16 сентября 1942 года было получено распоряжение Воронежского комитета обороны подготовить истребительный батальон и отряд народного ополчения к боевой операция. Два месяца с нетерпением ждали бойцы этого приказа. Все, что делали они до сих пор, казалось им лишь подготовкой к тому неизмеримо большему, решающему, что предстояло впереди.
Немало было пережито за это время. Истребительный батальон участвовал в июльских боях в районе Сельскохозяйственного института, откуда наши войска выбили гитлеровцев, оттеснив их за Парк культуры и отдыха и Архиерейскую рощу. В результате этой операции был создан плацдарм для дальнейшего наступления и надежно прикрыты подступы к Отрожским железнодорожным мостам, охрану которых несли истребители.
Ополченцы охраняли Лысогорский водопровод, под бомбежкой, минометным и артиллерийским обстрелом производили демонтаж оборудования промышленных предприятий на левом берегу реки. Это была нужная для страны и фронта будничная работа. Связанная с нею опасность стала уже повседневностью, вошла в быт. Она закаляла людей, делала их стойкими и выносливыми.
Много времени отдавали истребители и ополченцы военной учебе, практически осваивая тактику уличного боя. Учились ползать по-пластунски, стрелять быстро и метко, в совершенстве владеть ручной и противотанковой гранатами. Крепкое ядро коммунистов и комсомольцев сплачивало вокруг себя бойцов, делало их волю единой и целеустремленной.
Каждый из них носил в своем сердце проникновенные слова товарища Сталина, могучим призывом прозвучавшие над нашей страной 3 июля 1941 года:
«Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!»
Каждый знал: к нему была обращена пламенная речь вождя советского народа, к его совести и чести, к его патриотическому сознанию советского гражданина. Она призывала советских людей к отпору вероломному врагу, поднимала весь наш народ на Великую Отечественную войну против немецко-фашистских захватчиков.
На все, что свято и дорого для советского человека, посягнул злобный, жестокий и жадный враг: на революционные завоевания Великого Октября, сделавшего трудящихся нашей страны хозяевами своей родной земли, сплотившего многонациональные народы в единую братскую семью; на исторические достижения нашего социалистического строительства, на плоды самоотверженного творческого труда советского человека, на его священные права, записанные в Сталинской Конституции. Поработить свободных советских людей ставили своей целью фашистские изверги, онемечить, превратить их в рабов немецких князей и баронов.
«Дело идет, таким образом, о жизни и смерти Советского государства, о жизни и смерти народов СССР, о том — быть народам Советского Союза свободными, или впасть в порабощение».
На защиту социалистического Отечества, на полный разгром смертельного врага призвал товарищ Сталин — отец, учитель, вождь и полководец — свой народ.
«Красная Армия, Красный Флот и все граждане Советского Союза должны отстаивать каждую пядь советской земли, драться до последней капли крови за наши города и села, проявлять смелость, инициативу и смётку, свойственные нашему народу».
В рядах народного ополчения, истребительных батальонов и партизанских отрядов мирные советские люди становились бесстрашными воинами, суровыми мстителями врагу за совершенные им злодеяния. Они знали: «Войну с фашистской Германией нельзя считать войной обычной. Она является не только войной между двумя армиями. Она является вместе с тем великой войной всего советского народа против немецко-фашистских войск».
Одной мыслью, одной болью жили истребители и ополченцы в эти дни. Мыслью о победе, болью за разрушенные, оскверненные фашистами наши города и села, за пролитую врагом кровь советских людей, болью за наш Воронеж, разрезанный надвое линией фронта.
Среди пожелтевших, уже тронутых осенью садов были видны дома его правобережных районов. Черный, зловещий дым полз над крышами, порой слышались глухие, тяжелые удары. Это гитлеровцы выжигали квартал за кварталом, взрывали каменные постройки, не щадя ни новых прекрасных домов, построенных в годы Сталинских пятилеток, ни старинных зданий — ценнейших памятников русского зодчества. Враги превращали в пустырь захваченную ими, но не покоренную часть города. Когда дым рассеивался, можно было с левого берега реки разглядеть пустые просветы окон и обезображенные обвалами стены хорошо знакомых многоэтажных домов, стоявших на взгорье: Управления Юго- Восточной железной дороги, Дворца труда, Дома книги и Дома связи. Город почернел, стал приземистей, словно его осыпали сажей и вдавили в землю.
Из рассказов тех, кто побывал за линией фронта, бойцы знали, что в занятой немцами части города идет ни на минуту не затихающая, ожесточенная, скрытая борьба советских людей с оккупантами, знали о жестоких страданиях оставшихся там жителей, которые не успели в дни июльских боев уйти за реку. На улицах валялись трупы расстрелянных, стояли виселицы. Чтобы запугать население города, сломить его сопротивление, фашистские палачи ввели систему заложников, ежедневно производя публичные казни. Тела казненных висели на воротах домов, на деревьях в садах и парках, на светофорах и телеграфных столбах.
Изо дня в день шло организованное разграбление Воронежа. На запад, в логово фашистского зверя, ползли битком набитые эшелоны и вереницы тяжело груженных автомашин. Вывозилось все, что могло представить собою ценность, вплоть до мебели, наворованной по квартирам жителей, и паркета, сорванного с полов «Путевого дворца» Екатерины II. Разбойничий геринговский концерн уже наложил свою лапу на заводы имени Дзержинского и имени Коминтерна, объявив их своею собственностью.
Оккупанты глумились над патриотическими чувствами советских людей. Они взорвали памятники Владимиру Ильичу Ленину и Петру I. С солдафонской тупостью придумывали новые названия для улиц города: Пивная, Ликерная, Водочная, Собачий переулок…
Обо всем этом было известно истребителям и ополченцам. Среди них были отважные разведчики, которые тайными тропами пробирались на территорию, захваченную врагам, и приносили командованию ценные сведения. Шли добровольно, не страшась опасности, хорошо зная, что подвиг разведчика остается безыменным, а каждый неверный шаг грозит смертью.
В числе других побывал в занятой немцами части Воронежа семнадцатилетний комсомолец Коля Лонгинов, боец истребительного батальона. Ночью из Парка культуры и отдыха он поднялся на пригорок возле стадиона «Динамо», где проходил наш передний край. Крался вдоль забора, минуя парашютную вышку, потом долго полз дворами и огородами, пока не уверился, что основная немецкая оборона осталась позади.
Моросил дождь. Было очень темно. Дома стояли пустые, с распахнутыми настежь дверями. Где-то поблизости улицей проходили солдаты, звякало оружие, слышалась отрывистая немецкая речь. Идти дальше было рискованно: легко потерять ориентировку, нарваться на врага. Коля спустился в попавшийся на пути погреб, нащупал в углу пустую бочку и забрался туда. Усталость взяла свое, он незаметно задремал.
Проснулся на рассвете от минометной стрельбы, продрогший, с затекшими руками и ногами. Переждал, пока взойдет солнце, и осторожно двинулся вдоль улицы Ленина. Она была пустынна. У пожарной части на столбе висел мужчина. Возле него был прибит большой фанерный лист с какой-то надписью. Коля поспешно свернул в переулок налево. Рядом во дворе залаяла собака. Из калитки выглянула старушка с худым, изможденным лицом.
— Бабушка! Скажите, в городе есть люди? — спросил Коля. — Я маму свою ищу.
— Старые да малые пооставались, — ответила она, — Левей держись, сынок, вокруг вокзала запретная зона.
Коля спустился в глубокую выемку, по которой проходит к станции железнодорожный путь, перебрался через полотно. Когда поднимался на другую сторону, неподалеку от него по порожкам прошло вниз несколько немецких солдат. Коля замер, ожидая худшего. Но солдаты но обратили на него внимания: он выглядел совсем мальчишкой — невысокий, худенький, в старенькой футболке и синих штанах от лыжного костюма…
Дальше пошел дворами вдоль проспекта Революции.
Выбрался на улицу против клуба имени Коминтерна. На углу дома висело объявление немецкой комендатуры:
«Господа г. Воронежа! Просим в три дня эвакуироваться за Дон. Не подчинившиеся будут считаться партизанами и подвергаться повешению»…
Повстречалась пожилая женщина. Коля заговорил с ней. Она рассказала все, что знала о силах немцев, о положении в городе. Гитлеровцы выгоняют из Воронежа всех. Жителям приречных улиц на сборы дано всего несколько часов… Посоветовала Коле быть осторожней и глазами указала в сторону Дворца пионеров. Там на указателе перехода висел человек…
Коля все же решил взобраться на верхний этаж полуразрушенного бомбежкой клуба имени Коминтерна и оттуда осмотреть район вокзала. Но это ему не удалось Позади послышались шаги, и немецкий офицер схватил его за шиворот.
— Партизан? — спросил он, доставая пистолет.
— Мамку ищу! — ответил Коля.
— Где матка?
— Вон она! — сказал Коля и указал на женщину, с которой перед этим разговаривал, — она еще не успела уйти далеко.
Офицер разжал руку, но смотрел недоверчиво. Коля догнал женщину. Она без слов поняла все. По-матерински обняла его, погладила по голове, поцеловала. Они вместе спустились вниз по улице Коммунаров…
Обратно к своим Коля вернулся ночью. Пробрался к самой реке. Вокруг было тревожно. С вышки Алексеевского монастыря постреливал немецкий пулемет. Коля полз вдоль берега тростниками, пока не был окликнут нашим часовым…
Известие, принесенное Лонгиновым, подтвердилось. Чувствуя непрочность своего положения, фашисты изгнали из города остававшихся там жителей. Специальные отряды палачей прочесывали отселенные улицы, убивая стариков и больных, — всех, кому было не под силу покинуть родной кров.
Невыносимая тяжесть ложилась бойцам на сердце. Как праздника, ждали они дня, когда, наконец, смогут за все рассчитаться с врагом.
И он пришел, этот день.