позиций Великобритании, английская дипломатия весьма ревниво относилась ко всяким попыткам соглашений арабских государств с другими державами, в особенности с Италией. Со своей стороны Италия всеми средствами стремилась укрепить своё влияние в странах арабского Востока. С этой целью итальянское правительство заключило в сентябре 1926 г. договор о дружбе и торговле в Йеменом и признало «полную и абсолютную независимость Йемена и его владыки — имама Яхья».
В мае 1927 г. на территорию Йемена прилетели итальянские самолёты. Как отмечала английская печать, этот визит «имел целью произвести впечатление на племена и продемонстрировать перед ними мощь Италии». В печати появились сообщения о наличии некоего секретного дополнения к итало-йеменскому договору 1926 г. Летом 1927 г. Италию посетила дипломатическая миссия Йемена, принятая со всяческими почестями итальянским королём и Муссолини.
Италия пыталась распространить своё экономическое и политическое влияние также в Сирии, Палестине, Ираке и Египте.
В Палестине и Сирии итальянцы действовали при посредстве религиозных орденов, насаждавших итальянскую культуру и благотворительные учреждения. В Палестине итальянская Дипломатия устанавливала дружеские связи с сионизмом. Это вызывало серьёзное недовольство английской дипломатии, которая упорно боролась за Палестину, расположенную на её стратегических путях в Индию. Ещё более увеличивали тревогу английской дипломатии попытки Италии внедриться в Египет. Эта страна имела для Англии чрезвычайно важное экономическое и стратегическое значение.
В ответ на происки итальянской дипломатии в Ираке, Сирии, Палестине, Египте английское правительство подготовило и провело ряд покровительственных соглашений с этими странами.
Договор между Великобританией и Ираком, заключённый 14 декабря 1927 г., признавал Ирак независимым государством. Английское правительство обещало поддержать кандидатуру Ирака в члены Лиги наций. Со своей стороны король Ирака обязывался соблюдать конвенцию 1920 г. о границах Сирии, нефтяное соглашение, заключённое в Сан-Ремо, Лозаннский договор и другие международные обязательства, имевшие отношение к Ближнему Востоку. По вопросам внешней политики английское правительство брало на себя представительство интересов Ирака «всюду, где король Ирака непосредственно не представлен».
Значительно труднее было достигнуть такого же соглашения с Египтом. Весной 1927 г. один из членов египетского Парламента, Абдурахман-Ассам-бей, в меморандуме, адресованном парламентскому военному комитету, предлагал ввести улучшения в организацию египетской армии и отказаться от финансирования военных мероприятий Англии. Возник серьёзный англо-египетский конфликт; для его разрешения египетский король Фуад и премьер-министр Сарват-паша приглашены были в Лондон. В Лондоне Чемберлен предложил Сарват-паше подготовить проект англо-египетского договора, который ввел бы в «нормальное русло» англо-египетские отношения. Но проект Сарват-паши не удовлетворил Чемберлена; он противопоставил ему свой собственный контрпроект.
Против английского проекта решительно выступила партия египетских националистов Вафд. Она заявила, что предложенный проект англо-египетского договора несовместим с независимостью и суверенными правами Египта.
Отказ партии Вафд подписать англо-египетский договор вызвал отставку Сарват-паши и образование вафдистского правительства Нахас-паши. Англо-египетский конфликт принял острую форму. Дело дошло до предъявления ультиматума Египту. Поводом к нему послужило обсуждение египетским Парламентом законопроекта о собраниях, который, по мнению английских властей, мог усилить беспорядки. Был дан приказ военным английским судам из Мальты направиться в Египет.
Под этой явной угрозой Парламент отложил рассмотрение законопроекта.
Несмотря на то, что вафдисты пошли на уступки, король Фуад по требованию англичан летом 1928 г. распустил парламент. Новым премьером был назначен Мухамед-Махмуд-паша, который и подписал выгодное для англичан экономическое соглашение и новый политический договор. Но договор этот вызвал в стране такое недовольство, что специально званный для его утверждения египетский Парламент не решился его ратифицировать.
Борьба за господство на Тихом океане. Наряду с борьбой за преобладание на средиземноморских путях обострилась и борьба за господство на Тихом океане. Его добивались
Япония, США и Англия. Вашингтонская конференция 1921–1922 гг. укрепила дипломатические позиции США и изолировала Японию, добившись расторжения её союза с Великобританией. Договор девяти держав установил принцип «открытых дверей» в отношении Китая. Особым договором четырёх держав — Англии, США, Японии и Франции — гарантировалась неприкосновенность островных владений этих держав на Тихом океане. Все эти договоры и соглашения составляли основу вашингтонской системы, на которой наряду с версальской держался послевоенный status quo.
Но за 10 лет своего существования вашингтонская система расшатывалась столь же упорно, как и версальская. Подрывная работа в этом направлении велась главным образом Японией.
После захвата в 1914 г. тихоокеанских островов, принадлежавших Германии, Япония сильно расширила свои территориальные владения. Она значительно приблизилась к Юго-Восточной Азии, Новой Зеландии и Австралии, поставив этим под угрозу коммуникации Англии и США с их колониями и с Китаем. Но Япония была в этот период сильно ослаблена землетрясением 1923 г. к финансовым кризисом 1927 г. Она нуждалась в займах США и Англии и не решалась ещё вести против них открытую агрессивную политику. Она даже участвовала в морских конференциях в Женеве в 1927 г. и в Лондоне в 1930 г., имевших целью уточнить Вашингтонские соглашения по вопросу о морских вооружениях.
Однако японские империалистические круги не переставали готовить взрыв вашингтонской системы. Они разжигали борьбу китайских милитаристов и препятствовали объединению Китая. Во всём бассейне Тихого океана они насаждали прояпонскую агентуру и вели систематическую шпионскую и подрывную работу. Внутри Японии активизировалась деятельность различных реакционных организаций фашистского типа. В 1925 г. лидер японской военщины генерал Танака стал во главе партии крупного капитала, сейюкай, и оформил блок военщины с наиболее Реакционной частью японской буржуазии. Через два года японская военная клика добилась отставки кабинета кэнсэйкай: У власти стал генерал Танака, провозгласивший «позитивный», т. е. открыто агрессивный, курс внешней политики Японии. Этот Курс нашёл своё отражение в меморандуме, переданном бароном Танака японскому императору. Меморандум представал собой тщательно разработанную программу агрессивной внешней политики японского империализма. В нём были сформу-1ированы основные выводы Дальневосточной конференции, созванной в июне и июле 1927 г. японскими властями с участием военных и гражданских чиновников, связанных с Манчжурией и Монголией.
Как Танака в своём меморандуме, так и множество японских писателей и журналистов систематически пропагандировали идею разрыва с вашингтонскими обязательствами для установления господства японской расы на всём азиатском континенте и на Тихом океане.
Эти притязания Японии на владычество в Тихом океане и во всей Азии не могли не вызывать беспокойства со стороны других претендентов на руководящую роль в тихоокеанском бассейне. Перед лицом японского соперника Соединённые штаты Америки были озабочены укреплением своих стратегических позиций на Тихом океане. Для Соединённых штатов особенное значение имели американские военно-морские базы, расположенные неподалёку от Японии, — Филиппинские острова и Гавайские (Сандвичевы) острова. Являясь источником снабжения пресной водой и углём тихоокеанского торгового и военного транспорта, Гавайи в стратегическом отношении стали как бы «Гибралтаром Тихого океана».
Однако американские военно-морские базы в силу своей отдалённости друг от друга не могли бы обеспечить успех наступательных операций американского флота. В силу этого Соединённые штаты были заинтересованы в том, чтобы в Восточной Азии существовало государство, способное противодействовать японской агрессии на Дальнем Востоке. Рассчитывая направлять политику Китая в соответствии со своими интересами, при помощи могущественного экономического воздействия, США отстаивали на Дальнем Востоке принцип «открытых дверей».
Что касается позиции Англии на Тихом океане, то она определялась всё возрастающим соперничеством Великобритании с другими империалистическими державами на Дальнем Востоке. После подписания Вашингтонского соглашения английское адмиралтейство стало укреплять военно-морскую базу в Сингапуре. Второй важной военно-морской базой, предназначавшейся для охраны северного побережья Австралии я Новой Зеландии, был порт Дарвин. Бывшая германская колония Архипелаг Бисмарка, отошедшая к Англии, также была превращена в военно-морскую базу. Бухта Бланш этого архипелага, по проекту англичан, должна была стать новой «Мальтой» в центре Тихого океана.
Гонка вооружений. Усиление военной опасности приводило во всех странах к гонке вооружений. Военные расходы отдельных государств по сравнению с их бюджетными ассигнованиями накануне первой мировой войны возросли не менее чем в два-три раза.
По данным Лиги наций, в 1928 г. численность войск после войны не только не уменьшилась, но значительно увеличилась.
В меморандуме советской делегации, представленном 30 ноября 1927 г. в Лигу наций, было отмечено, что страны-победительницы и нейтральные государства увеличили после первой мировой войны свои армии на 1180 тысяч человек.
В одном только 1929 г. Европа израсходовала на вооружение 524 миллиона фунтов стерлингов. Стоимость вооружений стран всего мира достигла в этом году 890 миллионов фунтов стерлингов.
Высокий уровень развития производительных сил современного капитализма сказывался и в военном деле. Подготовка новой войны вела к быстрому росту технической оснащённости империалистических армий. Моторизация, механизация и химизация военного дела после первой мировой войны достигли значительных успехов. Возрастали из года в год вложения в военную промышленность. Большинство внешних займов империалистических государств предназначалось для вооружения малых государств. В частности Франция предоставляла займы на вооружение армий Румынии, Польши, Югославии и Чехословакии.
Одним из мотивов увеличения вооружений Франции и её союзников было спешное перевооружение армии в Германии, не желавшей считаться с ограничениями Версальского договора.
Вопрос о разоружении в Лиге наций. Гонка вооружений во всём мире вызывала беспокойство самых широких масс. Стремясь усыпить эту тревогу, дипломатия империалистических стран старалась замаскировать военные мероприятия своих правительств при помощи широковещательных дискуссий о разоружении и демагогической пропаганды пацифизма.
Организующим центром империалистического пацифизма являлась Лига наций с её проповедью «мира», «запрещением» войны, требованием разоружения.
Ещё 6-я сессия Лиги наций 25 сентября 1925 г. вынесла Резолюцию о подготовке конференции по сокращению и ограничению вооружений. В течение двух лет различные комиссии а подкомиссии Лиги наций обсуждали этот вопрос. К участию в подготовительной комиссии, а затем и на конференции по Разоружению было решено пригласить и не членов Лиги — США и Советский Союз.
Первая сессия подготовительной комиссии открылась в мае 1926 г. Представитель Германии граф Бернсторф выступил с демагогической речью. Он заявил, что разоружение Германии по версальскому договору рассматривалось как начало общего разоружения. «Принимая во внимание, — говорил Бернсторф, — что германский народ ныне полностью разоружён и что состояние его военных сил не гарантирует ему национальной безопасности, предусмотренной статьёй 8 устава Лиги наций, — ясно, что все остальные государства, подписавшие Версальский договор, должны приступить к разоружению». Если же общее разоружение неосуществимо, заключал Бернсторф, то равенство Германии с другими державами должно быть достигнуто на иной основе: она должна получить право вооружаться наравне со всеми.
Французский проект, представленный комиссии, содержал требование создания «в интересах мира» интернациональной армии. Французские правящие круги хотели, чтобы подобная армия могла быть использована против Германии и СССР. Английский проект содержал план сокращения авиации и подводного флота.
Развернувшаяся дискуссия между представителем Англии лордом Сесилем и делегатом Франции Полем Бонкуром коснулась вопросов разоружения и гарантий безопасности, а также так называемого «военного потенциала». Французский делегат требовал учёта не только вооружений, но и всех экономических ресурсов, которые могут быть использованы каждой страной во время войны. Лорд Сесиль возражал, настаивая лишь на ограничении вооружений, а не всех хозяйственных ресурсов страны. В результате дискуссии Поль Бонкур предложил передать все проекты в редакционную комиссию, с тем чтобы она нашла «такую формулу, с которой все могли бы согласиться».
Первые три сессии подготовительной комиссии положительных результатов не дали. Вопрос о конвенции по разоружению должен был разрешаться на 8-й сессии Лиги наций в сентябре 1927 г, За неделю до открытия сессии подал в отставку английский представитель в Лиге, известный сторонник разоружения — лорд Сесиль.
В письме к Болдуину лорд Сесиль мотивировал свою отставку тем, что инструкции, которые он получил, «трудно сочетаются с возможностью действительного успеха работы комиссии». «Мы будем иметь на берегах Женевского озера 9-ю, 10-ю, 12-ю сессии, — писал лорд Сесиль. — Будем совещаться в течение ряда лет, пока война, к несчастью, не прервёт этой работы», — заявлял он.
Проекту Международной конвенции по разоружению был разработан подготовительной комиссией и обсуждался лишь в первом чтении. Он состоял из нескольких разделов со множеством статей, параграфов, пунктов и примечаний. Отдельные статьи его были представлены в двух и даже трёх вариантах. В проекте не было никаких конкретных цифр. Каждому государству предоставлялось право определить свой уровень вооружений в зависимости от безопасности страны, от её международных обязательств и географического положения. Всё это давало возможность свести вопрос о разоружении к бесконечным спорам и фактическому саботажу разоружения.
Советская делегация в Женеве. В первых трёх сессиях подготовительной комиссии советская делегация участия не принимала, заседания комиссии происходили в Швейцарии, с которой после убийства Воровского советское правительство прервало всякие отношения. Лишь после того как швейцарское правительство принесло свои извинения и выразило сожаление по поводу убийства Воровского, советская делегация 30 ноября 1927 г. прибыла в Женеву. На первом те заседании комиссии она огласила декларацию, в которой разоблачала полную бесплодность работы Лиги наций по разоружению. Декларация содержала предложение провести в жизнь программу полного разоружения путём немедленного заключения соответствующей конвенции. Советская делегация предлагала распустить весь личный состав сухопутных, морских и воздушных вооружённых сил, уничтожить боеприпасы и прочие средства вооружения, прекратить сборы для обучения военному делу, отменить законы об обязательной военной службе, закрыть военные заводы, прекратить отпуск средств на военные цели и т. п.
Советская делегация представила также меморандум, содержавший фактический материал по вопросу о размерах бедствий, причинённых войной 1914–1918 гг. и вновь угрожающих миру в связи с «грядущей войной, могущей в огромной мере превзойти по бедствиям, которые она причинит, всё виденное до сих пор многострадальным человечеством в его истории».
Советский проект был передан на следующую сессию. «В порядке вежливости» выступил по поручению президиума французский делегат Поль Бонкур, который не без иронии выразил благодарность советской делегации за её «ценные предложения». «Советская делегация, — ораторствовал этот «якобинец», претендовавший на портретное сходство с Робеспьером, — своим появлением в Женеве даёт образец неоценимого сотрудничества, ибо в её лице мы имеем строгого судью, который не даст нам почить на лаврах». Но сессия не может согласиться с критикой советской делегации, которая ещё не разобралась во всей запутанности и сложности проблемы. Советский проект слишком прост: флот пустить ко дну, аэропланы взорвать, солдат распустить по домам… Лига наций отказывается т столь упрощённого подхода к вопросу.
Однако советское предложение вызвало горячее сочувствие широких масс во всех странах. На имя советской делегации поступали отовсюду телеграммы, письма и резолюции с приветствиями, поздравлениями и выражениями благодарности за правильно указанный путь борьбы против войны. Даже буржуазные пацифистские общества выносили резолюции с одобрением советской программы.
Работа 4-й сессии была быстро свёрнута. На сессии был образован комитет безопасности, которому поручалось заняться рассмотрением проблем безопасности и разоружения. Советская делегация ограничилась посылкой в комитет безопасности своего наблюдателя.
Подлинная позиция германской делегации по вопросу о разоружении прикрывалась достаточно грубой маскировкой. Немцы были заранее уверены, что предложение о всеобщем разоружении будет отклонено. Поэтому, используя пацифистские лозунги, они требовали радикальной постановки этого вопроса. Они рассчитывали, что затянувшееся обсуждение этой проблемы даст Германии основание настаивать на свободе действий в области вооружения.
Только советская делегация ставила вопрос о разоружении на принципиальную и практическую почву. Это вызывало крайнее раздражение среди империалистов, которые пытались длинными и бесплодными дискуссиями прикрыть подготовку войны.
На 5-й сессии подготовительной комиссии 15–24 марта 1928 г. представитель империалистических кругов Великобритании лорд Кашендэн в своей речи запальчиво спрашивал, какие «скрытые мотивы» могли внушить советскому правительству мысль выдвинуть — с такой «драматической внезапностью» — предложение всеобщего разоружения. Лорд Кашендэн не постеснялся квалифицировать советское предложение как демагогическую пропаганду. Кашендэн утверждал, что советский проект разоружения рассчитан на «человека улицы». Это дало повод представителю СССР заявить, что советская делегация действительно стремится сделать свои предложения ясными для широких масс. Неуклюжее выступление Кашендэна вызвало неудовольствие даже в части буржуазной печати, которая характеризовала его как «акт саморазоблачения».
Резко нападали на советский проект голландский и бельгийский делегаты. Они утверждали, что «имеется весьма серьёзная опасность внутренних беспорядков, мятежей, восстаний и революций», которые теперь подготовляются «систематически и научно». Поэтому предложение советской делегации о разоружении неприемлемо.
В результате дискуссии советский проект всеобщего разоружения был отклонён на том основании, что подготовительная комиссия уполномочена якобы обсуждать лишь вопрос о частичном и постепенном разоружении. Тогда советская делегация предложила на том же заседании новый проект конвенции — о частичном сокращении вооружений. Этот проект был внесён в повестку дня 6-й сессии подготовительной комиссии. Но одновременно было поставлено второе чтение проекта, разработанного комиссией по разоружению в 1927 г.
Доказывая, что оба проекта посвящены одной и той же проблеме, руководители комиссии пытались совсем снять советский проект с обсуждения. Он был передан на согласование в комиссию и вернулся для обсуждения на сессии лишь спустя 18 месяцев.
Советская делегация была лишена в подготовительной комиссии самых необходимых условий, чтобы своим сотрудничеством помогать делу мира. «Требовалась особая выдержка и терпение советской делегации, а также сознание ею огромного значения, придаваемого её правительством делу разоружения, чтобы она не прекращала своего участия в комиссии под влиянием бестактностей и грубостей председателя комиссии», — заявил в Женеве председатель советской делегации, подводя итоги участия советской делегации в подготовительной комиссии.
Отвергнув советские проекты и создав самую тягостную обстановку работы для делегации СССР, подготовительная комиссия достаточно ясно продемонстрировала своё нежелание содействовать хотя бы частичному разрешению проблемы разоружения.
Пакт Бриана — Келлога (27 августа 1928 г.). Кульминационным достижением «пацифистской» дипломатии был так называемый пакт Бриана — Келлога об отказе от войны как орудия национальной политики.
Инициатива предложения этого нового пацифистского пакта принадлежала Бриану. 6 апреля 1927 г., в связи с десятой годовщиной вступления США в мировую войну, тысячи американских волонтёров, сражавшихся на Западном фронте, по приглашению французского правительства приехали в Париж. По этому поводу Бриан выступил с заявлением о дружественных чувствах Франции к Соединённым штатам и о готовности французского правительства подписать с США «любое взаимное обязательство, чтобы поставить, по американскому выражению, войну вне закона».
20 июня 1927 г. Бриан передал американскому послу в Париже официальную ноту с проектом франко-американского договора о «вечной дружбе». Заключением такого договора французское правительство рассчитывало обеспечить себе поддержку США для укрепления франка, урегулировать свои долговые обязательства перед Америкой и вообще упрочить военно-политическое положение Франции на случай осложнений в Европе. Со своей стороны американская дипломатия старалась использовать идею Бриана в интересах внутренней и внешней политики США. Что касается внешнеполитических мотивов, которые заставляли правительство Соединённых штатов поддержать французское предложение, то они были достаточно понятны. Возросшая после войны экономическая мощь Соединённых штатов внушала правительству заокеанской республики стремление приобрести руководящее влияние в мировой политике. Американцы не забыли, какое дипломатическое поражение они понесли после мировой войны, когда Англия и Франция сумели воспользоваться всеми плодами победы над Германией и превратить детище Вильсона — Лигу наций — в послушное орудие своего собственного господства. Руководитель государственного департамента США Келлог стремился создать Соединённым штатам Америки положение международного арбитра и противопоставить создаваемый им «инструмент мира» женевскому синедриону, где американским представителям приходилось оставаться в роли наблюдателей. В период выборов президента и членов Конгресса предполагаемый пакт изображался как плод мирной инициативы самого американского правительства. 28 декабря 1927 г. Келлог сообщил Бриану, что правительство Соединённых штатов с удовлетворением принимает французское предложение. Однако оно не считает возможным заключить договор о «вечном мире» с одной лишь Францией. Необходимо «достигнуть присоединения всех главных держав к пакту, посредством которого эти державы отказались бы от войны как орудия национальной политики».
Во Франции американский ответ вызвал большое разочарование. Многосторонний договор, предложенный Келлогом, грозил ослабить значение ранее заключённых французской дипломатией договоров и подорвать французскую систему союзов. Кроме того, он наносил урон и престижу Лиги наций, противопоставляя ей новое объединение европейских держав, подписавших пакт.
Последовавшая затем дипломатическая переписка между Францией и США отразила стремление французской дипломатии устранить нежелательные для Франции изменения в первоначальном проекте пакта. Келлогу предлагалось заключение такого договора между Францией и США, который воспрещал бы всякую наступательную войну. В дальнейшем к нему могли бы присоединиться и все остальные государства. Во французской ноте имелась характерная оговорка, что новый пакт не упраздняет заключённых ранее союзов и не аннулирует обязательств, содержавшихся в уставе Лиги нации, в Локарнских соглашениях и других международных актах.
Было очевидно, что французская дипломатия стремится оставить за Францией право применения вооружённой силы в целях своей внешней политики. Келлог ответил, что американское правительство стоит за безусловный отказ от войны как средства национальной политики. Потому оно и не может принять французское предложение.
13 апреля 1928 г. послы Соединённых штатов в Англии, Германии, Италии, Японии вручили правительствам этих стран ноты тождественного содержания с запросом по существу франко-американского спора. Ими были представлены также первоначальный проект Бриана, дипломатическая переписка государственного департамента с французским правительством и американский проект договора о запрещении войны.
Первой из запрошенных держав ответила Германия. В ноте от 27 апреля 1928 г. она, разумеется, поспешила высказаться в пользу американского проекта. Германская дипломатия следовала своей обычной тактике: демонстрировать абсолютное миролюбие Германии, усыплять международную бдительность и отвлекать внимание стран-победительниц от усиленного роста германских вооружений.
Британская дипломатия, обеспокоенная активностью США, решила укрепить англо-французские отношения. Нота Чемберлена от 19 мая 1928 г., указывая на «отсутствие существенных противоречий» между обоими проектами, солидаризировалась с французским проектом. Однако британское правительство сохраняло за собой право особого истолкования обязательств пакта в отношении таких стран, где у Великобритании имеются «особые интересы».
Таким образом, Америка оказалась перед объединённым фронтом англо-французской дипломатии. Во избежание провала своего предложения американское правительство решило пойти на уступки. Проект был изменён в соответствии с важнейшими требованиями Франции и Англии, сводившимися к тому, что разрешались войны в интересах обороны государств.
23 июня 1928 г. правительство США разослало текст договора об отказе от войны всем участникам Локарнских соглашений и британским доминионам. Вскоре он был принят всеми государствами, приглашёнными стать участниками пакта: Германией (12 июля), Францией (14 июля), Италией (15 июля), Польшей (17 июля), Бельгией (18 июля), Великобританией (18 июля), Японией (20 июля), Чехословакией (20 июля).
Церемония подписания пакта Келлога была проведена 27 августа 1928 г. в Париже с участием представителей Англии, Бельгии, Германии, Италии, Польши, Франции, Чехословакии и Японии. В первой статье пакта договаривающиеся стороны заявляли, что они «исключают обращение к войне для Урегулирования международных споров и отказываются от таковой в своих взаимных отношениях». Вторая статья гласила, что при урегулировании или разрешении всех могущих возникнуть между сторонами споров или конфликтов должны всегда применяться только мирные средства. Наконец, третья статья устанавливала, что пакт открыт для присоединения всех других государств: сообщения о таком присоединении будут приниматься правительством США.
26 сентября 1928 г. Лига наций приняла Генеральный акт по арбитражу для мирного урегулирования конфликтов. Этот договор предусматривал судебную и арбитражную процедуру рассмотрения и урегулирования конфликтов между участниками пакта Келлога.
Отношение СССР к пакту Келлога. 5 августа 1928 г. состоялась беседа народного комиссара иностранных дел СССР с представителями печати о позиции советского правительства по отношению к пакту Келлога. В беседе было отмечено, что устранение СССР от переговоров о пакте вскрывает истинный смысл этого международного предприятия. «В намерения инициаторов этого пакта, — заявил народный комиссар, — очевидно, входило и входит стремление сделать из него орудие изоляции и борьбы против СССР. Переговоры по заключению так называемого пакта Келлога, очевидно, являются составной частью политики окружения СССР, стоящей в данный момент в центре международных отношений».
Народный комиссар подчеркнул, что значение пакта обесценено оговорками, внесёнными Францией и Англией, а также тем обстоятельством, что он не подкреплён обязательствами разоружения. Анализ дипломатической деятельности держав, связанной с пактом, приводил Наркоминдел к заключению, что «остриё всей этой дипломатической акции руководящих западных держав направлено против Союза ССР».
Выступление советского правительства, разоблачающее истинные цели империалистических кругов США и Франции, вызвало широкий отклик в иностранной печати, в парламентах и общественных кругах. Правительства США, Англии и Франции вынуждены были заявить, что СССР будет также приглашён подписать пакт Келлога.
По получении такого приглашения Наркоминдел в ноте от 31 августа 1928 г. выразил сожаление, что «инициаторы Парижского пакта не сочли нужным привлечь советское правительство к участию в переговорах, предшествовавших этому пакту», что в пакте отсутствуют какие-либо обязательства в области разоружений, а равным образом, что подписать пакт не были приглашены такие державы, как Китай, Турция и Афганистан. Советская нота отмечала неопределённость и неясность формулировки «воспрещения войны», допускающей различное толкование. По мнению советского правительства, должны быть воспрещены всякие международные войны, в частности войны с целью подавления освободительных народных движений. Должны быть запрещены не только войны, но и такие действия, как интервенция, блокада, военная оккупация чужой территории, чужих портов и т. д., а также применение таких средств, как разрыв дипломатических отношений, поскольку всё это способствует созданию атмосферы, благоприятствующей возникновению войн.
Однако, невзирая на все недостатки пакта Келлога, советское правительство 6 сентября 1928 г. официально заявило о своём согласии подписать его. В ноте указывалось, что этот пакт «объективно налагает известные обязательства на державы перед общественным мнением и даёт советскому правительству новую возможность поставить перед всеми участниками пакта важнейший для дела мира вопрос — вопрос о разоружении, разрешение которого является единственной гарантией предотвращения войны».
Московский протокол (9 февраля 1929 г.). Пакт Келлога мог вступить в силу лишь после ратификации его всеми без исключения государствами, подписавшими пакт в Париже. Желая ускорить введение пакта в действие, советское правительство решило обратиться к своим соседям, в первую очередь к Польше и к прибалтийским государствам, считать пакт Келлога обязательным и вступившим в силу даже в том случае, если другие государства его не ратифицируют или замедлят с такой ратификацией.
Нотой от 29 декабря 1928 г. советское правительство предложило Польше и Литве подписать протокол о досрочном введении в действие пакта Келлога.
Одновременно советское правительство предложило подписать этот протокол Латвии и Эстонии, как только они оформят своё присоединение к пакту Келлога. Наконец, с таким же предложением Наркоминдел обратился и к правительству Финляндии.
Но подписание протокола соседями СССР потребовало больших усилий советской дипломатии.
Литовский министр иностранных дел Вольдемарос явно задерживал ответ на предложение советского правительства. В ноте от 10 января 1929 г. он сообщил, что в принципе литовское правительство принимает советское предложение, но должно ещё обдумать и обсудить его. Польское правительство также не давало согласия на немедленное осуществление Парижского договора.
Отношение Латвии, Эстонии и Финляндии к советской мирной инициативе также не было благожелательным. Дипломатия этих государств не торопилась принимать советское предложение. Латвия сообщила о своей готовности присоединиться к протоколу, когда его подпишет Польша. Эстония давала туманные и противоречивые ответы. В то же время между Эстонией, Латвией и Польшей велись оживлённые переговоры о согласовании их позиций.
Финляндское правительство ответило, что оно ещё не оформило своего отношения к пакту Келлога. Только 22 марта 1929 г. финляндский сейм ратифицировал пакт. Однако и после этого правительство Финляндии отказалось присоединиться к Московскому протоколу.
Весной 1929 г. наметилось сближение между прибалтийскими лимитрофами, Финляндией и Швецией. В печати стала обсуждаться идея северобалтийского блока. Так, 20 июня 1929 г. в газете «Chicago Tribune» появилось интервью с так называемым «эстонским Вашингтоном» — юрким генералом Лайдонером, который доказывал необходимость «сближения народов Балтийского моря».
«Всем балтийским государствам важно, — заявил Лайдонер в другом интервью, помещённом в шведской газете «Дагенс Нюхетер» от 2 июня 1929 г., — чтобы Балтийское море оставалось свободным. Это жизненное условие для Эстонии, Латвии, Финляндии и Польши, а также для Швеции и Дании. Здесь у нас у всех одинаковые политические интересы, которые требуют сотрудничества с великими державами, имеющими такие же интересы и пути».
Созданию северобалтийского блока в 1929 г. мешали, однако, те же внутренние противоречия между балтийскими государствами, которые привели к неудаче «прибалтийского Локарно» в 1925–1926 гг.
Организации этого блока не сочувствовала и такая северная держава, как Норвегия, ни экономически, ни политически в нем не заинтересованная. Со времени заключения в 1921 г. торгового договора с Советской Россией Норвегия вела лойяльную политику в отношении СССР и не имела желания включаться в политическую комбинацию, использовать которую стремились авантюристические реакционные элементы прибалтийских стран и их покровители в странах Европы.
Учитывая, что антисоветские интриги и провокации зависят во многом от неурегулированности взаимоотношений СССР и Румынии, захватившей Бессарабию, советская дипломатия предложила и румынскому правительству подписать протокол о досрочном введении в действие пакта Келлога. Несмотря на противодействие враждебных СССР сил, румынское правительство сочло необходимым принять советское предложение.
Советская политика мира и дружественного сотрудничества со всеми странами, независимо от их политического строя, при одном лишь условии взаимности, давала свои плоды. 9 февраля 1929 г. в Москве был подписан протокол о немедленном введении в действие Парижского договора об отказе от войны в качестве орудия национальной политики. Московский протокол подписали СССР, Эстония, Латвия, Польша, Румыния. 1 апреля 1929 г. к нему присоединилась Турция и 5 апреля — Литва,
К этому времени уже 44 государства примкнули к пакту Келлога. 24 июля 1929 г. он вошёл в силу.
Провал антисоветских провокаций и провокаций и происков поджигателей войны. Перед лицом назревавшей опасности военных столкновений советское правительство зорко следило за тем, чтобы не дать поджигателям воины возможности втянуть в нее и СССР. Советская дипломатия неуклонно вела борьбу за мир и за деловое сотрудничество со всеми капиталистическими странами. Однако на самые миролюбивые советские предложения капиталистический мир отвечал увеличением своих вооружений, обвинениями Советского Союза в «красном империализме», изображением Красной Армии как главного препятствия к миру.
Французская газета «Temps» 13 января 1926 г. прямо заявляла: «Неизвестно, в какой мере Советский Союз присоединится к решениям о сокращении вооружений. Ведь всякому здравомыслящему человеку ясно, что большая опасность заключалась бы в ослаблении средств обороны Европы, в то время как революционная Россия оставалась бы вооружённой до зубов».
Все советские предложения и проекты, направленные против опасности войны и в пользу мира, брались под подозрение или отклонялись именно потому, что исходили от СССР.
Это подтверждал между прочим и профессор Лондонского университета Тойнби в своём международном обзоре за 1929 г.
Отзываясь весьма положительно о советском проекте разоружения, предложенном в апреле 1929 г., Тойнби вынужден был признать, что он не был принят только потому, что походил от СССР. Отмечая, что «в русском проекте много конструктивного и ценного», что он выдвинул правильный и полезный «принцип коллективной безопасности и коллективной ответственности», Тойнби заключал: «Может быть, русский проект вызвал бы к себе больше внимания со стороны подготовительной комиссии, если бы он исходил из другого источника».
Советской дипломатии приходилось преодолевать в своей работе трудности, каких не испытывала никакая другая дипломатия.
За радикальное изменение такого положения СССР на международной арене советская дипломатия упорно боролась из года в год. В 1929 г. мирная политика СССР успешно завершилась урегулированием взаимоотношений с Англией и ликвидацией конфликта с Китаем.
В Англии снова пришло к власти лейбористское правительство, завоевавшее голоса избирателей в значительной мере своим лозунгом восстановления с СССР нормальных дипломатических отношений. Правда, правительство Макдональда попыталось было, как и в 1924 г., затянуть это дело, пока не будут урегулированы все спорные вопросы между СССР и Англией. Но твёрдая позиция СССР и давление масс заставили Макдональда пойти на подписание протокола от 3 октября 1929 г. о немедленном возобновлении дипломатических отношений в полном объёме, включая и обмен послами.
Конфликт с Китаем был вызван новой антисоветской провокацией, организованной контрреволюционными элементами Китая по прямому заданию империалистических государств.
27 мая 1929 г. китайские милитаристы разгромили советское консульство в Харбине. Такие же погромы, сопровождавшиеся арестами советских сотрудников, последовали в других городах. 10 июля 1929 г. китайские войска попытались захватить КВЖД.
Оставаясь верным своей мирной политике, советское правительство не раз выражало готовность вступить в переговоры с китайским правительством по всем спорным вопросам и урегулировать положение КВЖД. Попытки эти оказались безуспешными. 16 августа 1929 г. произошёл разрыв дипломатических отношений СССР с Китаем. Только в ноябре 1929 г., когда Красная Армия разгромила части китайских милитаристов и русских белогвардейцев в районе Далайнор и Хайлар (Манчжурия), китайское правительство пошло на переговоры с СССР.
Закончились они подписанием в городе Никольск-Уссурийске предварительного протокола о ликвидации советско-китайского конфликта. 22 декабря 1929 г, был подписан так называемый Хабаровский протокол о восстановлении прежнего положения на КВЖД.
Прерванные во время конфликта советско-китайские дипломатические отношения были восстановлены 22 декабря 1932 г. Так неуклонно твёрдая и последовательная мирная политика СССР приводила к крушению планов поджигателей войны.