Американская приманка
Мик! — заорал ктото неистовым голосом, расталкивая кулаками и локтями деревообделочников и со всех ног, летя к русобородому мастеру, только что нацелившемуся — выкурить трубочку. — Мик!..
— Ну?
Тощий, ощипанный, как курица, парень с глазами вылезшими на лоб, с открытым ртом, с распахнутым воротом, задыхаясь, произнес:
— Мик, дело, Можно сказать математическое. Ребята тебя требуют. Помоги!
Тингсмастер выколотил трубку, спрятал ее в карман и поощрительно взглянул на ощипанного парня.
— Видишь ли, ткач Перкинс из Ливерпуля сломал бобину…
— Ну?
— Мастер хватил ткача Перкинса по затылку…
— Ну?
— Рабочие обозвали мастера…
— Ну?
— Фабрикант оштрафовал рабочих…
— Да ну же!
— Фабрика объявила забастовку…
— Слушай, Бек Уикли, если ты прибежал рассказать мне про английских ткачей, так Я тебе как по нотам выложу дальше: правительство арестовало русского торгового делегата товарища Ромашова за пропаганду, честерфильдские фабрики присоединились к ливерпульским, манчестерские к честерфильдским, лондонские к манчестерским а ты, паря, как встаешь поутру, оботрись перво-наперво холодной водой да загляни в газету.
— Да ты выслушай, Мик, — простонал Уикли, отчаянно собираясь с мыслями. — Коли меня прервут, я как подрезанный. Дело-то в том, что на нашей собственной фабрике эта старая собака, инженер Пальмер, остановил всю выделку, снял все рисунки, изменил всю заправку, и с нынешнего дня мы, брат, ткем самую что ни на есть месопотамскую набойку, или, как у них там обзывается, калемкер, чёрт бы его разнес…
— Калемкер?.
— Вот именно, Мик. Да не в калемкере дело. А понимаешь ли ты, как стали ребята ткать, так и увидели, что рисунок…
Здесь Уикли сделал такое неопределенное лицо, какое бывает у луны, когда на нее глядит старая дева, и вьпалил:
Рисунок весь состоит из серпа и молота!
Мик Тингсмастер выронил от неожиданности рубанок. Не прошло и секунды, как он нахлобучил кепку, шепнул слова два соседу, провалился в стену и со всех дог мчался на огромную черную фабрику «Америкен-Гарн», где работало двадцать тысяч прядильщиков и ткачей. Несчастный Уикли, сунув два пальца в рот, чтоб не прикусить собственный язык от тряски, болтался за его спиной, влекомый подмышку.
Не успели они нырнуть — в мусорную яму, пробежать тайным ходом, взобраться, по спиральной лестнице и сунуть нос в ткацкое отделение, как сотня. ткачей облепила стенное отверстие, а другая сотня рассылалась сторожить по Коридорам на случай появления инженера Пальмера.
— Говори, Мик, как быть, — прошептал старый, седой ткач. — Наш брат здесь по делегату от каждого отделения.
— Покажите мне готовый кусок!
Двое рабочих притащили огромный кусок персидской набойки, окрашенной в яркие восточные тона. Мик отворотил конец. Перед ним, на лицевой стороне, нарядно, франтовато, модно, в высшей степени соблазнительно переплетались два значка, потрясшие мир: серп и молот.
— Да! — воскликнул белокурый гигант, вытаращив на эту штуку два голубых глаза. — Делю и впрямь математическое. Ребята, вы уверены, что рисунок составлен под руководством самого Пальмера?
— Как пить дать, Мик!
— G ведома директоров «Америкен-Гарн»?
.. Да уж они так шушукались, точно сами и выдумали.
— И ни дядя Сорроу, и ни один наш мастер не приложил к этому руку?
— Что ты, Мик! — обиженно пробормотал старый ткач. — Сорроу, как тебе известно, орудует вместе с твоими молодцами в Гамбурге, а паши мастера чуть в обморок не попадали, когда увидели. Мы и порешили, уж не объявить ли нам на манер ливерпульцев, коли тут кроется каверза…
Мик Тингсмастер опустил голову и на мгновение задумался. Голубые глаза зажглись мыслью. И вдруг он так громко расхохотался, что в воздухе заплясал хлопок.
— Ребята!
Ткачи уставились ему в рот.
— Тките эту самую материю! — проговорил он убедительнейшим голосом и подмигнул , в высшей степени весело. — Тките, точно и знать не знаете! А насчет забастовки не может быть речи.
Рабочие задумчиво переглянулись и разбрелись по отделениям. Не прошло И десяти минут, как резолюция Мика облетела всю фабрику. Каждый стая дна работу, и от станка к станку, из мастерской в мастерскую, от глотки К глотке понеслась тихая песенка текстилен, ровная, как жужжание бесчисленных веретен.
В прядильной пели прядильщицы:
Сестры-прядильщицы, братья-ткачи,
Песню потягивай, нитку сучи!
Днями и нами
Время не шутит,—
Тянетпотянет
И перекрутит…
Нутко и мытко,
С ним заодно,
Из тысячи ниток
Станем одно!
В сотне ткацких отделений бодро подхватывали:
А не ты ли бил, батан,
Разным людям на кафтан?
Что ново—
Для одного,
Что похуже,
То для дюжин,
Плоховато—
Свому брату,
Поярчей —
Для богачей?!
И нее вместе, сколько их было, многотысячным плавным напевом кончали песню:
Не будет ни сирого
У нас, ни вельможи,
На труд, на радость…
Для нового мира мы
Вытким одёжи...
Эх,да!
Не будит ни сирых у нас
Ни вельмож,
Для нового мира
Одежду даёш!
Просторную, лёгкую,
Чтоб одевалась
Каждым, кто в мир придёт,
На труд, на радость...
Сестры-прядильщицы, братья-ткачи.
Песню потягивай, нитку сучи!
Между тем Мик был далеко не спокоен. Провалившись в трубу, он быстро прошел километр, отделявший Мидльтоун от компании «Америкен-Гарн, выкарабкался возле своего станка на деревообделочным и угрюмо посмотрел на истощенного немолодого гостя, прохаживавшегося но мастерской в ожидании.
— Дело путается! — пробормотал он, налегая на рубанок. — Я удерживаю ребят всячески. МессМенд постановил не бастовать, пока мы не развернем врага на собственной ладони. Что-то ты мне расскажешь про континентальные делишки?.
— Собака в наших руках, Мик. Боб Друк выслеживает — майора Кавендиша со стороны Англии. Том ездит на его месте, загримированный под Боба. Сорроу разрывается между Гаммельштадтом и Веной. Но это покудова одна мелочь.
— Невидимому, — медленно заметил Тингсмастер, — ставка будет поставлена на майора. Английский Всемирный банк решил прибрать к рукам мусульманский Восток. Вам следует, дружище, во что бы то ни стлало…
Гость поднял голову и посмотрел на него пристально.
— …во, что бы то ни стало сорвать маску с Кавендиша, а для этого отыскать его, живого или мертвого, набальзамированного или набитого собственным навозом!