За день погода изменилась. Хотя утро и было довольно ясным, однако, ко времени нашего отлета все небо покрылось облаками, быстро несущимися с запада и направляющимися к океану.
«Барометр сильно падает, и вы встретите шторм через час, — сообщил пилоту командир аэродрома. — Радио сообщает, что от Скалистых гор идет ураган, и вам придется с ним побороться. Впрочем, ваш аппарат ведь тоже „Ураган“, — добавил он, указывая на название аэроплана. Ваша скорость — 300 кил. в час, а урагана — не более 100. Но, во всяком случае, вы придете с опозданием. Держитесь метрах на 4.000, чтобы не вертеться в воздуховоротах».
И ни слова об опасностях. Ее и нет. Точность работы мотора, прочность и устойчивость аппарата и опытность пилота ручались за удачный полет.
В каюте было просторно. Мы разговорились с нашими спутниками. Генерал Файр был весьма интересным собеседником и сообщил нам ряд интересных эпизодов из последней воздушной войны с Аргентиной, в которой он принимал участие. В разговорах мы и не заметили, как миновали Нью-Йорк и давно уже неслись над штатом Пеннсильвания. Аппарат заметно набирал высоту, и вскоре мы были уже на высоте 2.000 метров. Между тем, облака, находившиеся пока над нами, приобретали более зловещий вид.
Вдруг, мы провалились точно в какую то пропасть. Это была воздушная яма — постоянная спутница ураганов и гроз. Хорошо, что мы были привязаны к сиденьям. На минуту аппарат точно потерял способность управления.
Нас кидало и качало из стороны в сторону. Глубина нашего падения по барографу была около 1.000 метров. Очевидно, мы попали в область воздухопада у «воротника» грозовой тучи, где всегда бушуют вихри.
Однако, пилот быстро справился с положением. Мощный мотор и наша скорость победили шторм. Аппарат с силою взвился вверх. Еще несколько мгновений, и мы на высоте 3.000 метров врезаемся в облака. Странное ощущение в момент погружения в облако. Вот, вот, кажется, разобьемся вдребезги, но, вместо удара, вдруг попадаешь в серовато молочную массу, которая, точно вата, облепляет весь аэроплан.
Этот подъем все же не был спокойным. Чувствовалось, что стихия разбушевалась. Иногда весь аппарат вздрагивал как бы от удара. Видно было, как по временам мимо окон быстро проносилось более темное крутящееся облако.
Мы уже на высоте 4.000 метров. Еще минута, и море облаков под нами. Над нами же, метрах в 800, — другой облачный слой. Мы идем как бы между двух одеял, не видя ни земли, ни неба. Картина наводит на ум представление о первичном хаосе, когда бушевали стихии, и вода была еще не отделена от земли.
Механик сверил по радио наше положение. Оказалось, что мы, несмотря на уже истекшие два часа, прошли не 600, а лишь 400 километров, и находились недалеко от Питтсбурга, держа курс на Чикаго.
Однако, даже и между облаками лететь было приятнее, нежели в тумане. Иногда мы пронизывали облачные колонны высотою до 1.000 метров, словно подпиравшие верхний облачный потолок; то мы вдруг проносимся длинным облачным туннелем, точно в какой-то гигантской трубе; то вдруг под нами сквозь разорванные облака, как в окне, покажется и вновь скроется в громадной глубине кусочек зеленой земли.
Мы несемся все вперед и вперед. Механик указывает нам на карте, что под нами Питтсбург, но мы его не видим.
В момент, который, по мнению пилота, соответствовал прохождению над Питтсбургом, пилот, отчасти с целью ориентировки, отчасти, чтобы показать нам новый способ ее, спустился в облако, закрывавшее от нас землю, и пронизал его в нескольких направлениях, выбрасывая через особые воронки наэлектризованный весьма мелкий песок. Песчинки, притягивая мельчайшие водяные капельки, соединяли их в более крупные, ниспадавшие вниз в виде дождя. Минут через 5 облако было рассеяно и через образовавшееся окно мы увидели внизу землю и, немного наискось, и Питтсбург.
Убедившись в правильности ориентировки, пилот вновь поднялся над слоем облаков и мы понеслись дальше.
Со времени отправления из Нью-Йорка прошло уже 3 часа. Пора и закусить. Раскрываем свои запасы и угощаем друг друга. У седого генерала оказалось кофе, сильно приправленное коньяком. Разговор сделался оживленнее, и мы не заметили, как стало уже темнеть.
Облака сделались реже, просветы попадались внизу чаще и, наконец, нижний слой совершенно рассеялся. Однако, встречный ветер не стихал, и наша скорость не превышала 200 кил. в час. Механик предупредил, что мы дойдем до Чикаго не менее, чем в час, так как скорость наша уменьшена встречным ветром. Маяк же Чикаго виден километров за триста. Действительно, лишь в час ночи мы, наконец, очутились над этой столицей больших озер. Справа от нас расстилалось озеро-море Мичиган. Несмотря на поздний час, город был залит светом электричества, а на краю его наш аэро-маяк, точно огненным мечем, обводил горизонт и освещал весь небосклон. Иногда он точно фиксировал свое внимание на нас, и тогда в нашей каюте было светло, как днем, и выделялись все мельчайшие детали аппарата. Постепенно маяк оставался за нами все дальше и дальше.
Нас клонило ко сну. Откинув спинки кресел и не раздеваясь и не отвязывая себя от них, мы расположились полулежа на наклонных подобиях кроватей и вскоре заснули.
На другой день солнце уже ярко светило, когда я открыл глаза. От облаков и урагана не осталось и следа. Мои спутники также уже проснулись. Было всего лишь 7 ч. утра по Нью-Йоркскому времени. Тахометр показывал нормальную скорость 300 километров в час.
«Смотрите — вон там, на горизонте, справа Денвер», обратил мое внимание Гаррисон на отдаленное облако дыма, указывавшее большой город, столицу горного района. Впереди же вздымались массивы Скалистых гор и еще дальше виднелись снеговые пики. Ночью вел аэроплан механик, а пилот также немного заснул. Теперь они сменились, и пилот опять занял свое место. Хотя мы шли на высоте 3.000 метров, но все же поднялись еще выше, чтобы иметь запас высоты при переходе через горы.
Но вот уже горы надвигаются на нас со всех сторон. Яркие лучи солнца дают изумрудный оттенок зеленым долинам и заставляют сверкать алмазами снеговые вершины.
Слева от нас промелькнул затейливый «Сад богов», где атмосферные деятели произвели столько причудливых образований из скал.
Там находится знаменитая «качающаяся скала», «сиамские близнецы», «игла Монтезумы» и многие другие формы скал. Как все это кажется величественным и оригинальным вблизи, для земного путешественника, и как все это ничтожно в глазах воздушного! За красным пятном «Сада богов», имевшего такой оттенок, благодаря цвету красного песчанника, видно было темно-синее пятно одной долины, получившей такой цвет, благодаря ковру синих цветов.
Прямо перед нами вырастал величественный Пик Пайка — красивая снеговая гора, высотою около 4 километров. Пилот, желая дать нам возможность полюбоваться ею, пролетел почти у вершины ее. Мы увидели здесь здание астрономической обсерватории и еще два-три домика. Но, несмотря на старания, я не мог заметить зубчатой железной дороги, которая, как я знал, вела на эту гору, и по которой я когда-то, много лет тому назад, поднимался на этот пик.
«Не можете ли показать мне, где железная дорога на „Пик Пайка“», спросил я Гаррисона.
«Да она уже давно разобрана за ненадобностью. Гораздо дешевле, и скорее и удобнее сноситься с обсерваторией на аэроплане».
Скоро кругом нас торчали лишь горные вершины, суровые, иззубренные, вполне оправдывая название «Скалистых гор». Виднелись водопады, сверкавшие под лучами солнца и дававшие радуги; в глубине переливались разными оттенками зеленые долины и извивались реки.
Любуясь этой картиной, я вдруг заметил группу орлов, которые поднялись с какой-то вершины перед нами и полетели к нам навстречу, повидимому, с враждебными намерениями. Молодой военный, наш спутник, выхватил карабин и, когда орлы были на уровне нашего полета в расстоянии около 100 метров, выстрелил и, повидимому, подбил одного из них, так как он, сложив крылья, быстро пошел книзу. Ясно были видны их вздутые шеи, могучие крылья. Повидимому, они издавали крики, так как периодически раскрывали рты. Однако, наш «Ураган» был лучше орла. Нам казалось, что орлы летели хвостами вперед, настолько быстро мы их обогнали и скоро оставили их далеко за собой. Высота полета между тем достигла уже 4.500 метров.
Желая узнать название какого-то красивого местечка, затерявшегося в горах, я обратился с вопросом к генералу, но вдруг был поражен его видом. Он сидел в своем кресле совершенно красный, с закрытыми глазами и хрипел.
«Что с вами?».
Он не подавал ответа.
Очевидно, у него неладно с сердцем. Высота да и вчерашний кофе на него сильно подействовали. Мы быстро расстегнули ему рубашку и приложили ко лбу холодный компресс.
Тем временем механик быстро послал радиограмму на ближайший аэродром в город большого Соляного Озера и через минуты три сообщил, что вскоре к нам прилетит с аэродрома дежурный врач. Теперь же он советует дать больному дышать кислородом и снять с него лишние одежды. Мы так и сделали. Пока мы возились с генералом, вдали показался аэроплан, который вскоре, сделав поворот, помчался над нами на высоте около 8 метров с той же скоростью. С верхнего аппарата спустили стальной наклонный трос, который мы закрепили у себя. По тросу на блоке быстро скользнул к нам человек с сумкой за плечами.
Через секунду, он был уже в нашей каюте, и верхний аэроплан опустился и полетел следом за нами.
Доктор быстро раскрыл свою сумку, выбросил из нее уже ненужный парашют, и вынул какое-то лекарство, которое и дал больному.
Далее ом произвел ему искусственное дыхание кислородом и, наконец, пустил из руки кровь.
Тем временем пилот сильно сбавил высоту, да и горы стали ниже. Соединенное действие всех этих обстоятельств дало благоприятный результат. Больной очнулся и понемногу пришел в себя.
«Второй раз в жизни со мной случается такая оказия», — сказал он. «Первый раз — в Южной Америке. Всему вина, наверное, чашка кофе, которую я выпил вчера. Ну, — да все то хорошо, что хорошо кончается. Спасибо, доктор, за ваш визит. Вы, видимо, большой спортсмен». Доктор, энергичный молодой человек, пожал протянутую ему руку и, шутя, ответил, что он очень доволен этим редким случаем практики в облаках. Чаще же ему приходится возиться с жителями земли.
Горы, наконец, остались позади нас, и впереди перед нами расстилалась Великая Американская Пустыня.
«Мне пора и домой», сказал доктор и попросил пилота дать попутному аэроплану сигнал обратной пересадки. Через несколько минут он подобным же образом на блоке был поднят вверх и скрылся вправо, направляясь к городу. Мы несколько минут полюбовались садами последнего и правильным его планом, а затем наше внимание привлекло вдали Большое Соляное озеро.
Я знал, что плотность рассола в его воде достигает 19 % (в Мертвом море в Палестине — 24 %). В путеводителе я нашел две оригинальных карты местности — той, над которой мы теперь пролетали, и окрестностей Мертвого моря в Палестине. Бросалось в глаза их поразительное сходство, не только по виду, но и в названиях. Недаром мармоны, основатели этого города, обратили на это внимание и даже дали американской реке, соединяющей два озера, то же название, — Иордан, что и в Палестине.
Бросилось в глаза поразительное сходство топографии Палестины и области Мормонов.
Ясно виднелись большие мели под водой и выделялись белые участки суши, где жители выпаривали на солнце воду, которую они сюда накачивали машинами, для получения соли.
Через минут 15 и озеро и город остались за нами, и мы неслись над безграничной голой и мертвой пустыней. Лишь узкая полоска железной дороги, редкие домики вдоль нее, да иногда поезда оживляли картину.
Наблюдать было нечего. От скуки опять взялись за наши корзинки с провизией.
Отмечу, что за нашей каютой помещалась небольшая уборная, где мы могли даже с некоторым удобством умыться.
Эта часть дороги была самая утомительная из всего пути, и над ней мы летели два долгих часа, пока на горизонте не показались новые горы — Сиерра-Невада. Здесь местность стала более оживленной. Начали попадаться поселки, холмы. Вот, наконец, мы и над горами. Опять набирали высоту, но не так много. Пилот идет большими ущельями. Правда, иногда нас встряхивает, но это не беспокоит нас настолько мы уверены в полете.
Миновав главный хребет, мы вдруг вдали увидели Тихий океан. Его необъятная ширь и давнее обаяние невольно поразили меня. Я невольно перенесся мысленно к прошедшим годам, когда еще гимназистом читал приключения Жюль-Верна и описания путешествий в Америке и по этому океану. Думал ли я когда-нибудь, что мне придется, подобно героям Жюль-Верна, нестись к этому океану на воздушном корабле. Вот берег все ближе и ближе. Под нами расстилается цветущая Калифорния — житница Америки. Внизу виднеются поезда железной дороги, города, поля пшеницы. Скоро уже мы и над заливом. Огибаем окружающие его холмы и спускаемся красивым планирующим полетом. Скорее долой наушники! Собираем свои вещи. Еще мгновение — и мы садимся на аэродром, километрах в 5 к югу от С.-Франциско. Пилот, выходя из гондолы, замечает, что мы прибыли с опозданием в 7 часов из-за урагана, пробыв в пути 21 час, вместо положенных 14. По путевому журналу он отметил время прибытия дробью 4 часа пополудни / 12 ч. 48 пополудни, числитель которой выражал нью-йоркское время, а знаменатель — время С.-Франциско.
