Вигвам

Надо было приступить к делу на следующей же день. Окончив урочную работу, мальчики пошли в лес выбирать подходящее местечко.

Речка протекала по долине, а затем, пересекая живую изгородь, входила в лес. На опушке лес был редкий, но дальше, на болоте, росла густая чаща кедров. Тут уж не было никакой тропинки, но Сам говорил, что за кедрами есть хорошенькое возвышенное место. Оно очень подходило для бивуака. Внизу протекал ручей, с одной стороны тянулся лиственный лес, а с другой — кедровая роща. Ян был в восторге. Сам тоже чувствовал подъем духа и, захватив с собою топор, готов был сейчас же взяться за постройку. Но Ян целое утро размышлял и теперь сказал:

— Сам, мы не должны быть белыми охотниками. Они не такие искусные. Мы будем индейцами.

— Неправда, — ответил Сам. — Папа говорит, что белый все может сделать лучше индейца.

— Что ты! — горячо воскликнул Ян. — Белый охотник не найдет следа ноги в мокассине на гранитной скале. Белый охотник не может жить в лесу и справить все, что понадобится, одним лишь ножом. А разве белый охотник умеет стрелять из лука и ловить зверей силками? И еще не один белый охотник не сделал челнока из березовой коры.

Затем, переменив тон, Ян продолжал:

— Мы ведь хотим стать самыми лучшими охотниками, чтобы приготовиться к жизни на западе. Давай же, будем жить и все делать, как индейцы.

Это, во всяком случае, было заманчиво, и Сам согласился «попробовать».

Тогда Ян напомнил:

— Индейцы живут не в хижинах, а в шатрах. Отчего-бы нам не сделать шатер?

— Ладно, — ответил Сам, который знал индейские шатры по рисункам и не нуждался в описании. — Но из чего же мы его сделаем?

Ян радовался, что настала его очередь руководить.

— В долинах индейцы обыкновенно делают шатры из шкур, а в лесах — из березовой коры.

— Ну, я думаю, что здесь ни шкур, ни березовой коры не найдется даже настолько, чтобы сделать шатер для белки, в котором она могла бы сидеть и грызть орешки.

— Мы можем взять кору вяза.

— Это не хитро добыть, — ответил Сам. — В прошлом году мы срубили много вязов, и теперь с них легко снять кору. Но давай, раньше составим план.

Предложение было хорошее. Ян, вероятно, не додумался бы до него. Он стал бы раньше сносить материал, а уж потом составил бы план. Но Сам был приучен к систематичной работе.

Ян на гладком бревне набросал по памяти контур индейского шатра.

— Кажется, он имеет такую форму. Шесты немого выступают, здесь отверстие для дыма, а там — дверь.

— Да ты, кажись, его тоже никогда не видал, — с бесцеремонной прямотою заметил Сам. — Ну, все равно, попробуем. Какая будет вышина?

Решили, что достаточно будет сделать шатер, имеющий восемь футов высоты и столько же в поперечнике. Моментально вырублены были четыре десятифутовых шеста; по мере того, как Сам их вырубал, Ян сносил их на полянку около ручья.

— А чем же мы их свяжем? — спросил Ян.

— Веревкой?

— Нет, мы должны достать что-нибудь в лесу. Настоящей веревкой нельзя.

— Я придумал, — сказал Сам. — Когда папа ставил двойную изгородь, то каждую пару кольев связывал наверху ивовыми прутьями.

— Идет, — ответил Ян.

Через несколько минут они уж принялись скреплять колья гибкими ивовыми прутьями, но дело что-то не ладилось. Нужно было очень туго стягивать прутья, иначе они распадались, как только отнять руку. Под конец мальчики убедились, что этот материал не подходящий. Вдруг они услышали за собой легкий шорох. Оглянувшись, они увидели Вильяма Рафтена, который стоял, заложив руки за спину, в такой позе, словно уж давно наблюдал за ними.

Мальчики опешили. Рафтен имел свойство вырастать, словно из-под земли, там, где что-нибудь затевалось. Если затея была ему не по душе, то он не стеснялся в нескольких насмешливых словах выразить свое неодобрение. Мальчики не знали, как он отнесется к их выдумке, и с тревогой поглядывали на него. Если б они урывали время от работы, то Рафтен, несомненно, разгневался бы и отослал их домой, но эти часы им полагались для игр. Окинув их испытующим взором, Рафтен сказал с расстановкой:

— Эй, мальчики!

Сам почувствовал некоторое облегчение. Если б отец рассердился, то сказал бы «мальчишки».

— Зачем вы даром тратите время (у Яна сердце упало), зачем вы даром тратите время и вяжете эту штуку ивовыми прутьями? Они не могут держать. Лучше бы вы принесли веревку из дому.

Мальчики вздохнули свободнее, хотя все еще опасались, что за этим приветливым вступлением последует выговор. Сам молчал. Ответ держал Ян:

— Нам запрещено употреблять то, чего индейцы не могут доставать в лесу.

— Кто ж вам запрещает?

— Правила.

— Ага! — сказал Вильям, которого это, видимо, забавляло. — Понимаю! Пойдемте со мной!

Он углубился в лес, посматривая направо и налево, и, наконец, остановился перед каким-то малорослым кустарником.

— Ты знаешь, что это, Ян?

— Нет.

— А ну-ка, сломай веточку!

Ян попробовал. Древесина оказалась довольно хрупкой, но кора, тонкая, гибкая и мягкая, была крепка, как кожа, и он не мог разорвать даже узкой полоски.

— Это кожевенное дерево, — сказал Рафтен. — Индейцы всегда его употребляют, и мы тоже употребляли его, когда только поселились здесь.

Вместо ожидаемого нагоняя, мальчики получили помощь. Все объяснялось тем, что это были «часы игр». Рафтен ушел и на прощанье сказал:

— Через полтора часа надо кормить свиней.

— Видишь, папа добрый, когда не забывают работы, — покровительственным тоном сказал Сам. — Странно, как я не вспомнил про кожевенное дерево. Я часто слышал, что у нас в старину, когда веревок было мало, его употребляли, чтоб завязывать мешки, а индейцы еще связывали им пленников. Это как раз то, что нам нужно.

Мальчики связали свои четыре шеста, затем подняли их и раздвинули у основания, чтоб получить остов типи, или, точнее, вигвама, так как шатер предполагалось сделать из коры.

Кожевенное дерево.

После некоторого совещания они выбрали длинный, гибкий ивовый прут, толщиною в дюйм, и, согнув его, как обруч, привязали кожевенным деревом к каждому шесту на высоте четырех футов от земли. Затем они вырезали четыре коротких шеста и верхними концами прикрепили их к ивовому обручу. Теперь остов был готов. Нужно было только наложить на него полосы коры. Мальчики отправились на то место, где лежали срубленные вязы, и Сам принялся за дело. Он ловко прорезал кору во всю длину одного из стволов. Затем, при помощи нескольких деревянных клиньев, они краем топора отделили всю кору; получился большой свиток, имевший восемь футов длины и четыре фута в поперечнике. Они радовались, как много коры дал им один ствол.

С трех стволов они получили три большие полосы коры и еще несколько кусков различной величины. Большими полосами мальчики накрыли остов. Для верхушки они были слишком широки, но зато внизу не сходились. Можно было бы вставить клинья из мелких кусков, если б удалось как-нибудь их притачать. Сам предложил прибить их к шестам, но Ян пришел в ужас при одной мысли о гвоздях.

— У индейцев гвоздей не бывает.

— А что ж они употребляют? — спросил Сам.

— Ремни и… и… может быть, деревянные колышки. Я не знаю, но мне кажется, что и мы можем обойтись колышками.

— У нас шесты из твердого дерева, — возразил практичный Сам. — Можно вогнать дубовые колышки в сосну, но, чтоб вогнать колышек в твердое дерево, нужно раньше просверлить отверстие. Не принести ли мне бурав?

— Нет, Сам. Еще недостает нанять мастера! Это будет совсем не по-индейски. Давай играть, как следует. Мы что-нибудь да придумаем. Нельзя ли и кору привязать кожевенным деревом?

Сам вырубил своим топором остроконечный дубовый клин, которым Ян просверлил дырочки в каждом отдельном куске коры; затем он кое-как сшил эти куски, пока вигвам не был совершенно накрыт. Однако, войдя в средину, мальчики, к своему огорчению, увидели, что в нем масса дырок: кора расщепилась во многих местах. Мальчики законопатили самые большие дырки, но всех починить не было никакой возможности. Затем они стали приготовляться к великой, священной церемонии: им предстояло зажечь огонь в середине вигвама. Они принесли охапку хвороста. Ян вытащил из кармана спички.

— Это, кажется, из по-индейски, — сказал Сам. — Не думаю, чтоб у индейцев были спички.

— Конечно, спичек у них не бывает, — сконфуженно признался Ян. — Но у меня нет кремня и огнива, и я не знаю, как сделать деревянные палочки для трения. Поэтому нам надо зажечь спичку, если мы хотим иметь огонь.

— Разумеется, хотим, — ответил Сам. — Да мне-то все равно. Зажигай свою серную спичку. Бивуак без огня все равно, что прошлогоднее гнездо или дом без крыши.

Ян чиркнул спичкой и бросил ее на хворост; она потухла. Он зажег другую, но опять безуспешно. Сам заметил:

— Кажется, ты вовсе не умеешь зажечь костер. Дай, я тебе покажу. Пусть белый охотник тоже чему-нибудь поучит индейца, — добавил он со смехом.

Сам взял топор и вырубил несколько палочек из сухих сосновых корней. Затем он ножом расщепил их по концам на длинные кудрявые стружки.

— О, я видел на картинке, как индеец делает такие палочки. Они называются «молитвенными», — сказал Ян.

— Эти молитвенные палочки отлично загораются, — ответил Сам.

Он зажег спичку, и через минуту посреди вигвама пылал яркий огонь.

Молитвенные палочки.

— Старая бабушка Невиль все знает про лес, а Кривой Джимми перекладывает в стихи то, что она скажет. Когда нужно развести в лесу костер, она говорит:

Возьми коры березовой совсем сухой,
С деревьев наломай увядших веток,
Подбрось сучков сосны, чтоб закипел таган,
И будет у тебя огонь, как дома в печке.

— Кто эта бабушка Невиль?

— Знахарка. Она живет за излучиной реки.

— Послушай, у нее есть внучка Бидди? — спросил Ян, внезапно припоминая, что у его матери была служанка родом из Сенгера.

— Есть, есть. Бидди пьет, как рыба, и болтает, как сорока, о том времени, когда она жила в городе. С каждой почтой она получает письма, в которых ее зовут назад.

— Теперь горит хорошо, — сказал Ян, усаживаясь на куче еловых веток в вигваме.

— Как будто бы, — ответил Сам, сидевший с другой стороны. — Но знаешь, Ян, не подбрасывай больше топлива. Здесь очень жарко, и, кажется, что-то не ладно с дымовой трубой. Уж не засорилась ли она?

Огонь горел, а вигвам наполнялся дымом. Сначала дым понемногу выходил в верхнее отверстие, но потом, очевидно, решил, что это ошибка, и отказался пользоваться трубою. Он пробивался в трещины коры и клубом валил через дверь; но больше всего ему понравилось внутри вигвама, и через несколько минут он выкурил оттуда обоих мальчиков. Из глаз у них струились слезы, и они совсем приуныли.

Вигвам оказался неудачным.

— Мне кажется, — сказал Сам, — что мы как будто перепутали отверстия. Дверь надо было устроить наверху, так как дым только через нее и соглашается выходить.

— У индейцев труба работает, — заметал Ян, — и белый охотник должен знать, как это делается.

— А индеец и подавно, — возразил Сам. — Может быть, нужно закрыть дверь, чтобы дым поднимался кверху?

Они попробовали закрыть дверь. Часть дыма, действительно вышла, но только уж после того, как мальчики вторично вынуждены были выбраться из вигвама.

— Можно подумать, что дым выходит из щелей и входит назад через трубу, — сказал Сам.

Мальчики были очень огорчены. Они мечтали о том, чтобы сидеть у огня в собственном вигваме, но из-за едкого дыма это было совершенно невозможно. Мечта их рушилась, и Сам предложил:

— Не построить ли лучше хижину?

— Нет, — ответил Ян со своим обычным упрямством. — Это можно как-нибудь исправить. Ведь у индейцев вигвамы не дымят. Мы должны добиться своего.

Однако все их усилия были тщетны. Вигвам оказался неудачным. Огня в нем нельзя было зажигать. К тому же он был очень мал и неудобен. Ветер задувал через сотни щелей, которые все расширялись по мере того, как кора высыхала и трескалась.

Однажды их в лесу захватил ливень. Они рады были спрятаться в своем неуютном шалаше, но дождь лил потоками через дымовое отверстие и через дырявые стены, так что достаточной защиты они себе не нашли.

— Мне кажется, что тут еще мокрее, чем на дворе, — сказал Сам, пускаясь бегом домой.

Вечером разразилась гроза, а на следующий день мальчики нашли на месте вигвама только груду развалин.

Через некоторое время Рафтен однажды за столом пресерьезно спросил:

— Мальчики, что же ваша постройка? Готов вигвам?

— Он не удался, — ответил Сам. — Совсем развалился.

— Отчего?

— Не знаю. И дымил он страшно. Нельзя было в нем сидеть.

— Вероятно, что нибудь не так сделали, — сказал Рафтен.

Затем с живейшим интересом, который показывал, как охотно он присоединился бы к мальчикам, если бы это было лет сорок назад, он спросил:

— Отчего же вы не сделаете настоящей типи?

— Мы не знаем как, и материала нет.

— Вы все время старались и не отлынивали от работы. Можете за это взять себе старую покрышку от фургона. Двоюродный брат Берти научил бы вас, как сделать типи, если б был здесь. Может быть, Калеб Кларк научит, — сказал Рафтен, выразительно подмигивая. — Спросите у него.

Он отвернулся, чтобы дать распоряжение батракам, которые, как всегда, обедали за общим столом.

— Папа, ничего, если мы пойдем к Калебу?

— Ваше дело, — ответил Рафтен.

Рафтен не говорил зря, и Саму это отлично было известно. Поэтому, как только «суд ушел», мальчики достали старую покрышку от фургона. Развернув ее, они увидели, что это огромных размеров брезент. Затем они положили свой подарок в сарайчик, отведенный в их распоряжение, и Сам сказал:

— Мне хочется сейчас же пойти к Калебу. Он лучше всех знает, как делается типи.

— Кто это Калеб?

— Ах, это старик Козел, который стрелял в папу, когда папа обдурил его на конской ярмарке. А потом папа дешево скупил какие-то его старые векселя и заставил его все уплатить. С тех пор ему уже не везло. Чудак этот Калеб! Он хорошо знает лес, потому что долго был охотником. Ну, и обрушился бы он на меня, если б догадался, чей я сын! Но он не должен догадаться!