Бѣдный Ландри обернулся и увидѣлъ маленькую Фадетту, а позади Жанэ, скакуна, который шелъ за ней слѣдомъ, прихрамывая (бѣдный мальчикъ хромалъ отъ рожденія). Сначала Ландри не обратилъ ни нихъ вниманія и продолжалъ свой путь, ему было не до шутокъ, но Фадетта ему сказала, ударяя его по другому плечу:
— Волкъ! волкъ бѣжитъ! Противный двойняшка, половина мальчика, куда дѣвалъ ты вторую половину?
Ландри разсердился на ея брань и придирки, онъ обернулся и хотѣлъ ударить маленькую Фадетту кулакомъ, но она ловко улизнула, къ своему счастью! Вѣдь близнецу было около пятнадцати лѣтъ и рука у него была тяжелая, а Фадетта, хотя и была только годомъ моложе, но на видъ ей нельзя было дать больше двѣнадцати, до того она была тоненькая и хилая, того и гляди разломается, если ее тронуть. Но она ловко и проворно отклоняла удары, и ее часто спасали ея ловкость и хитрость. Такъ и теперь: она такъ мѣтко скакнула въ сторону, что Ландри едва не стукнулся протянутой рукой и носомъ о дерево, за которое она спряталась.
— Злая стрекоза, — сказалъ бѣдный близнецъ въ сердцѣ,— ты видишь, какъ я огорченъ, зачѣмъ же ты дразнишь меня? — У тебя вовсе нѣтъ сердца! Уже давно ты хочешь меня разсердить, называя меня не цѣльнымъ мальчикомъ, а половиной. Сегодня мнѣ очень хочется разбить васъ на четыре части, тебя и твоего противнаго скакуна! Посмотрѣлъ бы я, составите-ли вы вдвоемъ хоть четвертушку чего-нибудь порядочнаго!
— Охъ, прекрасный близнецъ изъ Бессоньеры, властелинъ ла-Жонсьеры, — отвѣчала Фадетта, посмѣиваясь, — какъ вы глупы, что со мной ссоритесь! я вѣдь могу сказать вамъ, гдѣ вашъ близнецъ.
— Это другой вопросъ, — сказалъ Ландри, успокоиваясь, — скажи мнѣ, Фадетта, гдѣ онъ, ты меня успокоишь и обрадуешь.
— Ни Фадетта, ни сверчокъ, не хотятъ вовсе васъ радовать, — отвѣчала дѣвочка. — Вы мнѣ наговорили много дерзостей и меня бы побили, не будь вы такимъ неповоротливымъ и розиней. Ищите его сами, вашего близнеца, вы такъ умны, что не нуждаетесь ни въ чьей помощи.
— Охота мнѣ тебя слушать, злая дѣвчонка, — сказалъ Ландри, отворачиваясь отъ нея и пошелъ дальше. — Ты сама не знаешь, гдѣ мой братъ, ты не умнѣе твоей старой колдуньи-бабушки.
Но маленькая Фадетта не отставала отъ него и увѣряла его, что только она можетъ найти близнеца; ея скакунъ догналъ ее и прицѣпился къ ея грязной юбкѣ.
Ландри увидѣлъ, что нѣтъ возможности избавиться отъ нея, ему казалось, что она, при помощи колдовства, вмѣстѣ съ водянымъ, мѣшала ему найти Сильвинэ. Поэтому онъ рѣшилъ пойти домой.
Маленькая Фадетта довела его до перекрестка и усѣлась на изгородь, какъ сорока. Оттуда она закричала ему вслѣдъ:
— Прощай, прекрасный, но безсердечный близнецъ! твой братъ остался далеко отъ тебя! Напрасно будешь ты его поджидать сегодня къ ужину! Ты его не увидишь ни сегодня, ни завтра; вѣдь онъ не сдвинется съ своего мѣста, а вотъ и гроза приближается. Нѣсколько деревьевъ упадутъ снова въ рѣку, а теченіе унесетъ Сильвинэ далеко, далеко, ты его никогда не найдешь!
Невольно холодный потъ выступилъ у Ландри, когда онъ услышалъ эти слова. Всѣ были такъ увѣрены, что семья Фадэ находилась въ сношеніяхъ съ нечистой силой, что вѣрили ихъ словамъ.
— Послушай, Фадетта, — сказалъ, останавливаясь, Ландри, — оставишь-ли ты меня въ покоѣ? Скажи правду, гдѣ братъ?
— А что ты мнѣ дашь, если я тебѣ его найду, до дождя, — спросила Фадетта, выпрямляясь на изгороди и махая руками, точно она собиралась улетѣть.
Ландри не зналъ, что ей обѣщать, онъ начиналъ бояться, что она хитритъ, желая получить съ него денегъ. А вѣтеръ шумѣлъ и гнулъ деревья, раздавались удары грома, приближалась гроза. Онъ не боялся грозы, но сегодня она наступила такъ неожиданно и скоро. Невольно его пробирала дрожь. Было очень вѣроятно, что Ландри не замѣтилъ за деревьями, какъ она надвигалась, онъ болѣе двухъ часовъ не выходилъ изъ дна долины, гдѣ не виднѣлось небо. Онъ обратилъ на нее вниманія, когда Фадетта ему показала свинцовыя тучи, вдругъ ея юбка поднялась и вздулась отъ вѣтра, черные, длинные волосы выбились изъ чепца, вѣчно слетавшаго съ ея головы, и разсѣялись на ея уши, какъ конская грива, у скакуна картузъ слетѣлъ, и самъ Ландри съ трудомъ удержалъ шляпу.
Небо почернѣло въ двѣ минуты и Фадетта, казалось, выросла вдвое на своей изгороди. Ландри, надо сознаться, испугался.
— Фаншонъ, я сдаюсь, — сказалъ онъ;— верни мнѣ брата, если ты знаешь, гдѣ онъ. Будь доброй дѣвочкой. Не понимаю, что за охота тебѣ радоваться моему горю. Покажи свое доброе сердце, я повѣрю, что ты лучше, чѣмъ кажешься на словахъ.
— А почему я буду добра въ тебѣ,— возразила она, — ты меня считаешь злой, а я тебѣ никогда не сдѣлала ничего дурного. Зачѣмъ буду я добра къ близнецамъ, которые гордятся, какъ пѣтухи, и чуждаются меня?
— Полно, Фадетта, — продолжалъ Ландри, — ты хочешь отъ меня выманить что-нибудь. Говори скорѣе, что, я исполню все, что могу. — Хочешь мой ножикъ?
— Покажи-ка, — сказала Фадетта, спрыгивая къ нему, какъ лягушка. Она чуть было не поддалась соблазну, увидѣвъ ножикъ, за который крестный Ландри заплатилъ на послѣдней ярмаркѣ десять су. Но потомъ она нашла, что это слишкомъ мало, и попросила подарить ей бѣлую курочку, похожую на голубя, и всю мохнатую.
— Не могу тебѣ это обѣщать, курочка не моя, а мамина, но попрошу ее для тебя и почти увѣренъ, что мама не откажетъ. Ей такъ хочется видѣть Сильвинэ.
— Вотъ прекрасно! — воскликнула маленькая Фадетта, — а дастъ-ли мнѣ твоя мать черноносаго козленка?
— Ахъ, Господи, какая ты несговорчивая, Фаншонъ. Слушай, если моему брату грозитъ опасность и ты меня сведешь къ нему, нѣтъ въ нашемъ домѣ курицы или цыпленка, козы или козленка, которымъ бы тебѣ ни подарили мои родители, я вполнѣ убѣжденъ въ этомъ.
— Ладно, по рукамъ, — сказала Фадетта, протягивая близнецу свою худенькую рученку; онъ положилъ въ нее свою, съ невольной дрожью, потому, что ея глаза въ эту минуту блестѣли, какъ у настоящаго чертенка. — Я еще не скажу тебѣ, что я отъ тебя потребую, я сама еще знаю, но помни твое обѣщаніе, если ты не исполнишь его, я всѣмъ разскажу, что ты не держишь слова. А теперь — прощай, не забудь, когда бы я ни потребовала отъ тебя, ты долженъ безпрекословно повиноваться немедленно.
— Слава Богу, Фадетта, значитъ, рѣшено и подписано, — сказалъ Ландри, пожимая ея руку.
— Пойдемъ, — продолжала она гордо и самодовольно, — возвращайся поскорѣе къ рѣкѣ, спускайся, пока не услышишь блеянье; посмотри, гдѣ ты увидишь коричневатаго ягненка, тамъ и твой братъ. Если его тамъ нѣтъ, освобождаю тебя отъ твоего слова.
Съ этими словами стрекозка схватила на руки скакуна, вырывавшагося изъ ея рукъ и извивавшагося, какъ угорь, прыгнула въ кусты и исчезла, какъ видѣнье. Ландри и въ голову не пришло, что она могла надъ нимъ посмѣяться. Не переводя дыханья, онъ добѣжалъ до низа рѣчки, дошелъ до рва и хотѣлъ пройти мимо, не спускаясь, какъ вдругъ услышалъ блеяніе ягненка.
— Боже праведный! а вѣдь дѣвочка не ошиблась;— подумалъ онъ, — слышу ягненка, значитъ и братъ здѣсь. Что-то съ нимъ? Онъ прыгнулъ въ ровъ и вышелъ въ кустарники, тамъ брата не было. Но, слыша блеяніе ягненка, Ландри поднялъ голову и увидѣлъ, въ десяти шагахъ, по ту сторону рѣки, Сильвинэ, державшаго въ блузѣ ягненка коричневатаго цвѣта.
Видя, что онъ цѣлъ и невредимъ, Ландри радостно поблагодарилъ Бога отъ всего сердца; онъ и забылъ попросить у Него прощенія за то, что прибѣгалъ къ колдовству. Ему захотѣлось окликнуть брата, но Сильвинэ его не видѣлъ и не слышалъ его приближенія изъ-за шума журчащей воды. Онъ сидѣлъ неподвижно подъ большими деревьями, которыя гнулись отъ бѣшенаго вѣтра; Ландри поразился вѣрному предсказанію маленькой Фадетты.
Всѣмъ извѣстно, что опасно сидѣть на берегу рѣки во время сильнаго вѣтра. Каждый берегъ подкопанъ снизу, и постоянно гроза вырываетъ съ корнемъ нѣсколько ольхъ, если онѣ не очень старыя и не толстыя, деревья падаютъ совсѣмъ неожиданно. Сильвинэ же, казалось, не подозрѣвалъ опасности, хотя вообще былъ остороженъ. Онъ сидѣлъ такъ спокойно, будто находился не на берегу, а въ крытомъ гумнѣ. Онъ утомился бродить весь день; если онъ и не утонулъ буквально въ рѣкѣ, можно сказать, что онъ потонулъ въ своемъ гнѣвѣ и горѣ. Теперь онъ сидѣлъ блѣдный, какъ лилія, неподвижный, какъ столбъ, съ полуоткрытымъ ртомъ, какъ рыбка, зѣвающая на солнцѣ, съ спутанными отъ вѣтра волосами и устремился на теченіе рѣки, не глядя на ягненка. Онъ его нашелъ заблудившагося въ поляхъ и взялъ его изъ жалости. Онъ хотѣлъ отнести его въ блузѣ домой, но по дорогѣ забылъ спросить, чей былъ пропавшій ягненокъ? Сильвинэ держалъ его на рукахъ, не слыша его жалобнаго крика; бѣдный ягненокъ озирался своими большими свѣтлыми глазами, какъ бы удивляясь, что нѣтъ здѣсь ему подобныхъ, онъ не узнавалъ ни поля, ни стойла, не было его матери въ этомъ тѣнистомъ, заросшемъ травой, мѣстѣ, гдѣ протекала быстрая рѣка, наводящая на него страхъ.