17 сентября 1938 года полковник Гоше и его сотрудники по 2-му бюро пережили самое крупное потрясение в своей жизни. Это было через три дня после съезда гитлеровской партии в Нюрнберге, где Гитлер в своей речи потребовал для судетских немцев «права на самоопределение».
В тот же день один из бывших видных немецких офицеров передал в Париж сведения о том, что Германия концентрирует свои войска неподалеку от чешской границы. Спустя 24 часа агенты 2-го бюро в Чехословакии подтвердили правильность этого донесения.
И все же военное министерство не проявило озабоченности. Генеральный штаб также не придал этому значения, считая такие действия «пустой демонстрацией». Ход мыслей был следующий: «Сейчас Гитлер не может идти на такое рискованное предприятие, как война. В конце концов, у него же негодные танки». Генеральному штабу это было известно на основании донесений Саверна, тех самых донесений, которые содержали столь успокоительные данные о качестве германских танков.
И вот события начали развертываться. Главарь судетских немцев Генлейн предъявил ультиматум правительству в Праге. 17 сентября Чемберлен совершил полет в Берхтесгаден и имел беседу с Гитлером, а затем от Саверна были получены новые донесения….
* * *
В субботу 12 марта 1938 года двум неизвестным удалось избежать ареста и спастись бегством уже после того, как германские войска вошли в Вену. Они перешли через австрийскую границу и очутились в Швейцарии.
Одного из них звали Вольдемар Пабст, другого — Вернер Грунд. Пабст был немцем, Грунд — австрийцем. И оба были ярыми врагами гитлеровцев. Пабсту было около 50 лет. До прибытия в Вену он был связан с реакционной германской партией националистов. В Вене он стал офицером хеймвера, возглавляемого князем Штарембергом. Грунд был на семь лет моложе. Он был личным секретарем барона Штукли, начальника управления агитации хеймвера. Помимо этого, он был директором первого и единственного в Австрии завода, производившего противогазы.
Среди тех, кто, подобно Пабсту и Грунду, предпочли покинуть страну в тот момент, когда германская армия входила в Вену, не было фон Кеттелера. Кеттелер был атташе германской миссии в Вене и считался одним из ближайших друзей германского посланника Франца фон Папена.
И все же фон Кеттелер совершил непоправимую ошибку; в последний раз его видели в понедельник 14 марта. Он вышел из здания миссии в 6 часов 30 минут вечера. Домой он больше не возвращался. Три дня спустя тело его выловили в Дунае. Некоторые люди полагали, что он стал жертвой мести со стороны австрийских патриотов. Весьма показательно все же, что гитлеровцы никогда не пытались использовать эту смерть в целях своей пропаганды. Они вообще умолчали о ней, ибо сами убили фон Кеттелера как шпиона, работавшего в пользу иностранной державы.
Ни Пабст, ни Грунд никогда ничего не слыхали о фон Кеттелере и его деятельности. По прибытии в Швейцарию они направились в Базель. В тот же вечер их посетил торговец мехами, который вел дела со всей Европой. Между ними и меховщиком имела место продолжительная беседа. Пабст заявил, что он до последнего момента поддерживал близкие отношения со своими коллегами по немецкой армии, которые теперь занимают высокие посты. У Грунда были столь же хорошие связи. Через несколько часов после этой беседы меховщик послал длинное письмо своему другу в Париж. Он подробно писал о мехах, новых ценах и новых фасонах.
Через час после прибытия этого письма оно было доставлено во 2-е бюро. Было решено подвергнуть Пабста и Грунда предварительному испытанию. Если бы Пабст и Грунд знали истинный характер деятельности фон Кеттелера и обстоятельства его внезапной смерти, они, возможно, были бы более осторожны в предложении своих услуг. Ибо фон Кеттелер, близкий друг и сотрудник германского посланника в Вене, некоторое время сам был агентом 2-го бюро.
Имея своего агента непосредственно в германской миссии, 2-е бюро не должно было оказаться застигнутым врасплох, когда Гитлер захватил Австрию. Для него это не было внезапным ударом. Еще за два месяца — 8 января — Кеттелер информировал Париж о том, что Гитлер вторгнется в Австрию. Днем позже те же самые сведения были получены от разведки английского министерства иностранных дел. В течение последующих недель многие агенты присылали столь же тревожные сообщения. И 12 февраля — в день поездки Шушнига в Берхтесгаден — Кеттелер прислал повторное предупреждение. 9 марта один мюнхенский агент сообщил в отделение конторы «Мюльхаузен» (около Базеля), что Гитлер готовится нанести удар до того, как Шушниг проведет плебисцит, срок которого наступал через три дня. Спустя два дня, в полдень 11 марта, в Париж опять сообщалось, что германские мотомехчасти, расположенные в Баварии, стягиваются к австрийской границе.
Следовательно, 2-е бюро было хорошо информировано о ходе событий. Однако правительство и особенно премьер Шотан сочли за благо не поверить этим сообщениям. Шотан предпочел отнестись с полным доверием к донесениям своего посланника в Вене, Пюо, который сохранил свой наивный оптимизм вплоть до дня, предшествовавшего немецкому вторжению. Тогда он протелеграфировал: «Это — повторение удара 7 марта». 7 марта 1936 года Гитлер вторгся в Рейнскую область. Наконец-то этот слепец прозрел!
Увы, слишком поздно! Если что-нибудь и можно было еще сделать, то уже не французскому правительству, хотя бы по той простой причине, что французского правительства не существовало. После долгого раздумья Шотан решил 10 марта уйти в отставку. Это произошло ровно за 24 часа до получения телеграммы от Пюо. В тот же день в Париж приехал для переговоров о возможных экстренных мерах представитель правительства Чехословакии, но ему попросту не с кем было вести переговоры.
Весь мир с ужасом смотрел на то, что происходит в Австрии. Но Париж был поглощен собственным правительственным кризисом. Да и, кроме того, было немало вещей, занимавших тогда Париж и отвлекавших его внимание. На Елисейских полях в переполненном зале состоялась премьера кинокартины «Мария Валевская» с участием кинозвезды Греты Гарбо. В зале Плейель шли концерты лучшего венского хора. Когда в середине концерта пришло известие о вторжении Гитлера в Австрию, хористы со слезами на глазах запели «Марсельезу».
Неизвестные лица посетили могилу Аристида Бриана, видного французского политика и неоднократного министра, настойчиво пытавшегося установить сотрудничество с Германией. Они возложили на его могилу венок с лентой, на которой была свастика и надпись: «Аристиду Бриану от благодарного Адольфа Гитлера».
Они были арестованы.
Между тем Марсель Саверн продолжал предоставлять 2-му бюро интересные материалы. Под именем Саверна скрывался Вернер Грунд. Его сведения касались хода германских вооружений. В течение первых недель его деятельности 2-е бюро следовало обычному методу ознакомления и проверки, применяемому ко всем новым агентам: их сведения сверялись со сведениями, поступавшими от других агентов. Вскоре было установлено, что данные Саверна весьма достоверны. Он работал быстрее других агентов. В то же время старые агенты не могли добыть никаких сведений о программе германских вооружений и один за другим выслеживались гестапо, после чего вообще прекращалось всякое поступление каких-либо сведений. Что касается Саверна, то он продолжал присылать свои материалы. Пабст и Грунд не лгали, когда они заверяли 2-е бюро в своих хороших связях.
Была еще одна причина, делавшая их данные особенно ценными для генерального штаба и военного министерства. Данные эти носили весьма успокоительный характер. Высокопоставленные французские офицеры только самоуверенно и спокойно улыбались, когда Геринг и Геббельс произносили речи о «непобедимости германского оружия». Они-то знали наверняка, что все это была только комедия!
«Мы не должны позволить Гитлеру загипнотизировать нас», — сказал кто-то в военном министерстве. И эта крылатая фраза повторялась на все лады во 2-м бюро.
Саверн присылал исключительно ценные материалы относительно плохого качества германских танков. В июле 3938 года он прислал обширный доклад о маневрах, происходивших в Шварцвальде. В докладе указывалось, что сами германские военные эксперты были удручены низким качеством германских танков. Саверн присылал даже фотографии, полученные от «старого армейского друга»; на них был изображен танк, застрявший в грязи и, видимо, никак не могущий выбраться.
Все военное министерство было в восторге от этих документов. «Фашисты не смогут начать войну с подобными танками», — утверждали они. Правда, были и другие данные на этот счет; имелся, к примеру, опыт войны в Испании. Немцы применяли здесь в основном 6-тонные танки с экипажем из двух человек, броней 0,3–0,6 дюйма и с двумя пулеметами в башнях. Броня эта легко пробивалась французской 25-мм противотанковой пушкой. Такие танки, несмотря на их скорость в 30 миль в час, не могли прорвать мощную «линию Мажино».
Множество донесений касалось многочисленных поломок и неисправностей, обнаруженных в немецких танках во время вторжения в Австрию. На главных дорогах образовались многочасовые заторы и пробки. 2-е бюро получало от своих агентов детальные донесения по этому вопросу. Интересно, что агенты могли бы вообще не тратить время на составление такого рода сообщений. Спустя два дня после того, как были получены их донесения, все газеты мира опубликовали те же факты. Два или три человека во 2-м бюро удивились тому, что немецкие фашисты не предупредили появление в печати такого рода скандальных фактов. Однако сами факты были слишком аппетитны и приятны для того, чтобы их всерьез подвергать сомнениям.
В Париже признавали, что у немцев отличные зенитные орудия и истребители; что же касается бомбардировщиков и танков, то они несовершенны и пригодны лишь для целей обороны. Так утверждали в военном министерстве. Им придется пустить свои танки на лом и построить полторы — две тысячи новых танков. На это уйдет 18 месяцев. Кто знает, будет ли тогда все еще Гитлер у власти?
Это откровенное удовлетворение и даже радость крупных французских офицеров по поводу низкого качества германских танков объясняется тем, что вопрос о танках был жгучим вопросом для французской армии в течение долгого времени. Здесь следует сказать несколько слов о Шарле де Голле.
В первой мировой войне он участвовал в чине лейтенанта. Трижды был ранен. Попав в плен, он несколько раз пытался бежать. После войны он начал быстро продвигаться, хотя его необычайные идеи о методах ведения современной войны вызывали неудовольствие среди его коллег. В 1934 году де Голль издал книгу, посвященную профессиональной армии. Генерал Вейган, в ту пору главнокомандующий французской армией, был весьма недоволен этой книгой и приказал написать о ней в одном из военных журналов отрицательный отзыв. В этой книге де Голль говорил: «Профессиональная армия завтрашнего дня будет наступать на колесах. Ни один человек, пушка, снаряд, ни один кусок хлеба не будет доставляться иными средствами… Огромные войсковые соединения покинут свой бивак утром с тем, чтобы вечером расположиться на ночлег уже за 150 миль».
Книгу прочло всего несколько сот военных экспертов. Один из них — член палаты депутатов Поль Рейно, использовавший ее в качестве основы для своего предложения о создании моторизованных дивизий. Это было в мае 1938 года. Предложение было отвергнуто. Де Голль продолжал защищать свои взгляды. После одной из его лекций в Сорбонне произошел крупный скандал. Он был удален из генерального штаба, понижен в должности и назначен в Мец.
В начале лета 1938 года 2-е бюро получило еще одно предложение от меховщика из Базеля. Речь шла об одном бывшем германском офицере из хорошо известной и аристократической семьи. Этот бывший офицер находился в дружеских отношениях с Герингом. Адольф Гитлер также якобы благоволил к нему. Согласно сообщению меховщика, этот бывший офицер тайно сочувствовал монархистам и был врагом фашистского режима, особенно после того, как Гитлер расправился с генералом Шлейхером. Меховщик из Базеля имел основания полагать, что бывший офицер не возражает против установления связи с французами.
Вначале полковник Гоше еще кое в чем сомневался; но он считал, что такую возможность было бы непростительно упустить. Конечно, некоторые детали требовали проверки и выяснения. Нужно было, например, уточнить роль и вес этого офицера в самой Германии, установить, насколько действительно его влияние и как широко он осведомлен. С этой целью Гоше решил произвести следующую проверку: офицеру сообщили имя одного известного немецкого политического деятеля-демократа, содержавшегося в концентрационном лагере в Дахау, и потребовали от испытуемого организовать освобождение этого человека. Через 24 часа заключенный получил возможность беспрепятственно покинуть Германию.
Начиная с августа 1938 года, бывший офицер стал регулярно присылать свои сообщения французской разведка. Основной упор в этих сообщениях делался на то, что старые кадровые армейские офицеры с большим неудовольствием наблюдали за всеми нововведениями, проводимыми в армии при гитлеровском режиме. Они жаловались на недостаток опытных кадров, необходимых для соответствующей подготовки крупной армии, основанной на всеобщей воинской повинности.
* * *
С 10 сентября 1938 года донесения от бывшего офицера, сердечного друга Геринга, внезапно приобрели тревожный характер. Он сообщал о концентрации крупных сил близ чешской границы. Затем личный кабинет полковника Гоше посетил один высший офицер французской армии.
Позднее утверждали, будто этим офицером был де Голль. Верно лишь то, что в этот самый день де Голль находился в Париже. Но он был слишком скромен и недостаточно честолюбив для того, чтобы лично явиться во 2-е бюро без предварительного приглашения. Тот же человек, который в действительности был у Гоше, сообщил, что его заинтересовали некоторые из полученных во Франции сведений о германских танках.
Гоше показал ему несколько донесений Саверна и в качестве неоспоримых данных снимки танков, застрявших в грязи. Тщательно рассмотрев их, посетитель хмуро сказал: «По моему мнению, это фальшивка». Он взял одну из фотографий, на которой был изображен застрявший танк, окруженный солдатами, которые пытались вытащить его из грязи. В глубине снимка не было ни дома, ни дерева, ни камня. «Удивляюсь, — сказал офицер, — откуда же взялась здесь грязь?» Затем он добавил: «Знаете, я несколько знаком с фотографией. Видите, эти вот черточки? По моему мнению, эта грязь была нарисована ретушером c помощью пульверизатора. Обратите также внимание на фигуры солдат. Они должны напрягать все силы, чтобы вытащить танки; между тем здесь они выглядят очень расслабленными».
Он отложил фотографии в сторону. «Предположим, однако, что я ошибаюсь. Предположим, что десятки германских танков действительно застряли в грязи. О чем же это говорит? Во всяком случае, не о том, что танки вообще бесполезны».
Доводы посетителя показались полковнику Гоше и его коллегам весьма убедительными. К тому же в тот самый день, 17 сентября, прибывали телеграммы одна тревожнее другой. «Друг» Геринга сообщил: сомнений в том, что Гитлер намерен оккупировать Чехословакию, — нет. Об этом извещал и Саверн. Его донесения отдавали, пожалуй, даже излишней паникой.
Чемберлен вернулся в Лондон. Во 2-е бюро ежечасно продолжали поступать взволнованные донесения. 18 сентября в 11 часов утра германский офицер прислал телеграмму с изложением боевого приказа о выступлении, назначенном на 19 сентября. Приказ был подписан Гитлером. Саверн сообщал о мобилизации. У 2-го бюро не оставалось никаких сомнений в том, что Гитлер намерен двинуть войска.
В военном министерстве до сих пор не понимали всей серьезности обстановки. Тогда полковник Гоше отправился в военное министерство, где имел продолжительную беседу с Даладье. Беседовали они с глазу на глаз. И вот на следующий день Даладье и Бонне вылетели в Лондон. А несколько дней спустя, 29 сентября, Париж мог прочитать в вечерних газетах: «В 4 часа 30 минут в Мюнхене состоится конференция между Гитлером, Муссолини, Даладье и Чемберленом».
В этот день в Париже было холодно. Шел дождь. У всех были напряжены нервы. Большая часть людей даже не знала, где находится эта Судетская область. Газеты шли нарасхват.
«Мир!» — вопили они огромными буквами на первых страницах. От радости Париж сходил с ума. Возвращение Даладье было похоже на триумфальное шествие маршала, выигравшего войну. Сотни тысяч парижан вышли на улицу, совершенно незнакомые люди обнимали друг друга.
* * *
Ноябрь уже шел к концу, когда, наконец, прибыли донесения от одного из оперативных агентов разведки английского военного министерства. Этот агент проявил чудеса храбрости и сообразительности и пробрался на «линию Зигфрида», на ту самую линию, существование которой так сильно сказалось на всем ходе мюнхенских переговоров.
В донесении указывалось, что «линия Зигфрида» имеет ряд существенных недостатков, которые весьма облегчают возможный прорыв этой «твердыни». Во многих местах она была затоплена, причем большое количество фортов даже после выкачки воды оказалось настолько поврежденным, что войскам пришлось их покинуть. В сообщении содержалось подробное описание всех дефектов конструкции подземных ангаров. Что касается укрепленных возвышенностей ее железобетонного «ландшафта», то они далеко не соответствовали поставленной задаче. Наконец, в сообщении приводился перечень совершенных при ее постройке диверсионных и вредительских актов, включая такие, как поставка и использование негодного цемента, в результате которых немцам пришлось потерять много времени на дополнительные работы.
За три дня до рождества 1938 года в Берлине был арестован один из самых ценных французских агентов. Этот провал совершенно ошеломил 2-е бюро. Каким образом это могло произойти? Агент — грек по национальности — никогда раньше не работал в Германии. Даже в Европе он не был уже в течение долгого времени. Начиная с 1938 года полем его деятельности была Южная Америка. Арестованный был весьма опытен и не мог допустить ошибки.
2-е бюро терялось в догадках, искало причину, но ничего найти не могло. Вслед за тем произошел еще один арест, менее ошеломляющий, но также весьма неприятный. Речь идет об одном владельце небольшой лавчонки в маленьком городке неподалеку от франко-германской границы. Он был настолько ценным, надежным, исполнительным агентом, что к его помощи прибегали лишь в самых срочных, исключительных случаях. Очень немногие агенты знали его имя и адрес. 2-е бюро опять взялось за перепроверку. Установили, что грек из Южной Америки посылал свои сообщения именно через этого человека. Кто же еще? Этим каналом было разрешено пользоваться всего четырем агентам. Один из них находился сейчас в Африке, второй — в Аргентине, третьим был грек, четвертым — бывший германский офицер, являвшийся источником столь ценной информации. За ним и стали тщательно наблюдать, после чего дело было раскрыто с удивительной быстротой. Он был не только близким другом Геринга и многих видных фашистов. Он даже работал для германской разведки как фашистский шпион, искусно засланный ею во 2-е бюро.
История Пабста и Грунда несколько отличалась от этой. Они также были орудиями в руках гестапо, но сами этого не знали. Вплоть до начала второй мировой войны они были убеждены, что работают против немцев, в то время как они все время действовали им на руку.
Берлин знал, что 2-е бюро до окончательного принятия на работу новых агентов устраивает для них проверочные испытания. С этой целью гестапо в течение нескольких месяцев позволяло Пабсту и Грунду узнавать все, что они только могли узнать. Затем, когда 2-е бюро удостоверилось в их честности, Берлин начал сам поставлять в их руки сведения, которые ему было желательно направить во 2-е бюро.
Главнейшими из них были данные о «неудовлетворительном качестве немецких танков».
Самым характерным во всей этой истории было не то, что немцы обманули 2-е бюро, а то, что 2-е бюро могло бы получить все эти сведения без помощи своей агентуры, если бы его сотрудники знакомились с германской военной литературой.
В начале 1936 года немецкая газета «Дейче вер» писала об армии численностью в 300 дивизий, располагающей 10 тысячами танков и пропорциональным количеством военных самолетов. Другое немецкое военное издание подробно описывало все типы германских самолетов, включая и те, какие еще не были пущены в массовое производство. Германская военная литература откровенно обсуждала проблемы стратегии и тактики, методы использования танков и авиации, наступательные и оборонительные операции, детали штабной работы, организацию различных родов войск в военное время. Ни одна страна не описывала с такой исчерпывающей полнотой будущую войну, как это делала Германия в период с 1932 по 1939 год. Поэтому немецкая военная литература была важным источником военной информации.
Союзники могли из нее узнать немало данных о германских вооружениях. Единственным видом оружия, который не описывался в печати, были средние и тяжелые танки. Однако не было сомнений, что «Третья империя» располагала ими, ибо военная пресса непрестанно подчеркивала все их значение в будущей войне.
Начальник штаба германских бронетанковых сил в органе германского генерального штаба «Милитеришвиссеншафтлихе Рундшау», давая анализ предстоявшего германского вторжения, точно предсказал все то, что случилось во время битвы за Фландрию. Англо-французской разведке в Германии оставалось только собрать дополнительный материал для заполнения кое-каких пробелов.
Но этим никто не интересовался. Ни в Англии, ни во Франции не было ответственного органа, который сосредоточил бы внимание на ходе, масштабах и перспективах германских вооружений. Немецкие цифровые данные в этой области заранее считались недостоверными, и это служило достаточным поводом для того, чтобы огромный материал, содержавший поистине ценнейшие сведения, оставался полностью нетронутым.