Балканский блок. Итало-турецкая война ускорила наступление ещё одного, давно назревавшего кризиса. Она побудила балканские государства договориться между собой о союзе против Турции и начать против нее войну.
Русская дипломатия весьма деятельно способствовала образованию балканского блока. Но при этом она рассматривала его как орудие не столько против Турции, сколько против Австрии и Германии. Иначе говоря, создание балканского блока было в её глазах этапом подготовки к надвигавшейся мировой войне. Посол в Константинополе Чарыков предполагал даже пригласить Турцию войти в состав этого блока и гарантировать ей добрососедские отношения со стороны балканских государств. Таким образом, он рассчитывал парализовать австро-германское влияние па всём Ближнем Востоке и заострить намечавшийся блок против Австрии и Германии. План этот встречался с рядом препятствий. Турция была слишком закабалена Германией, чтобы согласиться на подобную комбинацию. Болгария, выигрывая многое от союза против Турции, ничего не могла бы получить от союза с её участием. В конце концов в Петербурге победила другая точка зрения: её сторонники высказывались за образование такого блока, который представлял бы собой объединение одних христианских государств Балканского полуострова. Главным поборником такого плана былпосланник в Сербии Гартвиг.
Из числа балканских государств Сербия была больше всего заинтересована в подготовке к борьбе с Австрией. Её интересы, таким образом, целиком совпадали с интересами покровительницы балканских славян — России. Но ни Болгарию, ни Грецию нельзя было склонить к союзу, направленному только против Австрии. Их национальные чаяния могли осуществиться лишь после победы над Турцией.
Основная трудность в деле создания балканского союза заключалась в том, как достигнуть соглашения о разделе Македонии между Сербией, Болгарией и Грецией.
Будущий делёж турецкого наследства сулил и другие осложнения. В частности они должны были возникнуть из-за судеб Албании.
Сербия, захватив Албанию, получила бы выход к морю. Именно поэтому Австро-Венгрия и не допускала передачи Албании сербам. Против сербских притязаний Австро-Венгрия выступала вместе с Италией. Но интересы двух союзниц были противоположны. Стремясь к господству на Адриатике, Австрия и Италия оспаривали друг у друга преобладающее влияние в Албании.
Переговоры о создании балканского блока начались по инициативе Сербии. В апреле 1911 г. сербский премьер Милованович предложил болгарскому посланнику Тошеву заключить соглашение о «полюбовном разделе сфер влияния в Македонии». Это соглашение, по мысли Миловановича, могло послужить основой для совместного военного выступления против Турции. «Возможно наступление такого момента, — говорил он, — когда мы вынуждены будем ускорить события». Болгарское правительство первоначально отнеслось к сербскому предложению отрицательно. Однако переговоры возобновились в связи с итало-турецкой войной. Предполагая, что она может создать благоприятную обстановку для выступления против Турции, болгарский кабинет на этот раз сам решил обратиться к Сербии с предложением начать переговоры. Русское министерство иностранных дел одобрило идею сербо-болгарского соглашения.
В рядах русской дипломатии Гартвиг был едва ли не самым активным поборником сербо-болгарского сближения. Идея Гартвига имела больше шансов на осуществление, нежели план Чарыкова: Сербия, Болгария и Греция стремились к разделу Турции, а вовсе не к её сохранению. В частности русская дипломатия стремилась прекратить лавирование царя Фердинанда между Австрией и Россией, которое стало правилом со времени восстановления русско-болгарских отношений, т. е. с 1896 г. Но русское правительство высказалось за сербо-болгарское сближение лишь с оговоркой: оно заявило, что «самовольное выступление» славянских держав не встретит сочувствия России. Несвоевременно затеянный конфликт может вызвать вмешательство Австро-Венгрии и преждевременно развязать европейскую войну.
Образование балканского блока представляло для России большой интерес; однако оно таило в себе и немалый риск. В чём именно, — это ещё весной 1911 г. изложил в своём донесении секретарь русской миссии в Софии Урусов. «Непризнанная теперь благоприятной политическая конъюнктура, — писал он, — может быть признана таковой балканскими деятелями через некоторое время». Если Сербия и Болгария договорятся друг с другом, они смогут начать против Турции войну, чреватую возможностью вмешательства Германии и Австро-Венгрии, раньше чем Россия закончит восстановление и реорганизацию своих вооружённых сил. «Прекрасно понимая, — продолжал Урусов, — что Россия на Ближнем Востоке имеет неистребимые великодержавные, исторические интересы, здешние политики учитывают то обстоятельство, что Россия от славянской политики никогда не сможет отказаться и не откажется и от защиты и поддержки своих славянских аванпостов на Балканах. Таким образом, Россия неизбежно будет вовлечена в войну, начатую помимо её желания славянскими державами».
Однако выгоды балканского блока представлялись царской дипломатии настолько неоспоримыми, что перевешивали все опасения, связанные с его созданием. Ведь австрийская военная партия могла приступить к захвату западных Балкан и не дожидаясь завершения русских военных приготовлений. Посланник в Софии Неклюдов писал, что сербо-болгарское соглашение, «сплотив воедино до полумиллиона штыков и притом великолепного войска», «поставит несомненно серьёзную преграду всяким замыслам оккупации или захвата с северо-западной стороны полуострова», т. е. со стороны Австро-Венгрии.
Во время осенних переговоров 1911 г. царь болгарский Фердинанд находился в своём венгерском поместье. Для окончательных решений к нему выехал премьер-министр Гешов. Обратный путь Гешов совершал через Белград. Здесь к нему в вагон для личных переговоров должен был явиться Милованович. Когда Милованович поджидал болгарского коллегу, он был изумлён сообщением, что Гешов уже проехал через Белград. Но оказалось, что то была дипломатическая хитрость Ге-шова. Чтобы сохранить абсолютную тайну, он сначала отправил в Софию какого-то болгарина под своим именем. Через день под строжайшим инкогнито на станцию Белград прибыл сам Гешов. Милованович вошёл в его вагон и проводил болгарского министра на протяжении нескольких перегонов. Гешов сообщил, что Фердинанд одобрил соглашение с Сербией. После этого оба министра занялись размежеванием сербских и болгарских интересов в Македонии. Болгария требовала всю Македонию. Сербия настаивала на её разделе. Сговориться было нелегко. Гешов описал в своих мемуарах эти дипломатические переговоры в поезде. «Не будем проводить никакой разграничительной линии теперь, — сказал ему Милованович. — Таким образом вы не подвергнетесь в Болгарии упрёкам в том, что согласились на предварительный раздел Македонии. Когда наступит момент и когда… вы получите львиную часть, никто не возразит против того, что маленькую часть Македонии русский император, под чьим покровительством и возвышенным чувством справедливости совершится это великое дело, отдаст Сербии. О да! Если бы одновременно с ликвидацией Турции могло наступить и распадение Австро-Венгрии, разрешение очень упростилось бы: Сербия получила бы Боснию и Герцеговину, Румыния — Трансильванию, и мы не боялись бы румынского вмешательства в нашу войну с Турцией».
Пока, однако, приходилось довольствоваться разделом территорий Оттоманской империи. Гешов и Милованович приблизительно определили те зоны, которые бесспорно должны были отойти к Болгарии к Сербии. Судьба спорной зоны, по мысли Миловановича, должна была решиться после будущей войны с Турцией; вопрос предоставлялся третейскому решению России.
Во второй половине ноября 1911 г. сербский король и Милованович побывали в Париже; там они почерпнули уверенность, что и французское правительство горячо одобряет план блока балканских государств.
Выдвинутая Миловановичем идея спорной зоны и русского арбитража сначала не встретила одобрения в Софии. Там полагали, что Россия обязательно выскажется в пользу Сербии. Начались переговоры о непосредственном размежевании спорной воны. В течение всего конца 1911 г. и в начале 1912 г. между сербами и болгарами вёлся ожесточённый торг. Главная трудность заключалась в решении судеб Ускюба (Скоплие), Белеса и Струги. Сербии этот район был нужен для прикрытия с юга будущего выхода к Адриатике и линии Дунайско-Адриатической железной дороги. Для Болгарии на Ускюб и Белее шли единственные удобные пути в долину Вар дара, к центру её будущих македонских владений. Спорили из-за каждой деревни, особенно в окрестностях Ускюба и Струги. Русская дипломатия и военный агент в Софии полковник Романовский усердно мирили сербов с болгарами. Впрочем, оба русских посланника, Неклюдов и Гартвиг, сами перессорились друг с другом: они обменивались раздражёнными письмами и телеграммами, минуя своё начальство. Министерство в Петербурге не знало, как разрешить спор между своими агентами: оно то требовало от болгар принятия сербского проекта разграничения, то навязывало сербам болгарские предложения. Гартвиг в ответ телеграфировал, что с обладанием Стругой связаны «жизненные интересы» Сербии и что уступить её болгарам никак невозможно. Кончилось тем, что болгары всё-таки согласились на установление «спорной зоны», судьбы которой подлежали арбитражу России.
13 марта 1912 г. был, наконец, подписан следующий сербо-болгарский союзный договор.
Статья 1: «Царство болгарское и королевство сербское гарантируют друг другу государственную независимость и целостность их территории, обязуясь… прийти на помощь друг другу всеми своими силами в случае, если бы одно из них подверглось нападению со стороны одной или нескольких держав».
Статья 2: «Обе договаривающиеся стороны обязуются точно так же прийти на помощь друг другу всеми своими силами в случае, если какая бы то ни было великая держава сделает попытку присоединить, оккупировать своими войсками или занять, хотя бы даже и временно, какую-либо часть балканских территорий, находящихся в настоящее время под властью турок, если одна из договаривающихся сторон найдёт подобный акт противным своим жизненным интересам и сочтёт его за casus belli».
Одна из последующих статей предусматривала заключение военной конвенции.
Обе изложенные статьи обеспечивали Сербии болгарскую помощь в случае нападения Австро-Венгрии на Сербию, либо в случае покушений австрийцев на Ново-Базарский санджак или другие турецкие области. Казалось, Болгария входила в фарватер общеславянской политики. Казалось, она повёртывала фронт против злейшего врага славянской свободы — германо-австрийского блока. Так оно и было. Но только не надолго.
Договор сопровождался особым секретным приложением, которое вносило в него ряд существенных дополнений.
Статья 1 этого приложения гласила:
«В случае, если в Турции наступят внутренние неурядицы, которые могли бы угрожать государственным и национальным интересам обеих договаривающихся сторон или одной из них, а равно и в том случае, если вследствие внутренних или внешних затруднений, могущих наступить для Турции, status quo на Балканском полуострове будет поколеблен, та из договаривающихся сторон, которая первая убедится в необходимости военных действий, обратится с мотивированным предложением к другой стороне, обязанной в свою очередь немедленно вступить в обмен мыслей и, в случае несогласия со своей союзницей, дать последней обстоятельный ответ.
Если соглашение о действиях состоится, то о сём будет сообщено России, и, в случае отсутствия препятствий со стороны последней, союзники приступят к действиям согласно состоявшемуся уговору, руководствуясь во всём чувствами солидарности и соблюдая обоюдные интересы. В противном случае, если соглашение не будет достигнуто, вопрос будет представлен на усмотрение России, мнение которой, каковым бы оно ни было, явится обязательным для обеих договаривающихся сторон. Если Россия не пожелает высказать своего мнения и если и после того соглашение между договаривающимися сторонами не будет достигнуто, то, в случае самостоятельного начала военных действий против Турции стороною, высказавшеюся за вооружённое вмешательство, другая сторона должна соблюдать по отношению к своей союзнице дружественный нейтралитет, немедленно приступить к мобилизации в размерах, предусмотренных военной конвенцией, и помочь всеми своими силами союзнице, если бы какая-либо третья держава стала на сторону Турции».
Суть этой пространной статьи была довольно проста. Она заключалась в том, что Сербия и Болгария в удобный для себя момент готовы напасть на Турцию. С точки зрения России, эта статья была наиболее опасной: она таила в себе риск ненужной для России и преждевременной войны. Однако обойтись без указанной статьи было невозможно: именно она и была той платой, за которую Болгария переходила в общеславянский лагерь и склонялась на сторону Антанты. Некоторую страховку против преждевременного выступления участников договора представляло их обязательство — перед тем как начинать войну, предварительно запросить согласие Петербурга. Однако нетрудно понять, что при наличии в Сербии и Болгарии национального подъёма отказать им в разрешении начать войну было бы для Петербурга политически немыслимо. Отказ был бы сопряжён с риском потерять свой престиж в обеих славянских странах.
Статья 2 приложения содержала условия того раздела будущей добычи, над которым так долго и упорно трудились сербские, болгарские и русские дипломаты.
«Вся территория, приобретённая совместными действиями согласно статьям 1 и 2 договора, равно и статье 1 сего секретного приложения, поступит в общее управление обоих союзников; ликвидация кондоминиума состоится не позже трёхмесячного срока со дня заключения мира на следующих основаниях:
Сербия признает права Болгарии на территории на восток от Родопа и реки Струмы, а Болгария — права Сербии на территории к северу и западу от Шар-Планины.
Что же касается территории, лежащей между Шар-Планиной, Родопом, Архипелагом и Охридским озером, то, буде обе стороны удостоверятся в невозможности образования из неё… отдельной автономной области, с этой территорией будет поступлено на основании следующих постановлений: Сербия обязуется ничего не требовать за линией… которая начинается от турецко-болгарской границы у Голем-Верха (севернее Кривой-Паланки) и следует в юго-западном направлении… до Охридского озера у монастыря Губовцы. Болгария обязуется принять эту границу, если его императорское величество русский царь, к которому будет обращена просьба быть верховным арбитром в этом вопросе, выскажется в пользу означенной линии. Разумеется, что обе договаривающиеся стороны обязуются принять за окончательную границу в означенных пределах ту линию, которую его императорское величество русский царь признает в означенных границах за наиболее отвечающую правам и интересам обеих договаривающихся сторон».
Статья 4 устанавливала, что «всякий спор, который мог бы возникнуть по поводу толкования и исполнения какой-либо статьи сего договора, секретного приложения и военной конвенции, представляется на окончательное решение России».
О подписании сербо-болгарского договора были извещены французское и английское правительства, которые тотчас же выразили своё полное одобрение. Договор открыл Болгарии путь к парижской бирже: французское правительство одобрило предоставление займа Болгарии.
12 мая 1912 г. мартовский союзный договор был дополнен подписанием сербо-болгарской военной конвенции. В случае войны против Турции или Австрии Сербия должна была выставить 150, а Болгария 200 тысяч человек. При этом было детально определено, сколько войск и в какие сроки выставляет каждая сторона в случае войны с Турцией, сколько — в случае войны с Австрией и т. д.
Оценку болгаро-сербского союза дал Урусов в донесении Министерству иностранных дел. «Заря болгаро-сербского соглашения не есть заря мира, — писал он. — Соглашение это рождено войной и рождено для войны». Урусов указывал, что Болгария не станет ждать, пока договор понадобится для бесполезной ей защиты Сербии от Австрии. Она постарается использовать его скорее, форсируя войну против Турции.
Одновременно с сербо-болгарскими переговорами происходили и переговоры греко-болгарские, но уже без активного участия русской дипломатии. В мае 1912 г. Греция предложила Болгарии следующий проект союзного договора. Обе стороны обязывались оказать друг другу военную помощь при нападении Турции на одну из них, а также и в случае нарушения Турцией их прав, вытекающих из международных договоров или даже вообще «из международного права». Это звучало достаточно неопределённо: можно сказать, что договор допускал ничем не ограниченный выбор предлога для войны. Проект был сообщён болгарами русскому правительству. Царская дипломатия попыталась несколько ослабить агрессивность греческого проекта и воздействовать в этом духе на болгар. Это оказалось безуспешным: 29 мая греко-болгарский договор был подписан.
Первая балканская война. Русская дипломатия, создавая балканский блок, ковала орудие для надвигавшейся мировой воины. Но она переоценила свое влияние. Орудие вышло из повиновения у мастера. Балканский блок начал действовать раньше, чем завершилась военная и дипломатическая подготовка России, необходимая для того, чтобы она могла использовать его в своих интересах. Если Россия отнюдь не торопилась с войной, то балканские правительства действовали иначе. Осенью они вызвали острый конфликт с Турцией. Русское правительство пыталось ускорить заключение итало-турецкого мира: он мог бы обеспечить свободу проливов для русской торговли и охладить военный пыл балканских союзников. Не хотела войны и Австро-Венгрия — главный соперник России в балканских странах. Но усилия России, поддерживаемые Францией, оказались тщетными; безуспешными остались и старания Австрии. Утром 9 октября 1912 г. Черногория открыла боевые действия. 17 октября Сербия и Болгария, а 18 октября — Греция также объявили войну Турции и приступили к военным действиям.
Турецкая армия потерпела быстрое и сокрушительное поражение. Войска балканских союзников захватили большую часть Европейской Турции. Болгарская армия двигалась прямо на турецкую столицу. Турции не оставалось ничего другого, как запросить мира. 3 ноября 1912 г. турецкое правительство обратилось к державам, прося их принять на себя мирное посредничество.
Обращение Порты нашло благоприятную почву. Две державы, наиболее заинтересованные в балканских делах, с нетерпением ожидали прекращения войны. То были два главных соперника — Россия и Австрия.
Царское правительство было встревожено. Оно боялось, как бы падение турецкого владычества над Константинополем не дало повода другим великим державам ввести в проливы свои военно-морские силы. Появление болгар в турецкой столице легко могло завершиться международным вмешательством. Да и могла ли доверять Россия Кобургской династии и лично царю Фердинанду? Из Петербурга в Софию направлялись настоятельные советы приостановить продвижение войск и вообще соблюдать умеренность. Совершенно неожиданно, в последнюю минуту, вопрос разрешился иначе: на чаталджинских позициях турецкие войска сумели задержать наступление болгар.
Австро-Венгрия не в меньшей мере была обеспокоена появлением сербов на берегах Адриатики. В ноябре Австро-Венгрия провела мобилизацию значительной части своей армии и сосредоточила крупные силы на сербской границе. Германия поддерживала Австро-Венгрию: подстрекая её на вооружённое выступление, она обещала ей свою помощь. Вильгельм II заявил Францу-Фердинанду, что отступать в сербском вопросе нельзя. Он дал понять, что, если понадобится, он не побоится развязать войну европейского масштаба. Очевидно, в Берлине пришли к выводу, что наступает подходящий момент для решительной борьбы за передел мира. 22 ноября Франц-Фердинанд и генерал Шемуа, который в 1911 г. заменил Конрада на посту начальника генерального штаба, прибыли в Берлин. Там они вели переговоры с кайзером, Мольтке и Бетманом. Все трое заверили гостей в неизменной союзнической верности. Мольтке подробно изложил Шемуа свои стратегические планы на случай европейской войны.
Русское правительство поддерживало сербские притязания. Однако, не чувствуя себя подготовленным, оно стремилось избежать войны. Сазонов настойчиво советовал белградскому правительству уступить и не доводить дела до вооружённого столкновения.
В отличие от России и от своей собственной недавней позиции французское правительство, руководимое Пуанкаре, осенью 1912 г. проявляло воинственное настроение. Ещё в августе Пуанкаре был в Петербурге. Он предупредил своего русского союзника, что из-за чисто балканских дел Франция не может начать войну. Но вместе с тем он заверил, что если в войну вмешается Германия, то Франция полностью выполнит все — свои союзнические обязательства. Всё же Пуанкаре содействовал России в её попытках предотвратить балканскую войну. Но после того, как на деле выявились высокие боевые качества болгарской и сербской армий, Пуанкаре склонился к более агрессивной политике. Он уже был крайне недоволен той уступчивостью, которую проявляла царская дипломатия. Французы довольно бесцеремонно нажимали на своего русского союзника. Характерный разговор произошёл в критические дни австрийской мобилизации между военным министром Мильераном к русским военным агентом полковником Игнатьевым:
«Мильеран. Какая же, по-вашему, полковник, цель австрийской мобилизации?
Игнатьев. Трудно предрешить этот вопрос, но несомненно, что австрийские приготовления против России носят пока оборонительный характер.
Мильеран. Хорошо, но оккупацию Сербии вы, следовательно, не считаете прямым для вас вызовом на войну?
Игнатьев. На этот вопрос я не могу ответить, но знаю, что мы не желаем вызывать европейской войны и принимать меры, могущие произвести европейский пожар.
Мильеран. Следовательно, вам придётся предоставить Сербию своей участи. Это, конечно, дело ваше, но надо только знать, что это не по нашей вине: мы готовы, и необходимо учесть это. А не можете вы по крайней мере мне объяснить, что вообще думают в России о Балканах?
Игнатьев. Славянский вопрос остаётся близким нашему сердцу, но история научила, конечно, нас прежде всего думать о собственных государственных интересах, не жертвуя ими в пользу отвлечённых идей.
Мильеран. Но вы же, полковник, понимаете, что здесь вопрос не Албании, не сербов, не Дураццо, а гегемонии Австрии на всём Балканском полуострове».
«Но вы всё-таки кое-что да делаете по военной части?» — таким саркастическим вопросом закончил Мильеран свою нотацию
Чтобы принудить Россию форсировать свои вооружения, французская дипломатия использовала и финансовый нажим. Предоставление очередного займа России (выпуск его последовал в 1913 г.) было обусловлено рядом обязательств, относившихся к улучшению русской подготовки к войне. Речь шла о сооружении нескольких стратегических железных дорог и о значительном увеличении численного состава русской армии.
Что касается Англии, то сначала её дипломатия заняла в австро-сербском конфликте уклончивую позицию: ей явно хотелось сохранить за собой роль арбитра между своими союзниками и австро-германским блоком. К тому же открытое выступление в пользу балканского блока против Турции было в этот момент неудобно для Англии по соображениям колониальной политики: это лишило бы англо-индийское правительство поддержки влиятельных мусульманских элементов Индии.
Мир был спасён благодаря неподготовленности и уступчивости России. Под воздействием русской дипломатии Сербия капитулировала и отказалась от выхода к Адриатическому морю. Было, однако, неясно, удовольствуются ли Австрия и Германия тем, что не допустили Сербию к морю. Не исключённой казалась возможность, что австрийская военная партия с благословения Берлина начнёт войну в целях полной ликвидации сербского государства.
Русское правительство выступило с предложением разрешить спорные вопросы путём совместного их обсуждения представителями всех великих держав.
Английское правительство поддержало эту инициативу. Иначе повела себя Германия. Она ответила, что её точка зрения находится в зависимости от позиции, которую займёт Австро-Венгрия. Последняя же медлила изъявить своё согласие.
2 декабря 1912 г. германский канцлер публично заявил, что в случае «нападения» на Австрию Германия выполнит свои союзнические обязательства. «При той нервности, — комментировал эту речь французский посол в Вене, — до которой доведено общественное мнение в Австро-Венгерской монархии, всякая манифестация, каковы бы ни были намерения её виновника, усиливает беспокойство; такое впечатление производит теперь в Вене и речь германского канцлера. Многие усматривают провокацию по адресу тройственной Антанты в том, что для г. Бетмая-Гольвега, может быть, является лишь демонстрацией мощи Германской империи и выражением желания, чтобы её престиж господствовал над ходом событий… Многим австрийцам, — продолжал посол, — война, к которой здесь готовятся с лихорадочной поспешностью… к несчастью, представляется желанным выходом из нестерпимых болезней Габсбургской монархии». 12 декабря один из лидеров австрийской военной партии, Конрад фон Гетцендорф, был возвращён на пост начальника генерального штаба, покинутый было им в 1911 г.
Об агрессивных замыслах руководящих австрийских кругов Конрад фон Гетцендорф сам достаточно откровенно рассказывает в своих мемуарах.
«2 января 1913 г., — вспоминает он, — я передавал наследнику престола эрцгерцогу Францу-Фердинанду годовой доклад; при этом после обсуждения общего положения между нами произошёл следующий диалог:
Я. Ясно, что ни у кого нет охоты впутываться в осложнения. Но следует видеть вещи такими, каковы они на самом деле. В 1909 г. мы упустили благоприятный момент, и вследствие этого положение изменилось для нас к худшему. Я. обращаю внимание на то, что теперь мы должны считаться с опасностью не только пансербской, но и панрумынской пропаганды…
Эрцгерцог. Армия в своём развитии никогда не бывает готова. То, что у ней теперь меньше шансов, чем в 1909 г., верно, но в конечном счёте с тем, что у нас есть, мы и теперь ещё можем рисковать. Это, безусловно, нелёгкое решение, но, раз положение этого требует, его надо принять, пока не стало поздно».
В ответ на выступление Бетмана Грей дал понять в Берлине, что и Англия, возможно, не останется нейтральной, если дело дойдёт до европейской войны с участием Германии и Франции. В начале декабря в Лондон приезжал брат Вильгельма принц Генрих. Ему пришлось услышать то же самое из уст английского короля. Заявление Грея произвело совершенно то же действие, какое в своё время оказало выступление Ллойд Джорджа по поводу «прыжка «Пантеры»». Германия изменила свою позицию. Она оказала воздействие и на Вену. Вместе с Германией Австрия поспешила изъявить согласие передать разрешение спорных вопросов совещанию послов великих держав в Лондоне. Она потребовала, однако, чтобы ей заранее было обещано, что Сербия не получит территориального доступа к морю.
Совещание послов в Лондоне. В середине декабря 1912 г. в британской столице приступили к работе одновременно две международные конференции. На одной встретились друг с другом представители воюющих сторон — Турции и держав балканского блока. На другой заседали представители шести великих европейских держав. Председателем этой конференции был Грей, делегатами — послы великих держав в Лондоне. Решения требовали единогласия; по принятии их они передавались послами на утверждение своим правительствам. И Турция и её балканские противники имели своих покровителей среди империалистических государств, Турция — в лице Германии и Австрии, государства балканского блока — в лице Антанты и прежде всего России.
На первом же совещании послов, 27 декабря, в угоду Австрии и Италии было принято постановление создать автономную Албанию под верховной властью султана и под контролем шести великих держав. Албания должна была преградить Сербии выход к морю.
Невзирая на это решение, Австрия отказалась демобилизоваться, пока Сербия фактически не очистит албанских областей. По совету России, Сербия заявила, что эвакуирует свои войска тотчас по заключении мира. Лондонское совещание послов вынесло, однако, постановление, что Сербия должна вывести свои войска из Албании, как только этого потребуют великие державы.
Вопрос о выходе Сербии к Адриатике был, таким образом, ликвидирован. Но этим далеко не исчерпывался бесконечный ряд спорных проблем, которые всплыли на поверхность, едва лишь закипел балканский котёл. Целая сеть интриг сплелась вокруг «мирных» переговоров. Прежде всего на конференции развернулась борьба между Турцией и её противниками. Победители требовали, чтобы границей Европейской Турции стала линия Мидия — Родосто; они настаивали на сдаче всё ещё сопротивлявшегося Адрианополя и на отказе от островов Эгейского моря. По этим двум последним вопросам Турция не шла ни на какие уступки. По вопросу об Адрианополе Россия и Австрия оказались на одинаковой позиции. Странно, но такое единство взглядов было порождено ожесточённейшим соперничеством. Обе державы ратовали за интересы Болгарии, претендовавшей на Адрианополь. Россия поддерживала болгарские притязания, дабы предотвратить переход Болгарии в австро-германский лагерь; не менее энергично выступала за Болгарию и Австро-Венгрия, чтобы оторвать её от России. Таким образом, русская и австрийская дипломатия, преследуя противоположные цели, заняли одинаковые позиции. В дальнейшем развитии балканского кризиса встретятся и другие примеры подобного дипломатического «сотрудничества» между злейшими врагами.
Царское правительство сообщило Порте, что если Турция не уступит и возобновятся военные действия, то Россия не гарантирует сохранения своего нейтралитета. На кавказской границе уже сосредоточивались русские войска. Турецкое правительство было склонно уступить, не полагаясь на силу своей армии.
Но 23 января 1913 г. в Турции произошёл государственный переворот: к власти пришёл младотурецкий кабинет Махмуд-Шевкет-паши. Германское правительство многозначительно предупредило Петербург, что военное выступление России против Турции оно сочтёт за угрозу для европейского мира. Поощряемый Германией, новый турецкий кабинет собирался занять непримиримую позицию. Ввиду этого 3 февраля балканские союзники возобновили военные действия. Турок снова преследовала одна неудача за другой. В марте пали крепости Адрианополь и Янина. Турки были вынуждены вторично запросить мира.
Помогли Турции ссоры между её противниками: Болгарией, Сербией и Грецией. Назревала грызня за раздел добычи. К тому же Румыния за свой нейтралитет требовала от Болгарии территориальных компенсаций в Добрудже. Когда же после падения Адрианополя болгары стали перебрасывать войска к Чаталдже, вновь встревожилась Россия. Опять создавалась угроза появления болгарской армии на побережье проливов и в Константинополе. Черноморский флот уже готовился к отплытию в Босфор. Царское правительство предприняло в Софии дипломатические шаги, требуя немедленного перемирия. За это оно обещало помочь болгарам в предстоящем торге с Сербией за делёж добычи.
16 апреля 1913 г. было, наконец, заключено перемирие между Болгарией и Турцией. 20 апреля перемирие было заключено и другими союзниками. Только Черногория продолжала осаду Скутари. Переговоры возобновились и вновь происходили в Лондоне. И во время этого второго тура мирных переговоров в конфликтах не было недостатка. Греция стремилась провести свою границу с Албанией у Химарры; Италия — всемерно урезать греческие приобретения. Грецию энергично поддерживала Франция; как всегда, она видела в ней противовес Италии в восточном Средиземноморье. Греция требовала себе, кроме того, все Эгейские острова; однако и это её требование наталкивалось на сопротивление, притом уже не одной лишь Турции. Россия опасалась отдать грекам Имброс, Лемнос, Тенедос и Самофракию, прикрывающие выход из Дарданелл. Она боялась, что, владея этими островами, Греция или её покровители смогут запереть проливы. Германия, поддерживая Турцию, естественно, не шла на удовлетворение греческих притязаний. Вопрос об островах Эгейского моря осложнялся позицией Италии. По Лозаннскому мирному договору от 18 октября 1912 г., завершившему итало-турецкую войну, Италия обещала возвратить Турции оккупированный ею Додеканез. Но теперь она уже не думала о выполнении своего обязательства и вовсе не собиралась отдавать острова — ни туркам, ни грекам.
Переговоры грозили затянуться до бесконечности. Наконец, Грей заявил их участникам, что желающие приглашаются немедля подписать мирный договор; тем же, кто на это не согласен, лучше «покинуть Лондон». Угроза подействовала, и мирный договор был, наконец, подписан. Это произошло 30 мая 1913 г.
Согласно Лондонскому договору, почти вся территория Европейской Турции переходила в распоряжение победителей. Константинополь и побережье проливов с небольшим хинтерландом по линии Энос — Мидия, вместо линии Родосто — Мидия, которой добивались болгары, — вот всё, что осталось в Европе от когда-то могучей Оттоманской империи. Вопросы о границах и о внутреннем устройстве Албании и об участи Эгейских островов остались нерешёнными: они передавались на рассмотрение великих держав.
Пока, между Турцией и балканскими союзниками происходила вся эта борьба, на крайнем западе Балкан из-за небольшого городка разыгрывался новый конфликт, тоже поднявший на ноги всю европейскую дипломатию. Дело шло о северной границе Албании и о судьбе города Скутари, осаждённого черногорскими войсками. Австрия категорически настаивала, чтобы он перешёл к Албании. Черногория отказывалась снять осаду. Россия её поддерживала. Между Россией и Австрией снова стал назревать острый конфликт. Под давлением Англии Австрия в марте 1913 г., наконец, вынуждена была демобилизоваться. Одновременно и Россия распустила запасных, призванных в ответ на военные приготовления Австро-Венгрии. Но самый вопрос о Скутари конференция решила в согласии с австрийскими пожеланиями. Впрочем, Австрия согласилась предоставить Черногории некоторые компенсации за отказ от злополучного городка.
Вскоре, однако, выяснилось, что постановление великих держав, достигнутое после упорной борьбы, ещё не решало судьбы Скутари. Черногорские войска продолжали осаду турецкого гарнизона. Чтобы обуздать черногорцев, Лондонская конференция постановила провести против Черногории военно-морскую демонстрацию соединёнными силами европейских великих держав. Однако на блокаду своего побережья Черногория обратила столь же мало внимания, как и на дипломатические увещания. Черногорский князь даже заключил сделку об уступке Скутари Черногории с начальником осаждённого турецкого гарнизона Эссадом-пашой, который вместе с тем являлся одним из албанских феодальных вождей. За это Черногория признавала этого пашу королём Албании.
Лишь после долгих проволочек, под дипломатическим давлением России черногорцы, наконец, ушли из-под Скутари. К 14 мая город был занят международным отрядом, высаженным с соединённой эскадры, которая блокировала Черногорию. Известно выражение Сазонова, что черногорский князь готов был «разжечь пожар мировой войны, чтобы на нём зажарить для себя яичницу».
Вторая балканская война. Первая балканская война ослабила позиции австро-германской группировки. Усиление Сербии вынуждало Австро-Венгрию в случае европейской войны отвлекать большее количество сил из Галиции на балканский фронт. Турция, на которую Германия и Австрия рассчитывали в случае войны с Россией, была ослаблена поражением: теперь она могла сковать уже меньшее число русских дивизий. Усилия Австро-Венгрии сосредоточивались на том, чтобы оторвать Болгарию от Сербии. Таким путём австрийская дипломатии рассчитывала разбить балканский блок и создать для Сербии угрозу с тыла в лице враждебной ей Болгарии. Правительство царя Фердинанда должно было вернуться к австрийской ориентации.
В лице балканского союза на стороне Антанты стояла немалая военная сила. Задача австро-германской дипломатии заключалась в том, чтобы парализовать эту силу. Сделать это было не так уж трудно ввиду непрекращающейся борьбы между балканскими странами.
Не получив выхода к морю, Сербия решила компенсировать себя в Македонии. В феврале 1913 г. она обратилась к Болгарии с предложением пересмотреть территориальные условия сербо-болгарского союзного договора от 13 марта минувшего года. Серьёзные трения возникли также между Болгарией и Грецией. Не получив всего того, чего она хотела в северном Эпире, Греция намеревалась вознаградить себя за счёт Болгарии в южной Македонии и во Фракии. С самого начала войны между Болгарией и Грецией шла борьба из-за судьбы Салоник. Невзирая на то, что Сербия и Греция ещё продолжали совместно с Болгарией вести войну против Турции, они начали между собой переговоры о действиях против Болгарии. Через день после заключения Лондонского мира с Турцией, т. е. 1 июня 1913 г., был подписан греко-сербский союз. К нему примкнула и Румыния.
В течение войны с Турцией Румыния требовала от Болгарии южной Добруджи в качестве компенсации за свой нейтралитет. Сначала румыны добивались границы по линии Туртукай — Балчик, затем, несколько умерив свои притязания, — по линии Силистрия — Балчик Вмешательство России спасло Болгарию от потери большей части этой области; дело ограничилось передачей Румынии города Силистрии. Но Румынии было мало этого. Теперь она охотно откликнулась на приглашение Сербии и Греции совместно добиваться от Болгарии больших уступок.
Стремясь сохранить балканский блок, русская дипломатия прилагала все усилия, чтобы побудить Сербию и Грецию умерить свои притязания, а Болгарию — проявить уступчивость.
Наоборот, Австро-Венгрия всячески подталкивала Болгарию на войну. Австрийцы обещали предоставить ей заём и дать гарантию её территориальной целости. Они обещали также организовать в Албании банды, которые беспокоили бы сербов с тыла.
Болгарское правительство сначала пыталось склонить Россию занять в болгаро-сербском споре решительную антисербскую позицию. На это русская дипломатия не шла. В Петербурге сознавали, что из всех балканских государств Сербия всего теснее связана с Россией. Сазонов отверг болгарские предложения. Он заявил болгарам, что, пока они не договорятся в Сербией, никакие переговоры с Россией для них невозможны. Он предложил лишь русский арбитраж в соответствии с сербо-болгарским договором 13 марта 1912 г.
Усилия русской дипломатии сохранить единство славянских государств успехом не увенчались. Болгария, руководимая военной партией во главе с царём Фердпнандом и генералом Савовым, решительно повернула к сближению с Австро-Венгрией. 29 июня 1913 г. болгарские войска открыли военные действия против сербов и греков. Началась вторая балканская война.
Совершая нападение на своих прежних союзников, болгарское правительство рассчитывало, что Германия и Австрия сумеют удержать Румынию от вступления в войну. Этот расчёт оказался ошибочным. 3 июля 1913 г, Румыния объявила мобилизацию, а 10 июля начала войну против Болгарии.
Австрийское правительство было готово к вмешательству во вторую балканскую войну. Сначала, пока ждала победы Болгарии, Австрия собиралась воспрепятствовать русским попыткам заступиться за Сербию. Но скоро стало ясно, что болгары будут разбиты. Теперь Австрия уже готовилась выступить на их защиту, напав на Сербию с тыла, хотя бы такое выступление и вызвало отпор со стороны России. При этом она надеялась на поддержку Германии. Германский посол сообщал из Вены нижеследующее:
«Граф Берхтольд пригласил меня сегодня к себе. Министр заявил, что считает своим долгом не оставлять германского правительства в неясности относительно серьёзности положения монархии (Австро-Венгерской). Югославский вопрос, т. е. беспрепятственное владение провинциями, населёнными южными славянами, является для монархии, как и для Тройственного союза, вопросом жизни. Югославские провинции для монархии будет невозможно удержать при наличии на Балканах мощной Сербии, — в этом согласны все авторитетные круги. Поэтому в случае, если бы Сербия в союзе с Румынией и Грецией сокрушила Болгарию и получила территориальные приобретения, выходящие за пределы старой Сербии, Австрия, возможно, была бы вынуждена вмешаться. Монастир ни в каком случае не может быть оставлен в руках Сербии.
На мой вопрос, в какой момент и какого рода вмешательство он себе представляет, министр заметил, что психологический момент, без сомнения, можно было бы найти. Относительно способа и рода вмешательства он, конечно, ещё ничего не может сказать: это будет зависеть от обстоятельств. Он думает, что вмешательство должно будет начаться с дипломатического представления в Белграде; в случае безрезультатности оно будет подкреплено военным давлением. Если при этом выступит Россия, акция будет перенесена в Петербург. Министр ещё раз подчеркнул, что в Берлине — он надеется — понимают затруднительное положение монархии… Маленькая, разгромленная противником Сербия явилась бы для него, естественно, наиболее приятным разрешением вопроса; он безусловно предпочёл бы его оккупации Сербии Австрией. Но если первая альтернатива не будет иметь места, монархия будет вынуждена действовать, чтобы обеспечить свои владения».
На этот раз германское правительство отказало Австро-Венгрии в поддержке. После того как в декабре 1912 г. прозвучал предостерегающий голос Англии, оно, так же как и в дни агадирского кризиса, предпочло воздержаться от войны. Большое влияние на решение Германии оказал военный фактор. Как раз в 1913 г. были начаты чрезвычайные мероприятия по усилению германской армии. Они должны были дать эффект уже к концу 1913 г., но не ранее. Учитывало германское правительство и то обстоятельство, что Румыния стояла на стороне Сербии. Русская дипломатия усиленно работала над тем, чтобы окончательно перетянуть Румынию в лагерь Антанты; всего больше содействовала этому румынско-венгерская борьба из-за Трансальвании.
5 июля 1913 г. кайзер решил предостеречь австрийцев. Вильгельм II поручил сообщить в Вену, что он «считает серьёзной ошибкой графа Берхтольда его решение занять в отношении Монастира ту же позицию, которая была в своё время занята им в отношении Дураццо», т. е. доступа Сербии к Адриатическому морю. Австрийцы подчинились указаниям Германии, тем более что немцев энергично поддерживала Италия.
Тяжёлым положением болгар воспользовалась Турция. 16 июля она напала на Болгарию вместе с двумя балканскими державами, с которыми только что воевала. 20 июля турки отняли, у болгар Адрианополь.
После предостережений со стороны Германии Австрия не оказала Болгарии ожидаемой поддержки. Поэтому в Софии были, естественно, разочарованы в австрийцах.
Для русской дипломатии как будто намечалась возможность вернуть болгар в лагерь Антанты. Ради этого она попыталась возвратить Болгарии Адрианополь. В Лондоне снова началось совещание послов. Оно напомнило Турции об условиях Лондонского мирного договора касательно границы по линии Энос — Мидия. Но без применения реальной силы оказалось невозможным заставить Турцию признать нерушимость Лондонского мира. Вернуть Болгарии Адрианополь России не удалось. Всё же Россия спасла её от многих потерь в той войне, на которую Болгарию толкнула Австро-Венгрия.
В конце июля разбитая Болгария запросила мира. 30 июля в Бухаресте открылась мирная конференция. Во время мирных переговоров самая острая борьба развернулась между Болгарией и Грецией из-за порта Каваллы. Россия и Австрия, наперебой зазывая Болгарию на свою сторону, поддерживали болгарские притязания на эту гавань. Германия была гораздо сдержаннее, чем её союзница; покровительством Болгарии она опасалась окончательно оттолкнуть Румынию. Из вопроса о Кавалле германская дипломатия сделала средство привлечь на свою сторону Грецию. Франция также поддерживала Грецию, не желая дать ей ускользнуть в германский лагерь и учитывая ее стратегическое значение в Средиземном море в качестве противовеса Италии. Итальянская дипломатия, естественно, поддерживала Болгарию. Кончилось дело победой Греции, на сторону которой стала и Англия.
Бухарестский мир. Мир был подписан в Бухаресте 10 августа 1913 г. Сербия получила не только «спорную», но и почти всю «бесспорную» болгарскую зону в Македонии; Греция — кроме южной Македонии с Салониками часть западной Фракии; часть восточной Фракии с Адрианополем вернулась к Турции; Румыния приобрела южную Добруджу. Таким образом, Болгария потеряла не только большую часть своих завоеваний, но и некоторые давние свои владения.
Вторая балканская война означала новую расстановку сил на Балканах. Вместо единого балканского блока под эгидой России теперь наметились две группировки: Сербия, Греция и Румыния, с одной стороны, Болгария, вскоре завязавшая переговоры с Турцией, — с другой. Самый факт распада блока был чрезвычайно выгоден для Германии и Австрии. Однако этот выигрыш умалялся отходом Румынии в лагерь Антанты. После Бухарестского мира державы повели лихорадочную работу, стремясь закрепить своё влияние на каждую группировку. Одним из главных средств этой борьбы было предоставление займов балканским странам.
Балканский вопрос в конце 1913 — начале 1914 г. Вскоре на Балканах вспыхнул новый международный конфликт. Сербия, чрезвычайно усилившаяся после второй войны, решилась еще раз попытаться добиться выхода к Адриатике, заняв часть Албании. Между тем летом 1913 г. Лондонская конференция послов приняла «органический статут албанского государства». Албания объявлялась независимым княжеством «под гарантией шести держав». Выбор монарха предоставлялось произвести великим державам в шестимесячный срок. «Контроль над гражданским управлением и финансами Албании», согласно статуту, поручался «международной комиссии, составленной из делегатов шести держав и делегата Албании». В нескончаемых спорах и интригах конференция послов устанавливала границы албанского государства, вопрос о которых был оставлен открытым в Лондонском мирном договоре от 30 мая и передан на усмотрение великих держав. Россия и Франция при проведении границы поддерживали Сербию и Грецию; Германия, Австрия и Италия — Албанию. Англия изменила свою позицию по сравнению с минувшей зимой. Она теперь становилась на сторону Германии, Австрии и Италии. 11 августа конференция вынесла решение об основном направлении границ. Были созданы две разграничительные комиссии; они выехали на место, чтобы реализовать постановления международной конференции. Это означало, что дипломатическая борьба из здания Форейн офис, где заседала Лондонская конференция, переносится в палатки международных комиссий в Албанских горах. Там царили весьма своеобразные нравы. Русский уполномоченный генерал-майор Потапов перехватил письма германского уполномоченного майора Лафферта; они дают некоторое понятие о приёмах работы разграничительных комиссий.
25октября Лафферт писал: «Теперь Союз (Тройственный) стоит сплочённо против Согласия. Француз так обозлился, что уже грозил отъездом. Союз сегодня днём обработал англичанина, и мы должны были перетянуть его к себе».
26 октября: «Мы переубедили англичанина. Большой конфликт. Правительства запрашивают информации… На обратном пути я прогалопировал мимо француза, чтобы испугать его лошадь, которая несколько упряма. Результат был великолепен сверх ожиданий. Теперь он хромает и на здоровую ногу тоже… В общем Союз хочет видеть Албанию елико возможно большей, Согласие — елико возможно меньшей. Затем, как Италия, так и Австрия считают Албанию сферой своего влияния и благодаря этому ежеминутно ссорятся. Англию… мы перетягиваем на свою сторону».
Пока тянулась работа комиссий, между сербами и албанцами происходили непрерывные конфликты. В октябре, после одного нападения албанцев, сербское правительство провело частичную мобилизацию и оккупировало часть албанской территории. При этом оно заявило, что не освободит её, пока в Албании не будет установлен порядок. Тогда австрийское правительство решило, что нужно воспользоваться, наконец, сербским выступлением для превентивной войны и полного разгрома Сербии.
14 октября Берхтольд телеграфировал австрийской миссии в Белграде: «Мы должны поставить сербскому правительству вопрос, намерено ли оно прекратить военную подготовку к вторжению в Албанию, — вернее, готово ли оно отозвать в определённый краткий срок находящиеся на албанской территории войска. От ответа на этот вопрос и от выполнения прежних сербских заявлений должно будет зависеть дальнейшее отношение монархии к Сербии, так как мы решились обеспечить всеми способами, которые найдём подходящими, безусловное соблюдение лондонских решений». Берлин на этот раз снова заверял Вену в своей полной поддержке. Инструкция, посланная заместителем статс-секретаря ведомства иностранных дел послу в Вене, гласила: «Вам следует сказать графу Берхтольду, что в стремлении к обеспечению жизнеспособной Албании мы твёрдо стоим на стороне Австро-Венгрии и предписали императорскому поверенному в делах в Белграде решительно поддерживать австрийский демарш. Кроме того, мы пригласили к сотрудничеству Англию, под председательством которой выносились поставленные под угрозу лондонские решения». Это было передано по телеграфу в Вену 16 октября. А в ночь с 17 на 18 октября 1913 г. австрийский министр иностранных дел граф Берхтольд отправил австрийскому посланнику в Белграде предписание вручить сербскому правительству ультиматум. Австрия требовала немедленного очищения Албании. В противном случае она грозила войной. Сербское правительство, посовещавшись с русским правительством, приняло ультиматум: оно вывело войска на 24 часа раньше срока, к великому огорчению австрийских империалистов. Ещё раз Россия и Сербия отступили под австро-германским нажимом.
Едва прошёл месяц после австрийского ультиматума Сербии, как на Ближнем Востоке уже возник новый международный конфликт. В ноябре 1913 г. между Германией и Турцией было заключено соглашение об отправке в Турцию германской военной миссии из 42 офицеров. Во главе миссии был поставлен генерал Лиман фон Сандерс. Миссия должна была заняться реорганизацией турецкой армии. При этом Лиман фон Сандерс был назначен на должность командующего корпусом, расположенным на берегах проливов. 14 декабря Лиман прибыл в Константинополь.
Миссия Лимана вызвала в Петербурге негодование. Получалось так, что на берегах Босфора оказывалась военная сила, которой командовали немцы. Председатель Совета министров Коковцев проездом из Парижа остановился в Берлине и лично вёл с германским канцлером и с самим Вильгельмом переговоры о миссии Лимана. Он требовал по крайней мере отказа Лимана от командного поста в столице. Германское правительство как будто соглашалось, что германский генерал может командовать корпусом, расположенным и в другом месте. Но, повидимому, по тайному внушению тех же немцев, Порта решительно отвергла вмешательство России в функции германского генерала в Турции. Царское правительство обратилось за поддержкой в Париж и Лондон. Франция, хотя и не особенно охотно, но всё-таки выразила готовность поддержать Россию. Англия заняла более уклончивую позицию. После довольно острых переговоров русская дипломатия добилась от немцев и турок некоторой уступки. Лимана произвели в следующий чин; это давало формальное основание освободить его от должности командира корпуса. Таким образом, от командного поста в столице Лиман отказался. Но фактически германская миссия всё-таки продолжала играть в турецкой армии руководящую роль. Усиление германского влияния в Турции грозило сделать Германию хозяйкой проливов.
Дело Лимана фон Сандерса совпало с подготовкой к переговорам о новом русско-германском торговом договоре. Он должен был заменить договор 1904 г., по которому Россия в трудную минуту сделала Германии очень большие уступки, дабы обеспечить её благожелательный нейтралитет в войне на Дальнем Востоке. Предстоявшие переговоры вызывали ожесточённую полемику между русской и германской печатью.
Дело Лимана фон Сандерса было новой провокацией германского империализма. Она дополнила длинный перечень тех испытаний, которым Германия подвергла международный мир. Открылся этот перечень танжерским выступлением кайзера. Он продолжался провокацией в Касабланке и ультиматумом Бюлова в дни боснийского кризиса, «прыжком «Пантеры»» и двоекратными угрозами Сербии: в конце 1912 г. и, наконец, спустя ровно год после этого.