На пристани поднялся шум, точно в школе на большой перемене.
Раздалось еще два гудка.
Берег опустел.
Женя с Лидой обогнали колхозных ребят, которые тоже неслись к пристани, чтобы посмотреть, как отваливает «Москва», и к мосткам подбежали в одно время с какой-то седой женщиной, которая, держа в руках чемодан, уже собиралась взойти на пароход.
— Женя, скорей, скорей!
Лида хотела было опередить женщину, которая почему-то замешкалась. Она с разбегу ступила на мостки первая, но Женя крикнула:
— Как тебе не стыдно! Дай пройти!
Лида вдруг смутилась, отступила.
Седая женщина на ходу кивнула Жене:
— Спасибо, девочка! — и торопливо поднялась на пароход.
Женя с Лидой побежали за ней.
— Женя, а знаешь, кто это? Это же Нина Андреевна!
Но Женя не слышала, она была уже далеко впереди. Сейчас она могла думать только об одном — о грамматике. Завтра экзамен, а она так больше ничего и не повторила!
Пароход разворачивался, острым носом разрезая голубую воду. Женя даже не взглянула на освещенные заходящим солнцем берега. Она искала места, где бы позаниматься. Но все стулья, кресла, скамейки были заняты. Она пошла на корму. Здесь вовсю работал духовой оркестр — ребята из музыкантского детского дома показывали свое мастерство.
Женя вернулась на нос.
— А я тебя потеряла! — Нина уцепилась за ее платье.
Женя так и не нашла свободной скамейки. Она прислонилась к борту.
— Если в родительном падеже, — Женя одним глазом заглянула в грамматику, — гласная из суффикса выпадает, то… — она снова посмотрела в учебник, — то пишется ек. Понятно?
Нина солидно кивнула головой:
— Понятно. — Ей понравилось смешное слово «суффикс».
Нет, здесь учиться невозможно! Кругом бегают, шумят, толкаются…
На палубу вышла седая женщина в синем костюме, которой Женя у мостков уступила дорогу. Какой-то мальчик принес ей плетеное кресло, и она уселась возле проволочной сетки, опоясывавшей всю палубу. Женщина узнала Женю и улыбнулась ей:
— Что ты читаешь?
— Никак я суффиксов не одолею! — грустно проговорила Женя.
— Что-о?
— Да знаете, лето так быстро прошло… — Женя прижала руку к сетке, и на ладони отпечатались маленькие ровные ромбики. — Завтра испытание, а я суффиксов еще не знаю. Прямо несчастье!
— Как же ты это?
Незнакомая женщина смотрела так приветливо, что расстроенная Женя призналась:
— И союзы мне еще надо повторить. И предлоги. Лида меня за них все пилит.
— Почему же тебя отпустили? — удивилась женщина. — Тебе надо дома сидеть и готовиться.
Жене вдруг ясно представилось, как Тамара Петровна сегодня пришла и не застала ее. Нет, Тамара Петровна ни за что не позволила бы ей поехать на канал!
— А я думала — поеду и выучу.
Женщина внимательно посмотрела на Женю.
— Как же это получилось? Завтра испытание, а ты не подготовилась… Почему же тебе никто не помог?
— Да знаете… — начала было Женя.
— Вот что, девочка. Я ведь учительница. Пойдем-ка в каюту и разберемся, чего ты не поняла, чего не знаешь.
Женя, смущенная, растерянная, пошла за ней.
В каюте было жарко и душно. Учительница раздвинула желтые шелковые занавески на окне, облокотилась на спинку удобного мягкого кресла и открыла грамматику.
Женя примостилась напротив на диване, возле красного полированного столика. Голова у нее была тяжелая, в ушах шумело — кажется, все, что она сегодня видела, все перемешалось. Собираясь с мыслями, она приложила ладони ко лбу.
Учительница покосилась на ее утомленное лицо и отложила учебник в сторону:
— Я вижу, ты устала. Отдохни сначала, приляг.
Женя ни за что не хотела ложиться:
— Нет, спасибо, что вы! Я привыкла, я могу и ночью заниматься. В автобусе я всегда ночью занималась.
— Как так — в автобусе?
— В нашем, редакционном.
И Женя рассказала об автобусе, который из Москвы, с Садового кольца, ушел на войну. Это была самая обыкновенная машина, такие и сейчас ездят по Москве.
В том автобусе уехали на фронт москвичи-ополченцы. С собой они не взяли ни пулеметов, ни пушек — их оружием было перо. В автобусе помещалась редакция дивизионной газеты «Красный стяг». В эту-то редакцию дядю Сашу потом и назначили редактором.
Автобус много раз попадал под бомбы. Случалось — заскочит в деревню, а там бой еще не кончился, и над машиной рвется шрапнель.
А когда в автобус угодил осколок снаряда, краска облупилась, и появились буквы:
ПЛ… МАЯК… КУРС… ЗА…
Жене эти буквы показались какими-то загадочными, как и сам автобус, который даже и в своей защитной окраске отличался от всех военных машин. Жене представлялось, будто впереди на скале светит неведомый маяк. Вокруг него «ил» — пламя. Но что значит «курс… за…»?
Дядя Саша объяснил, что на пассажирском автобусе всегда пишут маршрут.
«Пл… Маяк… Курс… за…» обозначает: «Площадь Маяковского — Курский вокзал». По этому маршруту ходит в Москве автобус «Б».
Однажды дядя Саша дал Жене маленький, с еще не просохшей краской лист бумаги — только что отпечатанный номер дивизионной газеты «Красный стяг»:
«Прочитай-ка вслух. Тут про наших партизан написано».
«Подвиг пар…тизана», — прочитала Женя запинаясь.
«Э, да ты у нас малограмотная! — огорчился дядя Саша. — Редакционному работнику это не к лицу!»
И дядя Саша стал заниматься с Женей. Он велел ей читать вслух газеты. Читать и пересказывать ему. Раздобыл «Тимура и его команду». Жене книга так понравилась, она столько раз ее читала, что выучила от корки до корки. Задачи для Жени майор сам придумывал. Считала она бойко — счету ее учили и партизаны.
Как-то в редакцию пришел солдат и принес большой чемодан в холщовом чехле, к которому была приколота бумажка: «Березовской Кате».
Женя поразилась: кто мог ей прислать такой подарок? На всем свете у нее нет ни одного родственника… Она открыла чемодан и поразилась еще больше: школьная форма, спортивный костюм, платья, чулки и даже ленты!
А другое отделение набито учебниками. В «Родной речи» лежало письмо. Оно начиналось словами: «Дорогая Катюша!»
Работники редакции объяснили:
«Это шефы нашей дивизии, ивановские ткачихи, сделали тебе подарок. Мы им написали про тебя. И вот ответ… Целое школьное приданое! Повезем тебя в детский дом в полном снаряжении!»
Женя и теперь бережет это письмо, хранит его в своем чемодане.
Дядя Саша хотел отправить Женю в Минск. Секретарь редакции, переписывавшийся с шефами, советовал отвезти ее в Иваново — ткачихи о ней позаботятся, будет девочка у них, как в родной семье.
«Дядя Саша, не отсылай меня. Не хочу я в Иваново! Никуда я не хочу!»
«А в Москву?»
В Москву?.. Сколько Женя мечтала о Москве!.. Увидеть Кремль и золотые часы на башне, звон которых она не раз слышала по радио! Увидеть Красную площадь, где по гранитным ступеням трибуны мавзолея в торжественные дни поднимается сам товарищ Сталин!
«А в Москву поеду!»
Но командировка дяди Саши со дня на день откладывалась.
Не теряя времени, Женя стала готовиться в школу по настоящим учебникам. Не только дядя Саша, который был очень занят, но и все сотрудники редакции и типографии помогали ей. И какой бы трудный день ни выдался, как бы все ни устали, ни уморились, а уж в свободный часок позовут ее:
«Уроки, Катюша, приготовила?»
Редакция чуть ли не половину времени проводила в пути, и Жене случалось заниматься даже в автобусе. Училась Женя старательно, сама обо всем расспрашивала, все хотела узнать.
«Что ты сегодня в газете вычитала?» — спрашивал ее дядя Саша каждый вечер.
Автобус дребезжал, покачивался, а то как тряхнет на рытвинах! «Что-то наша школа шатается! Как бы ученица под партой не очутилась», — шутил иногда дядя Саша.
В автобусе уже становилось темно, дядя Саша дремал — ему ведь опять всю ночь напролет работать, а Женя рассказывала и рассказывала, что она вычитала в газетах.
А ночью Женя смотрела, как делается газета. При свете огромной лампы, от которой так и несло жаром, наборщик дядя Анисим ловко брал металлические буквы из деревянных гнездышек, соединял их в строчки, строчки вставлял в рамку. Рамку вставляли в типографскую машину, которая быстро, лист за листом, печатала газету с красивым рисованным заголовком: «Красный стяг».
Потом Женя промывала буквы керосином и опять расставляла их по гнездышкам.
Вот о чем рассказала она старой учительнице. Женя словно опять побывала среди своих фронтовых друзей, в своем автобусе, в походной типографии.
— Так-так… — в раздумье протянула учительница. — Нелегко тебе пришлось… — Она внимательно посмотрела на Женю. Закрыла грамматику и сказала: — А теперь — спать! Ты устала и все равно ничего не запомнишь.
— Да мне спать совсем не хочется, — говорила Женя, опускаясь на бархатную подушку.
Через минуту она уже крепко спала.
Проснулась Женя, когда машина застопорила и пароход остановился.
— Вставай — приехали! — весело говорила учительница, откидывая занавеску.
И перед Женей всеми своими огнями засиял вокзал с высоким золотым шпилем.
— Москва?.. — испугалась Женя. День кончился, а завтра…
Учительница наклонилась над чемоданом и стала укладывать книгу, мыльницу, полотенце…
— Женя, а ты беги, догоняй своих. Желаю тебе хорошо сдать. Мало ли что бывает! Может, тебя ни про ек, ни про ок и не спросят! — И с самым добродушным видом похлопала Женю по плечу.
Девочки уже спускались по трапу.
— Женя, скорей, мы тебя ждем! А где же Нина Андреевна?
— Какая Нина Андреевна?
— Как это «какая»! Наша. Всю дорогу с ней просидела, а спрашиваешь — какая!
Девочки зашумели, окружили Женю. Лида кричала:
— Я ж тебе сразу сказала!
Женя стояла ни жива ни мертва. Так вот кто это был!
На шоссе против троллейбусной остановки давно ждали голубые заказные автобусы. Девочки устали, всем хотелось спать. И все без разговоров быстро уселись по местам.
— Товарищ водитель, что ж вы свет не зажжете? — крикнула Валя Малыгина.
Маленькая лампочка тускло осветила автобус.
Женя открыла грамматику и подумала: как писать — лампочек или лампочик?..
Дома девочек встретила Тамара Петровна:
— Женя, накануне экзамена — и уехать! Этого я от тебя никак не ожидала.
— А кто с ней на пароходе занимался! Ни за что не угадаете! — закричала Аля, торопясь первой выложить ошеломляющую новость. — Сама Нина Андреевна! Всю дорогу!
У Жени даже кончики ушей загорелись — так ей стало стыдно.
— Какое там занималась! — призналась она, хмуря брови. — В каюте я спала. Я же не знала, что это Нина Андреевна. Я немножко учила только в автобусе, когда мы уже из Химок ехали домой. А на пароходе… проспала, и все!
— Проспала!.. Да что Нина Андреевна о тебе подумает! — ужаснулась Аля. — Да она завтра тебе это припомнит, помяни мое слово! Ты от нее теперь пощады не жди.
Женя, насупившись, перебирала камешки в игрушечном ведерке. Тут был и горный хрусталь, и «чертов палец», и какая-то порода с отпечатками ракушек — следы доисторического моря. Как Женя радовалась, собирая их для коллекции клуба «Глобус»! Все эти камешки так и сверкали на солнце, когда, забравшись по колено в реку, Женя доставала их из воды. А сейчас они стали тусклые, серые, как простой булыжник. И зачем она ездила на канал!
— Прошу без паники! — строго произнесла Тамара Петровна. — А ты, Женя, отправляйся ужинать и сразу спать. Сделанного не воротишь. А нос вешать, нечего. Ясно?
«Столько спала — и опять спать!» Но спорить с завучем Женя не посмела.
После ужина старшие девочки собрались в зале. Лида и Валя Малыгина играли на рояле в четыре руки. Остальные слушали. Кто уселся на низкой скамейке, кто прямо на ковре.
А Женя ушла в спальню.
Из зала глухо доносилась грустная музыка. Женя невольно прислушалась. Потом музыка оборвалась.
Когда девочки прибежали в спальню, Женя уже крепко спала. Она видела себя в школьной форме, первоклассницей. Мама заплетает ей косы. Маленькая Зина протягивает ручонки: «Я тоже с Женей! Я тоже хочу в школу!» Мама ведет Женю в школу, а Нина Андреевна кричит ей вдогонку тонким, злым голосом:
«Максимова, когда пишут ек и когда ышк? Я тебе поставлю двойку!»
Женя прячется за лестницу, покрытую красным ковром. Но очкастая девчонка, четвертый помощник капитана в белом кителе с золотыми пуговицами, показывает на нее пальцем:
«Вот она! Ее зовут Женя Максимова!»
И Женя будто вылезла из-за лестницы, открыла учебник и стала зубрить:
«После шипящих под ударением вместо ек пишется ик…»