Сенгерская знахарка
Старуха у ручья жила, Она неграмотна была, Но знала больше всех людей: Дана была премудрость ей. «Мне, — говорила она, — вовсе не нужно читать. С вас, слуг чернил и пера, примера не буду я брать. Прутья гнезда вы считаете, вместо яиц, Глядите на платья, но нету вам дела до лиц». Из баллады Кривого Джимми.
Мальчики отправились к Калебу. Дорога шла вдоль ручья, в противоположную сторону от бивуака. Приближаясь к излучине, они увидели маленькую бревенчатую хижину. Перед дверьми разгуливали куры и свинья.
— Здесь живет знахарка, — сказал Сам.
— Какая? Бабушка Невиль?
— Да. Знаешь, она меня очень любит, как кошка собаку.
— В самом деле? За что?
— Я думаю, за свиней. Нет, постой. Началось с деревьев. Папа вырубил несколько вязов, которые видны были из ее лачуги. Она странная, не переносит, чтоб люди рубили деревья. И вот она очень рассердилась. В другой раз вышла история из-за свиней. Как-то зимою ей пришлось круто, а у нее были две свиньи, ценою, может быть, по пяти долларов, по крайней мере, она сама так говорила, а ей было лучше знать: не даром свиньи жили с нею вместе в хижине. Она пришла к папе (вероятно, раньше она уже обила все пороги), а папа хорошенько поторговался и купил обеих свиней за 7 долларов. Такое уж у него обыкновение. Потом он пришел домой и сказал маме: «Кажется, у старухи дела плохи. В следующую субботу отнеси ей два мешка муки, ветчины и картофеля». Папа всегда так делает добро, втихомолку. Мама пошла к старухе и понесла провизии, по крайней мере, на 15 долларов. Знахарка стала как будто добрее, но почти не разговаривала. Мама медленно разложила корзину, но не знала, подарить ли ей все это, сказать ли, чтобы она отработала на будущий год, еще через год или когда-нибудь на свободе. Старуха молчала, пока все не было сложено в погреб, а тогда схватила большую палку и накинулась на маму. «Прочь отсюда, такая-сякая. Или ты воображаешь, что ты мне милостыню принесла? Твои муж украл у меня свиней. Мы теперь с ним квиты. Проваливай! Чтобы духа твоего здесь больше не было». Она разозлилась на нас, когда папа купил ее свиней, но еще в пять раз больше разозлилась, когда забрала припасы. Должно быть, они скисли у нее в желудке.
Мягкий вяз.
Железняк.
— Противная старуха, — сказал Ян, симпатии которого склонялись к Рафтенам.
— Нет, она только странная, — возразил Сам. — Многие ее оправдывают, но она очень странная. Она не хочет, чтобы вырубали деревья, а весною, когда появляются полевые цветы, она по целым часам просиживает около них, приговаривая: «Красотки мои, красотки мои!». Любит она тоже птиц. Если мальчишки хотят подразнить ее, то достают себе пращу и метают камни в птиц ее садика, а она бесится. Каждую зиму она сама чуть не умирает с голоду, а кормит всех птиц, которые слетаются к ее домику. Она их кормит из рук. Папа говорит, что птицы, вероятно, принимают ее за старый сосновый пень. А мне нравится, как она ласкает птичек. Она стоит на морозе и все зовет их: «Красотки мои!»
— Видишь там маленький навес? — продолжал Сам, когда они подошли поближе. — Это чердак. Он весь наполнен травами и кореньями.
— Для чего?
— Для лекарств.
— Ах да, я припоминаю. Бидди рассказывала, что бабушка лечит травами.
— Лечит-то неважно. Зато она знает каждое растение в лесу. Вероятно, травы получают у нее целебную силу, когда полежат с год, и кот поспит на них.
— Мне хотелось бы увидеть старуху.
— Это можно, — ответил Сам.
— Разве она тебя не знает?
— Знает, но я ее обойду. Ничего на свете она так не любит, как больных.
Серебристый клен.
Сам остановился, засучил рукава и стал осматривать свои руки. Не найдя того, что ему было нужно, он засучил панталоны и стал осматривать свои ноги. У мальчиков всегда бывает достаточное количество порезов и синяков в различной стадии заживления. Сам выбрал царапину под коленом: перелезая через забор, он содрал себе кожу гвоздем. До сих пор он и не думал об этой царапине, но теперь решил, что она ему может пригодиться. Взяв у Яна карандаш, он разрисовал кругом кожу так, как будто она помертвела. Зеленой шелухой волошского ореха он ей придал неприятную желто-коричневую окраску разлагающегося тела, и в результате получилась отвратительная зияющая рана. Пожевав какой то травы, Сам сделал желто-зеленую жижицу и намазал ее на платок, которым обвязал свою «больную» ногу. Затем он взял палку и, хромая, направился к хижине знахарки. Когда они уж были совсем близко, полуоткрытая дверь с силою захлопнулась. Сам нисколько не смутился, лукаво подмигнул Яну и постучался. В ответ послышался только лай маленькой собачонки. Он опять постучался. В доме кто-то двигался, но ответа не было. Он постучался в третий раз, и резкий голос крикнул:
— Вон отсюда! Вон, негодяй!
Сам усмехнулся и стал вопить нараспев:
— Пожалей бедного мальчика, бабушка! Доктора не могут ему помочь.
Ответа не было, и Сам решился открыть дверь. В комнате перед огнем сидела старуха с сердитыми красными глазами. Она держала трубку в зубах; на коленях у нее лежал кот, а у ног собачонка, которая при виде чужих зарычала.
— Ты ведь Сам Рафтен? — грозно воскликнула старуха.
— Да, бабушка. Я наткнулся на гвоздь в заборе. Говорят, что так можно отравить себе кровь, — сказал Сам, охая и кривляясь.
Слово «вон» замерло на устах старухи. Ее доброе ирландское сердце прониклось жалостью к страдальцу. К тому же ей приятно было, что враг так униженно прибегал к ее помощи. Она пробормотала:
— Покажи.
Сам среди охов и стонов стал развязывать ногу, как вдруг послышались шаги. Дверь отворилась, и в комнату вошла Бидди.
Она и Ян сразу узнали друг друга, хотя со времени последней встречи один сильно вырос в длину, другая — в ширину.
Оба очень обрадовались.
— Как поживают папа и мама, и вся семья? А помните, как мы вместе делали легочный бальзам? Мы тогда с вами еще были молоденькие. Помните, я часто вам рассказывала про бабушку? Вот она самая. Бабушка, это — Ян. Много веселых дней мы провели, когда я жила у его мамы. А бабушка может рассказать вам, Ян, обо всех растениях на свете.
Громкий стон Сама теперь привлек к нему общее внимание.
— Это как будто Сам Рафтен? — холодно сказала Бидди.
— Да, но он очень болен, — ответила бабушка. — Доктора приговорили его к смерти и сказали, что никто не может ему помочь. Вот он и пришел ко мне.
В подтверждение раздался новый жалобный стон.
— Ну, покажи. Бидди, дай мне ножницы. Нужно будет разрезать ему штаны.
— Нет, нет! — с неожиданной энергией воскликнул Сам, опасаясь, что дома за это придется держать ответ. — Я могу его засучить.
— Ну, ладно! — сказала старуха. — Да у тебя дикое мясо! Его можно было бы отрезать, — сказала она, роясь в кармане (Сам думал, что она хочет достать нож, и уж приготовился пуститься наутек), — но это штуки глупых докторов. Я могу обойтись и без них.
— Еще бы, — сказал Сам, хватаясь за эту мысль, — глупые доктора режут, а вы можете дать мне что-нибудь выпить.
— Разумеется, могу.
Ян и Сам вздохнули свободнее.
— Вот тебе!
Она подала ему жестяную кружку с водою, куда всыпала каких-то толченых сухих листьев. Сам выпил.
— Этот пучок веток ты возьми с собой, надо их настоять на двух бутылках воды и пить через час по стакану. Потом надо разрубить топором живого цыпленка и еще теплым прикладывать к больному месту два раза в день, пока не заживет дикое мясо. Ты скоро поправишься, но помни, — каждый раз надо брать свежего цыпленка.
— А не лучше ли… индюшонка? — слабо простонал Сам. — Я мамин любимец, бабушка, и за расходами для меня дело не станет.
При этом он как-то странно захрипел. Со стороны можно было подумать, что у него начинается агония.
— О твоих родителях мы не будем говорить. Они уж достаточно наказаны. Дай бог, чтобы они за свои грехи не схоронили тебя совсем. Я сама им этой беды не пожелаю.
Протяжный стон перебил начинавшуюся проповедь.
— Какое это растение, бабушка? — спросил Ян, стараясь не смотреть на Сама.
— Лесное.
— Да, но мне хотелось бы знать, на что оно похоже и как называется.
— Оно ни на что не похоже, само на себя похоже, а называется лещиной.
— Я вам когда-нибудь покажу лещину, — сказала Бидди.
— А можно из нее делать легочный бальзам? — не без колкости спросил Ян.
— Нам пора итти, — чуть слышно сказал Сам. — Мне гораздо лучше. Где моя палка? Ты, Ян, неси мое лекарство, да, смотри, поосторожнее.
Ян взял ветки, по-прежнему не решаясь поднять глаз на Сама.
Бабушка велела им еще раз притти и проводила их до дверей. В последнюю минуту она остановила их:
— Погодите!
Затем она подошла к единственной кровати, стоявшей в ее единственной комнатке, и отвернула простыни, под которыми оказалась куча румяных яблок. Она выбрала два самых лучших и дала их мальчикам.
— Я их здесь прячу от свиней. Таких хороших яблок у меня еще никогда не было.
— Еще бы! — шепнул Сам, когда она отошла в сторону. — Ее сын Ларри украл их из нашего сада. Только у нас есть этот зимний сорт.
— До свиданья! Благодарю вас! — сказал Ян.
— Мне уже лучше, — протянул Сам. — Слабость как рукой сняло. Теперь я попробовал вашего лекарства и не хочу другого.
Мысленно он соображал, какой эффект подучился бы, если бы он бросил палку и бегом помчался в лес.
Ян убедил его, хотя бы для приличия, немного волочить ногу, пока они не скроются из виду. Как бы то не было, улучшение уж сильно сказывалось, и гениальная знахарка позвала Бидди «посмотреть собственными глазами», как быстро она помогла молодому Рафтену, которого «все доктора приговорили к смерти».
— Ну, теперь к Калебу Кларку, — сказал Сам.
— Ты удивительно ходишь для хромого мальчика, которого доктора приговорили к смерти, — заметил Ян.
— Да, меня подгоняет дикое мясо на правой ноге.
— Давай, спрячем это куда-нибудь, пока не вернемся, — предложил Ян, указывая на пучок лещины.
— Вот и спрятал, — сказал Сам, бросая пучок в реку.
— О, Сам! Зачем так? Лучше было бы отдать бабушке назад ее лещину.
— Туда этому венику и дорога! Достаточно уж того, что я выпил ее помои. Они здорово отдавали кошкой.
— Что ж ты ей скажешь в другой раз?
— Скажу, что ее прутья пошли в дело и принесли пользу, что я размочил их в воде и пил настойку. Пусть она думает, что я спасся от беды. Разве лучше было бы, чтобы я выпил ее зелье и потом вправду должен был обратиться к доктору?
Ян молчал, но был недоволен. Он думал, что невежливо было выбросить лещину, по крайней мере, так близко от дома старухи. К тому же, ему интересно было знать, как она действует.
