Незадолго до начала второй мировой войны 2-е бюро, наконец, получило свободу рук в отношении адвоката Роса из Эльзаса. Он был арестован, судим как германский шпион и казнен в январе 1940 года. Рос работал для германской разведки в течение многих лет. Долгое время он находился под подозрением у 2-го бюро, хотя неопровержимых доказательств его виновности еще не было. И лишь в 1938 году эти доказательства были получены после того, как в собственную контору Роса были засланы два агента 2-го бюро. Это было запоздалое разоблачение, ибо Рос уже в течение ряда лет снабжал немцев сведениями о линии Мажино и особенно о новых сооружениях в Эльзасе, произведенных за год до войны.
Арест Роса привел к ряду новых разоблачений. По некоторым документам Роса был произведен обыск у аббата Браунера, главного библиотекаря и хранителя архивов города Страсбурга. Во время обыска аббат стоял с обиженным лицом и удивленным видом. Наконец, он попросил разрешения выйти на минуту из комнаты. Разрешение ему было дано, но последовавший за ним детектив сумел вовремя изъять у него некоторые бумаги, которые он пытался уничтожить. Они говорили о том, что сам Браунер и некоторые другие лица, в том числе и аббат Траутман, имели крупные денежные вклады в банках Швейцарии.
Вклады были обследованы, и оказалось, что с этих текущих счетов некоторые люди регулярно получали крупные суммы.
Одним из них был Виктор Антони (из Лотарингии), известный в качестве ярого сепаратиста. Антони издавал газету, которая вряд ли могла обеспечить ему очень большой доход. Тем не менее, в течение многих лет он жил роскошно; он построил себе дом и, казалось, никогда не нуждался в деньгах. На допросе он цинично признался, что получал деньги от немцев, но добавил, что не он один делал это.
Он действительно был не один. Вторым был Марсель Штюрмель. До мировой войны 1914–1918 гг. он служил младшим офицером в германской армии, надеялся сделать карьеру и горько разочаровался, когда после войны Эльзас-Лотарингия была возвращена Франции. Однако нечто вроде карьеры он все же сделал. Он стал членом палаты депутатов и заработал много денег. Каковы были источники его богатства? Конечно, речь шла не о его маленькой газетке, которая в течение ряда лет была почти откровенно антифранцузской.
Обе газеты, как Антони, так и Штюрмеля, печатались в известной типографии Жозефа Росса. Росс, самый видный человек в Эльзас-Лотарингии, был председателем «Народного союза эльзасских республиканцев», наиболее ярой сепаратистской партии в Эльзас-Лотарингии. Он был владельцем газетного треста, объединявшего группу ежедневных газет, распространявшихся по всему пограничному району. Он имел капиталы в нескольких банках. У него были большие землевладения. Он был собственником нескольких вилл. И, конечно, он был членом парламента.
Все же его прибыли ни в коей мере не соответствовали масштабам его богатства. Откуда же в таком случае он получал деньги? Профранцузская демократическая пресса Эльзас-Лотарингии задавала этот вопрос в течение ряда лет, нападала на него, нападала на Антони и Штюрмеля. Но эти атаки оставались безуспешными. Вскоре после захвата власти Гитлером все немецкие газеты, издававшиеся вне Германии, были запрещены, за исключением газет Росса, Антони и Штюрмеля.
Когда на допросе Антони и Штюрмеля спросили о деньгах, попавших к ним через аббата Браунера и аббата Траутмана, последовал ответ, что эти деньги принадлежали немецким католикам и были переведены из Германии в Швейцарию с целью лучшего их сохранения. Подобное объяснение явно не выдерживало критики. Французская католическая пресса никогда не получала ни одной копейки из этих денег; кроме того, газеты Антони, Штюрмеля и Росса никогда не интересовались судьбой католиков.
Что касается 2-го бюро, то оно прекрасно знало, кто такой был аббат Траутман. За 18 месяцев до начала войны он уехал в Берлин, где совещался с Геббельсом: Затем отправился в Польшу, где безрезультатно пытался убедить польское духовенство в необходимости сотрудничества с Гитлером. Когда Германия напала на Польшу, Траутмана там уже не было. Он был на пути в Бразилию с новым заданием Геббельса.
2-е бюро знало еще больше. В 1938 году швейцарская полиция арестовала юриста по имени Вильди и агента гестапо Бонгарца в тот момент, когда они встретились на вокзале в Базеле. В тот же день в Базеле находился и Росс. Однако поскольку он был депутатом французского парламента, полиция не осмелилась арестовать его. Вскоре пришлось освободить и арестованных Вильди и Бонгарца, так как невозможно было доказать, что их деятельность направлена против Швейцарии.
2-е бюро легко установило, что в течение последующих месяцев в Базеле состоялись многие совещания между Вильди, Траутманом и Бонгарцем, причем возглавлял эти совещания доктор Роберт Эрнст. Эрнст был главным организатором гитлеровской пропаганды в Эльзас-Лотарингии или, выражаясь точнее, он был главой немецкого шпионажа, действовавшего в этом пограничном районе. Во время этих встреч Бонгарц распределял крупные суммы денег. Источник этих денег ясен хотя бы из того, что у Бонгарца было разрешение на вывоз из Германии неограниченного количества валюты. Подобные разрешения выдавались очень редко, причем только лицам, состоящим на государственной службе.
* * *
Росс, Антони и Штюрмель были арестованы 2-м бюро. Однако случаи, когда французская разведка вылавливала очень крупных гитлеровских агентов, были редки. Только очень немногие из тех, чей арест был назначен на день объявления войны, были действительно задержаны. Как уже упоминалось, всего было арестовано лишь 118 человек, большей частью «мелочь». И эти аресты не повлекли за собой задержания более крупных лиц. Гитлеровцы заранее предупредили это следующим образом. Мелкие агенты обычно не знали местопребывания своих начальников. С ними держали связь только по телефону и приказывали явиться в такое-то кафе или бар.
Однажды 2-е бюро освободило одного из арестованных в Париже и установило наблюдение за его квартирой и телефоном. Вскоре действительно последовал телефонный звонок и приказание придти в кафе неподалеку от Оперы. Туда направилось несколько сотрудников 2-го бюро. Но ни немецкий агент, ни его начальник так и не пришли в кафе. Когда агент был вновь арестован ночью в своей квартире и подвергнут допросу с пристрастием и физическим воздействием, то он показал, что на пути в кафе его перехватил начальник, усадил в такси, и оба они уехали. По-видимому, германский агент был хорошо осведомлен о намерениях 2-го бюро.
Между прочим, с начала войны 2-е бюро не проводило больше важных совещаний в своем здании. Всякий раз совещания проводились в новом месте: в военном министерстве, Доме инвалидов или где-нибудь еще. Официальное объяснение гласило, что поскольку Даладье очень занят, 2-е бюро вынуждено повсюду следовать за ним. Но было и другое, менее юмористическое и более правдивое объяснение, которое, разумеется, не было оглашено.
За три дня до войны некий Герен надолго покинул свою квартиру, расположенную на бульваре Сен-Жермен, как раз напротив здания 2-го бюро. Он отправлялся путешествовать по морю. Однако для этой поездки он взял с собой явно чрезмерное количество багажа. Шофер такси, который довез его до вокзала, уронил один из тяжелых чемоданов. Чемодан раскрылся, и оттуда выпало множество фотопластинок и фотоаппаратов. Герен раскричался и заявил, что привлечет шофера к ответственности, если окажется, что ему нанесен какой-либо ущерб. По сути дела именно его крик, а не содержимое чемодана, и привлек внимание сначала прохожих, а затем и полицейского. При виде дорогих фотоаппаратов и пластинок у полицейского возникли сомнения, и он приказал Герену вернуться назад.
При допросе Герен дал довольно странное объяснение случившемуся. В чемодане действительно находились фотоаппараты с телескопическими линзами; что касается снимков, то на них действительно был изображен вход в здание 2-го бюро, заодно и все те, кто входил в это здание. Но, как заявил Герен, он работал во 2-м бюро и сделал эти снимки по специальному приказанию. Не будет ли полицейский настолько любезен и не позвонит ли он во 2-е бюро, чтобы выяснить это недоразумение? Полицейскому это предложение показалось неплохим выходом из положения; он подошел к телефону и снял трубку. Затем он очнулся уже в госпитале от страшной головной боли. Что касается Герена, то он к этому времени уже исчез. Оставшиеся же после него материалы явно доказывали, что в течение ряда лет каждый входивший в здание 2-го бюро был заснят германской разведкой.
В первые недели войны деятельность 2-го бюро весьма разрослась. К работе было дополнительно привлечено более 200 человек. Да и сама работа очень усложнилась. Каждая армейская дивизия имела теперь свою разведку, которая находилась в постоянной связи со 2-м бюро.
В то же время затруднялась связь с агентами, находившимися во враждебных странах. Конечно, каждая разведка готовилась к войне. Все агенты 2-го бюро, действовавшие в Германии, должны были выехать в какую-либо нейтральную страну, по крайней мере, за 48 часов до объявления всеобщей мобилизации. Каждый агент точно знал, куда именно он обязан выезжать. В Германию же прибыла армия новых шпионов из различных нейтральных стран, шпионов, еще не известных германской контрразведке (на это, во всяком случае, надеялись французы). Проведение всех этих мероприятий требовало времени и сил.
Самым худшим было, однако, то, что германская разведка в течение всей войны не переставала действовать в самом Париже. По сути дела штаб ее и не покидал пределов столицы. В январе 1940 года она нанесла свой первый удар.
В военном министерстве появился инженер, серб по национальности, и предложил новое военное изобретение, значительно упрощающее пользование полевыми кухнями. Идея его показалась новой и ценной. Проведенное 2-м бюро расследование обнаружило, что он прожил в Париже более 10 лет и был вполне благонадежен. Затем ему было разрешено построить одну полевую кухню в экспериментальных целях. Для постройки опытной кухни был избран пункт, неподалеку от которого находился арсенал, и было расквартировано несколько полков.
Изобретатель экспериментировал несколько недель. Ему был выдан пропуск, который разрешал ему проходить повсюду, в том числе и в арсенал. Он мог ознакомиться с пулеметами новейшей конструкции и другим вооружением; он мог также делать зарисовки, которые, как выяснилось, через Брюссель отправлялись в Берлин.
По всей вероятности, он никогда не был бы разоблачен, если бы в дело не вмешалась женщина. Изобретатель был женат на женщине сербской национальности, но бросил ее. Совершенно случайно этой покинутой жене, знавшей о связях своего мужа с гитлеровцами, стало известно о его экспериментах. Однако она сообщила об этом властям только тогда, когда убедилась, что муж ее живет с другой женщиной.
Она обратилась в полицию и рассказала сыщику все, что знала о своем муже. Сыщику следовало немедленно передать все дело непосредственно во 2-е бюро. Вместо этого он стал расспрашивать женщину, почему она доносит на мужа. Когда же она рассказала ему о своей сопернице, то он рассмеялся. «Ревность», — решил он и забыл обо всем.
Однако женщина не успокоилась и рассказывала свою историю каждому, кто только соглашался ее слушать. В конце концов, хозяйка дома, где она снимала квартиру, передала дело во 2-е бюро. Изобретатель был подвергнут повторной проверке, на этот раз более тщательной. И обнаружилось нечто почти неправдоподобное. Так называемое «изобретение» не представляло ничего нового. Оно в течение некоторого времени уже использовалось в германской армии. Более того, французская армия тоже знала о нем, но им в свое время не заинтересовалась. Шпион был арестован лишь после того, как уже успел нанести известный вред.
Спустя примерно месяц на одном из основных самолетостроительных заводов Франции, расположенном в предместье Парижа, появился инспектор по сбору налогов. Он прибыл рано утром и сообщил, что должен проверить книги, чтобы выяснить, все ли рабочие охвачены социальным страхованием. Дирекция предоставила ему книги, и человек засел за подсчет рабочих, часов выработки и т. д.
Затем он заявил, что хотел бы пройтись по заводу и лично опросить некоторых рабочих. Его сопровождал инженер, который был весьма вежлив и услужливо объяснял ему каждую деталь производства. «Инспектор» осмотрел весь завод, поблагодарил инженера и уехал.
После его ухода было обнаружено, что он забыл свой портфель. Позвонили в контору страховой инспекции. Там никто ничего не знал о самозваном инспекторе. Портфель был открыт, в нем оказалась лишь чистая бумага. Вызвали представителя 2-го бюро. Но обнаружить «инспектора» не удалось. Эти два случая ясно показывают, как нагло-вызывающе работали германские шпионы в самом сердце Франции.
* * *
Примерно в это же время редактор газеты «Пари Суар» Пьер Лазарев послал фотографа произвести несколько снимков здания опустевшего и покинутого персоналом германского посольства.
К своему удивлению фотограф обнаружил, что германское посольство вовсе не покинуто.
Шторы были спущены, и у здания стояли два французских часовых. Внезапно дверь раскрылась, из посольства вышел мужчина средних лет; он запер за собой дверь и, не обращая внимания на французских часовых, отправился вверх по улице. Фотограф шел за ним следом до шведского посольства. Час спустя он вышел оттуда, вернулся в германское посольство, отпер дверь и вошел.
Заинтересованный фотограф пришел к посольству на следующий день и еще раз — спустя несколько дней. Он сфотографировал этого человека и фотографию принес редактору, который позвонил во 2-е бюро. Бюро никак не реагировало на сообщение и отказалось дать какие-либо объяснения. Тогда редактор связался с премьер-министром Даладье.
Вначале Даладье не мог ничего сказать. Но спустя несколько дней он послал к редактору одного из своих секретарей. Последний объяснил, что между Германией и Францией имеется соглашение, по которому обеим странам разрешалось оставить при посольствах библиотекарей для наблюдения за документами и бумагами. Библиотекари жили в посольствах. Если германскому библиотекарю нравится посещать шведское посольство, то французское правительство не видит в этом ничего предосудительного. В конце концов, шведское посольство взяло на себя защиту германских интересов во Франции на время войны. Это было все, что Даладье имел сообщить, хотя история на этом не закончилась. 2-е бюро оповестило Даладье, что германский библиотекарь находился в связи с такими людьми, как Дорио, Бержери, и с другими лицами, более или менее открыто работающими на Гитлера.
Однако некоторых вещей об этом библиотекаре не знал ни Даладье, ни французская разведка.
Незадолго до войны во время прений в сенате один сенатор-социалист заявил, что во Франции имеется более 2 тыс. незарегистрированных частных радиопередатчиков. Большинство из них, заявил он, принадлежит любителям, которые не замышляют ничего плохого; но само наличие незарегистрированных передатчиков чревато многими опасностями. Помимо того, весьма подозрительно, что в Эльзас-Лотарингии и в Северной Франции их особенно много.
Никаких решений по этому вопросу принято не было; однако позднее, в мае 1940 года, было установлено, что с помощью многих из этих тайных передатчиков передавались сведения врагу. Некоторые вели свои передачи на той же волне, что и большие правительственные станции, вызывая, таким образом, панику среди населения Северной Франции. Города Аррас и Амьен были эвакуированы в результате ложных радиотревог; а это привело к тому, что в критические часы дороги были запружены беженцами, которые препятствовали движению войск.
2-е бюро было весьма озабочено создавшимся положением. Поэтому один из его сотрудников был послан для переговоров с министром связи. Это было в декабре 1940 года.
Министерство помещалось в огромном новом здании. Характерно, что к началу войны здание было еще не закончено, хотя строительство его началось за два года до войны и строилось оно с учетом требований военного времени. Отсюда велись передачи для всего мира более чем на двадцати языках. Трансляционный узел со всей аппаратурой помещался глубоко под землей, а путь к нему шел через длинные коридоры с массивными стальными дверьми. На шестом этаже помещались кабинеты редакций, в которых подготавливались все передачи. Повсюду были надписи: «Говорите тише!» «Вас подслушивает враг!» У врага были действительно основания наблюдать за этим зданием. На шестой этаж прибывали все новости, получаемые различными информационными агентствами Франции. В помещениях редакций цензура просматривала весь материал; нетрудно догадаться, что здесь имелось много секретной информации. Совершенно естественно, что все здание находилось под сильной охраной. Что касается сотрудников и особенно иностранных дикторов, то они подвергались самой тщательной проверке. Все они имели специальные пропуска на право входа в здание. Тем не менее, присланный из 2-го бюро офицер, к своему крайнему удивлению, обнаружил, что, несмотря на все эти предосторожности, проникнуть без пропуска в здание можно было без особого труда. Выдаваемые удостоверения почти ничем не отличались от используемых в других министерствах. И, следовательно, здесь был большой простор для всякого рода злоупотреблений.
Агент 2-го бюро изложил СВОИ опасения министру связи. Решено было провести внезапную проверку. Однажды вечером все здание было оцеплено солдатами, а всем находящимся внутри было предложено предъявить свои пропуска и удостоверения. Одиннадцать человек имели пропуска, выданные другими министерствами, или вообще поддельные пропуска. Все они были арестованы.
Однако араб был пойман лишь благодаря случайности. В феврале 1940 года подыскивался диктор арабской национальности, который мог бы вести передачи на своем родном языке. Однажды пришел с предложением своих услуг молодой человек, имевший отличные рекомендации. Эти рекомендации были даны ему 2-м бюро после того, как он сообщил французской разведке ценные сведения о деятельности гитлеровцев в Марокко.
Молодой араб был принят на службу и ежедневно выступал как диктор по радио. Работа его шла удовлетворительно, а личность не внушала подозрений.
И вот однажды вечером в апреле 1940 года полиция произвела налет на один из домов на Монмартре, известный притон наркоманов. Полицейские разыскивали здесь рыжеволосую аферистку по имени Жанина. Взломав дверь и войдя в ее комнату, полиция обнаружила двух мужчин. Один из них был итальянец, другой — араб. Оба были доставлены в полицейское управление. Там было установлено, что араб имел пропуск в здание радиоцентра. Несмотря на все его уверения, полицейские решили, что пропуск поддельный.
В результате следствия было установлено, что пропуск не является поддельным; что же касается его владельца, то он убийца, розыски которого ведутся уже давно.
Задержанный итальянец не знал этого. Побоявшись, что полиция примет и его за убийцу, он окончательно растерялся и сознался в совершенном им преступлении. Оказалось, что они вместе с арабом передают сведения, собираемые последним в здании радиоцентра, одному человеку, который «очень хорошо за это платит».
Человек этот обнаружен не был, несмотря на все усилия 2-го бюро; и только после занятия Парижа немцами было выяснено, что речь шла о библиотекаре германского посольства.
Если бы 2-е бюро посетило в то время германское посольство, то оно, быть может, установило бы, что этот библиотекарь находился в постоянном контакте со всеми германскими агентами во Франции; кроме того, 2-е бюро обнаружило бы, что библиотекарь имел секретный радиопередатчик, вмонтированный в ножки обеденного стола, и что он им ежедневно пользовался для поддержания связи с германской разведкой.
Но даже не зная всего этого и многих других столь же важных подробностей, 2-е бюро чувствовало, что почва под его ногами колеблется. Задолго до взятия немцами Парижа офицеры бюро знали, что они окружены, и что враг находится в их собственной среде.
Случай с фотоаппаратурой Герена заставил 2-е бюро ежедневно менять место своих совещаний. Все же многое говорило о том, что немцы всегда знали, где происходят эти совещания. Они знали также места встреч отдельных офицеров со своими агентами. Им были известны их излюбленные кабачки и кафе. Они знали даже об угловом столике в баре «Гранд-отеля» и об укромном уголке в кафе «Мадрид» на бульваре Монмартр. На дому у двух офицеров 2-го бюро были обнаружены скрытые микрофоны для подслушивания, причем виновных не только не удалось задержать, но и вообще установить.