Описав дугу по прозрачно синему небу, солнце тихо падало в глухо шум щий океан. На черных скалах то вспыхивали, то блекли солнечные пятна. От торосов расползались бледные тени. Короткий полярный день меркнул и потухал.
Кирсан сидел на припае. Возле лежали две свежесодранные звериные шкуры. А несколько поодаль, у тюленьей туши ^хозяйничала «Мутла». Кирсан думал:
День для него сегодня выдался удачный. Голубой песец, да два тюленя… Обижаться никак нельзя. Где уж тут! Если и дальше пойдет так — к лету на пятьдесят олешков промыслу наберется наверняка. А может и поболее… Кто знает?.. И снова тогда закочует Кирсан по тундре, опять станет оленным самоедином[10]. Только бы вот туманы не пошли. А то худо будет. Ничего не видать. Да и зверь весь подо льдом сидит. В тумане какой промысел!
Так размышлял Кирсан. Глаза мечтательно скользили по безбрежной дали ледяного океана. В лицо с севера тянул острый обжигающий ветерок.
Но вдруг глаза остановились на одной точке… Зорко сощурились. Вслед за тем, Кирсан, быстро вскочив на ноги,
подбежал к самому краю припая. Он увидел нечто…
Это «нечто» темнело в пронизанной лучами заходящего солнца прозрачной глыбе тороса и колыхалось вместе с ним не более, как в полверсте от припая.
— Дохлый зверь? Или рыба какая? —
гадал Кирсан, пристально вглядываясь в странный предмет. — Нет! Точно и не зверь, и не рыба, никакая… Для зверя или рыбы предмет казался ему слишком круглым.
— Чего оно такое будет? — с этим вопросом самоед шагнул с припая. Прыгая с одной качающейся льдины на другую, пробрался к предмету ближе. И увидел. Огромное, почти в рост человеческий, черное яйцо. Оно лежало на боку, в прозрачных недрах тороса. Кирсан мог разглядеть его со всех сторон.
Чудным и непонятным показалось ему это яйцо. А со зверем оно было схожее. Только вот с тупого переднего конца почему-то выпирало врозь несколько торчков?.. Как рога… И для чего? — Самоед усмехнулся. — Зубам тут место… — С заднего, узкого конца, точно хвост, свешивался обрывок толстой цепи. А к бокам были прижаты два массивных кольца. Как есть ласты звериные…
Долго дивился Кирсан на чудище невиданное, принесенное к нему волками океана. И много передумал.
Откуда оно? Со дна морского вынырнуло?.. Или и упало с неба? Самоед этого ни понять, ни разгадать не мог.
Когда то он бывал в Мезини и много там наслышался от знающих русаков[11] разных чудес. Что будто люди теперь по воздуху летают, что под водой на лодках, как рыбы, плавают.
Может это и есть лодка такая? Может в ней и человек сидит, да только вылезть никак не может? Порато крепко льдом заковало.
При мысли, что там сидит человек и помирает без воды и пищи, заныло сердце Кирсана. Страх взял. Теперь вот скоро отлив начнется. Весь лед в море угонит, и понесет бог весть куда, вместе с лодкой диковинной. Пропал человек…
Достал Кирсан нож. Опустился на колени решительно принялся ковырять крепкий лед. Пластинки со звоном отскакивали от тороса, ледяная дыра все росла.
Скоро Кирсанова рука вся вошла в дыру. Острие ножа коснулось и крепко царапнуло бок «яиц».
— Железно! — удивленно воскликнул самоед. И сразу в его душе все переменилось. До сих пор он с трепетом ожидал, что вот-вот «яйцо», как живое, от прикосновения
отзовется. Как-то почувствует… Оно казалось ему именно чувствующим, от присутствия чуткого живого существа.
Холодный и тупой звук металла перевернул мысли самоеда. Теперь прежняя догадка была для него смешной и наивной.
Разве может человек сидеть в какой-то железной бочке из-под керосина? Мало ли он их видел на пристани в Мезени.
Положим, эта бочка была не совсем такая, какие он видел. Но ведь бочки разные бывают. Выкинуло качкой с парохода в море — и все тут.
Не долго думая, Кирсан отправился на берег и, захватив ведро с топором, возвратился к «бочке».
Через пять минут лед был сбит.
— Не пустая! С карасином, зябыть[12]! радостно постукал Кирсан обухом топора по железному боку чудовищной бочки.
Глухим и мертвым звуком отозвалась она.
Но как достать керосин? Вот беда! Кирсан беспомощно прыгал вокруг бочки. А «карасин» ему ой как нужен! Для коптилки… Запасу ведь мало. Тюлений жир плохо горит.
Пробовал продолбить топором бок. Где там! Как литой! Совсем не берет топор.
С минуты на минуту должен отлив начаться. Того и гляди в море унесет, вместе с бочкой.
Ветер над морем крепчал. Солнце отразилось последним лучем на торосах и нырнуло в океан. Все покрылось сумраком ночи.
Но Кирсан не мог оторваться от «бочки». Торопливо щупал озябшими руками ее за «рога», постукивал по ним топором.
— Отбить бы их совсем…
Может и потечет, — мелькнуло в голове. С берега к самоеду прилетел жалобный вой Мутлы. Но он не слышал.
Топор высоко взлетел и с размаха упал обухом на «рог».
С адским грохотом океан рванулся к небу… Завертелся в бешеном вихре. Закрыл небо… и обрушился ледяными громадами на трепещущие скалы берега. Земля заколебалась, застонала под тяжестью страшного удара. Потом затихла, словно умирая. Только где-то далеко, перекатываясь, рокотали звуки.
Но океан не затихал. С диким, яростным ревом кидался на нее. Терзал ледяными когтями… Метался, как седой хаос, неистовств вал.
Но вот на горизонте показалась краешком Луна. И лукаво заглянула.
Она всегда следила за Землей.
Глядя на разгневанный океан, она знала все. И безучастно улыбалась.
Только бедный самоед не знал, что «бочка», вместо «карасину» заряжена была ненавистью человеческой.
В основе настоящего рассказа лежит действительный факт. В текущем году автору пришлось побывать, в качестве члена экспедиции, на Канинском полуострове и слышать там печальную историю о гибели два-три года назад одного самоеда от взрыва мины. Взрыв произошел на берегу Ледовитого океана, куда мину прибило волнами. От несчастного не было найдено ни малейших следов.
— Весь туда ушел… рассказывают самоеды, указывая руками на небо. — Почитай, и теперь там ходит…
Кроме взорвавшейся, на берегу океана лежат и до сих пор еще две мины.
Теперь самоеды знают, какой в них «карасин» и в страхе не только обходят это место за много верст, но и даже оленьих стад не пасут там.
Мины, очевидно, с Белого моря. Германские ли они, со времен войны, или оставлены англичанами после интервенции — сказать трудно. Ясно только одно: они были сорваны с заградительных пунктов волнами, долго блуждали по морям, пока не очутились на канинских берегах*