Мы совершили огромное путешествие, мы прошли через миллионы и миллионы лет, мы встречали на пути медуз и моллюсков, трилобитов и рыб, ящеров и птиц, самых разнообразных животных, но человека мы еще не встречали — вое это были дочеловеческие времена. И вот, наконец, мы входим в последний период геологического календаря, в период, где нас ждет встреча с нашими предками.
Этот период — четвертичный — короче всех других: он длится около миллиона лет. Миллион лет — срок по сравнению с человеческой жизнью невообразимо большой, но по сравнению с теми временами, о которых мы уже говорили, это крохотный промежуток времени, и в этот промежуток укладывается существование человеческого рода.
А все великие события, о которых мы читаем в учебниках истории, все битвы и переселения народов, возникновения и крушения государств, открытия и изобретения, все это укладывается даже не во весь этот промежуток времени, а всего в одну сотую часть его.
Чтобы перечислить все перемены, которые произошли в жизни людей за миллион лет, понадобилось бы написать целую гору книг, — такой это огромный срок; но чтобы перечислить те перемены, которые произошли с Землей за это время, нужно всего несколько страничек, — такой это ничтожный срок для истории Земли.
Карта Земли в начале четвертичного периода уже мало отличается от нынешней географической карт. Материки — те же, что и теперь, их очертания немногим отличаются от теперешних. Главное отличие, пожалуй, в том, что материки стоят очень высоко, и поэтому некоторые их части, которые в наше время залиты морем, тогда были свободны от воды.
Англия, например, не была еще островом, Ламаншский пролив был тогда свободен от воды, так что Англия была частью европейского материка. Скандинавский полуостров тоже смыкался с материком своей южной оконечностью. Из Италии в Африку можно было пройти напрямик сухим путем: теперешний остров Сицилия — остаток того перешейка, который соединял Африку с Европой. Когда, после одного из наступлений льдов с севера, пересох Гибралтарский пролив, образовался второй перешеек, соединявший Европу с Африкой, и Средиземное море на короткое время стало просто озером.
Америка была соединена с Азией; Японские острова не отделялись еще морем от Азии и были продолжением материка.
Великая трещина прошла между Африкой и Азией: появилось Красное море.
Другая великая катастрофа, которая произошла в этот период, это провал части суши между морями Средиземным и Черным; если бы не случилось этой катастрофы, Черное море и посейчас оставалось бы огромным озером без выхода; корабли не могли бы проходить из Черного моря в Эгейское, дальше в Средиземное и, наконец, в океан.
О четвертичном периоде мы знаем гораздо больше подробностей, чем о других временах Земли. Если бы мы знали о нем так же мало, как, например, о пермском, мы бы, верно, считали, что весь этот период был временем холода и ледников. По счастью, говоря о четвертичном периоде, мы можем пользоваться уже масштабами не в миллионы лет. а — впервые в истории Земли — масштабами всего в тысячи лет.
При таком сравнительно небольшом масштабе видны уже подробности геологической истории.
Тут происходит то же, что, например, при составлении географической карты: когда берешь очень мелкий масштаб, улавливаешь только самое главное, и карта выходит упрощенной. Швейцария, например, на такой карте выглядит сплошным коричневым пятном, как будто там, кроме гор, ничего и нет, а на карте большого масштаба видишь, что между гор расположились долины, что действительная география гораздо разнообразнее.
То же и с историей Земли.
Не так давно четвертичный период представляли как время сплошного непрерывного холода. Миллион лет будто бы стояла стужа и ледники покрывали большую часть Европы. Но когда благодаря находкам окаменелостей четвертичный период стал вырисовываться перед нами подробнее, оказалось, что стужа совсем не была сплошной, в ней были очень длительные перерывы.
И тут, как всегда, история Земли шла зигзагами.
В четвертичных пластах, в одних и тех же местах, находим мы и кости таких северных животных, как северный олень или песец, и таких животных жаркого юга, как носороги и слоны.
Точно волнами шел холод, а между этими волнами уместились более теплые времена. Не раз наступали ледники, и вдруг останавливались, отходили назад, а потом снова начинали ползти дальше.
Волнами шел холод. И этим волнам стужи и тепла соответствовали другие волны — колебания уровня материков, расширение и сжимание морей, переселения животных.
Когда на тысячелетия Землей завладевал холод, ледники надвигались с севера на сушу, захватывали чуть не всю Европу, Азию, Северную Америку. Чудовищной тяжестью налегали ледники на материки, и, точно придавленные ледяной пятой, материки оседали. Океан расползался и заливал низменные части суши. Наставали суровые времена, студеные и сырые.
Животные, привыкшие к теплу, стремились уйти на юг. Но на пути им вставали расширившиеся моря, проливы, которых прежде не было; животные оказывались точно в ловушке. Некоторые все- таки прорывались в более теплые страны, остальные либо гибли, либо менялись, приспосабливаясь к холоду.
В это же время впереди ледников шли с далекого севера новые пришельцы, жители тундры. Где-нибудь на узкой полосе, еще не захваченной ледниками, встречались старые хозяева этих мест с непрошеными гостями. Самые разные животные, которые прежде никогда не видели друг друга, сталкивались лицом к лицу. И начиналась жестокая борьба за добычу, борьба за жизнь.
В те времена во Франции, в Германии, в средней России росли полярные ивы, карликовые березы, тундровые мхи. И в те времена исчезали навсегда, гибли целые роды животных…
Обострялась борьба за существование, и это усиливало естественный отбор, ускоряло вымирание одних животных и развитие других.
Но были и другие, не менее важные причины резких перемен в мире животных. Ведь менялся климат, менялась, можно сказать, вся окружающая животных среда, и эти внешние перемены уже сами по себе должны были воздействовать с огромной силой на организмы животных, вызывать перемены и в них, вести за собой гибель одних видов животных и расцвет других.
Десятки тысяч лет властвовала над Землей волна холода, и потом она ослабевала; сначала робко, потом все сильнее начинала проявляться волна тепла. Климат становился таким, как теперь, в наши времена, — быть может, даже чуть теплее.
И снова материки, освобожденные ото льда, приподнимались, и моря отливали, обнажая перешейки суши, и по ним, как по мостам, с юга устремлялись животные — снова на север, вытесняя полярных пришельцев. И снова — борьба, снова гибель одних и торжество других…
Качание чашек весов, таких весов, у которых каждый размах длится десятки тысяч лет, вот что напоминает эта вековечная борьба севера и юга.
Но каждое новое покачивание климата не могло уже стереть того, что сделало прошлое покачивание. Вымершие виды животных уже не возрождались вновь к жизни. Животный мир оскудевал, — до нас дошло гораздо меньше видов животных, чем их было в начале четвертичного периода. Особенно невыносливыми оказались животные-гиганты. Четвертичный период, можно оказать, это время гибели великанов.
И в географии Земли не все возвращалось на прежнее место. Хотя земная кора и расправлялась после отступания ледников, как резиновый мяч, некоторые вдавленности на ней все же остались и не исчезли до сих пор.
До сих пор Северное Ледовитое море держит под собой часть материка, которая должна была бы быть сушей, продолжением СССР. Если бы это море отступило, Земля Франца-Иосифа, Северная Земля, Новосибирские острова слились бы с материком, и там, где теперь совершают свой путь пловучие льды и проходят пароходы, там жили бы на твердой земле люди.
Однако два материка, отделенные от других, не испытали этого качания климата. И на этих двух материках история жизни пошла своим путем, отличающимся от того, что происходило на остальных материках.
В Южной Америке размножились млекопитающие, у которых не было передних зубов, а у многих из них совсем не было зубов. Одни из этих млекопитающих — броненосцы — были покрыты панцырем, так что походили на черепах; у других — как когда-то у ящеров — развился толстый и сильный хвост, так что они могли, опираясь на хвост, вставать на дыбы.
Самым большим из броненосцев был глиптодон; с виду он похож был скорее не на млекопитающее, а на черепаху, но он был так огромен, что если бы поставить его на задние ноги, он оказался бы в полтора раза выше человека, а щит его был так тяжел, что глиптодон еле-еле двигался; питался он, вероятно, гниющими остатками растений.
Мегатерий был сродни живущим и посейчас в Южной Америке ленивцам. Этих животных прозвали так недаром: они страшно медлительны и так вялы, что часто по целым неделям не слезают с ветки, прицепившись к ней ногами и свесившись спиной вниз; в такой странной позе они и спят. Шея у этих животных так устроена, что они могут ее совсем выворачивать и глядеть прямо назад.
Мегатерий был гораздо крупнее своих живущих теперь сородичей, он не уступал по величине слону. Но он был, очевидно, гораздо глупее слона: у него был очень маленький череп и совсем небольшой мозг.
Опять-таки, глядя на мегатерия, невольно вспоминаешь ящеров: у них был такой же мощный таз, как у мегатерия, и такой же крохотный череп; так же, как некоторые ящеры, мегатерий вставал на дыбы, опираясь на хвост, чтобы достать до ветвей дерева и объесть листья. И, как у многих ящеров, передние конечности у него были гораздо подвижнее задних и служили для хватания.
Таков был мегатерий — млекопитающее, которое точно хотело перепрыгнуть на сто миллионов лет назад, в век ящеров. И, конечно, когда Южная Америка крепко соединилась с Северной и по мосту суши двинулись на юг новые млекопитающие, мегатерий не смог выдержать соперничества с ними, он погиб.
Его мелкие родичи живут в лесах Южной Америки до сих пор. Но и они, по всему видно, уже плохо приспособлены к нынешней жизни, они как бы живые окаменелости прошлых времен. Наверное, и они скоро исчезнут.
В отрезанной от всех других материков Австралии развились разнообразные сумчатые животные, а также птицы, которые разучились летать и стали зато быстро бегать. Гигантами среди них были диорнисы — птица в два с половиной раза выше человека. И эти чудовищные птицы вымерли. Последняя птица-гигант — ее зовут моа — перевелась совсем недавно, лет сто назад. Моа жила в Новой Зеландии, и там еще до сих пор есть старики, которые хоть сами уже и не видели моа, но слыхали о ней от очевидцев.
Таким образом, история жизни пошла в четвертичный период как бы тремя разными путями: в Южной Америке развились гигантские млекопитающие, чем-то похожие на ящеров, в Австралии развились гигантские сумчатые млекопитающие, а также бегающие птицы, а на остальных материках в жестокой борьбе за жизнь остались только те животные, которые существуют и теперь. И если сравнить эти три пути, приходится сказать, что материкам, не испытавшим великого оледенения, это пошло не в пользу, а скорее во вред: тут развились менее совершенные животные, чем в Европе и Азии.
Путь жизни в Европе, Азии и Северной Америке вел через великие испытания, через волны холода и тепла. Эти испытания дали победу наиболее приспособленным к жизненной борьбе животным; эти испытания заставили наиболее совершенное животное — человека — приспосабливаться к разнообразным обстоятельствам и развиваться с такой быстротой, с какой он никогда бы не развился, если бы климат оставался все время ровным и теплым.
Животные и люди точно были помещены в великую лабораторию, в которой над ними беспрестанно проделывались разнообразные опыты; эти опыты стоили жизни одним, зато они закалили других.
Как же шла смена холодных и теплых волн, как выглядит календарь последнего периода Земли?
Календарь этот состоит из десяти листков. На четырех из них написано: «оледенение», на трех других написано: «теплый промежуток», на первом листке написано: «предледниковое время», на предпоследнем — «послеледниковое время», и, наконец, на самом последнем — «нынешнее время». А весь этот календарь охватывает круглым счетом миллион лет.
Хотя последнее оледенение, как видно по этому календарю, миновало уже довольно давно, все же мы еще до сих пор не вошли в действительно теплое время. Одна десятая часть всей суши находится и сейчас под льдами. Целый материк — Антарктида — покрыт крепкой сплошной корой льда.
Есть, как будто, достаточно оснований ждать в близком будущем потепления, еще большего отступания ледников.
А может быть — наше время всего-навсего короткий межледниковый промежуток и этот промежуток уже на исходе, мы стоим на пороге нового оледенения?
Какая из этих двух догадок верна? Пока мы еще не имеем на это точного ответа.
Но не может быть сомнений, что когда-нибудь людям предстоит еще пережить теплые времена, когда почти вся Земля будет походить снова на тропический сад, и тогда в Ленинграде будет так же тепло, как сейчас в Крыму.
А вслед за этим, через несколько десятков миллионов лет, снова наступит холодное время, подобное пермскому периоду или четвертичному…
Движение четвертичных ледников изучено по оставленным ими следам подробнее всего в Европе. Местом, где родился великий ледник, был Скандинавский полуостров. Огромной толщей прикрыл всю ту часть суши, где теперь раскинулись Швеция, Норвегия, Финляндия. И жизнь, можно сказать, тут прекратилась. Скандинавский полуостров был тогда такой же ледяной страной как теперь Гренландия.
«Ни одного камня, почти ни одной пылинки не было видно на всем этом пространстве», пишет о Гренландии Фритьоф Нансен, который пересек всю Гренландию поперек на лыжах. Он шел и шел три недели подряд, а кругом расстилалось все то же бесконечное гладкое, как стекло, белое поле. И он даже не замечал, что все время непрестанно поднимается потихоньку вверх. А когда он достиг середины Гренландии, то оказался на высоте почти трех километров, потому что ледяной щит, покрывающий этот огромный остров, не плоский, а выпуклый, он приподымается в середине.
Такой же страной безмолвия, холода и смерти был пятьсот тысяч лет назад Скандинавский полуостров.
Но ледник, сковавший полуостров, не оставался на месте. Мы знаем уже, что ледники ползут. Первыми это заметили швейцарские пастухи, теперь это подтверждено точными измерениями. И великий Скандинавский ледник, пополз, он стал расползаться по Европе, как расползается чернильное пятно на промокательной бумаге.
Конечно, ледник полз очень медленно. Он шел с быстротой улитки и уже во всяком случае не быстрее черепахи. Но он полз все время, непрерывно, тысячи и тысячи лет.
За первую волну холода ледник, впрочем, ушел не очень далеко; он захватил небольшой кусок Европы. Пятьдесят тысяч лет полз он, подбираясь к середине Европы. Потом силы как будто покинули его, он стал отступать.
Но даже не достигнув середины Европы, он сделал свое дело. Он распространил холод кругом. Точно ледяное дыхание шло от него. И животные не выдерживали этого замораживающего дыхания. Они уходили, они гибли. Это было время великого бегства бегемотов, слонов, носорогов из Европы в Африку и южную Азию. А на смену им пришли впервые косматые животные далекого севера. Впервые в Англии появился могучий мускусный бык, покрытый густой шерстью.
Сто пятьдесят тысяч лет отдыхал ледник, прежде чем пуститься сызнова в путь. И затем передышка кончилась, снова по всей Земле прошла волна холода. И южные животные, успевшие за это время многотысячелетней передышки проникнуть опять в Европу, теперь снова бежали из нее и несли неисчислимые потери.
Второе оледенение было самым жестоким из всех.
Скандинавский ледник перебрался через Немецкое море, покрыл Англию и Ирландию; перебрался через Балтийское море и покрыл Бельгию, северную Францию, Германию и большую часть СССР. Двумя огромными языками по долинам Дона и Днепра прошел он далеко на юг. Льды перешли Волгу и добрались до Урала, захватили его северную часть. Можно сказать, очень немногого недоставало, чтобы Скандинавский ледник дошел до Черного моря.
Скандинавский ледник работал в Европе не один: у него были помощники — ледники, оползавшие с разных гор в середине Европы и на ее окраинах. Самым большим из таких ледников был альпийский: он покрыл всю Швейцарию, врезался в Германию и пробрался в южную Францию. Такие же ледники спускались с Пиренеев, Карпат и многих других гор. Даже в Италии были ледники, а остров Корсика, где теперь растут апельсинные и лимонные деревья, был тогда подо льдом.
Кавказский хребет почти весь оледенел, и ледник кончался приблизительно там, где теперь находится город Орджоникидзе.
Большая часть Сибири была подо льдом. Тот лед, который залегает в наши времена под почвой на севере Сибири и не тает даже летом, — может быть, последний остаток этого древнего великого оледенения.
Скандинавский ледник полз, конечно, не только на юг, а во все стороны. На севере он сползал с материка прямо в океан, так что льды некоторое время шли по дну; но лед легче воды, и ледяной пласт, шедший по дну, в конце концов не выдерживал, трескался, и огромные глыбы — пловучие ледяные горы — всплывали наверх и начинали носиться по океану.
Ледники Америки захватили еще больше земли, чем европейские. Они покрыли не только всю Канаду, но и часть Соединенных штатов.
Волна холода коснулась даже Африки, Южной Америки, Австралии. Тут, правда, климат стал только чуть холоднее. Все же африканские вулканы Кения и Килиманджаро, расположенные на самом экваторе, покрылись на своих вершинах льдом.
Второе оледенение продолжалось около пятидесяти тысяч лет; потом ледяной плен кончился, и наступила очень долгая передышка. Затем снова оледенения — третье и четвертое, но они были уже слабее.
Что же принесли с собой ледники, какие памятники оставили после себя?
Памятники великого оледенения — это фиорды, изрезывающие берега Норвегии: тут ледник спускался сотнями языков в море, прорезая себе путь в скалах; он сокрушал своей чудовищной тяжестью на пути все, — весь ледник достигал в толщину трех, а может быть и больше, километров — он точно распиливал скалы надвое. И скалы посейчас стоят рассеченные отвесными стенами с обеих сторон, а между ними плещется, входя узкими заливами, море.
Памятники оледенения — это разнообразные округленные и как бы сглаженные скалы и камни, которые зовутся подушками, курчавыми скалами, бараньими лбами; такие камни можно часто встретить в Карелии.
Памятники оледенения — впадины, вырытые ледниками в твердых горных породах Финляндии каменные чаши, заполнившиеся потом водой; недаром Финляндию зовут «страной тысячи озер».
Памятники оледенения, наконец, — камни, оторванные ледником при его движении и перенесенные им за сотни километров; такие камни-валуны часто встречаются в СССР. Они чаще бывают мелкими, величиной с кулак или с голову, но встречаются и очень крупные. Памятник Петру — Медный всадник — стоит на таком ледниковом валуне.
Ледники меняли лицо Земли не только, когда шли вперед и росли, — они еще раз изменили географическую карту, когда стали таять; они уничтожились, растаяли, но это уничтожение ледников оставило тоже свой след на поверхности Земли.
Ведь огромная толща льда превращалась в воду, а вода должна была куда-нибудь деваться. Когда имелся свободный выход в океан, вода, конечно, текла туда. Но иногда вода оказывалась как бы в западне: путь к океану преграждали возвышенности. Что же случилось тогда?
Ответ на это дает история тех мест, где сейчас стоит Ленинград.
Ленинград стоит на очень низком месте; недаром он часто подвергается наводнениям. Но именно во время таких наводнений становится особенно ясно, что не все места в Ленинграде на одинаковом уровне: одни затопляются очень легко, при малейшем подъеме воды, другие не затопляются никогда. Можно расположить районы Ленинграда в виде такой лестницы: самая низшая, первая ступенька — острова Васильевский и Петроградской стороны; вторая ступенька, чуть повыше, — Новая Деревня; третья ступень, еще выше, — Выборгская сторона; на четвертой ступеньке находится Лесной, и, наконец, на пятой, самой высшей ступеньке расположилось предместье города — Сосновка.
Откуда взялись эти пять ступенек, на которых стоит Ленинград? Оказывается, их не было бы, если бы великий Скандинавский ледник не начал таять десять с половиной тысяч лет назад на том месте, где теперь стоит Ленинград.
Пока этот великий ледник простирался еще далеко на юг, таяние, начавшееся по его краям, не грозило потопом: воды, вытекавшие из ледника, шли на юг и вливались, в конце концов, либо в Черное, либо в Каспийское море.
Но холод продолжал медленно спадать. Великий ледник таял и отступал, таял и отступал. Наконец он отступил очень сильно, к северу от Валдайской возвышенности. Таяние продолжалось, а вода уже не могла пройти через эту возвышенность. Тогда — десять с половиной тысяч лет тому назад — случился, можно сказать, потоп: вода залила часть суши, разостлалась большим озером. Это озеро занимало место нынешних озер Ладожского и Онежского и покрывало часть суши, спрятанной теперь под волнами Балтийского моря.
Это огромное озеро было, конечно, пресным, — ведь оно образовалось изо льда. В нем развелось много рыбы. И мы можем его так и звать — Рыбным озером.
Просуществовало это пресное озеро около пятисот лет, а потом оно превратилось в соленый морской пролив. Случилось это вот почему: ледник отошел еще дальше на север и обнажил впадины, через которые с северо-востока и с северо-запада ринулась морская вода. Рыбное озеро лежало как раз на пути, поэтому оно сделалось частью пролива, соединившего Баренцово море с Немецким и отрезавшего Скандинавию от материка, так что Скандинавия стала на время островом.
Для рыб, живших в озере прежде, это было, конечно, катастрофой: они привыкли к пресной и теплой воде, а тут пришло течение из Баренцева моря, вода стала соленой и очень холодной.
Однако этот сквозной морской путь, этот водяной рукав, продержался недолго, всего четыреста лет. Земная кора, освобожденная от тяжести ледника, приподнялась и образовала два перешейка. Скандинавия перестала быть островом, она срослась с материком сразу в двух местах: один перешеек соединял, если его нарисовать на теперешней карте, Швецию с Данией, другой соединял Швецию и Финляндию с СССР.
Морской рукав замкнулся с обеих сторон, он перестал быть сквозным проходом и стал замкнутым морем-озером. Сначала это море-озеро было еще соленым; потом реки нанесли в него свои воды и опреснили его.
Море-озеро просуществовало две тысячи двести лет. Потом случилось вот что: Скандинавия и Финляндия продолжали подниматься, — они поднимаются и в наше время, — но Скандинавия при подъеме как бы наклонилась южной своей стороной, зачерпнула воду, — образовался пролив между Данией и Швецией, море-озеро превратилось в настоящее море, соединяющееся с океаном. И вода, разумеется, стала снова солонее.
Это море образовалось семь тысяч лет тому назад. Его зовут Литториновым морем. Пять тысяч лет назад это море из-за поднятия суши сильно сократилось и стало походить по очертаниям уже на то море, которое мы сейчас видим на карте между Скандинавским полуостровом и материком. И с этого времени мы можем его звать уже Древне-Балтийским морем. Две с половиной тысячи лет назад это море еще уменьшилось в размере и стало нынешним Балтийским морем.
И если теперь вернуться к вопросу, почему различные районы Ленинграда расположены на разной высоте, точно на ступеньках лестницы, то теперь мы легко можем ответить на этот вопрос.
Самые низкие части Ленинграда — это острова, образовавшиеся очень недавно из наносов реки Невы. Следующие, все повышающиеся ступеньки, на которых расположились Новая Деревня, Выборгская сторона, Лесной, Сосновка и другие предместья города, это — поочередно — прибрежные наносы Древне-Балтийского, Литторинового морей, моря-озера, моря-рукава и, наконец, Рыбного озера.
Таким образом, жители Ленинграда живут на поднявшемся в несколько приемов дне моря, которое образовалось вследствие таяния великого ледника.
Тот же ледник виновен в том, что Ленинград окружен болотами: ледник сгладил своей тяжестью землю вокруг Ленинграда, прошелся по ней, как чудовищный утюг; с такой пологой равнины вода скатывается очень тихо, она застаивается и заболачивает местность.
Такие изменения внесли ледники в историю земной коры. Но еще большие изменения внесли они в историю животных, в историю жизни на Земле.
Перегоняя животных с места на место, перемешивая их между собой, ледник проделывал великую работу, заставлял историю жизни как бы ускорить ход, заставлял животных меняться быстрее.
Великий ледник заставил встретиться друг с другом пять разных групп животных: южных животных, таких, как бегемот, носорог, слон; лесных и луговых животных умеренного пояса, таких, как лошадь, бык, лиса, волк, медведь; горных животных, как, например, альпийский козел и серна; степных животных, как, например, тушканчик, и, наконец, животных крайнего севера — песец, горностай, северный олень.
До оледенения каждая группа не имела соперников. Оледенение заставило этих далеких друг другу животных встретиться и вступить в борьбу за жизнь. Что же из этого вышло, какие животные потерпели поражение, какие победили?
До начала оледенения первенство в Европе принадлежало южным животным. Если бы вы жили полмиллиона лет назад, вам не нужно было бы идти в зоологический сад, чтобы посмотреть там тигров, обезьян, носорогов, бегемотов, слонов. Все эти животные жили в Европе на свободе и чувствовали себя тут хорошо. Только, вместо теперешнего тигра, тогда жил еще тигр с саблевидными клыками, а вместо нынешних слонов — их предки мастодонты.
Вместе с этими зверями жили и те звери, которые водятся и сейчас в странах умеренного климата: лошади, быки, кабаны, медведи, лисицы, дикие кошки, рыси, выдры, бобры, кроты и другие животные. Но они уступали в величине и силе тропическим животным.
Первое оледенение нанесло удар южным животным. Вместе с тем оно помогло горным животным опуститься вниз в долины. И оно привело с далекого севера в Англию мускусного быка.
Мускусный бык. У него очень густой мех, так что ему не страшны холода; сейчас он живет в Гренландии.
Однако южные животные оправились от этого удара, и, когда настало потепление, мы находим их снова на прежних местах. Правда, некоторых мы уже недосчитываемся, — например, нет совсем обезьян. Но зато появились новые пришельцы с юга — львы, гиены, настоящие слоны.
Второе оледенение — второй удар. На этот раз южным животным пришлось гораздо хуже. Зато полярные звери получают такое распространение, какого они не имели во время прошлого оледенения. По Германии разгуливают мамонты и северные олени.
Теплая волна между вторым и третьим оледенением была уже гораздо слабее. Поэтому за те триста с лишним тысяч лет, которые протекли от начала второго оледенения до начала четвертого — последнего — оледенения, состав животных в Европе меняется не сильно. Главное, что происходит за это время, это постепенное уменьшение в числе южных животных и все большее распространение северного оленя. Можно сказать, время бегемотов, носорогов и слонов кончается, наступает время северного оленя. Но животные умеренного климата держатся приблизительно на одном уровне.
Мы можем хорошо представить различных животных того времени по их скелетам, сохранившимся до нашего времени. Некоторые же животные дошли до нас как бы законсервированными, с мясом и кожей. Это те животные, которые случайно провалились в трещины льда и пролежали во льду много тысяч лет, не тронутые гниением.
В Сибири была найдена голова волосатого носорога, голова, порытая шерстью, с одним уцелевшим глазом. Вы можете увидеть эту голову в музее Академии наук.
Этот косматый носорог был больше любого из теперешних носорогов. У него был не один рог, а два, из них передний был длиной в полметра.
Единорог элясмотерий, кости которого найдены тоже в Сибири, был родственником носорога. Элясмотерий имел всего один рог и не на носу, а на лбу. Ростом элясмотерий был со слона.
Прямые потомки первобытного быка живут теперь в Англии, в специально отведенных для них парках, но, несмотря на все заботы, их становится все меньше и меньше, они вымирают, как вымирают и другие близкие родственники первобытного быка — зубры.
Северного оленя не трудно увидеть и сейчас: он приручен и заменяет сейчас у нас на крайнем севере лошадь.
Пещерного льва и пещерного медведя нам уже не увидеть; они были великанами, они превосходили нынешних львов и медведей, и их постигла общая судьба великанов: они исчезли незадолго до начала господства человека.
Вымер и мамонт. Но мамонта мы можем представить себе совершено точно. Мамонт был больше слона, у него была очень высокая голова и короткий хвост; он был весь покрыт рыже-бурой шерстью, свисающей почти до земли. Его изогнутые бивни достигали трех метров в длину. Кожа у мамонта была очень толстая, и под ней толстым слоем в восемь-девять сантиметров залегал жир, да еще на голове и на спине жир образовывал целые горбы. Конечно, такой слой жира, толстая кожа и шерсть предохраняли мамонта от стужи.
В сибирской мерзлой почве сохранилось много скелетов мамонтов, так много, что у жителей северной Сибири существовал даже особый промысел — добыча мамонтовых бивней. Приблизительно треть всей слоновой кости, которая идет в продажу, на самом деле не слоновая кость, а мамонтовая. Когда-то мамонт был могучим зверем, от которого, наверное, в трепете убегали наши предки. А теперь мы вырезываем из его огромных бивней мундштуки, набалдашники для зонтиков и всякие украшения.
Высчитано, что за последние два с половиной века добыто в Сибири больше чем пятьдесят тысяч пар мамонтовых бивней. А ведь добывают мамонтовые бивни очень давно. Уже две с половиной тысячи лет назад в Китае существовала торговля мамонтовыми бивнями, полученными из Сибири.
Эти бивни ценятся так потому, что они очень крепки. Каждый бивень весит больше, чем человек среднего роста.
Находят почти всегда одни только скелеты мамонта. А если при таянье льда обнажаются целые туши мамонтов, их обычно быстро поедают волки, песцы и собаки. Но все же недавно удалось найти почти целого мамонта, и чучело его стоит теперь в музее нашей Академии наук.
В желудке этого мамонта сохранилась даже пища, которую он съел перед смертью, так что мы можем судить теперь, чем питался мамонт. Вот что нашли в желудке погибшего много тысяч лет назад зверя: осоку, полевой тмин, дикие бобы, полярные лютики. Все эти растения растут и теперь в Сибири летом. Зимой мамонт, по всей вероятности, питался листьями и корой полярной ивы, вереском и другими низкорослыми кустарниками.
Мамонты, также как и северные олени, жили в Европе, Азии и Северной Америке почти во все время оледенений, и поэтому время ледников называют временем северного оленя и мамонта.
Когда третье оледенение стало проходить, в Европе установился сухой, хотя все еще прохладный климат. И тогда в Европу двинулись животные, привычные к такому климату, степные звери.
В это время поредевшие отряды южных животных еще держались в Европе. Но четвертое оледенение их доконало. Все эти животные, кроме пещерного льва и пещерной гиены, исчезли из Европы навсегда. Только в Африке и в южной Азии сохранились до наших дней звери, которые когда-то владели чуть не всей Землей. В Африке можно и сейчас увидеть бегемотов, носорогов, слонов, львов, в Азии — слонов и титров.
В период четвертого оледенения появилось много полярных пришельцев: песцов, горностаев и других зверей крайнего севера. Южные животные были окончательно вытеснены, и борьба теперь шла как будто между лесными животными умеренного пояса и животными степей, гор и снежных просторов севера.
В этой последней борьбе решающим оказалось наступление новой теплой волны. Полярные животные отступили снова на север, многие из них вымерли. Степные животные по большей части ушли на восток, назад в свои степи. Горные животные поднялись снова на вершины гор.
Победили наиболее выносливые животные умеренного пояса. Они как будто должны были стать властелинами на большей части Земли.
Также как в мезозойскую эру началось долгое — на много миллионов лет — господство ящеров, так теперь как будто должно было начаться длительное время господства млекопитающих умеренного пояса Земли — медведей и волков, быков и лошадей.
Но этого не произошло. Не произошло потому, что за то время, пока продолжалось оледенение и шла ожесточенная борьба зверей за жизнь, за это время с удивительной быстротой развилось новое, с виду совсем не страшное и не сильное животное. И это животное стало неоспоримым властелином Земли.
Животное это не обладало ни бивнями, ни когтями, ни рогами; оно было небольшим, и мускулы его были довольно слабы. Но это животное обладало большим и сложным мозгом, оно передвигалось на задних конечностях, а на передних конечностях большой палец у него отстоял от всех остальных, так что это животное могло ловко хватать вещи своими передними конечностями, могло работать.
Это животное — вы уже догадались — был человек.