Прибирая вестибюль, Женя прислушивалась к шагам за входной дверью. Она знала походку всех — и девочек и воспитательниц. Мария Михайловна поднималась на крыльцо отдыхая, медленно, и ступеньки тяжело поскрипывали, точно жалуясь. Вожатая Валя взлетала одним прыжком и, отряхивая на крыльце снег, громко топала, точно отбивала барабанную дробь. У завуча шаги были легкие, ровные. Их-то и ждала сейчас Женя: Тамара Петровна сразу позвонит Журавлевой, все разузнает, и они вместе пойдут в управление.
А вдруг там Зина?..
У Жени от волнения холодели руки, когда она думала об этом.
И на цыпочках, стараясь не стукнуть, чтобы не заглушить шум за дверью, она расставляла скамеечки вокруг стола.
«Тссс… Идет? — Женя замерла со скамеечкой в руке. — Нет, опять мимо!»
Женя стала протирать зеркало.
Вот они наконец, эти легкие, почти бесшумные шаги. На парадном раздался звонок. Жене хотелось кинуться, крикнуть: «Тамара Петровна, пойдемте! Скорей!», но она пересилила себя.
Рывком ока откинула крюк.
— Вам звонила Журавлева. — Женя старалась говорить как можно спокойнее, хотя это ей было нелегко. — Велела зайти. Сейчас же. То-есть не сейчас, а завтра…
— Ничего не понимаю… Когда зайти? — Тамара Петровна говорила так, словно ничего особенного не произошло, словно подполковник Журавлева только и делала, что целыми днями звонила в детский дом.
Женя слово в слово передала свой разговор с Анной Игнатьевной.
— Тамара Петровна, позвоните сейчас!
Тамара Петровна обняла Женю и вместе с ней прошла в свой кабинет:
— Что ты, Женечка, уже поздно. И ведь она просила не сегодня, а завтра.
Тамара Петровна включила настольную лампу, и на окнах заискрились причудливые ледяные цветы и листья. Потянула шнурок, и белый сказочный лес скрылся — шелестя, медленно сдвинулись синие шторы.
— Не надо волноваться, Женя. Сестру твою ищут. Но, конечно, она не вдруг, не сразу найдется… Терпение, как говорит Анна Игнатьевна, терпение!
Опять терпение! Зачем оно, это терпение, если можно снять трубку и сразу все узнать!
Женя не отходила от стола и перебирала карандаши в деревянном стакане, стоявшем возле чернильного прибора.
«Волнуется, — подумала Тамара Петровна, — а звонить при ней нельзя. Никак нельзя! Кто знает, какие новости привезла Журавлева!»
— Вот что, Женя, — мягко сказала она. — Занимайся своим делом, а я займусь своим. Мне еще надо узнать, как наш пятый «Д» приготовил арифметику.
Тамара Петровна направилась к двери, и Жене волей-неволей пришлось выйти из кабинета.
Она снова принялась подметать вестибюль.
«Занимайся делом»… Легко сказать!.. А разве она не занимается делом?.. Но ведь ей надо узнать про Зину! От Журавлевой до сих пор никаких известий не было. А теперь Анна Игнатьевна, видно, все узнала. Потому и звонит. Как же не волноваться!
Женя отодвинула столик с высокой хрустальной вазой, которая когда-то так ее поразила. Это был приз Лиды Алексеевой за фигурное катание на коньках.
Женя провела по полу щеткой и опять осторожно придвинула столик к стене.
Вот и Витя — зачем он сегодня приходил? Узнать, нет ли новостей от Журавлевой, — вот зачем!
Тамара Петровна прошла в кабинет директора. Дверь она за собой плотно закрыла. И Женя не то что услышала, а скорее догадалась, что Тамара Петровна звонит по телефону.
Женя не выдержала и приоткрыла дверь.
Тамара Петровна стояла спиной к двери и тихо говорила:
— Управление? Попросите товарища Журавлеву.
Женя, как во сне, шагнула через порог. Сейчас там, в огромном доме на улице Кирова, глуховатый женский голос скажет: «Приходите скорей за Зиной!» Женя даже услышала голос, доносившийся из трубки.
— Как нет в Москве? — переспросила Тамара Петровна. — Она нам только что звонила.
Голос в трубке что-то объяснял, но Женя ничего не могла разобрать и подошла ближе. Тамара Петровна услышала шаги, обернулась и сердито махнула рукой.
Женя, чтобы не мешать, отступила.
— Куда? Куда? — громко переспросила Тамара Петровна, прикладывая руку ковшиком к трубке. — И надолго уехала?.. Ах, вот как, только что… Поняла! Значит, все эти дни она в управлении не будет, это точно?.. Ладно, ладно, поняла…
«Вот, я же говорила… Надо было сразу позвонить!» — в сердцах подумала Женя, круто повернулась и вышла из кабинета.
Подметая вестибюль, она не переставала думать о звонке Журавлевой, о том, как Анна Игнатьевна ездит по деревням и селам и повсюду ищет Зину Максимову. Скольких девочек она перевидала! Вот если б Женя была с ней! Да она только одним глазком бы взглянула — и сразу бы узнала свою Зину. «А Тамара Петровна-то… позвонить не захотела сразу, пока Журавлева была на месте. Зина, может, нашлась, а теперь ничего и не узнаешь, потому что Тамаре Петровне все равно. Она не понимает! Ей некогда, ей не до меня…» И Женя почувствовала, как горло ее вдруг сжалось.
Щетка, сердито стукнув о дверь кабинета, еще раз прошлась по навощенному полу. Женя оглядела его придирчивым взглядом. Ничего, блестит, только сор на совок подобрать. Но уж это пусть сделает Нина, она тоже сегодня за вестибюль отвечает.
Из кабинета вышла Тамара Петровна. Вместе с Ксенией Григорьевной она стала собираться в районо. Застегивая портфель, Ксения Григорьевна показала на Женю:
— Вот кто сегодня в задаче разобрался!
Тамара Петровна потрепала Женю по плечу:
— Скоро отличницей будет!
Отличницей! Женя на минуту даже забыла про свою обиду. Неужели правда? У нее ведь еще и тройки есть!.. Но если сама Тамара Петровна сказала… По русскому Женя до сих пор занималась с Ниной Андреевной, ходила к ней на дом. И если бы еще поднажать на остальные предметы, опять, как раньше, заниматься с Тамарой Петровной… Надо ее попросить… Ладно, вот вернется из районо, тогда.
Тамара Петровна с Зиминой ушли. Женя закрыла за ними дверь.
— Нина! Дежурная! — громко позвала она свою помощницу.
Никто не откликался.
— Нина, да где же ты? Нина!
«Забралась в пионерскую! — подумала Женя. — Сейчас я ей задам. Нечего туда зря бегать!»
Нина и в самом деле была в пионерской комнате. Она стояла возле окна. Рядом с ней на подоконнике сидела Галя Гришина и пыхтела, как паровоз. Одной рукой она прижимала к себе яркожелтое ведерко, а другой старалась отломить крепкий, острый лист агавы — той самой агавы, которую Женя бережно выхаживала. Агава понемногу оправилась, окрепла, и недавно на ней показался первый молодой листок.
Нина изо всех сил тянула Галю за платье:
— Не ломай по-настоящему! Давай понарошку!
Галя еще не так давно была первой помощницей в Нининых проказах. Потому-то Ксения Григорьевна и старалась, чтобы она поменьше бывала с Ниной. И мало-помалу Галя угомонилась. Но сегодня они снова играли вместе и вспомнили прошлые затеи. Только Нина теперь стала какая-то другая. Что ни придумай, она только и знает: «Галя, нельзя!», «Галя, не урони!», «Галя, не сломай!» Вот и сейчас она старалась оттащить Галю от агавы:
— Это Женечкин цветок, нельзя его трогать!
Но Гале уже надоели эти «нельзя» да «нельзя». Там, в зале, то-есть в Тибете, их ждет экспедиция, целый караван. Сам Пржевальский — Маня Василькова — хочет пить, а все колодцы пересохли. И проводники-китайцы — Нина с Галей — ищут воду, чтобы напоить отважного русского путешественника. А ведь каждый знает, что агавы и кактусы — это колодцы пустыни. И Галя, все так же пыхтя, упорно тянула книзу мясистый, похожий на зеленого червяка лист. Лист наконец оторвался, и на его пораненном конце выступили капельки влаги.
— Нина, тебя не дозовешься! — сердито сказала Женя, входя в пионерскую.
Возле пианино на окне она заметила пострадавшее растение и сразу же напустилась на девочек:
— Вы что, с ума сошли?
Женя сгребла в охапку обоих «китайцев» и с досады даже шлепнула Нину. Еще и еще. И даже приговаривала:
— Я тебе дам, вредная девчонка!
Рука у Жени была тяжелая, но Нина не заплакала. Глаза у нее сверкнули.
— Неправильно ты! — Нина вырвалась из Жениных рук. — Драться нельзя!
— Нина, постой! — Женя бросилась вдогонку. — Я ведь не нарочно, у меня это совсем нечаянно получилось!..
Она и не замечала, что повторяет излюбленные Нинины слова. Сколько раз Женя за них отчитывала ее! «Как это нечаянно? Нечаянного не бывает!»
— Нина, стой! — твердила Женя.
Но Нина уже выскочила за дверь. Из вестибюля донеслось:
— Меня Женя побила! Она зачем меня побила?
— Как это «побила»? — оборвал ее Шурин голос. — Что ты выдумываешь!
Шура, Лида и Аля направились в пионерскую, и Нина налетела прямо на них.
— Да, побила! — повторяла Нина. — Она зачем меня побила?
Девочки усадили малышку на диван. Лида гладила ее жесткие, торчавшие кустиками волосы. Аля совала ей маленький оранжевый мандарин.
— Женя, неужели это правда? — спросила Шура. — Ты ее ударила?
Женя остановилась в дверях и посмотрела на красную, сердитую Нину:
— Да.
— Женя, — тихо сказала Шура, глядя ей прямо в глаза, — сейчас же извинись перед Ниной.
От этих твердых, спокойных слов Жене стало совсем стыдно. Ей нравилась серьезная, рассудительная Шура. С ее мнением Женя всегда считалась. А сейчас в глубине души она и сама сознавала, что не права. И Женя извинилась бы. Но тут вмешалась Аля. Обнимая Нину, она закричала:
— Да-да, сейчас же извинись! Слышишь? Обижать маленьких… Проси прощения!
Лида тихонько дернула ее за платье — не вмешивайся! Лида не понимала, что это нашло на Женю, но чувствовала: повысить голос — значит все испортить.
— Прощения? — Женя, вскинув голову, пренебрежительно взглянула на Алю. Заложила руки за спину и отрезала: — Даже не подумаю!
— Лида, уж раз на то пошло… — Шура говорила все так же спокойно, только на лице ее выступили красные пятна. — Ты будешь опять, по-старому смотреть за Ниной. Женя, оказывается, не может быть шефом. И мы это обсудим! — Она обернулась к Жене: — Как тебе не стыдно!
Женя взяла щетку, нагнулась за совком, стала подбирать сор. Губы ее были плотно сжаты, брови нахмурены. Вот они какие — Зину не ищут, а Нину отбирают!
— Ладно, Женя, ты не сердись, — мягко проговорила Лида. — Там видно будет.
— Что значит «видно будет»! — Шура вскочила. — Уже сейчас все видно. Она совершила поступок, недостойный пионерки. И Нину мы ей доверить не можем!
Женя побледнела, потом покраснела, совок в ее руке задрожал. Недостойна быть пионеркой? У нее даже сердце захолонуло. Так вот они какие!
— Не буду я прибирать, если так! — Женя швырнула совок и щетку, мусор разлетелся по всему паркету. — Ни за что не буду!
— Как не будешь? Женя, так нельзя. Ты дежурная, ты за вестибюль отвечаешь!
— Ты же член совета, — спокойно сказала Валя, которая пришла на шум. Уходя, Тамара Петровна просила ее понаблюдать за Женей, развлечь ее. «Вот и понаблюдала!» — подумала вожатая.
— И пускай член совета! Не хочу, и всё! — крикнула Женя и выбежала из вестибюля.
В пионерской было темно. Женя не стала зажигать свет. Она с ногами забралась на диван, забилась в самый угол и прижалась щекой к холодной клеенчатой спинке.
А еще говорят, здесь все девочки — сестры. Вот тебе и сестры!
Она думала о своей маленькой Зине, и о маме, и о том, что она теперь одна в целом свете, и никого у нее не осталось. Один дядя Саша, но и он далеко. Он все только обещает приехать!
Женя резко повернулась на другой бок, и пружины дивана жалобно застонали.
Нет, не будет она прибирать вестибюль! И прощения просить не будет!
Кто-то тронул ее за локоть.
— Женя, что с тобой? Пойди помирись с Ниной. Извинись перед ней, скажи, что больше не будешь. — Лида села возле нее на край дивана. — Потом ведь сама будешь жалеть. Иди, Женечка, я тебя прошу, по-хорошему… И кончай прибирать вестибюль, пока Тамары Петровны нет.
Но Женя лежала, все так же уткнувшись в спинку дивана, и не проронила ни слова.
Лида ушла. Прибежала Аля:
— Женя, какая тебя муха укусила?
Она теребила Женю за платье, пробовала обнять, заглянуть в глаза. И чего эта Женя заупрямилась? Аля жалела и Женю и Нину, хотела их скорее помирить, чтобы все пошло опять по-старому, по-хорошему. Точно совсем маленькую, она гладила Женю по непокорным волосам, заплетенным в две косички. Ишь какие теперь гладкие!
— Женя, девочки обижаются. Тебе попадет! Лучше иди скорей, прибери и извинись.
Но уговоры не помогали. Наоборот, чем больше Женю упрашивали, тем больше она упрямилась. Веселая болтовня Али только раздражала се.
— Не приставай! — крикнула Женя. — Не буду я извиняться!
И даже когда вожатая позвала ее к директору, Женя не шевельнулась и продолжала лежать на диване, пряча лицо в подушку. Только услышав легкие, быстрые шаги завуча, она нехотя поднялась.
Тамара Петровна зажгла свет:
— Почему ты в потемках, Женя?
Женя мрачно оглядела свое измятое платье, провела ладонью по волосам.
— Что ты здесь делала? — ласково спрашивала Тамара Петровна, и Женя подумала: «Неужели она еще ничего не знает?»
А Тамара Петровна, убирая с дивана невесть как сюда попавший квадратик с большим печатным «П», продолжала:
— Ты теперь председатель учебной комиссии. Пора тебе быть в числе лучших учениц. Хочешь опять каждый день со мной заниматься? Давай завтра после школы посидим часок.
Женя подняла голову. И вдруг вспомнила, какой была Тамара Петровна только что, когда звонила Журавлевой. Сердитая, словно чужая, она махала на Женю рукой. И в Жене снова вспыхнула обида. Она вскочила и, сама путаясь того, что делает, дерзко посмотрела на завуча и отчеканила:
— А я завтра в школу не пойду!
Заложила руки за спину и круто повернулась.
Тамара Петровна стиснула картонный квадратик, который все еще был в ее руке, медленно разжала пальцы и уронила его на стол.
— Ты учишься не ради меня, — сказала она тихо. — Успокойся и подумай об этом. И обо всем подумай. Остынешь, тогда поговорим.
Тамара Петровна ушла. Женя выключила свет и снова улеглась на диван.
В пионерской стало совсем темно. Никто больше сюда не заходил, никто Женю не тревожил.
Что же теперь будет? Аля права, ей попадет… Интересно, что же они для нее придумают? Первоклашку можно не пустить в кино. А ведь старшим только объясняют. Вызовут к директору или — и это самое страшное — на совет. Сейчас, конечно, ей будут объяснять, чем ее поступок плох. И если она не извинится… Женя кулаком взбила подушку, сунула под голову.
Она ни за что не извинится!
Тогда они, чего доброго, исключат ее из пионеров.
Женя зажала на груди узел галстука. «Не отдам! Лучше уйду! К дяде Саше уйду! Вот он скоро приедет и заберет меня, а галстук не отдам!»
Женя понимала, что сейчас Лида уже, конечно, побежала к завучу.
И верно, Лида в это время пошла к Тамаре Петровне. Только не одна, как думала Женя, а вместе с Шурой.
— Мы к вам, можно?
— Да, девочки, заходите, я вас жду. — Тамара Петровна посмотрела на девочек своими большими светлыми глазами. Она была расстроенная, огорченная. — Садитесь.
Лида продолжала стоять. Она волновалась, она не могла сидеть на месте.
Тамара Петровна повторила:
— Возьми стул и сядь.
Лида нехотя села, но сразу вскочила:
— Мы с Шурой сами чуть не перессорились. Я говорю — Женю надо простить, Нина кого угодно до белого каленья доведет!
— А я говорю — нет, — спокойно возразила Шура.
— А что тогда делать? — вспыхнула Лида.
— Не знаю, — так же негромко и сдержанно ответила Шура.
Лида пристукнула ладонью по спинке стула:
— Что же ты предлагаешь, в конце концов?
— Пока еще не знаю… А помнишь, что дядя Ваня говорил, когда ее принимали в пионеры? Настоящие пионеры должны дружно жить и дружно работать. Но только прощать нельзя. И сплеча рубить тоже нельзя. Надо понять, что с Женей, что у нее на душе. Мы должны быть чуткими, а вместе с тем и твердыми. Принципиальными.
Тамара Петровна с уважением посмотрела на начальника штаба.
— Шура права, — сказала она. — Совету и штабу надо все взвесить. С одной стороны, Женя Максимова — хорошая девочка, которую мы все любим. Надо понять ее состояние. Но, конечно, она виновата, и потакать ей мы не имеем права. Женя должна и перед Ниной извиниться и вестибюль прибрать. А если Женя не сможет заставить себя… Что ж, наказывайте, это ваше право. Больше того: это ваша обязанность.
— А если она не захочет? — вырвалось у Лиды. — Я знаю, она упрямая. Скажет «нет», и кончено!
— Не захочет?
Тамара Петровна поднялась. Ей и самой было тяжело наказывать Женю. Тамара Петровна понимала, что Женя сейчас не просто упрямится. В этом как будто неожиданном взрыве сказалось то огромное горе, которое причинила ей война. Правда, она уже немного отошла в детском доме, стала общительнее, повеселела. И все же, видно, горечь и обида до сих пор еще не изгладились в ее душе.
— Ладно, пусть ничего не делает, — сказала наконец Тамара Петровна.
— Как так? — удивились девочки.
— А вот так… Впрочем, может до этого и не дойдет. Это все выяснится на совете. Вам ведь придется устроить экстренное заседание совета.
Шура взяла со стола ручку.
— А по-моему, Тамара Петровна, этот вопрос должна решать дружина. — Она положила ручку на место. — Женя — пионерка и отвечает перед пионерами.
Тамара Петровна с минуту подумала и сказала:
— Правильно, Шура, собирай штаб!