Сильвинэ и слышать объ этомъ не хотѣлъ; хотя онъ и былъ нѣжнѣе къ отцу, матери и маленькой Нанеттѣ, чѣмъ Ландри, но онъ боялся навалить все бремя на своего дорогого близнеца.
Послѣ долгихъ споровъ, они вынули жребій, и онъ выпалъ на долю Ландри. Сильвинэ не удовольствовался этой попыткой и погадалъ на орелъ и рѣшетку. Три раза орелъ выпадалъ ему, все приходилось ѣхать Ландри.
— Видишь, сама судьба за меня, — сказалъ Ландри, — не надо ей противиться.
На третій день Сильвинэ все еще плакалъ, а Ландри совсѣмъ успокоился. Сперва мысль объ отъѣздѣ огорчала его еще больше, чѣмъ брата, такъ какъ онъ все время сознавалъ необходимость подчиниться отцовской волѣ, но постепенно онъ свыкся съ мыслью объ отъѣздѣ, обсудивъ весь этотъ вопросъ, а Сильвинэ до того отчаивался, что не могъ разсуждать. Уже Ландри твердо рѣшилъ ѣхать, а Сильвинэ еще колебался. Притомъ Ландри былъ немного самолюбивѣе брата. Имъ часто твердили, что изъ нихъ не будетъ никакого толка, если они не привыкнутъ разставаться; а Ландри, гордившійся своимъ четырнадцатилѣтнимъ возрастомъ, хотѣлъ показать, что онъ не ребенокъ. Съ самаго перваго раза, когда они полѣзли на верхушки дерева за гнѣздомъ и до сихъ поръ онъ всегда убѣждалъ и увлекалъ брата. Ему удалось и теперь его успокоить, вернувшись домой вечеромъ, онъ объявилъ отцу, что оба покорились долгу, что они бросили жребій и ему, Ландри, приходилось смотрѣть за быками въ мѣстечкѣ ла-Пришъ.
Отецъ Барбо посадилъ двойняшекъ къ себѣ на колѣни, хотя они были уже большіе и сильные, и произнесъ имъ слѣдующую рѣчь: — Дѣти мои, вы уже большія и разумныя, вижу это изъ вашего послушанія и очень доволенъ вами. Помните, что, угождая родителямъ, дѣти угождаютъ и Господу Богу на небѣ, и Онъ не покидаетъ ихъ. Не хочу знать, кто изъ васъ рѣшился раньше. Но Богу это извѣстно, и Онъ благословитъ того, кто рѣшился, равно того, который послушался.
Потомъ онъ подвелъ близнецовъ къ матери, чтобы она ихъ похвалила; но мать Барбо поцѣловала ихъ молча, такъ какъ слезы душили ее.
Ловкій отецъ Барбо отлично зналъ, кто былъ рѣшительнѣе и кто привязчивѣе. Онъ не хотѣлъ охлаждать добрыхъ намѣреній Сильвинэ, понимая, что Ландри могло только поколебать въ своемъ намѣреніи отчаяніе брата. Итакъ, онъ разбудилъ Ландри на зарѣ, стараясь не задѣть Сильвинэ, спавшаго рядомъ съ нимъ.
— Торопись, сынокъ, — сказалъ онъ ему тихо, — поѣдешь въ ла-Пришъ, пока мать тебя не увидала; ты знаешь, какъ она огорчена, лучше ее избавить отъ прощанія. Я поведу тебя самъ къ твоему новому хозяину и возьму твои вещи.
— А мнѣ нельзя проститься съ братомъ? — сказалъ Ландри. — Онъ на меня обидится, если я такъ уйду.
— Онъ заплачетъ, разбудитъ мать, если проснется и увидитъ, что ты уѣзжаешь, мать заплачетъ еще сильнѣе, при видѣ вашего горя. Полно, Ландри, у тебя доброе сердце и ты не хочешь болѣзни твоей матери. Исполни храбро твой долгъ, дитя мое, уѣзжай и не отвлекайся. Сегодня же вечеромъ я приведу тебѣ брата, а къ матери ты придешь на дняхъ. Ландри бодро повиновался и вышелъ изъ дома, не оглядываясь. Мать Барбо спала не крѣпко и слышала всѣ слова мужа. Чувствуя, что онъ правъ, бѣдная женщина не шевельнулась и только раздвинула занавѣски, чтобы посмотрѣть, какъ вышелъ Ландри. Ей было очень тяжело, она соскочила съ постели, желая его поцѣловать, но остановилась, когда увидѣла спавшаго Сильвинэ. Бѣдный мальчикъ такъ наплакался за три дня и почти три ночи, что страшно усталъ; его немного лихорадило во снѣ, онъ постоянно поворачивался на подушкѣ, глубоко вздыхалъ и стоналъ. Тогда мать Барбо, глядя на оставшагося сына, созналась, что ей труднѣе было бы его отпустить отъ себя. Онъ былъ привязчивѣе, неизвѣстно почему: зависѣло-ли это отъ характера, или такъ Богъ предначерталъ, что одинъ сердечнѣе другого. Отецъ Барбо цѣнилъ работу болѣе, чѣмъ ласки и вниманіе, а потому немного предпочиталъ Ландри. Зато мать любила больше нѣжнаго и кроткаго Сильвинэ.
Она внимательно смотрѣла на своего блѣднаго и слабаго мальчика; ей было бы очень жаль отдать его въ услуженіе. Ландри способнѣе былъ переносить трудъ, да и дружба его къ брату и матери не доводила его до болѣзни. Этотъ ребенокъ хорошо исполнялъ свой долгъ, думала она; но, все-таки, онъ бы повернулъ голову и заплакалъ, если бы у него было нѣжное сердце. Онъ бы и двухъ шаговъ не сдѣлалъ, не помолясь, и приблизился бы къ постели, гдѣ я притворялась спящей, чтобы посмотрѣть на меня и поцѣловать хоть край занавѣски. Мой Ландри молодецъ: ему бы только жить, двигаться, работать и мѣнять мѣсто. А у Сильвинэ сердце дѣвочки, его надо беречь, какъ зѣницу ока.
Такъ разсуждала мать Барбо, ворочаясь въ своей постели и не смыкая глазъ; а тѣмъ временемъ, отецъ Барбо уводилъ Ландри черезъ поля и луга въ ла-Пришъ. Когда они поднялись на горку, за которой уже не виднѣлись строенія ла-Коссъ, Ландри остановился и обернулся. Сердце въ немъ дрогнуло, онъ опустился на папоротникъ и не могъ идти дальше. Отецъ сдѣлалъ видъ, что этого не замѣтилъ, и продолжалъ свой путь. Черезъ минуту онъ тихо позвалъ его:
— Вотъ и день насталъ, мой Ландри, поспѣшимъ дойти до восхода солнца.
Ландри поднялся, удерживая крупныя слезы, подступавшія къ его глазамъ, онъ далъ себѣ слово не плакать при отцѣ. Онъ притворился, что выронилъ ножъ изъ кармана, и пришелъ въ ла-Пришъ, не показывая своего горя, а оно было тѣмъ сильнѣе чѣмъ тщательнѣе онъ его скрывалъ.