Новой колонии, которая останется на острове после ухода «Литке», предстоит прежде всего приготовиться к долгой темной полярной зиме. До наступления зимы необходимо успеть отремонтировать старый дом и отеплить новый, который должна будет построить команда ледореза, перенести продукты с берега в пакгауз. Новой колонии будет, разумеется, гораздо легче устроиться на обжитом месте, чем первой, которая была оставлена на совершенно необитаемом и необследованном острове. У новой колонии будет радио, которого нет еще на острове, и, сохраняя постоянную связь с материком, приобщаясь к общей политической и общественной жизни Союза, они не будут чувствовать слишком большой оторванности и одиночества. Продовольствием и всем необходимым колония будет обеспечена даже слишком роскошно и недостатка не будет терпеть ни в чем.
Располагая пловучими средствами, новый начальник острова — тов. Минеев — сможет шире поставить выгодный моржовый промысел. Он предполагает сорганизовать промышленников-эскимосов в артели и снабжать их пловучими средствами на следующих обоюдовыгодных условиях: мясо убитых моржей — эскимосам, шкуры и ворвань должны будут сдаваться в факторию, клыки — в раздел. Половина добычи — эскимосам, половина — фактории в уплату за горючее и амортизацию вельботов.
В красном уголке также обсуждают, что будет делать команда, придя на остров, точно все препятствия уже преодолены и льды непременно должны нас принести к острову Врангеля.
Работа на острове предстоит, правда, большая: выгрузка продовольствия, строительных материалов, топлива, постройка радиостанции, бани и пакгауза. В то же время судно должно будет стоять в бухте Роджерса в полной готовности, чтобы, в случае внезапного наступления льдов, немедленно сняться.
28 августа. Ночью сквозь сон ощутила, что пошли… Мгновенно вскочила и заглянула в иллюминатор. Туман рассеялся, лед разошелся, вокруг было много воды и плавали, вздымаясь, небольшие льдины.
Пролежав двое суток в дрейфе в густом тумане, мы вышли в ломаный, годовалый, проходимый лед. Но где мы? Куда нас занесли льды?
Поднявшись на палубу, я вижу к югу, милях в 5-10 от нас, несколько изменившиеся очертания все того же Геральда, вблизи которого мы вальсировали в дрейфе целых три недели. Только теперь виден северный берег, а не южный и юго-восточный, как тогда.
Сколько раз мы слышали перед началом рейса, что на север от Геральда полярные льды кочуют к полюсу, и потому очень опасно попасть с ними в дрейф. Такой дрейф два года держал в плену судно «Мод» и раздавил как ореховую скорлупу «Карлук».
Мы вышли на север от Геральда и, против всяких ожиданий, льды оказались тут не только не тяжелее, чем к югу от острова, а, наоборот, несравненно легче и проходимее. Нам удивительно повезло. Недаром говорят — смелость города берет. Разумеется, это было очень смелое решение отдаться дрейфу в убеждении, что он должен вынести нас на северную сторону Геральда.
До обеда временами встречаются довольно обширные поля сжатого льда, которые приходится атаковать с полного хода.
— Ого, вот так толчок! Этак и язык можно прокусить, — говорят за обедом в кают-компании, когда ледорез приходит в столкновение с большими льдинами.
Во время обеда вошел матрос и, наклонившись к старшему механику Гейне, что-то тихо сказал ему на ухо.
Иосиф Антонович тотчас же встал из-за стола и вышел из кают-компании. Окончили обед без него.
Встретясь позже с механиком, я спросила его, что случилось во время обеда?
— Пустяки, не стоит говорить, незначительное повреждение, — невозмутимо ответил Гейне. Но не трудно было заметить, что он чем-то сильно встревожен и только старается не показывать вида.
В красном уголке от команды я узнаю все подробности происшедшего. Форсируя сжатые поля, ледорез получил серьезную пробоину с левого борта, кроме того лопнул шпангоут около рефрижератора. Потом Гейне рассказывал, что во время осмотра повреждения ему было жутко стоять между бортом и стеной рефрижератора. Поврежденный борт ходил ходуном, точно тонкая фанерная перегородка.
Полученное повреждение не остановило ледореза. Продолжаем итти, делая по 2–3 мили в час. По мере того, как продвигаемся вперед, льды редеют, все больше открываются воды. Льдины попадаются темные, запачканные землей, видимо, недавно оторвавшиеся от берега. На некоторых из них лежат моржи.
Часам к 4–5 выходим почти на совершенно чистую воду. Ждем, вот-вот откроется берег Врангеля. Если бы не накрывший нас туман, остров наверное был бы уже виден. Измерили глубину: 15 метров.
Не оставалось никаких сомнений — мы подходим к Врангелю. Но я все еще не решаюсь послать об этом телеграмму в редакцию. Что если опять преградят путь льды, ведь столько было жестоких разочарований. Туман становится все гуще, пошел мелкий дождь. Косые полосы дождя совсем затушевали дали.
Около шести часов вдруг на палубе беготня и крики:
— Берег! Подходим к острову Врангеля! Ура! Да здравствует «Литке»!
Шум и возгласы покрывают продолжительный басистый гудок ледореза.
Впереди из тумана выступают неясные очертания длинной низкой косы.
— Надо полагать, что это коса Бруч, произносит на мостике капитан. — Течением снесло нас к северу.
Коса Бруч находится на северной стороне острова. Следовательно мы вышли значительно севернее бухты Роджерса и резиденции колонии. В дождливых сумерках на косе едва различаются очертания какого-то жилья. У самой воды белеет снег и лежит несколько бревен плавника.
Ну, раз есть шалаши, то поблизости должны быть и люди! — воскликнули мы.
«Литке» ревет. Горное эхо вторит ему в отдалении. Кажется, что полярные медведи дружным ревом отвечают на приветствие ледореза.
Впоследствии мы узнали, что несколько эскимосов, живущих на северном берегу, находились в тот момент, когда мы подошли к косе, недалеко от дома, на охоте. Еще до того, как мы начали давать сигналы и ледорез загудел, зоркие охотники заметили дым корабля и поспешили в бухту Роджерса к начальнику острова, чтобы предупредить его; ведь судно могло быть иностранным.
Взяв гидрологическую станцию (пробу измерения воды на различной глубине) и определившись по пеленгам, насколько позволяла неточная карта, мы направляемся вдоль восточного берега на юг, к бухте Роджерса. Как мы и предполагали, льды отошли от восточного берега острова, но не уходят далеко и держатся невдалеке густой белой массой. Высокие нагромождения торосов совершенно забаррикадировали подступ к острову с юго-востока, где мы 20 дней провели в тяжелом дрейфе и едва не были раздавлены. Теперь было ясно, что, не рискни мы пойти необычным путем, т. е. севернее острова Геральда, нам никогда бы не достичь Врангеля.
Дождь усиливается. Сбегают с палубы струйки воды такой скользкой, что ноги разъезжаются. Барометр сразу упал. От волнения и холода зубы выбивают дробь. Сердитый плеск черных волн, с силой ударяющих о борт, и покачивание ледореза после мертвой тишины долгого дрейфа воспринимаются как совершенно новое ощущение. Изредка чувствуются толчки от столкновения со льдинами, гонимыми свежим нордовым ветром на юг. Изредка за бортом белеют неподвижные ледяные груды сидящих на мели торосов.
Виднеющийся в полумиле гористый, голый, запорошенный снегом берег в эту бессонную, ненастную ночь производит до жути неприветливое впечатление. Но никто не уходит с палубы. По мере того как мы приближаемся к острову, нас все сильнее и сильнее охватывает беспокойство. В каком состоянии мы найдем колонию? В памяти невольно возникают тревожные, волнующие слухи, которые нам приходилось слышать в Москве и во Владивостоке о колонии.
Под утро открываются живописно-дикие скалы мыса Уэринг. До бухты Роджерса отсюда менее часа ходу.
— Пойдем поздравим капитана с счастливым достижением трудной цели, — предлагает Минеев.
В виду важности события рискнули подняться на запретный капитанский мостик. Силясь казаться спокойным, капитан пожимает нам руки и говорит:
— Со своей стороны от души поздравляю вас. Уверен, что все вы рады успешному завершению экспедиции не меньше, чем я сам.
В 4 часа 20 мин. подходим к бухте Роджерса. Пять голых холмов. На близком расстоянии берег кажется необитаемым. Волнуясь, обыскиваем мы в подзорную трубу берег и, наконец, находим одинокий домик, поодаль — пакгауз и две-три яранги.
«Литке» густо гудит, давая знать о своем приходе. В окнах домика зажглись и беспокойно забегали керосиновые огоньки. Кто-то поспешно сбежал с крыльца и направился к берегу, на ходу разряжая винтовку в воздух.
В стороне от дома на мачте взвивается красный флаг. Одновременно на берегу вспыхивает большой костер, разведенный сбежавшимися островитянами. Дом, украшенный кумачовыми плакатами с приветствиями новой смене, кажется пылающим от света костра.
На краю берега, у самой воды, заметались люди и собаки. Ветер доносил до нас нестройные салюты островитян.
Что должны были испытывать колонисты, услыхав гудок корабля — первый за три года?
От прилетавших аэропланов они знали о приближении «Литке», но видя, что лед кругом не расходится, почти перестали надеяться, что нам удастся гробиться к острову. Начальник острова Ушаков был на мысе Гаваи и вынес впечатление, что тяжелое состояние льдов в нынешнем году не позволит никакому ледоколу подойти к острову. Колонисты стали готовиться к четвертой зимовке. Разбуженные среди ночи подошедшим пароходом, они встревожились: не иностранное ли судно?
В 1927 году, — узнали мы потом, — к острову подходило американское судно. Судно крейсировало вблизи бухты Роджерса, не выполняя обычных правил и игнорируя хозяев острова. Американцы спустили шлюпку, но, увидев вооруженных людей на берегу, повернули обратно. Подозрительное поведение шхуны и память о прежних попытках канадского правительства оккупировать остров Врангеля заставили начальника острова Ушакова вооружить колонистов.
Американское судно пробыло в районе острова Врангеля несколько дней и исчезло. Предполагая, что оно может вернуться, Ушаков, уезжая на охоту, предупредил, чтобы за ним немёдленно послали, если судно снова приблизится к берегу.
Красный флаг «Литке» рассеял опасения островитян. Приход «Литке» для колонистов означал возвращение к горячему южному солнцу, к цветам и зелени, к шумным городам с трамваями, автомобилями, театрами, возвращение к культуре, общественно-политическим интересам — ко всему тому, чего они были лишены долгих три года. Радости, которые сулили юг и культура, не прельщали лишь одного человека — Г. А. Ушакова, начальника острова Врангеля. Ему было очень тяжело покинуть «освоенный», обжитый им малодоступный полярный остров и эскимосов, с которыми он близко сроднился, деля с ними в течение трех лет лишения, опасности и радости суровой полярной жизни. Тридцать шесть месяцев стойкой борьбы с жестокой полярной природой, борьбы за жизнь людей, вверивших себя ему, за выполнение задачи, возложенной на него советским правительством и общественностью, борьбы с темнотой и предрассудками эскимосов, почти первобытных людей, для которых он сумел стать не только начальником колонии, но и любимым вождем, — все это связывало Георгия Алексеевича Ушакова с затерявшимся во льдах полярным островом.
Экипаж толпится на корме, с живейшим интересом смотря на приближающуюся к судну байдару с островитянами.
Байдара подошла к ледорезу. Один за другим поднимаются на борт одетые в меха люди. Первым поднялся и ступил на палубу высокий, худощавый, лет 30 человек в американских высоких желтых ботинках, кухлянке мехом наружу, кепи и темных очках-консервах, с биноклем на груди. Неторопливым движением он сдвинул на лоб консервы и со сдержанной спокойной улыбкой, близоруко сощурившись, оглядел нас всех с тем удивленным и растерянным видом, который бывает у людей, задремавших на минутку и разбуженных громким смехом и шутками. Но только «сон», от которого мы пробудили этого человека, продолжался не минутку, а целых три года.
Капитан Дублицкий выступил вперед и протянул ему обе руки.
— Дублицкий.
— Ушаков.
Молча крепко обнялись и расцеловались. Стоявшие вокруг видавшие виды моряки были заметно взволнованы. Ушаков, переходивший из объятия в объятие, не терял самообладания. В эту минуту его выдержке позавидовал бы герой любого клондайкского рассказа.
Г. А. Ушаков
Следом за Ушаковым поднялся, еле скрывая волнение, врач Савенко. За ним — человек в туземных торбозах, в пестрых нерпичьих штанах, в клетчатой кэпи, с английской трубкой в углу рта, невозмутимо спокойный, как будто все, что здесь происходило, совершенно не касалось его. По цвету лица его, слишком смуглого для европейца и недостаточно темного для эскимоса, нетрудно было догадаться, что перед нами кладовщик и переводчик Павлов — мулат (отец — русский, мать — камчадалка). Павлов родился на Чукотке, в Анадыре, учился в Петропавловске, потом учительствовал на Чукотском побережье, женат на эскимоске и пользуется среди эскимосов, большим влиянием.
За ним поднимается высокий, крепкий, с красным обветренным лицом промышленник Скурихин, считающийся одним из лучших охотников на Камчатке.
Поднявшиеся на борт островитяне отнюдь не походят на голодающих, какими мы себе их представляли. Вид у них, пожалуй, был лучше, чем у многих из нас после полуторамесячного морского путешествия и дрейфов во льдах. Эскимосы хорошо одеты, куда лучше тех эскимосов и чукчей, которых мы видели в заливе Лаврентия.
Георгий Алексеевич Ушаков был немало удивлен, узнав о том, как сильно беспокоились на материке о судьбе врангелевской колонии и какие невероятные слухи распространялись о ней.
— Не понимаю, зачем надо было бить такую тревогу, — говорил он. — Ведь достаточно было заглянуть в фактуры, подсчитать, сколько всего завезено на остров, чтобы убедиться в том, что нам не угрожало ничего страшного. Огнестрельных припасов у нас осталось еще года на два. Мы прекрасно можем провести не только четвертую, но и, пожалуй, пятую зиму. Имея оружие и огнестрельные припасы, на острове Врангеля нельзя умереть от голода.
Первый год, по словам Ушакова, был самым тяжелым для колонистов. Высадив первых колонистов на необитаемый остров 15 августа 1926 года, пароход «Ставрополь», не достроив дома, поспешил уйти, боясь внезапного наступления льдов, и колонистам самим пришлось достраиваться, живя первое время в палатках: навесить двери, вставить окна, сложить печи, отеплить дом, построить пакгауз, перенести с берега продукты. Надо было все это успеть сделать до наступления морозов и страшных на этом острове метелей. В первое время малейшее упущение со стороны начальника могло иметь гибельные последствия для всей колонии.
Новые колонисты о. Врангеля
Точное время наступления зимы на острове колонистам не было известно. Зима наступает здесь внезапно, и если бы Ушаков не обратил своевременно внимания на появившуюся двухмиллиметровую ледяную корку у поверхности небольшого ручейка, протекавшего поблизости от дома, и не поспешил бы немедленно перенести с берега в дом и в пакгауз боящиеся холода продукты: сгущенное молоко, фруктовые и овощные консервы, чеснок и т. п., колонисты лишились бы ценнейших запасов. В ту же ночь ударил сильный мороз и выпал глубокий снег, и остававшиеся на берегу продукты были погребены под глубокими сугробами.
В первую осень устройство колонии помешало охоте. Кроме того, ни Ушаков, ни привезенные им эскимосы не знали острова, не знали точно, какие на нем водятся звери и птицы, где их надо искать. Птицы уже улетели на юг. Зимой на острове Врангеля остаются только вороны.
Вид дома первых колонистов зимой
Охотников было мало. Вся колония состояла из 60 человек. Из них 9 русских и 51 эскимос, преимущественно женщины и дети. Взрослых охотников всего 10 человек. Ушакову самому пришлось взяться за охоту, забросив все остальные дела, так-как прежде всего нужно было обеспечить колонию моржовым мясом на зиму.
Пловучие средства были плохие — 2 старых вельбота. Выходя на них в море в шторм, только и ждали, что вельботы вот-вот переломятся. Колония, состоявшая преимущественно из эскимосов, не могла существовать без мяса и жира, составляющих главную пищу эскимосов. Больше сотни собак также требовали мяса и жира. Их гибель была бы роковой для колонии.
В бухте Роджерса, где поселилась колония, нельзя было ждать хорошей охоты. Поэтому Ушаков расселил эскимосов по острову. Несколько семейств он поселил к западу от бухты Роджерса, несколько — на северном побережье, где самая лучшая охота. В бухте Роджерса охотникам повезло: они сразу же убили 30 моржей, что очень поддержало колонию. Однако, несмотря на все принятые меры, в середине зимы за недостатком мяса Ушакову пришлось перевести эскимосов на консервы, крупу и муку. Собак начали кормить вареным рисом. От непривычной пищи среди эскимосов начались заболевания. Переболела почти вся колония. У жены промышленника Скурихина, у русского охотника Старцева появились цинготные явления. Цингу они заполучили не на острове Врангеля, а еще раньше — на Камчатке, но страшная болезнь не получила большого распространения на острове Врангеля благодаря здоровому деятельному режиму, заведенному в колонии. В погоне за мясом, которое могло спасти колонию от распространения цынги, Ушаков, простудившись на охоте, свалился сам.
С самого начала по приезде на остров Ушаков ввел пайки. Разумная экономия дала возможность распределить продовольствие на три года с излишком. Порча продуктов благодаря принятым мерам оказалась незначительной.
Первая зима — испытание, экзамен. Опыт первой полярной зимы показал Ушакову, что благополучие колонии зависит главным образом от успешной охоты. Промышленник-охотник может отлично жить на острове Врангеля, добывая себе все необходимое для существования; были бы только огнестрельные припасы и пловучие средства. В следующие годы охота пошла хорошо, и колония чувствовала себя прекрасно. На острове Врангеля за три года умер только старик Иерок, простудившийся на северной стороне и заболевший воспалением легких, да несколько новорожденных детей. Остальные дети выжили. Всего население увеличилось за три года на четыре человека.
Ушаков произвел на всех нас прекрасное впечатление. В этом на вид мягком человеке чувствовалась большая воля.
— Казак, — определил его капитан Дублицкий. — Не смотрите, что тихоня — настойчив и упрям, своего в жизни добьется.
Перед отъездом на остров Ушаков связался с Академией наук и целым рядом научных учреждений. Полученные от них специальные задания он выполнил с большим успехом.
Ушаков объехал весь остров кругом, пересек его вдоль и поперек и подробно исследовал. Составленная им карта совершенно меняет прежнее представление об очертаниях острова. В течение трех лет Ушаков вместе с доктором Савенковым вел на острове систематические метеорологические наблюдения, изучал состояние льдов, собрал ценнейшие коллекции полярных птиц, насекомых, морской фауны, гербарий, обширный этнографический и геологический материал. Одновременно ему приходилось заботиться о пропитании колонии и вести культурно-просветительную работу среди эскимосов, борясь с их предрассудками и влиянием шаманов.
Эскимосы очень суеверны, и это плохо отражается на охоте. Если охотник заметит, что собака зевнула, то немедленно вернется домой, какая бы ни была погода, считая, что это дурное предзнаменование. Но если чайка разинет рот, то это хорошее предзнаменование. Убитому моржу эскимос отрезает голову и кладет ее на разостланной шкуре перед ярангой носом к входу, чтобы зверь не убегал от человека. Для того, чтобы зверь не слышал запаха человека, ему разрезают меж ноздрей кожу. Убитому медведю эскимосы воздают почести — расстилают перед ним оленью шкуру и раскладывают на ней чай, хлеб, табак, сахар. Затем медведя вносят в юрту и начинается пир, продолжающийся 3–5 дней. Охотник, сидя перед своей добычей и ударяя в бубен, занимает ее сказками. Это в самый-то разгар охоты!
Много усилий стоило Ушакову убедить эскимосов по крайней мере сократить эти убыточные поминки. Неожиданную поддержку оказал ему покойный старик Иерок, к которому эскимосы относились с большим уважением. Иерок сказал эскимосам, что обычай этот существует на родине, на Чукотке, а так как они находятся на острове Врангеля, то могут не исполнять его. Эскимосы согласились с мудрым разъяснением старика.
Ушаков развенчивал, разоблачал перед эскимосами проделки и фокусы шамана, используя для этого каждый удобный случай. Приходилось зорко наблюдать за шаманом, за всем, что он говорит и делает. В результате шаман пришел к убеждению, что начальник острова сам большой шаман, от которого ничто не может укрыться.
После того как на северной стороне смертельно простудился Иерок и там же заболел Ушаков, эскимосы стали бояться северной стороны, считая, что там живет чорт. Много пришлось приложить стараний, чтобы разубедить их в этом. Ушакову посчастливилось убить на северной стороне прекрасного золотистого медведя, и это произвело на эскимосов большое впечатление: они стали меньше бояться северной стороны.
Врангелевские эскимосы родом из голодного залива Провидения на Чукотке. В Провидении плохая охота. Беднейшие семьи охотно согласились переселиться на остров Врангеля, особенно когда узнали, что туда едет Павлов. К ним присоединились два эскимосских семейства с мыса Чаплина.
Эскимосы-охотники с результатами зимней охоты
Эскимосы приехали на остров нищими, ободранными. Они не имели ни теплых шкур, чтобы покрыть шалаши, ни ружей. Ружья, имевшиеся у них, были стары, проржавлены, вельбот — один на всех. Фактория открыла им кредит, они получили меха и постели, брезент для палаток, одежду, ружья, огнестрельные припасы и продукты.
Промышленники сдают всю продукцию своей охоты — шкуры убитых зверей, песцов, медведей, моржевые клыки и бивни мамонта, которые откапываются на острове Врангеля в большом количестве, — в находящуюся на острове факторию. Расплата происходит по желанию промышленников — деньгами или продуктами.
За три года удачливым охотникам удалось почти полностью покрыть свою задолженность. Одна беда — эскимосы очень беспечны. Если есть еда, их очень трудно заставить выйти из яранги. Выдался удачный сезон охоты, и эскимосы уже считают себя богатыми: ездят по гостям, а охоту забрасывают.
Ушакову приходилось личным примером побуждать их выходить на охоту, не боясь погоды. Видя, что начальник острова собирается на охоту в бурную погоду, покойный Иерок и молодой охотник Таян присоединялись к нему, и тогда уже остальные следовали за ними.
Смерть Иерока была большой потерей для начальника острова. Много раз спасал он Ушакова от опасностей. Однажды Георгий Алексеевич в бурную осеннюю пору увлекся охотой и поднялся до вершины бухты Роджерса: накрыла ночь, начался шторм со снегом. Неизвестно, чем бы кончилась эта прогулка, если бы старый Иерок не созвал эскимосов и не вышел бы ему навстречу на вельботе.
Рисковать жизнью на полярном острове колонистам приходилось постоянно, и отправляясь зимой в пургу на собаках в глубь острова, и выходя в осеннюю бурную погоду в море на узкой моржовой байдаре, и охотясь на медведей в торосах, когда охотник то и дело проваливается в подернутую тонким льдом полынью.
Уезжая на остров Врангеля в 1926 г., Ушаков подписал договор, соглашаясь пробыть на острове 2 года. В 1927 году в письме, посланном с аэропланом, он писал, что готов остаться и на третий год. Без малейшего страха, а, наоборот, с большим подъемом готовился он и к четвертой зимовке, думая, что «Литке» не придет. Приход нашей «спасательной» экспедиции расстроил планы Ушакова.
***
К обеду на «Литке» приехали жены колонистов: З. А. Ушакова, А. С. Савенко, А. Е. Скурихина, пожилая женщина, которую эскимосы за ее дородство прозвали: «Кувы-нак» (Сам-жир) и жена Павлова, эскимоска Анна, с правильными приятными чертами и тоненькими голубыми полосками вдоль носа (татуировка). У Анны двое здоровых и крепких ребят — девочка и мальчик, родившийся уже здесь, на о. Врангеля. Дети Павлова одеты в чистенькие европейские платьица. Попробовав поднять четырехлетнюю дочку Анны, я была поражена ее весом; ребенок, казалось, был вылит из бронзы.
Жены колонистов стойко переносили суровую жизнь на полярном острове. Зимой дом заносило до верху снегом, к крыльцу приходилось прорубать снежный коридор. Окна не откапывались, в полярную двухмесячную беспросветную ночь они не нужны. Отапливались углем, воду добывали, растапливая снег. Самые обычные домашние работы в полярных условиях требовали исключительных усилий. Чтобы выстирать белье или сделать ванну, надо раньше нанести горы снега, растопить его. Пришлось побороть привычную брезгливость и научиться приготовлять вкусные обеды из моржового и медвежьего мяса, печенки, из лахтачьих жирных ласт, из которых получается отличное заливное.
Дети эскимосов-колонистов
Положение Зинаиды Афанасьевны Ушаковой было особенно тяжелое. Георгий Алексеевич постоянно находился в отъезде, на охоте, на обследовании, не показываясь по полтора Месяца. Оставаясь одна, Зинаида Афанасьевна, или, как ее звали эскимосы, «Арнаха» (маленькая женщина), тревожилась о муже, боясь, что с ним что-нибудь случится. Зинаида Афанасьевна выходила Георгия Алексеевича, когда он был опасно болен и находился в бессознательном состоянии. Вряд ли Георгий Алексеевич выжил бы, если бы не самоотверженный, любовный уход Зинаиды Афанасьевны. Больному необходимы были ежедневно горячие ванны, и она после бессонной ночи у постели больного мужа целый день носила снег, чтобы сделать эту ванну. Поднявшись с постели, Георгий Алексеевич не узнал исхудавшей жены. Казалось, она сама перенесла тяжелую болезнь. Возвращаясь с охоты и обследования острова, Георгий Алексеевич находил тепло и уют, чистую постель, белье, вкусный обед, нежность заботливой жены. В жестоких полярных условиях все это было настоящим счастьем и давало силы для работы. Женственная, не подготовленная к жизни на полярном острове, Зинаида Афанасьевна все же сумела ко всему примениться, все вынести.
За обедом врангелевские гости едят мало и, наконец, сознаются, что они привыкли к свежему мясу: медвежьему, моржовому. Наше мясо, правда, попахивает…
***
Началась поспешная выгрузка топлива, строительных материалов, продовольствия. Выгрузка осложняется тем, что ледорез не может близко подойти к берегу вследствие мелководья бухты.
Сделав предварительно тщательный промер, мы входим в бухту и останавливаемся на грунте мягкого ила и песка в двухстах метрах от берега. Спустили на воду кунгасы и моторные катера. От «Литке» к берегу и обратно засновали маленькие катерочки, тащившие на буксире груженые до верху кунгасы.
В разгрузке участвует весь экипаж. Временами выгрузку приходится прекращать из-за сильного ветра, поднимающего большую зыбь, мешающую груженым шлюпкам сообщаться с берегом.
С выгрузкой и постройкой дома приходится очень торопиться. Каждую минуту может начаться наступление льдов и отрезать нам путь к возвращению.
***
Капитан Дублицкий, отпуская нас на берег, предупреждал, чтобы мы далеко не заходили. Если бы началось наступление льда, «Литке» пришлось бы немедленно сняться с якоря. Отстать же от парохода — значило рисковать остаться на острове на годы.
Спустившись по веревочному трапу, перекинутому через борт ледореза, прыгаю в переполненную чукчами байдару. Чукчи-гребцы налегли на весла, и легкая байдара из моржовой кожи, словно подхваченный течением бобовый стручок, понеслась к берегу.
Напротив меня в байдаре три островитянки с острова Врангеля с миловидными татуированными лицами: одеты они в меховые комбинации, с длинными рукавами, опушенными росомахой. За пазухой у всех напиханы гостинцы, полученные от наших моряков.
Постройка нового дома на о. Врангеля
Вчера на рассвете, когда мы входили в бухту Роджерса, с борта «Литке» берег казался нам почти пустыней. Но сейчас днем, подплыв ближе, я увидала на самом берегу поселение. Фасад главного дома украшен красными полотнищами с надписью: «Да здравствует СССР», «Добро пожаловать», «Привет новой смене». Вдали виднеется пакгауз, а вправо от него разбросанные юрты и балаганы для сушки мяса. В стороне особняком стоит крошечный домишко промышленника Скурихина. У Скурихина был раньше домик побольше, но минувшей зимой от неисправной печки он загорелся. Колонисты пережили жуткую ночь. Разраставшийся пожар грозил оставить всех на пустынном острове без крова.
Мы — у берега. Гребцы, соскочив в воду, вытащили байдару. С особым чувством вступаю я на врангелевскую землю. Путь к этому острову так труден, так рискован и неисследован, что, очутившись на нем, невольно чувствуешь себя маленьким Колумбом.
Первыми нас встречают на берегу собаки. К моему удивлению один из этих свирепых псов бросается ко мне с радостным визгом. Я признаю в нем тотчас одну из собак, привезенных нами на «Литке» и уже переправленных экипажем на землю.
На острове собаки фактории не уживаются с собаками эскимосов. Если одна из них рискнет забежать на чужую территорию, мигом затевается отчаянная драка. Привезенные нами новые собаки заняли нейтральную зону, образовав третий собачий коллектив.
Подхожу к домику, в котором три года прожили наши первые колонисты, и попадаю в суматоху спешных сборов к отъезду.
В четырех комнатах дома, обставленных городской, привезенной с материка мебелью, помещались три семьи: начальник острова с женой, врач с женой и кладовщик Павлов с женой и двумя детьми.
В комнате Ушакова много книг, микроскоп, естественнонаучные коллекции, охотничьи принадлежности. Все это разложено по столам, стульям, на полу, ждет упаковки. Георгий Алексеевич достает из чемодана и показывает нам редкую препарированную им шкурку розовой чайки.
Перелистываю папки гербария, в котором любовно расправлен каждый цветочек, каждый листик, каждая тычинка. Ушаков собрал на острове 80 видов различных растений. Из древесных пород на острове Врангеля имеется только полярная карликовая ива, достигающая самое большее 15 сантиметров в высоту. Флора — точное повторение Чукотки, но более красочная: пышные маки, сильно развиты камнеломки и сложноцветная пушница. Имеются злаковые (вегетационный период — с 1 июня до середины августа). Однако, по мнению Ушакова, в южных долинах можно сажать картофель, редиску, салат и лук.
Все работы Ушакова поражают аккуратностью и тонкостью выполнения. Рассматривая прекрасно вычерченную им карту о. Врангеля, я спрашиваю его:
— Вы инженер?
Наши моряки ни за что не хотят верить, что Ушаков, так хорошо сделавший съемку острова и вычертивший его карту, не имеет никакой специальной подготовки. Первая карта острова Врангеля составлена в 1881 г. Берри, капитаном американского судна «Роджерс». «Роджерс» и «Корвин» были первыми судами, подошедшими к острову Врангеля и произведшими высадку. Это была экспедиция, посланная на розыски пропавшей без вести «Жаннетты». Впоследствии некоторые исправления в очертаниях западного берега острова были внесены «Вайгачем» — судном гидрологической экспедиции в Северный Ледовитый океан.
На ушаковской карте косы северного берега занимают несравненно меньшее пространство, чем на старой, и тянутся они не в долготном, а в широтном направлении. Раньше предполагалось, что на севере горы подходят к самому берегу; в действительности же, как установлено Ушаковым, они начинаются в 25 километрах от берега, который представляет собой ровную тундру.
Собираясь на остров Врангеля, Ушаков подобрал прекрасную библиотеку, много редких книг, и это очень помогло ему в его работах на острове. Комната отеплена, стены покрыты толем, войлоком, а поверх — японскими циновками. В углу собственноручно сложенная Ушаковым кирпичная плита. Незнакомому с печным делом Ушакову пришлось много повозиться с устройством печи, но вышла она на славу и не дымила. Полярной зимой в отепленном домике все же было холодно. Зинаида Афанасьевна поверх привычного тонкого белья и легких городских платьев, с которыми трудно было расстаться, как с памятью о далекой культурной городской жизни, надевала шерстяное белье, меховую шубку и торбоза, меховой капор. На стене висит календарь, написанный от руки, на котором колонисты отмечали крестиками каждый ушедший день. Календарь их расходился с нашим на один день.
Берег о. Врангеля к ю.-з. от бухты Роджерса
В комнате доктора Савенко мое внимание привлекло крошечное зеленое растеньице, вывезенное из Японии и благополучно перенесшее три полярных зимы.
Комната Павловых больше похожа на юрту или ярангу. Жене Павлова — эскимоске Анне — редко удается водворить порядок, так как у Павловых постоянно останавливаются в гостях эскимосы, приезжающие с западной и северной стороны. Семьи Ушаковых и Павловых жили в тесной дружбе. Комнаты их были расположены рядом, и дверь никогда не запиралась. Дети Павловых, особенно старшая Юлька, все время вертелись у Ушаковых, полюбивших их, как своих. Жизнь на острове, совместные поездки и охота связали Ушакова и Павлова узами необычайной дружбы. Ушаков нашел в Павлове незаменимого помощника, знающего полярные условия и быт эскимосов, и верного друга, на которого он мог положиться во всем. Павлову очень не хотелось расставаться с уезжавшим Ушаковым, но последний уговорил его остаться, так как новой колонии было бы без него на острове плохо.
Павлов с семьей решил не уезжать и остаться на острове. Остаются также все эскимосы и промышленник Скурихин. Скурихин отправляет с нами свою жену и приемную дочку, которую пора отдать в школу. Один Скурихин будет чувствовать себя свободнее. У него больше времени будет для охоты.
Охота на острове идет беспрерывно круглый год. Зимой охотники, несмотря ни на какую погоду, объезжают капканы, расставленные на песцов. Песцовая охота продолжается с ноября по март, захватывая начало апреля. На медведей самая горячая охота осенью, когда они выходят на берег, и весной, когда самки оставляют берлоги.
Полярного медведя трудно свалить одной пулей, но и раненый он почти никогда не бросается на человека. Лишь когда врангелевские охотники убили медвежонка и неосмотрительно повесили снятую с него шкуру на палатки, в их отсутствии медведица-мать изорвала палатку в клочья.
Между прочим, эскимосы считают, что убитый зверь принадлежит тому, кто его первый заметил, а не тому, кто убил его.
Зимой белые медведи приближаются к самому дому, а песцы забегали даже в сени. Ушаков убил одного медведя у самого крыльца.
Таян, постоянный спутник Ушакова на охоте, молодой, хорошо грамотный, развитой эскимос. На материке был проводником, сопровождал всевозможные экспедиции.
— Довольны ли были эскимосы начальником острова? — спрашиваю я Таяна.
— Начальник — большой человек. Он все знает. В первый год, когда мы приехали, он сам повез эскимосов на западный берег, в бухту Сомнительную. Ночь застала нас в пути. Никто не знал острова, не знал, где надо повернуть к берегу. Начальник смотрел на часы и приказал: «поворачивайте», и мы вошли в бухту Сомнительную. Как начальник узнал, где надо повернуть — эскимосы не понимают. Начальник сам запрягает собак и погоняет их в пути. Он все делает, как эскимос, лучше самих эскимосов.
Эскимосы больше всего ценят в человеке силу, ловкость, находчивость. Они с величайшим презрением относятся к слабым и неприспособленным.
— О, с ним всегда что-нибудь случается, — с снисходительной улыбкой отзывался о докторе Савенко тот же Таян. — То с нарты свалится в снег, то запутается в постромках, упадет и ушибется.
Мать Таяна — Инкали, пожилая эскимоска, с черной челкой до бровей, хорошая портниха и обшивала всю колонию. Во время стоянки «Литке» у нее не было отбоя от заказчиков. Всем хотелось увезти на память об острове туфли работы Инкали.
***
Сегодня, приехав на остров рано и заглянув в ярангу Таяна, я застала его семью еще в постели за утренним завтраком.
Как и все чукотские яранги, яранга Таяна покрыта моржовой кожей.
Большая семья Таяна еще нежилась в общей постели в «пологе» (по-эскимосски «агра») и лишь одна из женщин приготовляла чай на примусе. Эскимосы спят в палатке совершенно голыми. Несколько голов, высунувшихся из-под спущенной в виде занавеса шкуры, следили за приготовлением чая. Женщина накрошила на деревянном блюде моржовое мясо, перемешала его с жиром и, разлив чай в разрозненные чашки и жестянки из-под консервов, заменяющие недостающую посуду, поставила завтрак перед самым пологом палатки. Окончив завтрак, мужчины и женщины принялись одеваться, не проявляя при этом ни малейшей стыдливости.
Обычно в яранге эскимосы снимают с себя всю одежду. Мужчины остаются совершенно голыми, а женщины — в кожаных трусах, напоминающих купальные. Выходя наружу, они надевают меховые комбинации с широким воротом, но как бы ни было холодно, они всегда для свободы движения оголяют одно плечо и руку.
Прежние обитатели о. Врангеля не оставили почти никаких следов своего пребывания. В большинстве это были люди, случайно попавшие на остров: экипажи раздавленных вблизи острова судов, либо посланные на поиски пропавшей экспедиции.
В 1911 г. на острове Врангеля спасся экипаж «Карлука», судна экспедиции Стефансона, под командой известного капитана Бартледа, сподвижника Пири. Дрейф «Карлука» прошел севернее Геральда. Судно было раздавлено льдами в 80 километрах к северу от Геральда. Опытный капитан Бартлед успел заблаговременно выгрузить продовольствие и высадить экипаж на лед. Экипаж раздавленного судна благополучно добрался до острова. Устроив колонию, Бартлед с одним эскимосом на собаках пустился по льдам к Чукотскому берегу, чтобы дать знать о случившемся в Америку. Он благополучно добрался до северного сибирского берега и оттуда перебрался в Америку. Экипаж «Карлука» провел несколько месяцев на острове и был снят подоспевшей спасательной экспедицией.
В 1921 г. Стефансон высадил на остров оккупационный отряд, состоявший из возглавлявшего отряд сына известного канадского профессора Аллана Крауфорда, американца Нейта, еще двух американских граждан и эскимоски, взятой ими с собой в качестве кухарки. Судьба этого отряда оказалась трагичной и в свое время о ней много писали в газетах. Продовольствия отряду было оставлено всего лишь на 6 месяцев; не имея лодки, они не могли охотиться на морского зверя, между тем в продолжение двух лет ни одно из посылавшихся судов не могло подойти к острову. Прибывшая, наконец, на остров спасательная экспедиция нашла на нем эскимоску и труп Нейта. Крауфорд с другими американцами, отчаявшись в приходе спасательного судна, оставив заболевшего цынгой Нейта, отправились пешком на материк и оба, очевидно, погибли.
На смену погибшему отряду тем же Стефансоном была высажена другая колония, состоявшая из эскимосов. Начальником колонии был американец Уэльс. Отряд этот был снят в 1924 г «Красным Октябрем», судном гидроэкспедиции Давыдова, который водрузил на острове Врангеля советский флаг.
Площадь острова — 7000 квадратных километров, и почти две трети этой площади занимают горы. Некоторые из их вершин, как например, Пик Берри, достигают высоты в 750 м над уровнем моря; встречаются исполинские порфировые и гранитные скалы.
Климат на острове Врангеля, говорит Ушаков, очень суровый, зима тянется десять месяцев; из них два месяца длится полярная ночь, и солнце совсем не показывается. Морозы достигают —60°, часты страшные метели. Зимой на острове — мертво. Изредка пролетит ворон с белыми от инея бакенбардами, редко встретится след медведя. Тишина. Слышен только скрип снега под полозьями, да собственное дыхание. Мороз настолько крепкий, что на снегу тяжелые нагруженные нарты оставляют лишь блестящую полоску.
Налетит снежная пурга, и охотники по нескольку дней блуждают близ дома. Однажды в пургу чуть не погибло несколько эскимосов. Они заблудились, возвращаясь с охоты, и начали уже, голодая, есть ремни.
Окончание полярной ночи, восход солнца — важное событие на острове. Все оживают. Летом остров совершенно преображается, прилетают птицы: пуночка — первый вестник весны, за ней прилетают кайры, чайки, гуси. Летом на острове масса птиц. Один охотник в день иногда убивает штук 200 гусей. Набитой птицы на одной нарте не увезти. Колония отъедалась, делала запасы дичи и птичьих яиц.
За 7 дней, проведенных нами на острове Врангеля — с 29 августа по 5 сентября, — разумеется не было возможности осмотреть весь остров. Далеко отходить от колонии нельзя было, не рискуя остаться на нем; кроме того, все время дул сильный ветер. Отправившийся было в глубь острова в сопровождении Таяна геолог Кальянов на следующий день вернулся обратно.
Приходилось довольствоваться рассказами Ушакова и рассматриванием его отличной коллекции фотографий с видами острова.
***
Второй день дует свежий нордовый ветер. Сильная зыбь, но выгрузка продолжается. На берегу выросла гора из всевозможных грузов. Едва были выгружены строительные материалы, как началась постройка радиостанции и бани на косе.
Дом-радиостанция построен по плану Наркомпочтеля. Он очень красив, основателен, высок, с огромными окнами, но не приспособлен для полярной зимы: потолки слишком высоки, окна и двери слишком велики. Старые колонисты утверждают, что в нем зимой нельзя будет жить. Придется окна забить досками, завесить шкурами. Рациональнее было бы вместо одного большого дома поставить несколько полярных домиков, которые требовали бы меньше топлива. При радиостанции — квартира из трех комнат. В старом доме будет жить начальник острова с женой, доктор и кладовщик с семейством. В новом — радисты и наблюдатель.
Г. А. Ушаков выезжает на обследование о. Врангеля
Эскимосы с величайшим интересом наблюдают за выгрузкой и постройкой дома. Постепенно стягивается к колонии все население острова. Сегодня прибыли эскимосы с северной стороны, первые заметившие «Литке».
***
Дни нашего пребывания на острове Врангеля проходят в торопливой и лихорадочной работе. Все чувствуют себя, как на фронте в ожидании внезапного наступления. Пропустившие нас льды каждую минуту могут вновь окружить нас и запереть на годы в полярной бухте.
На берегу кипит строительная горячка. Чайки с пронзительным криком кружатся над быстро воздвигающимися новыми постройками. Строители сбросили полушубки и поминутно отирают пот с лица. День совсем летний. Перекликаются мотористы, то и дело подвозящие с «Литке» всевозможные грузы. Из кают-компании извлечены даже мягкие кресла — они будут оставлены на память колонистам.
Дом-радиостанция, крошечная баня и пакгауз уже почти готовы. Из широких окон выросшего в несколько дней нового большого дома открывается студеный простор Северного океана.
Воспользовавшись первым солнечным днем, решаю подняться на одну из ближайших гор. Почва местами совсем не оттаяла. Кое-где лежит снег. Приходится далеко обходить топкие места. Склон горы покрыт лишаями, мхами, красными и бурыми листочками, плотно прижатыми к земле. Подъем становится все круче. Солнце припекает по-южному. Сбрасываю кожаное пальто на землю — оставить его не опасно — некому взять. Но и в вязаном свитере жарко. Через некоторое время стягиваю свитер и остаюсь в одной блузке. Оглядываюсь, вижу далеко внизу домики колонии. Отсюда, сверху, работающие на берегу команды напоминают трудолюбивый муравейник. Стоящий в бухте «Литке» не больше точки. Залив чист и прозрачен. Но полоса голубой воды становится все уже. Видимо, началось наступление льдов.
«Литке» во льдах
От далеких снежных пиков и глубоких синих долин внимание мое все более отвлекается в сторону моря. На моих глазах происходит неожиданное изменение. Державшиеся все эти дни неподвижно на горизонте льды теперь быстро надвигаются на нас.
Я поспешила вниз. Утром залив был совершенно чист от льдов и синь, а когда я в сумерках возвращалась в шлюпке к «Литке», возле самого борта его колыхались большие льдины.
Внезапно начавшаяся передвижка льдов объясняется наступлением периода наибольших приливов и отливов и соответственным изменением течений. Вчера лишь был ясный летний день, а сегодня снег покрыл берега белым саваном.
К счастью успели во-время, до наступления льдов, выгрузить топливо, продовольствие и все остальное. Постройки на берегу почти закончены. Дом покрыт железом, перегородки и печи поставлены, даже стекла в окна успели вставить. Баня и сараи готовы. Сегодня подняли мачту радиостанции. В ознаменование этого события новый начальник острова, Минеев от имени колонии подарил команде несколько ящиков заграничного коньяку.
С оставшимися мелкими работами команда быстро справится, и если не произойдет чего-нибудь особенного, завтра оставим остров. Судовые кунгасы, вельботы уже подняты на борт. Новые колонисты переселились на берег, а старые перебрались на «Литке».
За семь дней лихорадочной работы на острове Врангеля команда исхудала, люди выглядят совсем измученными. Но, несмотря на усталость, на полученные многими ушибы и ранения, все продолжают работать с удивительным энтузиазмом, прилагая все усилия, чтобы как можно лучше устроить колонию, заботливо входя во все детали, стараясь все предусмотреть. Больные не отстают от здоровых, несмотря на протесты врача.
— Не уйдем, пока не забьем последнего гвоздя, — говорит команда.
Вид бухты Роджерса совершенно изменился благодаря новым постройкам. Вырос целый городок.
Мы забираем с собой шкуры медведей и песцов, убитых на острове Врангеля за три года, а также клыки моржей и мамонтов.
Пакгауз на горе раскрыт настежь. Перед ним развешены и разложены на земле шкуры огромных полярных медведей, волнистые белоснежные шкурки песцов с длинными пушистыми хвостами. Упаковывает их сам Ушаков с помощью Павлова, тщательно пересматривая каждую шкурку. Сколько среди них убитых им самим? С каждой связано какое-нибудь воспоминание. Вот они с Павловым только проснулись. В походной палатке — лютый мороз. Так не хочется вылезать из спального мехового мешка! Наполовину высунувшись из мешков, ползая, как улитка с раковиной, они зажигают примус, приготовляют завтрак. Но вдруг залаяли собаки. Забыв о завтраке, охотники прислушиваются, потом, словно по уговору, выскакивают из мешков, хватают ружья и в одних рубашках, босиком выскакивают на мороз, на снег.
— Медведь!
Полузамерзшие возвращаются они после отчаянной погони за медведем босиком по снегу на 46-градусном морозе и, увы, не находят завтрака. Собаки, воспользовавшись их отсутствием, уничтожили все.
За три года на острове Врангеля убито: 500 песцов, 300 медведей, собрано 2 500 килограммов моржовых клыков, большое количество мамонтовых.
По мнению Ушакова, имея пловучие средства, можно вдвое увеличить результаты охоты на острове Врангеля. Нормальная годовая продукция охоты, по его мнению, при том количестве охотников, какое сейчас имеется на острове, должна составить — 500 песцов, 100 медведей, 400–500 моржей.
Ушаков передал своему заместителю большие запасы оставшегося продовольствия, муки и огнестрельных припасов.
Сегодня Ушаков без меховой камлайки, в желтых крагах, серых бриджах и клетчатой рубашке ковбоя с отложным воротничком.
Минеев сидит в старом доме, знакомясь с делами. Подолгу совещается с старым начальником острова. Метеоролог Званцев уже вошел в курс работ с помощью начальника научной части «спасательной» экспедиции В. А. Березкина, обревизовал метеорологическую станцию и приступил к наблюдениям. Каждый день влезает он с записной книжкой на вышку и что-то отмечает. Званцев, сменяющий доктора Савенко, доктор Сенатский, радисты-мотористы Богданов и Шатинский, молодые, горластые, несдержанные, вносят много шума и суеты. Эскимосы поглядывают на них опасливо и по пятам ходят за старым начальником.
Старцев — русский охотник, женатый на эскимоске, паразитический тип (на Чукотке часто встречаются подобные ему русские, живущие за счет эскимосов, пользуясь родственными связями с ними), все дни не отстает от Минеева и Ушакова, умоляя оставить его на острове и обещая исправиться.
— Оставайтесь, Старцев, — решает наконец Минеев, — но если не будете работать, вы ничего не получите. Имейте это в виду.
Эскимосы обратились к капитану с просьбой отвезти и передать от их имени родственникам, живущим в заливе Провидения и на мысе Чаплина, несколько тухтаков моржового мяса и письма, в которых они описывают свое житье на острове и зовут родных переселиться к ним. Дублицкий охотно согласился исполнить их просьбу.