Свободный токъ. — Катастрофа съ туренскимъ клубомъ воздухоплаванія. — Знакоиство по телефопоскопу съ семьей старшаго инспектора альпійскихъ маяковъ, инженера Лакомба.
Торнадо было въ полномъ разгарѣ. Свободный токъ сорвавшагося, если можно такъ выразиться, съ цѣпи электричества — грозной могущественной стихійной силы, которая съ негодованіемъ лишь подчинялась человѣку, дерзнувшему наложить на нее свою властную руку, — охватывалъ теперь вихревыми своими струями приблизительно пятую часть Европы и безпощадно свирѣпствовалъ на всемъ этомъ протяженіи. Втеченіе цѣлаго уже часа всѣ электрическія сообщенія были прерваны, что, разумѣется, вызвало величайшее разстройство какъ въ частныхъ такъ и въ общественныхъ дѣлахъ. Сообщенія по воздуху тоже прекратились. Воздушные корабли и экипажи всевозможныхъ наименованій почти мгновенно исчезли изъ небесной выси, гдѣ бушевалъ съ обычной своей безцеремонностью ураганъ. Несмотря, однако, на то, что всѣ воздушныя суда, по первому же сигналу своихъ электрометровъ, приняли всѣ возможныя мѣры предосторожности, произошло нѣсколько крушеній. Воздушные кабріолеты, оказавшіеся на пути электрическаго смерча, въ первое мгновеніе послѣ того какъ онъ вырвался изъ резервуара и проносился надъ Ліономъ, были уничтожены безслѣдно въ буквальномъ значеніи этого слова, такъ какъ отъ нихъ не уцѣлѣло ни единой щепы. Нѣсколько воздушныхъ кораблей, захваченныхъ врасплохъ, прежде чѣмъ успѣли окружить себя облакомъ изолирующаго газа, играющаго роль масла въ буряхъ на морѣ, упали стремглавъ съ вышины вслѣдствіе внезапной поломки механизмовъ. При этомъ пассажиры и экипажъ были разумѣется убиты, или, въ наиболѣе благопріятномъ случаѣ, тяжело ранены.
Самая страшная воздушная катастрофа произошла между Орлеаномъ и Туромъ. Туренское общество воздухоплаванія ежегодно устраиваетъ, какъ-разъ 12 іюля, большую гонку на призы. Отъ тысячи до тысячи двухсотъ воздушныхъ экипажей всякихъ размѣровъ и формъ съ интересомъ слѣдили и на этотъ разъ за перипетіями большого состязанія на почетный призъ, въ которомъ участвовало двадцать восемь быстроходныхъ «воздушныхъ стрѣлъ». Вниманіе было до такой степени сосредоточено на гонкѣ, что въ большинствѣ воздушныхъ экипажей даже не замѣтили, какъ стрѣлка электрометра начала вдругъ вертѣться словно угорѣлая. Среди громкихъ ура и возгласовъ со стороны закладчиковъ не слышали даже сигнала тревоги, поданнаго звонками электрометровъ.
Бѣда была такъ сказать уже на носу, когда ее наконецъ усмотрѣли. Тогда вся масса воздушныхъ экипажей ринулась въ самомъ фантастическомъ безпорядкѣ внизъ, чтобъ какъ нибудь укрыться отъ настигавшаго ее урагана. Болѣе чѣмъ тысячная толпа разнообразнѣйшихъ летательныхъ снарядовъ перепуталась въ хаотическую груду, причемъ дѣло не обошлось безъ столкновеній, сопровождавшихся во многихъ случаяхъ серьезными аваріями. Торнадо, налетѣвшее съ быстротою молніи, унесло съ неудержимою силой все, что не успѣло своевременно спастись бѣгствомъ. Злополучные воздушные корабли, захваченные ураганомъ, были нѣсколько секундъ спустя брошены въ изуродованномъ видѣ на земь въ двухстахъ верстахъ отъ Тура. Счастье еще, что большія воздушныя суда, на которыхъ находились члены воздухоплавательнаго клуба со своими семьями, были снабжены новоизобрѣтеннымъ приборомъ, соединявшимъ электрометръ и резервуаръ изолирующаго газа съ автоматически дѣйствующимъ клапаномъ. Какъ только отклоненіе стрѣлки электрометра перешло за извѣстный предѣлъ и указало существованіе въ атмосферѣ опаснаго напряженія, клапанъ открылся самъ собою, и воздушныя суда, окруженныя надежнымъ изолирующимъ облакомъ, были въ состояніи благополучно достигнуть пристани клуба, выдержавъ, впрочемъ, на пути сильнѣйшую качку.
Вернемся, однако, въ Парижъ, въ великолѣпный домъ Филоксена Лорриса. Весь саннуазскій кварталъ, въ которомъ находился этотъ домъ, представлялъ во время торнадо по истинѣ ужасающее зрѣлище. Отовсюду сверкали страшныя молніи, а кругомъ раздавался оглушительный грохоть, раскаты котораго, отражаясь отъ холмовъ многоголосымъ эхо, замирали, казалось, лишь для того, чтобъ возродиться снова съ удвоенною силой.
Жоржъ Лоррисъ въ изолирующихъ туфляхъ и перчаткахъ смотритъ изъ окна своей комнаты на бушующую грозу. Онъ понимаетъ, что при такихъ обстоятельствахъ остается только вооружиться терпѣніемъ и въ благоразумномъ бездѣйствіи ожидать, пока бѣснующійся свободный токъ будетъ, наконецъ, уловленъ.
Вдругъ, послѣ кресчендо электрическихъ разрядовъ и ужасающаго грохота, сопровождавшаго грандіознѣйшія столбовыя и змѣевидныя молніи, природа какъ бы испустила вздохъ радостнаго облегченія, и всюду мгновенно возстановилось спокойствіе. Геройское мужество инженеровъ и нижнихъ чиновъ электротехническаго поста № 28 въ Амьенѣ разбило, наконецъ, торнадо и, захвативъ свободный токъ, отвело его въ соотвѣтственный резервуаръ. Помощникъ старшаго инженера и тринадцать рядовыхъ пали жертвами служебнаго своего долга, но за то электрическая буря прекратилась и новыхъ катастрофъ болѣе уже не предстояло впредь до слѣдующей ближайшей несчастной случайности.
Опасность была устранена, но и по минованіи ея не удалось тотчасъ-же устранить причиненные бурею безпорядки въ электрическихъ сообщеніяхъ. На зеркальной пластинкѣ телефоноскопа у Жоржа Лорриса, какъ и на прочихъ телепластинкахъ района, охваченнаго электрическимъ смерчемъ, мелькали съ баснословной быстротой тысячи хаотическихъ образовъ. Звуки, приносившіеся отовсюду, наполняли весь домъ шумомъ и гуломъ, походившимъ на завываніе новой, еще болѣе свирѣпой бури. Можно представить себѣ что такое это было, принимая во вниманіе, что каждый телефонъ добросовѣстно передавалъ всѣ звуки, слышавшіеся по сосѣдству отъ пріемныхъ аппаратовъ на протяженіи 1.600 квадратныхъ миль. Звуки эти, слагаясь съ ужасающей силой въ одинъ общій шумъ, воспроизводились во всей ихъ совокупности каждымъ изъ телефоноскоповъ.
Самъ по себѣ этотъ фактъ не представлялъ ничего удивительнаго. Электрическая буря не могла не произвести серьезныхъ пертурбацій на центральной телефоноскопической станціи. Тамъ, какъ и на главныхъ линіяхъ, изоляція проводниковъ кое-гдѣ пострадала, проволоки мѣстами расплавились и вступили въ металлическое соединеніе другъ съ другомъ. Все это разумѣется были мелочи, неспособныя причинить самомалѣйшаго вреда никому, кромѣ тѣхъ, кто вздумалъ бы развѣ прикоснуться къ электрическимъ приборамъ. Жоржъ Лоррисъ, развернувъ книжку съ фотографическими иллюстраціями, усѣлся въ кресло съ твердымъ намѣреніемъ терпѣливо выждать окончанія телефоноскопическаго кризиса. Оно не заставило себя долго ждать. Минутъ черезъ двадцать адскій шумъ внезапно замолкъ. Центральная станція отвела неправильные токи въ землю. Тѣмъ не менѣе на исправленіе всѣхъ поврежденій по линіи требовалось еще не менѣе двухъ или трехъ часовъ, а въ ожиданіи этого каждый изъ аппаратовъ оказался въ постоянномъ сообщеніи съ какимъ-либо другимъ теле. Это случайно установившееся сообщеніе не могло быть прервано раньше приведенія станціонныхъ приборовъ въ совершенный порядокъ.
Въ пластинкѣ телефопоскопа у Жоржа Лорриса хаотическій безпорядокъ постепенно улегся. Фигуры перестали мелькать и смѣняться одна другою, а взамѣнъ того начали принимать болѣе опредѣленныя очертанія. Наконецъ получилось отчетливое и совершенно ясное изображеніе, неизмѣнно остановившееся въ зеркалѣ.
Это была простенъкая небольшая комнатка съ свѣтленькими обоями, вся меблировка которой состояла изъ нѣсколькихъ стульевъ и стола, заваленнаго книгами и тетрадями. На одномъ изъ стульевъ возлѣ камина лежалъ женскій рабочій несессеръ. Въ комнаткѣ никого не было, кромѣ молодой дѣвушки, которая, забившись въ уголъ и припавъ почти на колѣни, казалась все еще до нельзя испуганной. Она закрывала глаза руками и отнимала руки отъ лица лишь для того, чтобы съ отчаяніемъ затыкать себѣ уши.
Жоржъ Лоррисъ обратилъ сперва вниманіе только на граніозный, стройный станъ дѣвушки, изящныя маленькія ея ручки и великолѣпные свѣтлорусые волосы, пришедшіе слегка въ безпорядокъ. Желая ободрить незнакомку, казавшуюся парализованной отъ ужаса, онъ рѣшился съ нею заговорить и сначала сказалъ потихоньку:
— Извините меня, сударыня…
Дѣвица, очевидно, не слышала этихъ словъ. Уши у нея были заткнуты, а страшный шумъ, который только что успѣлъ прекратиться, еще отдавался въ головѣ.
— Сударыня! — громко крикнулъ ей тогда Жоржъ. Молодая дѣвушка, все еще продолжая затыкать уши, не трогалась съ мѣста и ограничилась тѣмъ, что, повернувъ голову, взглянула съ растеряннымъ видомъ на свой телефоноскопъ.
— Опасность совершенно миновала, сударыня! Успокойтесь, — ласково продолжалъ Жоржъ. — Надѣюсь, вы меня слышите?
Она отвѣчала лишь утвердительнымъ кивкомъ головы.
— Теперь нечего болѣе опасаться. Электрическая буря прекратилась…
— Убѣждены вы, что эти ужасы не возобновятся? — освѣдомилась молодая дѣвушка. Голосъ ея такъ дрожалъ, что Жоржъ Лоррисъ съ трудомъ лишь понялъ, что именно она хотѣла ему сказать.
— Они благополучно окончились. Все приведено въ порядокъ, и страшный шумъ, который, повидимому, васъ такъ сильно встревожилъ, совершенно уже прекратился…
— Ахъ, сударь, какъ я перепугалась! Вы и представить себѣ не можете, какъ мнѣ было страшно! — вскричала молодая дѣвушка, едва осмѣливаясь выпрямиться.
— Да вѣдь на васъ нѣтъ изолирующихъ туфель! — замѣтилъ укоризненнымъ тономъ Жоржъ, увидѣвъ при ея движеніи маленькую ножку, обутую въ крохотный башмачекъ.
— Нѣтъ, туфли остались наверху въ уборной! Я не посмѣла сходить туда за ними.
— Да вѣдь васъ, бѣдняжку, могла убить молнія, еслибъ вашъ домъ оказался какъ разъ на пути вырвавшагося на свободу электрическаго тока! Будьте впередъ осторожнѣе! Такія серьезныя случайности, какъ нынѣшнее торнадо, сравнительно рѣдки, но всетаки необходимо быть всегда наготовѣ и держать гдѣ-нибудь поблизости предохранительныя средства, которыя наука даетъ намъ въ руки… или надѣваетъ на ноги… противъ опасностей, создаваемыхъ ею-же самой!..
— Пожалуй, что наука поступила-бы гораздо лучше, еслибъ создавала поменьше поводовъ къ опасности! — сказала, слегка надувъ губки, молодая дѣвица.
— Нризнаюсь, что это и мое мнѣніе, — подтвердилъ улыбаясь Жоржъ Лоррисъ. — Вижу, сударыня, что вы начинаете успокоиваться. Вы-бы хорошо сдѣлали, еслибъ потрудились сейчасъ же сходить за изолирующими туфлями.
— Развѣ опасность еще не миновала?
— Электрическая буря совершенно разсѣялась, но она произвела всюду безпорядки, которые могутъ повлечь за собою кое-гдѣ мѣстные несчастные случаи. Торнадо повредило безъ сомнѣнія въ большей или меньшей степени всѣ линіи электрическихъ сообщеній. Вслѣдствіе индукціи могли образоваться скопленія электричества въ скрытомъ состояніи, способныя внезапно превратиться въ свободную энергію и т. п. Надо еще часокъ — другой соблюдать всѣ мѣры благоразумной предо-сторожности.
— Бѣгу за изоляторами! — вскричала дѣвица.
Минуты черезъ двѣ она вернулась въ изолирующихъ туфляхъ, надѣтыхъ поверхъ башмачковъ. Войдя въ комнату, она прежде всего бросила взглядъ на телепластинку и была, повидимому, очепь изумлена, увидѣвъ тамъ опять Жоржа Лорриса.
Находя ея удивленіе совершенно понятнымъ, молодой человѣкъ счелъ долгомъ объясниться.
— Прошу васъ, сударыня, принять во вниманіе, — сказалъ онъ, — что торнадо произвело маленькую путаницу въ телефоноскопическихъ сообщеніяхъ. Пока на главной станціи чинятъ испорченные проводы, исправляютъ поврежденную изоляцію и т. п., пришлось наугадъ соединить всѣ приборы попарно другъ съ другомъ. Судьбѣ угодно было установить между нами сообщеніе, но, разумѣется, лишь не надолго. Поэтому прошу васъ не пугаться… Позвольте, однако, вамъ представиться: Жоржъ Лоррисъ изъ Парижа, инженеръ, какихъ нынче развелось много!
— Эстелла Лакомбъ со станціи Лаутербрунненъ въ Швейцаріи. Тоже инженеръ, или почти инженеръ, такъ какъ мой отецъ, здѣшній инспевторъ горныхъ маяковъ, хочетъ опредѣлить меня на службу къ себѣ въ участокъ.
— Очень благодаренъ, сударыня, счастливому случаю, позволившему мнѣ хоть немного васъ успокоить. Вы кажется, очень перепугались?
— Да, очень! Я осталась дома съ одной лишь нашей служанкой Гретли, которая еще пугливѣе меня. Она теперь ужь цѣлыхъ два часа сидитъ въ кухнѣ, забившись въ уголъ и накрывъ себѣ голову платкомъ. До сихъ поръ еще она и не шелохнулась… Отецъ уѣхалъ осматривать маяки, а мамаша отправилась въ четверть перваго пополудни съ поѣздомъ пневматической дороги въ Парижъ, купить тамъ кое-какія мелочи… Дай Богъ только, чтобъ не случилось какого-нибудь несчастья съ пневматическими трубами! Мамашѣ слѣдовало вернуться въ семнадцать минутъ шестого, а теперь, вѣдь, уже тридцать пять минутъ восьмого…
— Отправленіе пневматическихъ поѣздовъ пріостановлено на время электрическаго урагана, но запоздавшіе поѣзда будутъ безотлагательно отправлены, и ваша мамаша, безъ сомнѣнія, не замедлитъ вернуться…
Эстелла Лакомбъ очевидно еще не совсѣмъ успокоилась. Она вздрагивала при малѣйшемъ шумѣ и, чтобы взглянуть на небо, отъ времени до времени подходила къ окну, изъ котораго, сколько можно судить, открывался видъ на ущелье, глубоко прорѣзавшееся въ горномъ кряжѣ. Жоржъ Лоррисъ, чтобъ успокоить свою собесѣдницу, принялся обстоятельно излагать ей теорію электрическихъ вихрей, объясняя причины этихъ вихрей и производимыя ими катастрофы, зачастую очень сходныя съ результатами обыкновенныхъ землетрясеній. Эстелла слушала его молча и казалась все еще блѣдной и взволнованной, а потому онъ призналъ умѣстнымъ прочитать ей длиннѣйшуго лекцію объ электрическихъ смерчахъ, въ которой доказывалъ, что они возникаютъ все рѣже, благодаря тщательнымъ мѣрамъ предосторожности, принимаемымъ электротехниками. Вмѣстѣ съ тѣмъ также и катастрофы, производимыя смерчами, становятся съ каждымъ часомъ все менѣе грозными, но мѣрѣ совершенствованія приборовъ, предназначенныхъ для уловливанія электрическихъ токовъ, вырвавшихся на свободу.
— Впрочемъ, вамъ это извѣстпо также хорошо, какъ и мнѣ самому, такъ какъ вы, вѣдь, тоже инженеръ! — сказалъ онъ, впезапно прерывая свои объясненія, слегка отзывавшіяся, по его мнѣнію, педантизмомъ.
— Нѣтъ, я вамъ очень благодарна, сударь! Мнѣ предстоитъ еще выдержать государственное повѣрочное испытаніе для полученія диплома, и, представьте себѣ… я два раза уже безуспѣшно являлась на экзаменъ! Теперь я продолжаю слушать по фонографу лекціи въ Цюрихскомъ университетѣ, готовлюсь въ третій разъ къ экзамену, работаю самымъ усерднымъ образомъ, блѣднѣю надъ тетрадками, но, кажется, не особенно бойко подвигаюсь впередъ… Увы, наука дается мнѣ не легко, а между тѣмъ ненремѣнно надо заручиться дипломомъ, чтобъ опредѣлиться въ департаментъ горныхъ маяковъ, гдѣ служитъ папаша. Отъ этого зависитъ моя карьера!.. Теперь, впрочемъ, я прекрасно поняла все, что вы мнѣ говорили, и съ вашего позволенія сейчасъ же запишу самое существенное, пока оно еще свѣжо у меня въ памяти. Завтра, чего добраго, въ головѣ все уже перепутается.
Пока молодая дѣвушка, успѣвшая теперь до нѣкоторой степени собраться съ духомъ, отыскивала среди груды книгъ, тетрадей и фонограммъ, загромождавшихъ рабочій ея столъ, свою записную книжку и набрасывала въ ней сокращенными знаками надлежащія замѣтки, Жоржъ Лоррисъ пристально глядѣлъ на нее, невольно восхищаясь граціозными ея позами и естественнымъ изяществомъ которымъ она была проникнута вся насквозь и которое сказывалось между прочимъ въ ея костюмѣ, несмотря на всю его простоту и скромность. Когда Эстелла подымала голову, Жоржъ любовался тонкими, правильными чертами ея лица, граціознымъ изгибомъ носика, дивными ясными глазками и высокимъ челомъ, осѣненнымъ словно золотымъ шлемомъ прелестныхъ свѣтлорусыхъ волосъ, заплетенныхъ въ косы.
Эстелла Лакомбъ была единственная дочь одного изъ старшихъ инснекторовъ швейцарскаго отдѣла въ департаментѣ горныхъ маяковъ. Съ развитіемъ воздухоплаванія пришлось устроить въ горахъ, на разныхъ высотахъ, маяки, съ которыми могли бы сообразоваться въ своемъ курсѣ воздушные корабли. Такъ напримѣръ во Франціи: Овернскія горы, цѣпь Пиринеевъ и Альпы — снабжены, какъ извѣстно, нѣсколькими рядами маяковъ, различающихся другъ отъ друга огнями. Высота въ полверсты указывается всюду цвѣтными огнями, отстояшими другь отъ друга на версту. Черезъ каждыя полверсты въ вышину тянется другой рядъ цвѣтныхъ огней иного колера. Ущелья, перевалы и устья долинъ обозначены вращающимися огнями; наконецъ, на всѣхъ горныхъ вершинахъ и выдающихся шпицахъ сооружены первокласные маяки, сверкающіе, словно звѣзды среди вѣчныхъ снѣговъ, которые окутываютъ ихъ подножія. Жителямъ сосѣднихъ равнинъ огни этихъ маяковъ, безъ сомнѣнія, кажутся настоящими звѣздами.
Участковый инснекторъ горныхъ маяковъ, Лакомбъ, жилъ уже восемь лѣтъ на Лаутербрунненской станціи, въ хорошенькомъ швейцарскомъ домикѣ, построенномъ близь маяка, вверху Лаутербрунненскаго подъема, на цѣлую версту выше живописной долины и какъ-разъ напротивъ извѣстнаго Штаубахскаго водопада. Пользуясь заслуженной репутаціей дѣльнаго инженера и добросовѣстнаго служащаго, Лакомбъ былъ очень занятъ. Обыкновенно весь день, а зачастую также и вечеръ, уходилъ у него на разъѣзды, донесенія и надзоръ за работами на маякахъ въ его участкѣ. Г-ж. а Лакомбъ, родомъ парижанка, довольно много выѣзжала до выхода своего замужъ и считала себя какъ-бы въ ссылкѣ теперь, когда ей приходилось жить на живописной Лаутербрунненской станціи, гдѣ, приблизительно въ верстѣ надъ прежнимъ Лаутербрунненомъ, выросло новое селеніе съ подъемной воздухо-лѣчебницей, ввидѣ изящнаго казино, которое послѣ полудня подымалось на семьсотъ или восемьсотъ метровъ вверхъ, а по захожденіи солнца спускалось опять до прежняго уровня.
Живя лѣтомъ на Лаутербрунненской станціи, въ домикѣ, прицѣпленномъ словно балконъ надъ горнымъ обрывомъ, а зимой внизу въ Интерлакенѣ, въ столь-же уютномъ помѣщеніи, г-жа Лакомбъ скучала и грустила по своемъ родномъ, шумномъ Парижѣ.
Она не могла, однако, строго говоря, жаловаться на недостатокъ развлеченій. Мимо станціи ежедневно мелькало множество воздушныхъ кораблей и яхтъ. Суда быстроходнаго воздушнаго почтово-пассажирскаго сообщенія между Лондономъ, Римомъ и Каиромъ посѣщали эту станцію четырежды въ сутки, каждый разъ оставляя на ней нѣсколькихъ туристовъ, желавшихъ короче ознакомиться съ прелестями Швейцаріи. Кромѣ того подъемное лаутербрунненское казино, въ лѣтнее время всегда переполненное посѣтителями, еженедѣльно устроивало для своихъ больныхъ великолѣпные балы и каждый вечеръ угощало ихъ концертами, или драматическими представленіями по телефопоскопу. Несмотря на все это, г-жа Лакомбъ скучала и пользовалась всевозможными случаями и предлогами, чтобъ снова окунуться въ атмосферу дорогого ея сердцу Парижа.
Ей надоѣло присутствовать, только при посредствѣ телепластинки, на маленькихъ вечерахъ у своихъ пріятельницъ, оставшихся парижанками. Отъ времени до времени она отправлялась съ электропневматическимъ поѣздомъ, или быстроходнымъ воздушнымъ кораблемъ, чтобъ окунуться въ столичную жизнь и появиться на нѣсколькихъ великосвѣтскихъ собраніяхъ, — такъ называемыхъ «six o’clock», гдѣ, угощаясь модными лѣкарственными средствами отъ малокровія дамы перебираютъ самоновѣйшія сплетни и впитываютъ въ себя обильно носящіеся въ воздухѣ міазмы злословія и клеветы. Случалось также, что г-жа Лакомбъ заглядывала на биржу, гдѣ иногда играла, въ разсчетѣ привести такимъ путемъ въ равновѣсіе свой бюджетъ, зачастую страдавшій избыткомъ расходовъ надъ доходами. Биржевая маклерша, служившая ей руководительницей, нерѣдко ошибалась въ своихъ предположеніяхъ, и тогда г-жа Лакомбъ съ трудомъ лишь сводила у себя въ хозяйствѣ концы съ концами. Доходы ея мужа ограничивались жалованьемъ въ девять тысячъ рублей при готовой квартирѣ, a на эти средства, разумѣется, можно было лишь кое-какъ жить въ деревнѣ, да и то только при соблюденіи строжайшей экономіи. Все это оказывалось тѣмъ прискорбнѣе для г-жи Лакомбъ, что она была большой любительницей посѣщать магазины. Вмѣсто того, чтобы безъ хлопотъ выбирать по телефоноскопу матеріи или модные товары для себя самой и для дочери, она предпочитала лично странствовать по большимъ парижскимъ магазинамъ и, изъ-за всякихъ пустяковъ, напр. изъ-за какой-нибудь ленточки, мысль о которой случайно мелькнула у ней въ головѣ, готова была тотчасъ же воспользоваться пневматической трубой, или быстроходнымъ воздушнымъ кораблемъ, и умчаться въ столицу.
Скромное финансовое положеніе, до такой степени тяготившее г-жу Лакомбъ, могло бы оказаться несравненно болѣе благопріятнымъ, еслибъ она сама обладала высшими дипломами. Къ несчастью, въ дни ея молодости, въ 1930 годахъ, когда жизнь обходилась много дешевле, не обращали надлежащаго вниманія на образованіе молодыхъ дѣвицъ. Она не получила диплома на званіе инженера и, окончивъ курсъ лишь кандидаткой историко-филологическаго и физико-математическаго фавультетовъ, разумѣется не могла получить мѣста въ департаментѣ горныхъ маяковъ, гдѣ служилъ ея мужъ.
Наученный горькимъ опытомъ г-нъ Лакомбъ рѣшился дать своей дочери возможно болѣе солидное образованіе. Онъ хотѣлъ, чтобъ она поступила на государствеиную службу и надѣялся, что въ возрастѣ двадцатичетырехъ лѣтъ, окончивъ техническій университетъ съ необходимыми дипломами, она будетъ зачислена въ сверхштатные инженеры съ годичнымъ содержаніемъ въ тысячу пятьсотъ рублей и увѣренностью добраться до чина инспектора лѣтъ черезъ пятнадцать, когда ей будетъ уже подъ сорокъ. Существованіе Эстеллы оказалось бы тогда обезпеченнымъ какъ вслучаѣ еслибъ ей пришлось остаться въ дѣвушкахъ, такъ и при выходѣ замужъ за чиновника, вродѣ ея самой.
Эстелла уже съ двѣнадцатилѣтняго возраста начала проходить курсъ цюрихскаго политехническаго института. Благодаря телефоноскопу, она слушала тамъ лекціи, не выходя изъ дому. Такой способъ пріобрѣтенія знаній является особенно драгоцѣннымъ для семьи, живущей вдалекѣ отъ большихъ центровъ, уже потому, что избавляетъ отъ необходимости помѣщать дѣтей въ закрытыя заведенія. Эстелла очень успѣшно училась по телефоноскопу, не выходя изъ своей комнаты швейцарскаго домика, въ которомъ жили ея родители. Нѣсколько позднѣе она, съ помощью все того-же телефоноскопа, прошла курсъ центральной парижской электрической школы и, сверхъ того, брала фонографическіе приватные уроки у нѣсколькихъ знаменитыхъ профессоровъ.
Къ несчастью для Эстеллы, ей нельзя было экзаменоваться по телефоноскопу. Этому препятствовали старинные, все еще остававшіеся въ силѣ, экзаменные уставы, а между тѣмъ застѣнчивость, отчасти унаслѣдованная быть можетъ отъ отца, заставляла молодую дѣвушку совершенно теряться въ присутствіи профессоровъ на публичныхъ испытаніяхъ и мѣшала ей пріобрѣтать дипломы, соотвѣтствовавшіе дѣйствительнымъ ея знаніямъ.
