Еще в детстве познакомился я с известным нашим художником Орловским. Он был на Кавказе, и его кисть тогда уже переносила мое воображение на Восток. В то же время я узнал о Персидском посольстве в Россию, и ждал его с нетерпением. Наконец оно прибыло, в 1816 году, в С.-Петербург; мне тогда было 12 лет. В один туманный зимний день, в три часа по полудни, нетерпеливое ожидание мое разрешилось трепетным чувством довольствия. У окна родительского дома на Дворцовой набережной, раздался торжественный звук кавалергардских труб, и вдали появились две громады, которые медленно, с странным колебанием, подвигались вперед. Это были слоны, предшествующие поезду посольства. В чудном убранстве, фантастически расписанные, и в сапогах, эти движущиеся колоннады прошли как чудные создания неведомого мира. Следом ехали два Абиссинца в бархатной шитой золотом одежде на ярых жеребцах. За ними угрюмые Персияне, в своем обычном наряде, вели под уздцы двенадцать коней. Потом следовала толпа Персидских всадников в великолепных парчовых и шалевых одеждах, и наконец придворная золотая карета цугом, с скороходами и камер-пажами. В ней сидел посол, Фет-Али-Шаха, Мирза-Абул-Гассан-Хан, в белой шалевой одежде, с алмазной звездой и зеленой лентой ордена Льва и Солнца. Его сопровождали девять Персидских всадников, с заводными странно оседланными конями. Весь поезд заключался казачьим полком и кирасирским эскадроном.
Это странное видение произвело на меня сильное впечатление и породило страстное желание видеть Восток и особенно Персию. Спустя долгое время, желание мое исполнилось, я был в Персии, прожил два года в Индии, изъездил ее во всех направлениях. Любопытство мое еще не вполне удовлетворилось ь а тоска по отчизне томила уже меня, и я возвратился в Россию, ожил чувствами. Но страсть к путешествию завлекла уже чувства мои. Европу я видел; она уже мне опостылела; в Италии и Испании мне казалось все пошло и несносно в Англии, Германии и Франции мелочно и нестерпимо: Индия восстала памяти моей столь пленительной, что желание пожить еще в этой волшебной природе, посреди первоначальных обычаев народов и нравов, неискаженных Мнимою образованностью, было во мне непреодолимо. Я поехал в Индию, пробыл там целый год в беспрестанных поездках, осмотрел много мест, которых не удалось видеть в первое свое путешествие; но второе впечатление было не на столько уже облечено очарованием, как первое. Скоро пожелал я снова родины; во любовь к Индии еще не иссякла, и, может быть, я навещу ее в третий раз и взгляну более беспристрастным взглядом, более изучу и природу и быть народа, столь строго и неуклонно живущего в исконных обычаях своих.