3. В концентрационных лагерях для мирного советского населения

ПИСЬМО

146 бывших в заключении в концентрационных лагерях в Петрозаводске во время финской оккупации

Не чернилами, а кровью советского народа, пролитой в финских лагерях и застенках, мы подписываем это письмо.

Мы требуем, чтобы смерть наших детей, матерей, отцов, братьев и сестёр, погребённых на берегах Онежского озера, была отомщена могучей Красной Армией.

Почти три года мы находились в плену у злодеев, возглавляемых финско-фашистскими палачами и садистами.

Почти три года мы были оцеплены двойной колючей проволокой, окружены тюремными вышками и охранялись вооружённым конвоем.

Нас морили голодом, избивали нагайками за малейшую провинность, нас топтали тяжёлыми солдатскими сапогами и травили, как бешеных собак.

Финские солдаты врывались по ночам в наши бараки и насиловали наших девушек и женщин. Особенно отличались на этом позорном поприще озверелые солдаты генерала Лагус. Эти лагусовцы стреляли в наших детей, убивали их только за то, что они пытались самовольно уходить в город, чтобы нищенствовать и выпрашивать у подворотен финских кухонь и казарм немного каши и сухарей.

В одном только Петрозаводске финны соорудили шесть лагерей, где в грязных, холодных бараках ютились 30 000 человек, повинных только в том, что в их жилах течёт кровь советских народов.

От голода, которым нас морили финны, от жестоких побоев, порки через мокрые пропитанные солью тряпки, — этих обычных методов финских тюремщиков, — в каждом лагере умирало в день по 20–25 заключённых. Живое свидетельство этому — братские могилы на Соломенском шоссе, в «Песках», где похоронены тысячи наших отцов, матерей и детей.

Школы были превращены в казармы, русские учебники сожжены. Библиотеки были закрыты, а русские книги вывезены в Финляндию. Финские власти грабили заключённых. Они заставляли нас выносить из занимаемых нами каморок лично нам принадлежащие вещи и отнимали одеяла, часы, чемоданы.

Особенно зверствовал в лагере № 2 комендант лейтенант Салаваара, беспощадно поровший заключённых и выгонявший плетьми на работу больных людей. За малейший проступок одного заключённого он лишал весь лагерь рациона. Управляющий хлебозаводом Раккала сажал людей в чаны с холодной водой на несколько часов. Нам хорошо запомнились финские палачи — комендант лагеря Вилье Лаакконен его подручный Пеухкуринен. В Подпорожье сержант Хейто выгонял больных, голодных людей в одной рубашке на снег. Подобными фактами была полна вся наша жизнь.

Для «правонарушителей», состоявших лреимущественно из детей, молодёжи и женщин, созданы были лагери специального назначения в Кутижме, Вилге, Киндасове, по своим условиям не уступавшие средневековым казематам. Здесь советских людей морили голодом, выгоняли на лесные работы зимой в рваных резиновых галошах на босую ногу. Здесь население лагерей питалось мышами, лягушками, дохлыми собаками. Здесь умирали тысячи пленных от кровавого поноса, тифозной горячки, от воспаления лёгких — без всякой врачебной помощи. Врач-зверь Колехмайне вместо лечения бил больных палками и кулаками, выгонял тифозно-больных на мороз и заставлял сгребать снег с крыш. Этот выродок с медицинским образованием изобрёл особый способ умерщвления больных — он вспрыскивал быстро действующий яд в нарывы больных, и последние умирали в ужасных судорогах.

Из 600 человек лагерников, пригнанных в Кутижму в начале 1942 г., в живых осталось и вернулось в петрозаводские лагери только 149 человек, большинство из которых либо на всю жизнь остались нетрудоспособными, либо умерли через короткий срок.

Нас никогда не называли по именам или фамилиям, мы числились под особым номером, и когда увозили на кладбище кого-нибудь, то говорили, что «увезён такой-то номер».

Для палачей фашистской Финляндии мы были не люди, а рабы, с нами поступали, как с рабами, били, морили голодом, плевали в лицо, стригли девушкам косы и не разрешали свободно ходить в церковь.

Церковную службу мы посещали только под надзором лагерного конвоя. Нам не разрешали хоронить своих родных и детей.

Финские фашисты относились с презрением к православной церкви.

За все эти годы кошмарного плена мы не встречали ни одного представителя Международного Красного Креста, финские палачи творили свою расправу над советскими людьми безнаказанно…

27 июня финские палачи под ударами Красной Армии начали уходить из Петрозаводска. В бешеной злобе, сжигая всё на своём пути, они взрывали мосты, поджигали электростанции, сжигали лесопильные заводы, фабрики и культурные учреждения. Взрывали большое количество строений и оставляли за собой оплошные пожарища. 29 июня 1944 г. в освещённый пламенем пожаров город явились советские краснофлотцы и освободили нас из лагерей и тюрем.

Мы понимаем задачи, стоящие в дачный момент перед нами Мы сделаем всё, чтобы возродить из пепла разрушенные фашизмом города.

Мы включаемся во всенародное социалистическое соревнование, чтобы быстрыми темпами восстановить наши заводы, мосты, электростанции, жилые дома, гостиницы, железные дороги, университет и библиотеки.

Спасибо Красной Армии, спасибо Верховному Главнокомандующему Маршалу Советского Союза товарищу Сталину!

Письмо подписали 146 человек бывших заключённых в лагерях г. Петрозаводска

ШВЕДСКИЕ ГАЗЕТЫ О ЛАГЕРЯХ ДЛЯ СОВЕТСКОГО ГРАЖДАНСКОГО НАСЕЛЕНИЯ

Корреспондент шведской газеты «Свенска дагбладет» в конце января 1944 г. рассказал о том, что он побывал в лагере военнопленных… женщин. «Впечатление было странным: мы увидели девочек, — пишет корреспондент. — Их глаза искрились от ненависти и возмущения». Корреспондент «Дагенс нюхетер» пишет о другом лагере, где «половина заключённых состояла из женщин и инвалидов». Он рассказывает, как тысячи советских людей умирали в лагерях от голода. В газете «Стокгольм тиднинген» рассказывается о телесных наказаниях, каким финны подвергают население лагерей, о порках и сечениях розгами.

СПРАВКА

о концентрационных лагерях на оккупированной территории Карело-Финской ССР

Всё русское население оккупированных районов было принудительно свезено в город Петрозаводск и в другие районы и размещено в концентрационных лагерях. Заключению в концлагери подлежало не только взрослое трудоспособное население, но и женщины, старики и даже дети.

Семь лагерей находилось в черте города. Под них были отведены жилые кварталы, обнесённые колючей проволокой, охранявшиеся круглосуточно часовыми и собаками. Кроме того, несколько лагерей для русского населения были расположены в Петровском, Кондопожском и Прионежском районах Карело-Финской ССР.

Около 25 тыс русского населения, т. е. почти все, оказавшиеся на оккупированной территории, были загнаны в концентрационные лагери.

Из них около 60 процентов были старики, женщины и дети.

В черте города Петрозаводска эти лагери ло категориям и количеству содержавшихся в них советских граждан представляли из себя следующую картину:

Лагерь № 1 находился на южной окраине города. В нём содержалось около 1600 человек, главным образом, престарелых, так как в него были свезены не успевшие эвакуироваться из домов престарелых.

Лагерь № 2 размещался в жилых домах строительства «Северная точка», в нём находилось более 3000 советских людей. Этот лагерь считался «штрафным», так как сюда направляли особо «провинившихся» советских людей. Он славился своим жестоким режимом.

Лагерь № 3 находился в домах рабочего посёлка лыжной фабрики. В нём содержалось более 3000 советских граждан.

Лагерь № 4 размещался в жилых домах Онегзавода по улице Калинина. В нём имелось около 3000 человек.

Лагерь № 5 находился на территории рабочего посёлка Кировской железной дороги. Здесь содержалось около 7000–8000 советских граждан. Это был один из крупнейших концентрационных лагерей, расположенных в юроде.

Лагерем № 6 называлась территория посёлка «Перевалочная биржа», где в домах содержалось до 3500 советских людей.

Лагерь № 7 находился в жилых кварталах около «Перевалочной биржи». В нём содержалось 2000–3000 человек. В 1943 г. состав заключённых этого лагеря был расформирован и влит в лагери № 2 и 5.

Кроме городских концлагерей, финны организовали несколько концентрационных лагерей тюремного типа в деревнях Киндасово, Кутижма, Видлицы, Колвас-озеро, Святнаволок и посёлке Лососинное. В них в общей сложности содержалось свыше 3000 человек.

В лагери тюремного типа направлялись те, которые в чём-либо провинились и были на подозрении у оккупантов.

Наиболее «опасных преступников» финны сажали в Киндасовскую тюрьму, которая славилась исключительно жестоким режимом.

Для руководства лагерями и распределения рабо чей силы в них, при Военном Управлении Восточной Карелией было создано так называемое Управление Bocточно-Карельских переселенческих лагерей, которое возглавлял подполковник Рольф Шильд.

В концлагерях финны ввели режим, соблюдение которого имело целью истребление советского населения.

На работы советских людей выводили под конвоем. Работать заставляли не только трудоспособный, но и престарелых людей, и не достигших совершеннолетия подростков. Рабочий день длился по 12 часов и более. В первые два года оккупации труд заключённых почти не оплачивался. Питание в лагерях было плохое, и людей смерть косила пачками. Смертность в этот период достигала колоссальной цифры. Так например, в концлагере № 5 за один год из 8000 человек умерли от истощения и разных болезней около 2000, т е. 25 процентов всего состава.

Финские оккупанты широко применяли телесные наказания. За малейшие проступки советские люди подвергались жестоким избиениям резиновыми дубинками. В каждом лагере была учинена специальная должность палача, в обязанности которого входило истязание советских людей по приказу коменданта. Иногда финские изверги заставляли советских людей избивать друг друга.

Для получения нужных признаний арестованных пытали излюбленным методом пыток финнов являлось окутывание избитых до крови людей солёными простынями.

Финские оккупанты установили на всей захваченной ими территории К-Ф ССР дикий произвол. Об этом свидетельствуют следующие факты. Подросток Пименов из концлагеря № 2 был избит, а потом расстрелян. В лагере 5 12-летний мальчик Демёхин вышел за зону лагеря, пытаясь пройти в город и выпросить кусок хлеба. Он был замечен охранником и тут же у проволоки застрелен. Таких фактов установлено много.

Весь Петрозаводск финны превратили в застенок. Лишь незначительное количество населения, преимущественно финнов, карел и вепсов, имело право на проживание в городе без ограничений.

Пытаясь искусственно увеличить число якобы захваченных советских военнопленных, финские военные власти прибегали к наглой фальсификации. В 1943 г. из концлагерей, где содержались русские, были отобраны 75 человек мужчин призывного возраста и направлены в лагерь для военнопленных по улице Льва Толстого в г. Петрозаводске. Применяя издевательства и пытки, финские палачи добивались от мирных советских граждан заявления о том, что они якобы являются военнослужащими Красной Армии.

Таким путём финским извергам удалось сфабриковать показания на 19 человек (из 75), в которых эти люди «признали» свою службу в Красной Армии. В числе этих людей находятся никогда не служившие в Красной Армии: стрелочник Силкин, начальник станции Деревянка Власов и другие.

Справка составлена по рассказам очевидцев.

Н. Шитов, С. Сулимин

31 июля 1944 г.

НА ФИНСКОЙ КАТОРГЕ

Рассказ жителей Заонежской деревни

Тёмной и бесцветной была жизнь советских людей под ярмом финских поработителей. Захватчики сделали жизнь жителей деревни оплошной пыткой. Запрещалось всё: собираться группами, петь песни, ходить позже установленного часа.

Собрались как-то девушки и попытались запеть песню. Их немедленно окружила полиция и посадила в так называемую «будку». В этой будке перебывали буквально все жители деревни — от мала до велика, ибо малейшего повода было достаточно, чтобы посадить человека в эту «будку». Арестованным не давали ни есть, ни пить. И хорошо, если арест заканчивался через день-два.

Всех жителей деревни, не исключая и детей, финны заставляли работать в лесу, на заготовке дров. Нормы, установленные шюцкоровскими извергами, были непосильны не только для детей, но и для взрослых, ослабленных постоянным недоеданием, болезнями и побоями. Тем не менее, малейшее недовыполнение нормы каралось избиением советских людей. Неоднократно подвергался побоям и Женя Мекшин, 11 лет, который обязан был за неделю заготовить 20 кубометров дров.

С ужасом вспоминают жители дни, проведённые ими в концлагерях в Петрозаводске. Через это чистилище прошли почти все жители деревни. Но далеко не все остались после этой каторги живыми, а ещё меньше вернулось оттуда домой.

Особых поводов для отправки советских людей в петрозаводские концлагери не искали. Достаточно было одному из членов семьи не понравиться любому «полицаю», как вся семья отправлялась в концлагери. Именно таким образом попала в лагерь семья Зинаиды Лавруковой, состоявшая из 7 человек, вместе с маленькими детьми, семья Вакуловой — 5 человек и другие.

Техника отправки была очень проста. Семье, отправляемой на каторгу, объявляли, что она переселяется на новое место жительства. Приказывалось все ценные вещи запаковывать (их финны «доставят» на новое место жительства), разрешалось с собой брать только на 3 дня продуктов. Как только семья была погружена, вещи направлялись, но, конечно, не вслед за ней, а на финские склады.

Такова была финская система ограбления советских людей.

Очевидцы рассказывали о том, что творилось в одном из Петрозаводских лагерей, как жили те люди, которых финны загоняли в лагери:

Петрозаводский лагерь № 2 размещён в помещениях бывшей «Северной точки». Лагерь кругом обнесён колючей проволокой, выставлена охрана. Население лагеря содержится в жутких антисанитарных условиях. Спят на полу без всякой подстилки. Медицинской помощи не оказывается. На работу выгоняют обессилевших и разутых людей. Население лагеря обречено на голодное вымирание. С людьми обращаются, как со скотом, запрягают их в упряжки и возят тяжести, избивают. От побоев, голода и изнурительного труда в неделю умирало до 20 человек. Хоронили их по средам и воскресеньям.

Осенью 1941 г. советского гражданина по имени Иван финский солдат избил пряжкой ремня до такой степени, что тот не мог встать.

В январе 1942 г. женщину Ширяеву Анастасию Ивановну избили за то, что она выехала рано за водою. Побои ей были нанесены публично. При этом финские солдаты посматривали друг на друга и от удовольсгвия смеялись.

В апреле 1942 г. Наумов Лаврентий Иванович попросил разрешения сходить в больницу за получением медицинской помощи. Вместо помощи, финский солдат Паули и начальник лагеря нанесли ему побои железной тростью, после чего Наумов сошёл с ума.

Опубликовано в газете «Ленинское знамя»

АКТ

2 июля 1944 г. Акт составили жители деревни Ёрш-Наволок Пряжинского района, находившиеся в финском плену в концлагере № 2. В лагере находилось в заключении около 3 тыс. мирных советских жителей: мужчин, женщин, стариков и детей. В лагерь финны сгоняли всех без разбора — и дряхлых стариков, и старух, и матерей с грудными детьми.

В лагере жили все вместе в общих бараках в ужасных антисанитарных условиях, за оградой из колючей проволоки в три метра высотой и из двух-трёх рядов кольев. Здесь находились здоровые, больные и уже умершие с голоду. Работающим в сутки выдавали по 250 граммов муки и больше ничего.

В лагере свирепствовали заразные болезни — тиф, дизентерия. От болезней умирало по 70 человек в день. В поисках пищи мы весной извлекали из-под снега убитых зимой и осенью собак и кошек, у которых кожа облезла, мясо было с червями, и мы их ели. Многие из заключённых в поисках пищи охотились за крысами и лягушками. Некоторым удавалось воровать из ясель финских лошадей картофельную шелуху, но за это жестоко избивали.

На наших глазах одного пленного за то, что он полез за отбросами картофеля, финн ударил рукояткой пистолета и в двух местах проломил ему голову, после чего застрелил. Финн приказал снять с убитого русского лохмотья, но, когда начали стаскивать с него одежду, пленный зашевелился — он был ещё жив. Тогда финн вторично стал стрелять в негр.

Финны нас часто избивали резиновыми дубинками. Так двух женщин они убили насмерть. Ершова Николая привязали к столу и били резиновыми палками до тех пор, пока он не умер. Фёдорова Сергея Александровича финские изверги избили до потери сознания. Юношу Пименова, 17 лет, избили до потери сознания. После побоев Пименов пытался бежать под проволоку, но его заметили и пристрелили.

Финские живодёры заставляли работать с 5 до 24-х часов даже старух и детей. Терёшкину Екатерину Алексеевну и детей: Терёшкину Екатерину Захаровну, 16 лет, и Соккоева Ивана, 12 лет, заставляли работать на пилке дров. У Пелевиной Евгении Ивановны с голоду умерло двое детей. В семье Богдановых из 7 человек умерло с голоду пятеро. Также умерли с голоду Иванов Алексей, 17 лет, Максимов Михаил, 26 лет. У Терёшкиной Екатерины Алексеевны с голоду умерло двое детей — Евгений, 4 лет, и Лидия, 1,5 года. Нас было 600 человек. За 11 дней из 600 человек осталось в живых только 140, остальные 460 умерли с голоду.

В лагере умирало с голоду так много людей, что их не успевали хоронить. Ребятишек финны заставляли рыть большие ямы, в которые сваливали трупы советских людей, умерших с голоду и от побоев, по 40–50 человек в яму. За два года нашего пребывания в лагере нам не выдали ничего из одежды, в силу чего все обносились и ходили в лохмотьях. Многие не выдержали голода, пыток и побоев и кончали самоубийством. Белов Александр Петрович, 69 лет, не выдержал жуткого кошмара в лагерях, достал где-то иода и отравился. Перед уходом из деревни финны предупредили: «Кто не уедет в Финляндию — всех расстреляем». Мы бежали в лес и там жили до прихода Красной Армии.

Жители селения Ёрш-Наволок:

Фёдоров Сергей Алексеевич, Тихонович Иван Александрович, Тимонин Павел Александрович, Герасимов Варфоломей Иванович, Соккоев Иван Тимофеевич, Терёшкина Екатерина Алексеевна, Пелевина Евгения Ивановна, Соккоев Иван Иванович, Терёшкина Екатерина Захаровна.

НАЧАЛАСЬ СТРАШНАЯ ЖИЗНЬ…

Записи из дневника русской девушки А. М. Капраловой, страдавшей в плену у финнов

«Осыпаются листья осенние,

Эх, хорошая ночка в лесу!

Выручай меня, силушка мощная, —

Я в неволе тюремной сижу…»

Под этим эпиграфом следует заголовок: «Сочинения в лагере в 1942 г.» и записи, продиктованные сердцем измученной пленницы:

«Этот день был тосклив и печален, этот день запал в память мою. Никогда я его не забуду. Мы остались у финнов в плену. Я не в силах всего описать. Но как из дому выгнали, буду всегда помнить.

Что творилось тогда — я не знаю, отправляли тогда в лагери. Меня притащили в финскую контору, и людей не одна уж тут сотня была. Собрались с детьми и с возами, много было страданья и слёз.

Дом родной, рыдая и плача, мы оставили, и в неволю уехать пришлось. Страшная жизнь началась в лагерях — всё исчезло: и веселье, и радость, и счастье. Остались мученья одни»…

РАССКАЗ

Галашевой Агафьи Амосовны, 1903 г. рождения, уроженки Ленинградской области, Подпорожского района, деревни Пидьма

Я, как и многие другие русские люди, вместе с двумя малолетними детьми была заключена в концлагерь № 2 г. Петрозаводска.

Много лишений пришлось претерпеть мне и моим детям от финских бандитов. Для того чтобы как-нибудь прокормиться, в 1943 г. я брала на стороне бельё для стирки, так как за эту работу мне платили продуктами. Тем занималась и моя подруга Богданова. Однажды мы закончили стирку партии белья, но никак не могли передать его клиентам, так как за проволочное ограждение лагеря никого не выпускали. Тогда мы, я и Богданова, решили полезть за проволоку. Нам это удалось, мы отнесли бельё; за что получили по куску хлеба. В лагерь также пришли незамеченными. Однако кто-то нас выдал, и мы были посажены в «будку». «Будка» — это холодное помещение, которое никогда не топилось, в нём снег падал в разбитые окна.

Продержали нас в «будке» 15 суток, кормили, когда вздумается, что сталось с нашими детьми — мы не знали. Один раз мы услышали, как ребёнок Богдановой с истерическими воплями звал мать. По истечении 15 суток к нам в «будку» зашёл переводчик с тремя вооружёнными солдатами и объявил, что мы обе осуждены на расстрел и завтра а 12 часов приговор будет приведён в пополнение. По лагерю тогда было расклеено объявление, что Галашева и Богданова за самовольный уход из лагеря в такое-то время будут расстреляны.

В назначенный день нас в сопровождении конвоя повели к штабу. Пришёл и финский поп. Помучив нас ещё некоторое время, нам объявили, что по указанию свыше приговор отменяется и заменяется вечной каторгой.

После этой процедуры нас снова заперли в «будку», где мы в общей сложности просидели 60 дней.

Виновником всего этого я считаю коменданта лагеря Салаваара.

РАССКАЗ

Поповой Татьяны Васильевны, 1920 г. рождения, уроженки Карело-Финской ССР, Беломорского района, деревни Вирмы

С первых дней оккупации я была заключена в концлагерь № 2. Я знаю хорошо финский язык и, видимо, поэтому была назначена писарем в штабе.

С самого начала в лагере выдавали людям лишь 300 граммов хлеба с какой-то несъедобной примесью и больше ничего, если не считать крох вонючей колбасы, которую даже самые голодные люди не могли есть.

Вскоре в лагере началась смертность на почве истощения, причём финские лекари неизменно ставили диагноз — водянка. Люди, ещё остававшиеся в живых, ходили как скелеты, с неимоверно большими, раздутыми животами и отёкшими ногами. Почти никакой врачебной помощи не оказывалось, да и она бы не помогла, так как единственное, что требовалось людям — это улучшить питание.

Те, кто уже не мог передвигаться, оставались лежать тут же в бараке и умирали на глазах своих родственников. Затем приходили возчики и отвозили труп на кладбище. Сопровождать покойника родственникам запрещалось. Кладбище находилось где-то в районе «Песков».

Я, как писарь штаба, могу назвать сравнительно точную цифру людей, умерших в лагере № 2 за один год существования лагеря. Из 1500 человек, содержавшихся в лагере, умерло 300.

Высокий процент смертности являлся результатом не только полуголодного существования, но и непосильной работы. Финны заставляли работать всех — маленьких детей от 7 лет и старше, беременных женщин, глубоких стариков и больных.

За малейший проступок оккупанты жестоко наказывали. Для того чтобы пожизненно упрятать человека в тюрьму, достаточно было одной резолюции начальника штаба Военного Управления Восточной Карелией генерал-майора Араюри.

Так например, за его подписью была прислана в лагерь № 2 бумажка о заключении в тюрьму невинных советских женщин Галашевой и Богдановой. Араюри также потворствовал применению в лагерях розог, пыток и т. п.

Его непосредственным подручным в злодеяниях по лагерю № 2 являлся комендант лагеря лейтенант Салаваара, который с особым садизмом расправлялся с советскими людьми и не гнушался лично избивать маленьких детей.

РАССКАЗ

Богдановича Кирилла Ивановича, 1915 г. рождения, уроженца г. Ленинграда

В конце сентября 1941 года наша баржа, на которой я эвакуировался из г. Петрозаводска, была захвачена финнами.

С этого времени я из свободного советского человека превратился в «лагерника», в «пленного».

Всех нас, захваченных на барже, финны направили в город Петрозаводск. Там нас стали постепенно рассортировывать по концентрационным лагерям, организованным в черте города.

Военными властями был издан приказ о том, чтобы все мужчины в возрасте от 16 до 50 лет явились с зимними вещами к коменданту. Не дожидаясь приказа, полицейские хватали людей на улицах и направляли в лагери. 20 октября был схвачен и я, и помещён в концлагерь № 2.

Вначале в лагере нас было только 200 мужчин. Потом количество населения в лагере увеличилось, так как туда заключили русских людей из захваченных финнами районов Ленинградской области.

Единственным признаком для водворения в концлагерь советских людей была их принадлежность к русской национальности. В лагерь помещали не только взрослое трудоспособное население, но и глубоких стариков, и грудных детей, и детишек, не имеющих родителей. Лишь бы было доказано, что они являются русскими.

К лету 1942 года количество людей в лагере № 2 достигло 1500 человек.

Установленный в лагере режим был жестоким. Все «лагерники», как нас официально называли, получали по 300 граммов хлеба, состоящего больше чем на половину из несъедобных примесей. Иногда давали по нескольку граммов порченой колбасы или других продуктов.

Рабочий день в лагере длился с 6 часов утра и до 8 часов вечера, причём вечерняя работа, производившаяся в зоне лагеря, носила чисто издевательский характер. Нас заставляли производить совершенно бессмысленную работу. Мы перетаскивали с места на место тяжёлые камни, переносили с места на место изгородь и т. п. Бесцельность этой работы была настолько очевидна, что люди шли на её выполнение с ужасом.

От непосильной каторжной работы и голода в лагере в 1942 году началась повальная смертность. Диагноз был один и тот же — истощение.

За один год от истощения в нашем лагере умерло свыше 300 человек, что составляет более 20 процентов от общего количества людей, заключённых в лагерь.

Режим истребления советских людей был введён палачом в роли коменданта лагеря, офицером финской армии лейтенантом Тимо Салаваара и его заместителем сержантом Вейкко Линдхольд.

Салаваара лично избивал до полусмерти советских людей за малейшие проступки. Каждому финскому солдату из охраны лагеря разрешалось избивать людей по собственному усмотрению.

Салаваара организовал «будку», т. е. карцер, представляющий из себя холодное, неотапливаемое помещение, куда зимой проникал снег. Сюда людей по «приговору» Салаваара заточали на срок от 3 до 60 дней.

В лагере имели место вопиющие случаи издевательств над советскими людьми.

31 декабря 1941 года из лагеря было увезено около 40 мужчин, которые подозревались в том, что они являются советскими военнослужащими. Никаких документальных оснований, подкрепляющих эти подозрения, не было.

Всех 40 человек поместили в лагерь военнопленных на улице Льва Толстого в г. Петрозаводске. Чтобы добиться признаний, их всех по очереди финны подвергали страшным истязаниям и пыткам. По истечении 2-х недель, часть людей направили обратно в лагерь № 2, а часть бесследно исчезла.

На работы в лагере гнали всех без исключения, больных и здоровых, женщин и детей. Тех, кто не подчинялся, жестоко избивали.

Финскому солдату показалось, что рабочий Калкасов Георгий слишком медленно идёт на утренний развод. Он набросился на Калкасова и избил его рукояткой пистолета.

Финские захватчики вели себя в оккупированном ими г. Петрозаводске, как отпетые бандиты и головорезы.

Характерный по своей жестокости случай произошёл летом 1943 года с гражданкой Яркоевой Надеждой, 35 лет, матерью 4-х детей.

Сама Яркоева жила в городе. С группой женщин в 5 человек она проходила мимо проволочных заграждений у концентрационного лагеря № 4. Одна из женщин обронила ключ и начала его искать. Часовой, находившийся около колючей проволоки, окрикнул её и приказал отойти от заграждений.

Женщины, бросив искать ключ, послушались часового, и пошли в направлении, которое он им указал.

Не прошли женщины и 100 метров, как вдруг раздался выстрел, и прямым попаданием в спину Яркоева была убита наповал.

Зверское и ничем не оправданное убийство этой женщины произвело огромное впечатление на всех жителей Петрозаводска. Её похороны походили на демонстрацию.

18 июля 1944 г.

РАССКАЗ

Музыченко Павла Тарасовича, уроженца Адыгейской Автономной республики, Шовшенского района, станицы Анатырбовской

До начала военных действий я работал на Кировской железной дороге в качестве дежурного станции Пяжиева Сельга. Когда противник подошёл близко к станции, мы, находившиеся там железнодорожники, были отрезаны и 10 октября 1941 г. захвачены финнами и размещены по концентрационным лагерям. Лично я был помещён в лагерь № 2 для гражданских пленных.

Спустя полтора-два месяца несколько мужчин призывного возраста, в том числе и меня, финские власти вызвали и направили в другой лагерь. Куда и зачем — я не знал. Из различных лагерей собрали нас примерно 75 мужчин. Позднее выяснилось, что направили в лагерь военнопленных, который помещался в г. Петрозаводске на ул. Льва Толстого. Здесь начались допросы, цель которых сводилась к тому, чтобы добиться от нас признания в том, что мы не мирные граждане, а советские военнослужащие.

Лично меня допрашивал офицер финской армии, фамилии которого я не знаю.

Меня привели к нему, и он стал задавать мне вопросы: «какое у меня было оружие», «куда я дел оружие», «в какой воинской части я служил» и др.

Я объяснил, что не являюсь военнослужащим, а работаю на железнодорожном транспорте, в воинских частях не служил и никакого оружия не имел.

Офицер требовал, чтобы я назвался военнопленным. Я категорически отказался отвечать. Тогда офицер предложил мне встать и выйти на середину комнаты а сам стал натягивать резиновые перчатки. Вначале я не понял, в чём дело. Вдруг он подскочил ко мне и стал наносить мне по лицу один удар за другим. Избив меня, офицер спросил, намерен ли я сознаться. Я вновь отказался.

Тогда офицер написал протокол допроса, в котором было написано, что я сознаюсь, что являюсь военнопленным и имел при себе оружие. Я отказался подписать этот сфабрикованный протокол, заявив, что ничего подобного я ему не говорил. Тогда офицер написал другой протокол, в котором было сказано, что я хотя и не военнопленный, но имел при себе «наган». Я отказался подписать и этот протокол, объяснив, что никакого оружия у меня не было.

Офицер продолжал настаивать и одновременно интересовался, кто ещё из железнодорожников имел оружие. Я заявил, что нам, железнодорожникам, оружия не выдавали и поэтому назвать таких людей я не могу.

Офицер приказал мне снять валенки и чулки, а сам, вытащив из горящей плиты накалённый прут толщиной в палец, стал прижигать мне голые пятки. Несмотря на неимоверные мучения, лопавшиеся на теле пузыри, я упорно стоял на своём, — что я не военнопленный.

Офицер, повидимому, наслаждался моими мучениями и после каждого прикладывания раскалённого докрасна прута к телу спрашивал, сознаюсь я или нет.

Пытка раскалённым железом продолжалась более 10 минут.

Видя, что я упорствую, офицер придумал ещё одну пытку. Он заставил меня подойти к горящей плите и нагнуть голову, предупредив, что если я по счёту «три» не сознаюсь, он меня пристрелит: «Для вас, собак, пули не жалко», — сказал мне офицер.

Я выполнил всё, что мне велел офицер, однако он не выстрелил.

Видя, что ему ничего не добиться, офицер составил протокол, что военнопленным я не являюсь, который я охотно подписал. После пыток я 20 суток находился в лагере для военнопленных.

18 июля 1944 г.

ЗАЯВЛЕНИЕ

В Чрезвычайную Государственную Комиссию по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчико» и их сообщников

от учителя Старцева Николая Александровича, год рождения 1910, проживающего в настоящее время в г. Петрозаводске по Полярной улице в доме 97

В начале октября 1941 г. финны захватили в плен почти всё население с. Косельга, Вознесенского района, в том числе граждан, эвакуированных из других мест. Я, инвалид, вместе со своей престарелой матерью и больной сестрой оказался в плену. Всё население села было выгнано из домов и всем было предложено ехать в г. Петрозаводск. Те, которые не желали покинуть своего насиженного крова, пристреливались на месте, и трупы убитых долгое время лежали в канавах. На утеху пьяных солдат и офицеров оставили несколько молодых девушек, под видом работы в прачечных.

У меня одну корову отобрали на месте, а другую, которую сестра привела в Петрозаводск, отобрали у неё с рук. После этого сестра с горя заболела и после продолжительной болезни умерла в концентрационном лагере. Через неделю мучительной голодной смертью скончалась моя мать. Нужно сказать, что финны, заключив население в концентрационные лагери, под двойную колючую проволоку, отобрали у него всё продовольствие, продукты, хлеб, скот. Ежедневно у всех приезжающих производили обыск и отбирали всё продовольствие и ценное имущество. При этом никакая мольба населения о пощаде (оставить хотя бы для голодных детей несколько фунтов крупы) не принималась во внимание. Матерей, которые были настойчивы, финны били, отгоняли прочь от котомок.

Так, население сразу было поставлено на голодный паёк. Начался голод и связанные с ним последствия. Женщины, малые и старые, с опухшими ногами, ходили с корзинами, шатаясь от ветра, рвали крапиву и траву, в надежде хоть этим утолить муки голода.

Когда травы уже не было, то искали в помойках прогнившие кости, перемалывали на муку и ели. Более ловкие приноравливались бить из рогаток ворон. Крысы, кошки и собаки — все были съедены. Как следствие всего этого, начались эпидемии и массовая смертность. Гробовщики не успевали делать гробы. В наскоро сколоченных ящиках трупы умерших сваливались в сарай, откуда по 30–40 гробов (два раза в неделю) вывозились на кладбище «Пески». Так и я похоронил свою мать и сестру.

Нельзя выделить личные обиды и притеснения от общего страдания народа в концентрационных лагерях. Вот почему я остановлюсь ещё на системе пыток и издевательств, практикуемых финнами. Всякое общение с лагерниками было запрещено под страхом расстрела. Были сделаны вышки высотой 8-10 метров, куда запирали провинившегося. Они были устроены так, что человек насквозь промораживался сквозящим, морозным ветром. Люди, которые выходили оттуда, навсегда теряли здоровье и умирали от простуды. Пороли и запирали в «будку» за самые незначительные проступки. Маленький 3-4-летний ребёнок случайно вышел за проволоку, — финн приводит ребёнка к матери и тут же бьёт и ребёнка и мать кулаками и плёткой. Старуха-мать ушла через проволоку в другой лагерь, чтобы увидеть своих детей, её поймали и, не считаясь с возрастом, раздели догола, избили до полусмерти. Эта старушка так и не увидела своих детей, она умерла. Беременная женщина вышла в город, изверги узнали об этом, пришли в комнату и тут же избили её. В результате лёгкие были отбиты, и она вскоре после этого умерла. К сожалению, фамилии этих мучеников я не запомнил. Финский врач избивал обессилевших и больных людей. Избивали здесь особым способом. Накладывали солёную тряпку, и палач методически, точно бил в одно место. Один гражданин принёс откуда-то две буханки хлеба и каши. Финны заставили его сразу съесть всё это, выпить два ведра воды, после чего выпороли.

Больше всего финские изверги издевались над нашими детьми. Редкий мальчик и девочка не пороты. Их пороли и в одиночку, и группами по 20–30 человек. Стоны истязуемых разносились далеко за пределы лагеря. После такой пытки человек не мог ни лечь, ни сесть в течение ряда дней. Ученика Гераськина в лагере № 6 избили палкой, после чего свезли в штаб и там дали ещё 15 плёток.

У меня на родине финны сожгли дом. Я сейчас совершенно раздет — не имею ни одежды, ни обуви, — всё сожжено в парилках.

(Подпись)

ЧТО ПРОИСХОДИЛО В ПЕТРОЗАВОДСКЕ

Ещё в те дни, когда в Петрозаводске хозяйничали финские мерзавцы, до нас доходили сведения о муках советских людей, заключённых в концлагерях. Сейчас мы беседуем с людьми, пережившими этот ужас. Подтверждая всё, что уже было рассказано о петрозаводских лагерях смерти, освобождённые жители приводят новые факты издевательств финнов над русскими людьми. И эти рассказы звучат как грозное обвинение финским палачам, которые понесут возмездие за все их злодеяния.

В течение тридцати трёх месяцев все русские жители Петрозаводска, включая и детей, располагались в семи концентрационных лагерях, обнесённых высоким забором из колючей проволоки. Выход из лагеря без разрешения начальства карался расстрелом. Люди выходили отсюда только под конвоем. Их водили на каторжную работу.

Вот сидит группа бывших лагерников. Среди них Клавдия Шарикова. Она начинает рассказ:

«Много, много натерпелись мы. Обо всём и в три дня не расскажешь, и в десять дней. Про своё горе мы складывали песни. Мы пели их потихоньку».

Нам сейчас ещё трудно подсчитать число жертв финских преступников. Но некоторое представление об этом можно составить, если прочесть один документ. Это сообщение начальника лагеря № 3 о результатах отправки партии заключённых на лесозаготовки у станции Кутижма. В сообщении значится, что из всей партии в 571 человек вернулось в лагерь только 175. Остальные списаны «как естественная убыль». Они погибли от истощения и непосильной работы.

О своём горе, о мучениях своих односельчан, которых загоняли в петрозаводские и другие лагери, — рассказывает с дрожью в голосе старый русский человек, Александр Петрович Назуков.

«Худо жилось, так худо, что и вспомнить-то страшно. Вся деревня наша перебывала в лагерях. Все! И молодой, крепкий народ, и мы — старики, и даже младенцы. Так и выселяли в эти лагери целыми семьями. Так и жили мы за колючей проволокой в 2 ряда. Лагерь, куда меня изверги загнали, был в районе Онегзавода. Там заставляли работать. Там была каторга. Вот поглядите на меня — стар я. Очень стар. Да финнам всё равно: заставляли меня чугун грузить на платформы. Тащишь, бывало, этот чугун по настилу — ноги дрожат, подкашиваются. Только и думаешь — упаду, и, как гробовой крышкой, придавит меня этот самый чугун.

Тут, конечно, дело не только в летах. До финнов у меня силёнка была, дай бог молодому! Но в лагере голодом изморили. Ведь как нас кормили! Двести граммов бурды какой-то на день и всё. Даже воду, и ту только в указанный час пить можно было. Пухли люди, живыми покойниками на глазах становились, умирали без счёта. Почитай, пять с половиной тысяч в том лагере на Онегзаводе было нас, а за три месяца умерло полторы тысячи, и всё больше от голода.

Бывало, идёшь мимо того места, где финская солдатская команда побывала, найдёшь там застывшие ошмётки каши, вонючая она, а ешь… Голод до всего доводит.

Да что говорить! Вот слушайте страшную правду, которую я вам скажу. Мы крыс всех поели и собак тоже, старые кожи все съели. Скребли их и варили, получался студень тёмный, липкий, глядеть на него страшно.

Анна Яковлевна Коренухина, бывшая обитательница барака № 32 в лагере № 2, рассказывает о нечеловеческом режиме, установленном финнами для советских людей,

«Однажды наши малолетние детишки случайно вышли за ограду, когда людей отправляли на работу. Это заметил комендант. Он загнал детишек обратно, а в наказание приказал всем женщинам и девушкам нашего барака, — а их было свыше 30, - наголо остричь волосы. Вот, видите, они и посейчас ещё не отросли.

Собаки-финны после этого даже следили за тем, чтобы все были стриженые. Чуть подрастёт волос — снова стрижка начинается».

«Каждый день нас по любому поводу пороли, избивали до полусмерти. Порка стала обыденным явлением, — продолжает Анна Яковлевна. — Розги применялись по отношению к взрослым и к детям». «Чуть что не так, замешкался на работе, или допустил какое-нибудь нарушение «порядка» — сразу розги, — рассказывает Григорий Харитонов. — Всех нас пересекли финские ироды. Вот у меня на спине 30 ударов палкой отмечено. Били так, что кожа чёрной стала. А за что? Не проявил, мол, усердия в работе. Начальник нашего лагеря № 2 лейтенант Салаваара — зверь лютый. Он лично избивал нас резиновой дубинкой».

В лагере № 3 царил лейтенант Каллио. Душегуб ввёл в лагере должность палача, которую с усердием исполнял финн Вейкко Ламберг. Этот подлец придумал специальный способ издевательства над советскими людьми. Он садился «провинившемуся» на голову, вытаскивал из бочки с солёной водой тряпку, накладывал эту мокрую просолённую тряпку на тело мученика и изо всех сил избивал его плёткой. Это был его метод, и он хвастал им, подлец.

Шестидесятивосьмилетняя Анастасия Дмитриевна Парфёнова из лагеря № 3 рассказывает со слезами на глазах:

«Была в нашем лагере 24-летняя Надежда Андреевна Максимова. Уж над ней издевались, страшно вспомнить. Вот однажды вышла она из лагеря — хотела Двум своим ребятишкам (они тоже в лагере были) еды какой-либо достать. Поймали её изверги и на глазах у детей расстреляли.

Да, вот ещё насчёт этой семьи. У Нади отец был в этом же лагере, Андрей Николаевич Костин. Он страдал от голода и непосильного труда. Однажды, когда выгоняли нас на работу, он не поднялся. Посмотрели мы на него, а он мёртвый лежит.

Били нас каждый день по всякому поводу. Если, например, из барака уйдёт кто, — всех избивали. По 25–50 плёток давали. А били, сволочи, изо всех сил. Марию Карпову так избили, что она хоть и осталась жива, да на всю жизнь инвалид».

Записали со слов граждан, освобождённых из финской неволи: майор А. Плющ, майор И. Адов, лейтенант А. Кондратович

5 июля 1944 г.

ЗАЯВЛЕНИЕ

В Чрезвычайную Государственную Комиссию по установлению В расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников

от гражданина Арсентьева Павла Арсеньевича, 1897 г. рождения, проживающего в Петрозаводске, пос. № 3 (быв. лагерь № 3)

Живя в лагерях у финнов, я подвергался 3 раза порке за побег и за невыход на работу. За малейшие проступки финны избивали ни в чём неповинных людей до потери сознания. Так, осенью 1942 года я пробыл в казарме вечером свыше установленного времени 1 час. В казарму вошёл финский солдат, он увидел меня. Я сумел убежать из казармы домой. Он не узнал меня. Утром живущие в нашем доме женщины назвали мою фамилию. Вечером на проверке начальник лагеря лейтенант Арви Малмиваара предложил мне выйти вперёд, лечь на скамейку, где мне дали 10 ударов резиновыми розгами. Я потерял сознание, а очнувшись, почувствовал, что всё тело ноет.

Во время порки присутствовало около 200 человек. Пребывание в лагере унесло у меня полжизни. Сейчас часто болею.

Я был неоднократно свидетелем порок ни в чём неповинных людей, которых терзали заведующий подсобным хозяйством Вильговских лесоразработок Лаакконен и заведующий складом этих же разработок.

От Акимова Виктора Фёдоровича, проживающего в посёлке № 6

Я работал в лагерном штабе один месяц. В штаб меня назначил работать комендант. Что первым мне бросилось в глаза в штабе, это избиение наших людей плетьми. Сам майор каждый раз, когда патруль приводил ребят из города, брал плётку для расправы. Стукнет один раз по столу плёткой, спрашивает: «Зачем был в городе?» Мальчик обычно со слезами отвечает: «Ходил за хлебом». Тогда майор приказывал: «Снимай штаны!» И, положив ребёнка на стол, порол до тех пор, пока тот не скажет три раза, что больше в город не пойдёт. Подобные расправы практиковались почти каждый день. Били не только маленьких, били и взрослых, но били крепче.

РАССКАЗ О ЖИЗНИ В ПЛЕНУ

Кувылудина Александра Львовича, уроженца Ленинградской области, Подпорожского района, деревни Усланки

Это было в 1941 г. 8 сентября захватили нас финны в лесу, привели в деревню и разогнали по домам. Что нам говорили — мы ничего не понимали, потом стали говорить с нами через переводчиков. Началась наша жизнь в плену. Через несколько дней привезли в нашу деревню много народа, тоже захваченных в плен. Тут, конечно, образовались у них штабы, полиция, которая сразу прекратила хождение в соседние деревни, и даже по своей деревне разрешалось ходить только с 6 часов утра до 7 часов вечера. Потом, спустя месяц, пошёл слух, что всех живущих в нашей деревне Усланка будут увозить неизвестно куда. Ну, дождались и этой участи, когда пришли злые варвары, приказали через 30 минут быть на дороге, а куда повезут — неизвестно, только говорили, что в «каупункиин»^[2] и мы покинули свои родные дома. Вывезли нас 29 октября и привезли в г. Петрозаводск. Определили по лагерям. Я очутился в 4-м лагере. Утром встали, видим — обносят наши дома колючей проволокой, а кругом стали ходить вооружённые патрули. За водой и дровами ходим под надзором патруля, а кто сумел уйти под проволоку, того били плётками и сажали в «будку» на несколько дней. Вот таким путём протекала лагерная жизнь. Люди от недоедания, расстройства, заболеваний стали пухнуть и умирать. Еженедельно вывозили до 40 гробов на кладбище. С января 1942 г. начали людей отправлять на лесозаготовки. Самая «примерная» была Кутижма, в которой я находился 6 месяцев. Много людей привезли сюда с упадком сил, но на это финны не обращали ни малейшего внимания. Без медицинской помощи люди от избиений палача-врача умирали. Был такой случай в нашей бригаде с Доршаковым Василием. Он был уроженец Подпорожского района, д. Мятусово. Его конвоир забил почти до смерти, я с товарищами не успел донести его до барака, по дороге он умер. И таких случаев было много. Ещё мужчина, тоже из Подпорожского района, дер. Осиевщина, Филатов Дмитрий Степанович, работал бригадиром, — из его бригады хотели ребята уйти к своим, так за это его избили и посадили в «будку». После этого он заболел и через некоторое время умер. Таких случаев не перечесть. Паразит-врач выгонял всех больных на улицу, выстраивал в строй и начинал командовать: раз-два, — а кто не мог отделить ног от земли, того начинал бить палкой. Так он и меня ударил в висок, я тут же упал без памяти, хорошо что товарищи затащили на койку. Это было в июне, 5 числа. Потом этого палача назначили в командировку в Финляндию, а нас, больных, отправили чуть живыми в лагерь. В лагере я пролежал 2 месяца. Лечил меня русский врач Парфёнов Василий Арсентьевич, от которого многие получали помощь.

РАССКАЗ

Учительницы Клавдии Одоевской

Проживает в г. Петрозаводске, Лососинская наб., д. № 27

16 сентября 1941 г. я эвакуировалась из рабочего посёлка Свирь-3 в Ровскую судостроительную верфь. Через несколько дней (24–25 сентября) в Ровское пришли финны. Финны вламывались в дома, приставали к женщинам, издевались над ними. В первых числах декабря 1941 г. финские власти объявили, чтобы русское население собралось для отправки, но куда именно — не сказали. Три дня мы добирались до железнодорожной станции Свирь. В пути мы останавливались в нетопленных холодных зданиях. Мой ребёнок всё время был на морозе. На ст. Свирь нас погрузили в товарные вагоны — туда набили народа до отказа, так, что негде было сидеть. До Петрозаводска мы ехали 8 суток. У одной женщины, Галины Беловой, умер грудной ребёнок. Она похоронила его в снегу. В дороге финны продуктов не давали.

В Петрозаводске нас направили в лагерь № 4, обнесённый колючей проволокой. Меня с семьёй сестры (всего 8 человек) поместили в маленькой каморке. Продукты, холст и другие вещи, которые наши люди привезли с собой, финны сразу же после прибытия в лагерь отобрали. В лагере от плохого питания (мы ели крапиву, трупы собак, прошлогодний гнилой картофель) развилась большая смертность.

В нашем бараке № 12 проживала семья Беловых из 7 человек. За одну неделю у них умерло пятеро (мать и 4 детей). Весной 1942 г. весь лагерь поголовно переболел цынгой, а дети корью. У меня от кори умер ребёнок. В бараках было холодно, на полу постоянно лежал иней. Дрова для лагеря мы возили на себе.

Еженедельно в нашем лагере умирало по 25 человек. Хоронили покойников так: из подростков, находящихся в лагере, была составлена бригада, которая рыла могилы (под присмотром финского патруля). Гробы накладывались в ямы штабелями, и яма зарывалась лишь тогда, когда она была доверху наполнена гробами (25–30 гробов). Кладбище «Пески» находилось по Соломенскому шоссе, в 5–6 км от лагеря № 4.

Лагерь № 4 находился по улице Калинина. В 1942 г. большинство заключённых нашего лагеря было отправлено на лесозаготовки, а остальных, и меня в том числе, перевели в лагерь № 6. 4 июля 1944 г.

В ЛАГЕРЕ № 5

Левкин Александр Петрович, 1925 г. рождения, уроженец Ленинградской области, Подпорожского района, дер. Павловская, проживающий в г. Петрозаводске, посёлок № 1, барак № 3, рассказал о том, как жили советские люди в плену у финнов.

«Наш район захватили немецко-финские захватчики. Финнами был взят в плен и я, как военнопленный, хотя я никогда не был военнослужащим. Меня направили в концентрационный лагерь, который финны называли лагерем «советских военнопленных», тогда как в них не было ни одного военнослужащего Красной Армии, а находилось лишь мирное население.

Лагерь, в который меня заключили, находился в г. Петрозаводске и значился под № 5. В этом лагере я пробыл с 23 ноября 1941 г. до 29 июня 1944 г., т. е. до того момента, когда Красная Армия освободила г. Петрозаводск, а вместе с тем и всех советских граждан, заключённых финнами в лагери.

Режим в лагере был зверским. Подъём в 6 часов утра, в 7 часов все должны быть на разводе у ворот лагеря, откуда пленных бригадами под конвоем направляли на различные работы.

С работы мы возвращались в 5 часов и до 8 часов вечера занимались уборкой лагеря.

В 9 часов вечера всякое хождение по лагерю специальными приказами строго воспрещалось, и асе должны были находиться на своих местах, воспрещалось также переходить из одной комнаты в другую.

Запугивание, побои и расстрелы были излюбленными методами финских правителей для поддержания заведённого ими порядка в лагерях.

За опоздание на работы — били, не явишься вовремя в лагерь — побои и карцер, задумаешь протестовать против произвола лагерного руководства — опять побои и карцер, а чаще расстрел на месте.

В 1943 г. я был отпущен в город и не смог вовремя вернуться в лагерь. На следующий день я заболел и по разрешению врача не вышел на работу. За мной пришли два финна, избили меня резиновыми палками и на 12 суток посадили в холодный карцер. Гражданку Майорову Анну финны избили за то, что она вздумала протестовать против произвола старосты лагеря, систематически обворовывавшего заключённых при выдаче продовольственного пайка.

За ту или иную «провинность» одного отвечали все жильцы барака, где жил «провинившийся».

Когда заключённый в лагерь Кулаков Александр, 14 лет, пытался выйти из лагеря в город для приобретения продуктов и был задержан, то за это все жильцы дома № 20 лагеря № 5 были оставлены на 4 дня без питания.

В лагере царили произвол и грабёж. Все лучшие вещи заключённых финны и их пособники отобрали себе.

В лагере была установлена мизерная норма продовольственного снабжения: давали на день по 300 граммов хлеба с примесью древесной муки, иногда 15 граммов сахара и изредка 50 граммов конины.

Но и эта норма не доходила до заключённого, так как старшины бараков, которые ведали распределением продуктов, всячески обкрадывали заключённых.

Доведённое до крайнего истощения, население лагерей вынуждено было различными путями добывать себе дополнительное питание, за что жестоко наказывалось финнами.

Однажды мы с мальчиком Демёхиным Сашей вышли из лагеря, нашли немного продуктов и принесли их.

Наше отсутствие было замечено начальником лагеря, и нас вызвали в комендатуру на допрос.

При допросе офицер Мойланен, периодически, через каждые 5-10 минут, избивал меня резиновой палкой, внутри которой находился железный прут.

После допроса нас, раздетых, бросили в холодный карцер, где было 18–20 градусов холода. После того, как мы пробыли в карцере 6 часов, к нам пришёл финн Вейкко и, избив снова резиновой палкой, отпустил в барак.

Всего мне за это время было нанесено 43 сильных удара.

Демёхин Саша при вторичной попытке выйти из лагеря с той же целью без всякого предупреждения был убит финским солдатом.

Мне известен и такой случай, когда истощённые от недоедания и непосильной работы 5 человек заключённых в лагере посёлка Вилга решили бежать из финского плена, но были задержаны, доставлены обратно в лагерь и прогнаны сквозь строй.

Один из пяти пытавшихся бежать, подросток лет 15, не выдержав избиения, укусил лейтенанта за палец. Тогда лейтенант схватил подростка за горло, бросил в сторону, а один из солдат тут же пристрелил его из винтовки. Лейтенант же заявил, что такая участь грозит и остальным четырём заключённым.

18 июля 1944 г.

г. Петрозаводск.

АКТ

1 июля 1944 г., дер. Полдыки, Пряжинского района, Карело-Финской ССР. Мы, нижеподписавшиеся, колхозники колхоза «Объединённый труд», Согинского сельсовета, Подпорожского района, Ленинградской области, Данчуков Михаил Афанасьевич, Корчин Степан Андреевич, Титов Александр Гаврилович, составили настоящий акт о нижеследующем: при оккупации финнами колхоза «Объединённый труд», Согинского сельсовета, Подпорожского района, Ленинградской области, по распоряжению финского коменданта гарнизона 25 ноября 1941 г. все колхозники Согинского сельсовета, по национальности русские, были отправлены в концлагерь № 5, находившийся в г. Петрозаводске (бывший железнодорожный городок). Всего из Согинского сельсовета направлено в лагерь 105 семей. При направлении в лагерь всё имущество и скот у колхозников финны изъяли. Всего финны забрали 80 лошадей, 130 голов крупного рогатого скота, более 200 овец, более 110 свиней, птицу и всё личное имущество колхозников.

Колхозникам при направлении в лагерь разрешалось взять только постельное бельё и на несколько дней хлеба.

В лагере № 5 105 семей из колхоза «Объединённый труд» находились с 25 ноября 1941 г. по 10 мая 1943 г. и жили в ужасных условиях. Люди размещались в маленьких комнатах по 12–20 человек, получали на день лишь по 200 граммов муки для болтушки.

Финны систематически издевались и избивали русских, находившихся в лагерях. Колхозника Титова А. Г. били шомполами, колхозника Данчукова М. и его жену — палками. В результате жутких условий жизни, в лагере № 5 из 8000 человек умерло более 3000 человек. В иные дни в лагере умирало по 20–25 человек, причём трупы умерших убирались не ежедневно, а через 2–3 дня. В мае 1943 г. часть семей Согинского сельсовета из лагеря финны направили в Пряжинский район на заготовку леса. Так, из дер. Полдыки было направлено 32 семьи.

(Подписи)

ФИННЫ НЕ ЩАДИЛИ ДАЖЕ ДЕТЕЙ

В лагерях советских пленных финны кормили плохо, хлеба давали по 350 граммов на день и мяса — конины по 50 граммов на 7 дней. Детишки в лагерях умирали от голода.

В то время хоронили умерших в лагере советских пленных по 3 раза в неделю: в понедельник, среду и пятницу. И в каждый раз в покойницкой наваливались костры умерших людей.

Советские дети в концентрационном лагере белофиннов.

Желая помочь плачущим от голода сестрёнкам и братишкам и убивавшийся с горя матерям, подростки Саша Демёхин, 12 лет, Ваня Коновалов и Лёня Кутоев тайком уходили из лагеря в город. В финских столовых они выпрашивали у работавших советских людей остатки каши или кусочки хлеба и приносили домой.

22 октября 1942 г. ребята при возвращении в лагерь были замечены финскими часовыми в тот момент, когда они подползали под колючую проволоку. Солдаты подняли стрельбу в детей. Палачам удалось тяжело ранить Сашу Демёхина. Ваня Коновалов и Лёня Кутоев были на 5 суток заперты в холодную «будку».

Раненого Демёхина финские изверги направили в больницу. В больнице перед смертью Саша рассказал матери, что выпрошенные им для братишек и сестрёнок галеты находятся в кармане. В страшных мучениях в ту же ночь Саша скончался.

Демёхина Меланья Михайловна, Демёхин Павел Иванович.

14-летний Коновалов Иван, уроженец Ленинградской обл., Подпорожского района, дер. Медведица, рассказал:

«Вместе с родителями я был в плену у финнов, в лагере № 5. Однажды я договорился со своими товарищами: Демёхиным Александром и Кутоевым Лёней перелезть через проволочное заграждение и уйти в военный городок, чтобы достать сколько-нибудь хлеба или галет для родителей, так как они в то время сидели голодными. Такое же положение было и у моих товарищей. Через проволоку мы перелезли, и нас не заметили, а когда возвращались обратно, то нас обнаружил финский солдат Микко и открыл стрельбу. Я сейчас не помню, сколько он сделал выстрелов, но одна пуля попала в грудь Демёхину Саше. К месту, где упал Саша, прибежали другие финские солдаты, и меня с Кутоевым задержали и увели в карцер, а Сашу Демёхина увезли в больницу, где он и умер. Меня и Кутоева вызвал к себе начальник лагеря — лейтенант и бил нас палкой, а солдат Микко дёргал меня за ухо. В карцере мы сидели 5 суток, и вместе с нами сидело ещё много мальчиков и мужчин, фамилий которых я не знаю».

Гражданка Савина Дарья Васильевна, 1888 г. рождения, уроженка Карело-Финской ССР, Заонежского района, деревни Сельга, рассказывает: «Свободное хождение было ограничено даже в зоне лагеря. Охрана была усиленная, финны действовали по строгим инструкциям, запрещали подходить на близкое расстояние к проволочному заграждению. За это угрожал расстрел, как за попытку к бегству. В 1943 г. фашистский охранник Тойвола избил моего сына Захарьева Сергея Яковлевича. От сильныхI побоев мой сын лишился слуха и несколько дней болел, не мог двинуться с места. Тот же Тойвола избил подростка Евгения, сына Савельевой Татьяны, за то, что тот, измучившись на работе, сел отдыхать. Избиение мужчин и подростков было массовым явлением.

Пленные советские граждане получали нищенский паёк продуктов. В 1942-43 гг. нам выдавали на человека в день по 300 граммов хлеба ив муки с древесной примесью и 50 граммов гнилой колбасы на при дня. Люди истощали так, что не могли передвигать ног, а работать всё равно заставляли.

В лагере была массовая смертность. О количестве умерших можно судить даже по тому, что, согласно инструкции, вывоз умерших на кладбище производился два раза в неделю. Вывозили по 20–25 гробов за один раз и хоронили в общую могилу-траншею по 3–4 гроба».

КАК НАС ФИННЫ МУЧИЛИ

Гюбиев Фёдор Иванович, 1911 г. рождения, уроженец Пряжинского района, с. Пряжа, Карело-Финской ССР рассказывает:

«Во время оккупации финские войска творили неслыханные зверства. Финские палачи упражнялись в меткости стрельбы по живым целям — по детям, подросткам и женщинам. Я с семьёй проживал за оградой лагеря в Петрозаводске и в 1943 году лишился двоих детей. 29 февраля 1944 года мои дети, мальчик и девочка, были на улице, и финский душегуб выстрелом из винтовки из окна своего дома убил их. Этот фашистский выродок не стоял на посту, а, блаженствуя дома в своей квартире, упражнялся в меткости стрельбы».

Калкасов Николай Николаевич, 1927 г. рождения, уроженец дер. Петрозеро, Гоморовского сельсовета, Подпорожского района, Ленинградской области, рассказал:

«Финская администрация лагеря № 5 в городе Петрозаводске, в особенности сержант финской армии Вейкко Ламберг, издевались над советскими людьми. Часто людей вызывали в штаб лагеря и избивали. Меня в штаб лагеря вызывали три раза и очень сильно избивали.

Первый раз это было в феврале 1943 г. Я пошёл в город, чтобы там купить хлеба. Дорогой меня поймали солдаты из охраны лагеря, привели в штаб находящийся у зоны проволочного заграждения лагеря. В штабе меня избил сержант финской армии Вейкко Ламберг ударами плётки — я получил 25 ударов, а после избиения меня посадили на 4 суток в «будку».

Второй раз — в марте 1943 г. — меня вызвал в штаб лагеря сержант Вейкко Ламберг и избил меня кулаками по лицу. Лицо у меня было всё изуродовано, опухло, и я даже не мог есть. После этого меня на 5 суток посадили в «будку».

Третий раз — в октябре 1943 г. — я с группой советских граждан возвращался е работы в лагерь. Дорогой мне захотелось итти впереди, и я обогнал несколько человек. За это меня отправили в штаб лагеря, где сержант Вейкко Ламберг с переводчиком Бакалкж Петром Герасимовичем меня избили до потери сознания. После этого избиения меня домой принесли, и я трое суток не мог ни сидеть, ни ходить».

Смирнов А. А., уроженец Ленинградской области, Подпорожского района, дер. Киссиево, рассказал:

«В лагере администрация и подчинённая ей охрана творили полный произвол над пленными советскими людьми. Люди содержались в антисанитарных условиях. Ввиду неимоверной скученности, завелись у всех вши, людей морили голодом, били палками и плётками и чинили над ними разные издевательства.

Я был очевидцем, когда финский солдат Лехтинен избил, абсолютно ни за что, одного старика. Лехтинен избивал его палкой так, что палка сломалась от ударов».

Остроумов Пётр Спиридонович, 1922 г. рождения, уроженец Калининской области, г. Великие Луки, находился в концлагерях № 5 и 1 в г. Петрозаводске — неоднократно сам подвергался избиениям и был очевидцем избиения других. Он рассказал:

«От повседневного недоедания я был сильно истощён и, чтобы не умереть с голода, вынужден был продавать свои вещи для приобретения продуктов. Узнав про это, комендант лагеря, майор финской армии, приказал подвергнуть меня экзекуции. 1 декабря 1943 г. будочник-капрал финской армии и капрал Тойвола исполнили это приказание, нанеся мне 60 ударов резиновой палкой. Экзекуция происходила на глазах Амосова Дмитрия Петровича, Каликина Иосифа Фёдоровича и Федотова Алексея.

Копосова Василия финские палачи избили за то, что он имел спрятанный фотоаппарат.

Гоголев Василий был избит за то, что передал за проволоку своим знакомым личные вещи для приобретения продуктов.

Финские изверги пороли розгами матерей, дети которых, играя, забегали за лагерную ограду.

В 1943 г. за оградой лагеря № 6 были убиты двое детей, которые шли по тропинке, идущей рядом с оградой лагеря.

ЗАЯВЛЕНИЕ

В Чрезвычайную Государственную Комиссию по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников

от учительницы Лукиной Капитолины Ефимовны, проживающей в Петрозаводске по ул. Перевалочной в доме № 17.

В 1941 году 18 сентября в с. Остречины, Ленинградской обл., Вознесенского района, пришли фашистские изверги-финны. Они начали издеваться над мирными советскими людьми. Жителей Остречин эвакуировали в г. Петрозаводск и посадили в концентрационные лагери, обнесённые колючей проволокой.

Условия жизни в лагерях были ужасные. Но мне в лагере пришлось жить недолго. Скоро всю молодёжь угнали на лесозаготовки, вместе со всеми уехала и я в Орзегу. Нас увезли от родителей, сказав, что увозят на 3 недели. Но продержали нас там не 3 недели, а 3 года. Сообщения с родными не было никакого. Условия были ещё хуже, чем в концлагерях. Многие люди болели от голода и тяжёлой принудительной работы. Больных увозили в лагерь, где они и умирали.

Был случай, когда один финский патруль, который караулил рабочих на бирже, выстрелил из винтовки прямо в девушку Марусю, которая тут же упала. Он её застрелил ни за что. Мёртвую Марусю привезли в лагерь.

За невыход на работу сажали в будку и били плётками, через солёную тряпку. За невыполнение нормы не давали хлеба.

Несмотря на все издевательства со стороны финнов, рабочие лесозаготовок не боялись их. Они через проволоку тайно уходили в лагери, чтобы проведать своих больных родителей. У меня в лагере осталась мать и 13-летний брат. Мать в скором времени заболела, и эта весть дошла до меня. Я, конечно, не страшась финских патрулей, тайно пошла в лагерь через проволоку, чтобы проведать её. Я пришла поздно вечером и ушла рано утром. Виделась с ней только одну ночь. Мать болела от голода. Брат мой Юра тогда пошёл из лагеря в город, чтобы достать там матери кусок хлеба. Но его поймали финские патрули и стали просить сигарет или же денег, — обещая его отпустить. Какие у него могли быть деньги на выкуп? Не получив от него ничего, они свели его в штаб. Отобрали у него последний кусок хлеба, посадили в холодную «будку» на 4 суток Стояли трескучие морозы. Ему к тому же дали 15 розг. Несмотря на всё это, он всё равно ходил в город и, таким образом, спас мать от смерти. В «будке» зато сидел не один раз, и плётками били его тоже нередко.

Как-то однажды приходит к нам финн Петтери Вийнанен для того, чтобы взять моего брата в «будку». Все мои попытки освободить его от мучений были напрасны, также были напрасны горючие слёзы матери. Его посадили на 15 суток за тот же несчастный кусок хлеба.

Да, нет слов описать тяжёлую жизнь и издевательства со стороны зверского врага. 19 июля 1944 г.

(Подпись)

ЗАЯВЛЕНИЕ

Бывших заключённых Петрозаводского лагеря № 6 Лидии Колосовой и Антонины Кейковой.

Шестой лагерь заключённых помещался на окраине г. Петрозаводска на Перевалочно-лесной бирже. Он состоял из 139 домов. Территория лагеря была обнесена колючей проволокой, высотой до 2 м. Внутри этого лагеря находился исправительный лагерь, состоявший из трёх домов №№ 128, 129, 130. Этот исправительный лагерь был обнесён двумя рядами колючей проволоки и забором. Внутри лагеря на ночь выпускалась собака. В исправительный лагерь заключали «провинившихся», т. е. тех, кто пытался противоречить финнам, за попытки побега, за уход в город (в этом «провинились», главным образом, ребята лет 10–12). Подходить остальным заключённым к исправительному лагерю строго запрещалось, разговаривать с заключёнными также было нельзя. Попытки передать заключённым хлеб карались заключением в исправительный лагерь. Одну женщину за это ранили финны из ружья.

К моменту прихода Красной Армии в Петрозаводском лагере № 6 находилось до 3500 человек, согнанных со Свири, из Заонежья и других районов.

С самого начала существования лагеря (1941 г.) в нём развилась большая смертность из-за цынги, недоедания. Заключённые в большинстве пухли от голода. Ежедневно умирало по 10–15 человек. В общей сложности в лагере умерло свыше тысячи человек.

На неделю выдавали 40 граммов мяса. Заключённые питались крапивой, убивали собак, кошек, крыс, ловили лягушек. Заключённых отправляли под охраной на лесозаготовки, на очищение городских улиц. Среди этих людей были учителя и врачи. За малейшее нарушение лагерного режима финны подвергали заключённых порке резиновыми плётками, сажали в холодный карцер. Заключённым платили по 2–3 марки в день. Цены стояли такие: хлеб — 50 марок килограмм, спички — одна марка коробка. Причём, купить хлеб можно было потихоньку только у финских солдат, которые спекулировали своим пайком.

Начальник лагеря майор Куурема сам неоднократно избивал заключённых резиновой плёткой. После избиения он всегда ходил довольный и улыбался, говоря: «Немного руки болят, русских наказывал» (он говорил по-русски).

Мы работали в лагере в качестве писарей.

В воскресенье, 18 июня, придя на работу, мы увидели, что все документы, списки заключённых и т. п., были финнами сожжены.

Начальник лагеря майор Куурема и солдаты 20–21 июня начали распродавать своё и казённое имущество. Продавали и вещи, украденные с вещевых военных складов. Майор продавал папиросы (он запрашивал по 150–200 марок за пачку), грязное бельё и т. д. Были случаи грабежа. Один солдат остановил мальчика, шедшего из города с продуктами отобрал все продукты и прогнал мальчика обратно.

(Подписи)

ПИСЬМО

Детей офицера Кузьмина воинам Карельского фронта

Дорогие товарищи бойцы!

Мы не видели нашего папу три года. Мы сидели за проволокой и не могли выйти на улицу. Финские солдаты очень крепко били тех, кто перелезал за проволоку. Если заметит патруль, то сразу же стреляет. В нашем лагере был мальчик Шура Версаков. Пуля поранила ему голову, а стрелял в него финн за то, что Шура хотел искупаться.

В первый год нашей жизни при финнах здесь умерла мама, и мы остались одни. Финны не давали нам никаких продуктов, и мы всегда ходили голодные; ели, что дадут нам лагерники.

Финны наказывали русских детей резиновой плёткой. Они сильно избили Лёшу Васинова потому, что он ходил в город просить хлеба. Лёша быстро вернулся, но они всё равно узнали про это, и один солдат, которого звали палачом, бил его. Вся спина у Лёши была синяя. Потом ребята еле дотащили его до дома.

Мы все боялись палача.

Было очень трудно жить. Но вот мы узнали, что подошли русские. Патруль ушёл от нашего лагеря. Кругом в городе мы услышали взрывы. Это финны взрывали разные дома. В наш лагерь они привезли бензин и хотели сжечь лагерь, но не успели, так и убежали. Утром мы увидели, что подходят пароходы с красными флагами. Мы сразу догадались, что это русские, побежали на пристань и стали спрашивать про папу. Мы всё время ждали его и всех вас.

Теперь мы знаем, что вы никогда не пустите сюда финнов и никогда больше не будет колючей проволоки.

Спасибо вам, дорогие бойцы и командиры, за то, что вы освободили нас и что мы увидели нашего лапу.

Володя Кузьмин, Аскольд Кузьмин

Июль 1944 г. Петрозаводск

ЗАЯВЛЕНИЕ

В Чрезвычайную Государственную Комиссию по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников

от гр-ки Гужевой Евдокии Платоновны

Я, Гужева Евдокия Платоновна, родилась в 1903 году, проживаю в настоящее время в посёлке № 6, в доме № 41, кв. № 2. Прошу Вас разобрать мою жалобу.

Находясь в плену, я была врачом освобождена от работы по болезни. 4 октября 1943 года меня вызывают в штаб, а я не знала, зачем меня туда вызывают, я думала, что пришёл мне денежный перевод от сына, который находился на работе в Подпорожье. И вот, придя в штаб, я спросила Вяппеля о переводе, и он спросил у меня мою фамилию. А за одним столом с Вяппеля сидел сержант.

В то время, когда Вяппеля искал мою фамилию в списке, в кабинет вошёл начальник, который распределял людей на работы. Он сказал сержанту, что я не вышла на работу. Тогда сержант схватил плётку. Увидав плётку, я испугалась и побежала вон из кабинета, а сержант за мной вслед и, нагнав меня в коридоре, схватил за плечи и бросил об пол. Это я хорошо помню, а дальше не помню, что со мной было, так как я лежала на полу, потеряв сознание. Придя в сознание, я увидела, что меня уже подняли и повели в больницу. Когда врач осмотрел меня, то признал действительно больной.

В этот момент, когда меня сержант бросил об пол, я ушибла позвоночный столб, чем я страдаю и в настоящее время.

Прошу разобрать мою жалобу.

К сему: Гужева Евдокия.

О ЛАГЕРЕ № 5

В ноябре 1941 года в железнодорожный посёлок ст. Петрозаводск, Кировской железной дороги, финны привезли первых 200 мирных русских граждан, захваченных на территории Карело-Финской ССР. После непрерывным потоком подвозили других пленных. В январе 1942 года в лагере насчитывалось 8403 человека, все жилые помещения были густо набиты людьми, дети и женщины валялись на полу и не только в комнатах, но и в кухнях, коридорах, на лестницах.

Сразу же посёлок был часто обнесён колючей проволокой и пленным под страхом смерти было запрещено выходить за проволоку без разрешения начальства.

Начальником лагеря был лейтенант Яакко Луккаринен (исключительный развратник), его помощниками — Салми и палач Вейкко Ламберг.

Впоследствии, с апреля 1943 года начальником лагеря был лейтенант Каллио.

Старшиной лагеря был изменник Люботинский Виктор Адамович. Этот проходимец только что до войны отбыл срок наказания по статье 58-й Уголовного Кодекса и жил в Остречинах, Вознесенского района, Ленинградской области.

С первого дня в лагере кормили по жёстким нормам, все без исключения — дети и взрослые — получали хлеба по 300 граммов на день. Как правило, хлеб не взвешивали, выдавали «на-глазок». Мяса — гнилой конины — давали по 50 граммов на неделю.

Трудоспособных мужчин отправляли по этапу на лесозаготовки в Кутижму и Вилгу, Орзегу, Деревянное и Ровское, где люди подвергались исключительным пыткам и жили в очень тяжёлых условиях.

По приказу штаба лагеря было объявлено, что если кто-нибудь выйдет за черту лагеря, то весь дом, в котором проживает виновный, будет лишён нормы на 4 дня. Так например, мальчик 12 лет из дома № 4 подполз под проволоку и был замечен; мальчика посадили в «будку», выпороли, а все живущие в 4-м доме 4 дня сидели без хлеба и продуктов. Несмотря на слёзы голодных детей, закон выдерживался крепко.

Жители 26, 42 и 44 домов тоже из-за желания ребят проникнуть за проволоку жили без нормы 4 дня.

Пороли людей за то, что они не во-время являлись на работу утром. Гришину Петру и Тебрякову Андрею дали финны в холодной «будке» по 25 плетей.

Бандит Луккаринен не брезговал сам заниматься мордобитием. Однажды он избил кулаками до крови Павлова Ивана.

Для массовой расправы приезжала в лагерь городская полиция.

Плетьми стегали всех, кто подходил к проволоке, и даже тех, кто просто попадал на глаза начальству.

От плохих условий жизни, от грязи, плохого питания (к муке подмешивались опилки и в ней заводились черви, мясо и колбаса тоже были с червями), в январе 1943 года в лагере вспыхнула эпидемия сыпного тифа, и 8 месяцев в лагере был карантин.

За всё время существования лагеря (с ноября 1941 года по июнь 1944 года) в лагере умерло около 3000 человек, и в основном от голода, непосильных условии труда, от заразных болезней.

Пугалом для живущих в лагере был врач по прозвищу «бог». Этот «бог» бил направо и налево как работников больницы в лагере, так и больных. Если «бог» обнаруживал в квартире грязь или вшей, то бил нещадно чем придётся и давал приказ снять волосы немедленно.

Тяжелобольные ещё больше простуживались от того, что до прихода «бога» на полтора часа в палатах открывались окна и двери, чтобы не чувствовался спёртый воздух.

Сотрудники больницы и заключённые прятались от этого врача, чтобы избежать избиений.

Коновалов Игнатий Ефимович, Громов Иван Ефимович

19 июля 1944 г.

г. Петрозаводск

ЗАЯВЛЕНИЕ

В Чрезвычайную Государственную Комиссию по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников.

18 сентября 1941 года в 5 часов вечера нашу местность заняли финны.

С первых же дней своего прихода они стали угнетать и грабить мирное население: резали скот, уничтожали огороды, разрушали строения, грабили личное имущество. Забирали у населения съестное, а детей оставляли голодными. 22 сентября 1941 года у меня угнали и зарезали 7-месячного поросёнка и пригрозили, чтобы я никому не жаловалась, иначе буду наказана по закону военного времени.

С 1 декабря начали население эвакуировать. Б колод и вьюгу, при 35–40 градусах мороза, женщины с малолетними детьми должны были итти пешком. Финны врывались в дома по 3–4 человека, пьяные, разрывали вещи и лучшее уносили. 2 декабря 1941 года ворвались 3 финна в мою квартиру, унесли 3 пары валенок. 4 декабря заявились снова и опять забрали лучшее мужское бельё, да ещё избили сестру.

14 декабря в 7 часов вечера выгнали жителей из квартир эвакуироваться. Мы просили оставить нас до утра, за это один изверг ударил мою 66-летнюю мать прикладом. 15 декабря нас выгнали из деревни, отобрав скот, выдав какую-то фальшивую бумажку. Везли в холодных вагонах 2 суток без света и воды, привезли в г. Петрозаводск и загнали в концлагери.

В первый год этой жизни погибли тысячи людей от рук палачей.

А. Федосеева

18 июля 1944 г.

г. Петрозаводск

ХОЗЯЙНИЧАЛИ ГОЛОВОРЕЗЫ

Коломенский Алексей Прокофьевич, 1895 г. рождения, уроженец Ленинградской области, Подпорожского района, дер. Пертозеро, содержался с 1 декабря 3941 г. по 28 июня 1944 г, в концентрационном лагере № 5 в г. Петрозаводске. В этот лагерь финны пригоняли по этапу мужчин, женщин, стариков и детей из Вознесенского и Подпорожского районов Ленинградской области, а также из районов Карело-Финской ССР.

А. Коломенский показал:

«Заключённые работали от темна до темна на самых разнообразных трудоёмких работах, на холоде и в воде. Кормили нас скудной пищей из отбросов. Ослабевших, опухших от недоедания людей финны из охраны лагеря избивали.

В лагере находилось свыше 7000 заключённых, и жилые бараки были переполнены до невозможности. В результате созданных финскими властями невыносимых условий, жесточайшего лагерного режима, на почве сильного истощения в лагере имела место большая смертность. По моим записям в личном блокноте, далеко неполным, общее число умерших значится около 2000 человек. Работая возчиком, я вывозил из лагеря умерших на кладбище «Пески», расположенное в 5-ти километрах от города Петрозаводска. По моим записям, в мае 1942 г. умерло 170 человек, в июне — 171, в июле — 164, в августе — 152, всего с мая по 31 декабря 1942 г. умерло в нашем лагере 1014 человек. В начале 1942 г. в этом лагере было около 7,5 тысячи человек, а к моменту освобождения нас Красной Армией оставалось 4,5 тысячи.

Трупы умерших вывозили из лагеря на подводах и зарывали в общую могилу — траншею в «Песках». Родственников допускали для похорон только под конвоем. Администрация лагеря состояла из самых отъявленных головорезов, которые самым безжалостным образом издевались над людьми. В лагере была камера (карцер), куда сажали пленников и там избивали плётками и палками.

ЗАЯВЛЕНИЕ

В Чрезвычайную Государственную Комиссию по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников

от учительницы Крыловой Марии Фёдоровны, проживающей в Петрозаводске по ул. Полярной в доме № 93

В 1941 году 13 ноября пришли к нам в дер. Конда, Заонежского района, Сенногубского сельсовета, изверги-финны.

Наша семья состояла из 5 человек: матери — 55 лет, двух сестёр и моей дочери, родившейся 19 октября 1941 года. Отец сумел переправиться к своим. Муж мой, Крьшов Семён Васильевич, в рядах Красной Армии.

Финны с первых же дней прихода начали производить обыски в домах жителей и отбирать хлеб. К нам несколько раз приходили по 8-10 человек вооружённых финнов и в доме перевёртывали всё вверх дном, ругались, грозили наказаниями, требуя хлеба.

Проклятые изверги рылись даже в люльке моей малютки-дочери.

Когда они узнали, что я учительница, то несколько раз допрашивали, а потом с ехидством смеялись над тем, что мне давали по 200 граммов овса и то не каждый день.

16 января 1942 года всех жителей нашей деревни выгнали из домов и увезли в Петрозаводский лагерь № 6. Почти все наши вещи остались дома, так как финны их не разрешили взять. И всё добро, что наживали мы и наши родители и деды, разграблено злодеями-финнами. Они же, проклятые, позднее сожгли и дом наш.

Страшной была наша жизнь за колючей проволокой в лагере. Сестру сразу же отправили в лес, откуда она вернулась потом сильно больной. Мне приходилось выполнять различную работу, хотя я еле носила ноги по земле. Копала ямы под помойки и уборные, пилила дрова, копала могилы на кладбище, копала канавы, разделывала целину — вот основная моя работа в лагере до зимы 1943 года.

Финны всячески старались увеличить смертность среди заключённых в лагере. Ярким примером тому служат выдуманные ими вошебойки-парилки. В маленькую клетку загоняли по 20–30 человек, не считаясь с полом, возрастом и здоровьем, нагоняли о ней температуру чуть не до 100 градусов, а затем людей выгоняли на холод.

Моя дочь Гертруда несколько раз была при смерти после этих парилок.

Один раз я отказалась было нести её в парилку, так как у неё была высокая температура. Тогда пришли два финна и погнали нас палками. После этого моя малютка болела 7 месяцев.

Теперь мы свободны. Большое спасибо Красной Армии, вырвавшей нас из-под гнёта оккупантов.

(Подпись)

ЗАЯВЛЕНИЕ

В чрезвычайную Государственную Комиссию по установлению расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников

от гражданок Боковой и Воронцовой, Посёлок № 6, д. 107/98.

Среди финнов в лагере № 6 особенно отличались изверги майор Куурема, капрал Тойвола и капрал Нюрос. Эти изверги фашистские издевались над русским народом.

К числу издевательств относится поголовное снятие волос и избиения. Были избиты плётками: Колосов Василий (летом 1942 года в августе), Жвынов Сергей, Савин Сергей, Ощуков, Москалёва Клавдия. Кроме этих, ещё сотни людей из лагеря были брошены в «будку» и избиты злодеями до потери сознания. Избивали и детей. Очень мало есть детей, которые не испробовали финской плётки с железным наконечником, не сидели в «будке». Кондаков Владимир был избит плётками 4 раза, выпороты Пашов Владимир, Сысоев Владимир, Фокин Василий, Стафеев Александр, Семенков Михаил, Савельев Евгений.

В мае 1944 года все школьники были посажены в «будку». В течение целой недели дети партиями уводились поочерёдно в «будку», где их пороли плётками. А дело было в том, что кто-то из детей бросил камнем в финский патруль.

(Подписи)

ГИБЛИ ТЫСЯЧИ СОВЕТСКИХ ЛЮДЕЙ

Дмитричева Екатерина Михайловна, уроженка Пензенской области, Телегинского района, дер. Михайловка, проживающая в г. Петрозаводске, в посёлке № 1, а доме № 1, рассказала:

«В начале Отечественной войны я после оборонных работ уехала в Заонежский район Карело-Финской ССР, где и попала в плен к финнам.

В начале февраля 1942 г. финны привезли нас в концлагерь № 6 в г. Петрозаводск, а позднее направили работать на станцию Орзега и оттуда в Деревянное и «Пески».

Работая в Орзеге и «Песках», я часто наблюдала, как финны издевались над мирным советским населением, заключённым в лагери.

Так, например, в лагере «Пески» голодный мальчик Петя без разрешения начальника лагеря зашёл в палатку финских солдат, чтобы попросить кусок хлеба. Находившийся в это время в палатке начальник лагеря выстрелом из пистолета убил мальчика.

Финские мерзавцы избивали в лагерях мужчин, ребят и девушек за то, что те заходили друг к другу в барак или ходили в палатки финских солдат за подаянием.

Особенно выделялся жестокостью начальник лагеря № 6 майор финской армии (фамилии его не знаю).

Население лагеря в 1942 г. мёрло от голода. Покойников финны вывозили два раза в неделю. Каждый день в лагере умирало до 10 человек.

Мой отец Дмитричев Михаил Фёдорович умер в это время. И финны не разрешили мне похоронить отца. Знаю, что он зарыт в «Песках», на кладбище, где похоронены тысячи советских Граждан».

17 июля 1944 г.

г. Петрозаводск.

ЗАЯВЛЕНИЕ

В Чрезвычайную Государственную Комиссию по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников

от Пантюхина Н. Р., начальника Карело-Финского телеграфного агентства, и Шварёва А. Б., сотрудника редакции газеты «Ленинское знамя»

16 июля 1944 г. мы посетили кладбище, расположенное в пяти километрах от города Петрозаводска по Соломенскому шоссе. Это кладбище, как сообщили местные жители, было седьмым лагерем, лагерем смерти. Кладбище усеяно многочисленными крестами.

Пелагея Ивановна Фирсанова, находившаяся в плену в лагере № 3, рассказала: «Я похоронила на этом кладбище 9 человек родных. Все они умерли в лагере № 3. Мне посчастливилось присутствовать на похоронах мужа. Я видела много гробов. Их клали, как дрова. Если оказывалось среди больших гробов место, подыскивали маленький гробик. Всего на этом кладбище похоронено не менее 9 тысяч человек».

Александра Алексеевна Филанова, почти три года пробывшая в шестом лагере и похоронившая троих своих малолетних детей, а также мать и сестру, рассказала: «Оккупанты разрешали присутствовать при погребении только родным, заключённым в одном лагере. Узнав о болезни своей матери, находившейся в соседнем, пятом лагере, я попросила разрешить свидание с ней, но мне было отказано. Мать умерла, но мне не разрешили присутствовать на её похоронах. Установить теперь, где могила моей матери, невозможно, так как гробы укладывались в огромные могилы. Гробы устанавливались в три-четыре ряда, большие вниз, маленькие наверх».

В дни оккупации города Петрозаводска финны установили для советских людей, попавших в плен, каторжные условия жизни. Люди умирали от голода, непосильного труда, от эпидемических заболеваний. Об этом свидетельствуют многие простые, но глубоковолнующие надписи, сделанные родными и близкими на крестах могил безвременно ушедших близких:

«Спи, моя милая крошка,

Крепкий, спокойный твой сон,

Но спать тебя уложили

Голод, неволя и плен».

Эти строки посвящены пленной Ирине Евдокимовой. В день смерти ей исполнился год. На могиле Л. 3. Шанной оставлена следующая надпись: «Веку ей было 41 год, скончалась 1942 г. 13 июня, 5-й лагерь пленных. Кто сирот нас приголубит, милая наша мама». Последние слова были написаны очевидно детьми-сиротами.

«В 6 лагере, — рассказывает Парасковья Анушкина, — у заключённой Котлиной Александры был 13-летний сын. Котлина умирала от голода, сын решил раздобыть для неё кусок хлеба. Он пробрался под проволоку, но его заметил часовой и без предупреждения выстрелил в него разрывной пулей. Мальчик упал с распоротым животом. 2 часа без помощи валялся ребёнок возле проволоки, пока не умер».

На кладбище похоронено очень много детей в возрасте от 1 года до 4-х лет. Это видно по сохранившимся надписям.

Парасковья Ивановна Шилова из дер. Курьеницы, Кижского сельсовета, Заонежского района, рассказала:

«За колючей проволокой в петрозаводских лагерях сидели почти все жители деревни Курьеницы. На моих глазах умерло более 150 односельчан. В живых остались только я и моя соседка. Среди умерших были дети, женщины, старики».

В день посещения кладбища — 16 июля 1944 г. — мы видели много детей, женщин, которые разыскивали могилы своих родственников, мы слышали стоны и плачи, от которых, казалось, земля стонала. Всё рассказанное сообщили нам люди, находившиеся на кладбище.

АКТ

Г. Петрозаводск, 20–22 июля 1944 г. Комиссия под Председательством депутата Верховного Совета СССР тов. Дильденкина Н. А. и членов: представителя Петрозаводского университета тов. Базанова и председателя Чрезвычайной Государственной Комиссии тов. Макарова В. Н., с участием судебно-медицинской экспертизы в составе: главного судебно-медицинского эксперта Карельского фронта майора медицинской службы Петропавловского В. Н., главного патолога Карельского фронта подполковника медицинской службы доктора медицинских наук Ариель М. В., судебно-медицинского эксперта Н-ской армии, майора медицинской службы Яковлева В. В., армейского патолога-анатома капитана медицинской службы Виленсон Б. А., помощника главного судебно-медицинского эксперта Карельского фронта старшего лейтенанта медицинской службы Борисова И. Н. и лейтенанта медицинской службы Комаровой В. Г., произвела исследование трупов пленных и советских гражданских лиц, бывших заключённых в финско-фашистских концентрационных лагерях г. Петрозаводска, захороненных на кладбище «Пески» в 6 км от Петрозаводска.

Комиссия, обследовав кладбище «Пески», обнаружила 39 групповых могил, из них: 2 могилы длиною по 100 м, 3 могилы — по 72 м, 3 могилы — по 70 м, 2 могилы — по 68 м, 1 могила — 65 м, 2 могилы — по 60 м, 1 могила — 48 м, 4 могилы — по 32 м, 3 могилы — по 25 М, 3 могилы — по 21 м, 4 могилы — по 20 м, 1 могила — 20 м, 1 могила — 15 м и 10 могил — по 12 м; все они имеют ширину в 2,5–3 м. Помимо этого, на кладбище «Пески» обнаружены одиночные могилы. Большинство могил представляют из себя сплошные холмы, шириною до 3 м и длиною в несколько десятков метров. На могильных холмах имеется большое количество беспорядочно расставленных крестов с надписями на русском языке. Многие надписи указывают, что умершие погибли в финском плену. Такого же характера имеются надписи на могилах детей в возрасте от 1 до 5 лет. При раскопке могил установлено, что трупы хоронились в деревянных гробах. Гробы расставлены в могилах параллельно и располагаются в 3–4 ряда. На площади могильного холма размерами 2,5 × 9,5 м зарыто 35 гробов. Слой земли до верхнего гроба не более 30–40 см. Количество крестов и надписей не соответствует количеству гробов. Так, в 5 ряду от восточной стороны под двумя крестами и тремя дощечками с указанием фамилий похороненных обнаружено 18 гробов, из которых 5 детских и 13 взрослых. В западном конце кладбища обнаружен ров размерами 2,5 × 9,5 м и глубиной 1,2 м. В одном конце ров заполнен гробами и засыпан тонким слоем земли.

Всего на кладбище «Пески» эксгумировано 137 трупов. Трупные изменения указывают, что погребение производилось около 2 лет назад. Из общего количества эксгумированных трупов: мужчин — 41, женщин — 55, детей — 35, не установлен пол — 6. По возрастному составу группы эксгумированных распределяются следующим образом: детей от 1 до 5 лет — 22, от 5 до 20 лет — 12, от 20 до 50 лет — 62, свыше 50 лет — 37. Возраст не установлен в 4 случаях. Посмертное изменение трупов шло по типу образования жировоска. Хорошо выраженный жировоск был обнаружен в 7 случаях. Плохо выражен в 32 и отсутствие жировоска в 98 случаях.

Кладбище военнопленных лагеря Томицы расположено в 300 км от бараков в лесу. На кладбище имеется 3 параллельных ряда крестов общим количеством 335. На крестах имеются надписи латинским шрифтом указывающие имя, отчество и фамилию погребённого и номер военнопленного. На некоторых крестах имеется лишь только номер. Грунт кладбища крупнокаменистый, подпочвенная вода обнаружена на глубине 50–55 см.

Обнаружены кости человеческих скелетов, частично покрытые чёрной дегтеобразной массой. Кости расположены беспорядочно, местами у черепов обнаружены кости бедра. Местами кости покрыты слоем грязной соломы. Остатков гробов и одежды не обнаружено. При осмотре черепов в одном случае обнаружены два дефекта, один, расположенный на 2 см вправо от затылочного бугра, имеет округлую форму, размером 0.8 × 1,1 см. От этого дефекта расходятся трещины в теменных костях, идущие в стороны по направлению к височным костям. В чешуе левой височной кости имеется дефект неправильной звездчатой формы, размером 2 × 2 см. Края костных дефектов желтовато-серого цвета покрыты землёй.

Кладбище Соломенского кирпичного завода расположено влево от дороги, ведущей на этот завод из Петрозаводска, в 1,5 км от заводского посёлка.

Могила, в которой производились раскопки, указана гр. Когочевым С. Д., который рассказал, что зимой 1942 г., когда он приезжал сюда для похорон трупов, умерших в лагерях, он видел, что советские военнопленные под конвоем финских солдат хоронили умерших в лагерях военнопленных. По словам Когачева, военнопленные были резко истощены. Имели место случаи, когда военнопленные, рывшие могилы, падали, и тогда их закапывали вместе с трупами.

При вскрытии могилы обнаружено, что на глубине 40 см от поверхности находятся в беспорядке кости человеческих скелетов. Каких-либо остатков гробов или одежды в могиле не обнаружено. Один труп лежал лицом кверху с раскинутыми руками и ногами и был одет в красноармейскую шинель и одежду летнего военного образца и обут в красноармейские ботинки. В карманах шинели обнаружены полуистлевшие документы, перочинный нож и два запала от ручных гра нат. При осмотре трупа в левой височной области обнаружен перелом костей черепа, обломки костей вдавлены внутрь. От этого участка отходят трещины в направлениях к орбите, затылочной и теменной костям. На двух черепах, в которых отсутствовали резцы, имеется отлом альвеолярных отростков. Края надломов на челюсти грязно-зелёного цвета, покрыты землёй. На одной из обнаруженных лопаток краевой перелом лолулунной формы. Размер дефекта на внутренней поверхности 0,9 см, на наружной — 0,8 см. Отломки костей по краям дефекта зеленовато-жёлтого цвета, покрыты землёй.

Заключение

На основании произведённого судебно-медицинского исследования эксгумированных трупов приходим к следующему выводу.

На кладбище «Пески» гробы зарывались в общую, заранее подготовленную могилу, которая заполнялась постепенно по мере накопления умерших. Гробы располагались в 3–4 ряда. Большинство умерших относится к молодому и среднему возрасту. Судя по тому, что трупы находились в одинаковых почвенных условиях, способствующих образованию жировоска, а явления жировоска выражены лишь в небольшом количестве трупов и то в слабой степени, считаем, что причиной смерти абсолютного большинства погребённых являлось истощение.

Примерно одинаковый характер изменения и способ погребения указывает на массовую смертность, имевшую место среди пленных советских граждан. Количество крестов и других отметок на могилах не соответствует количеству погребённых, а именно — количество трупов значительно больше.

На кладбище Томицы погребение производилось беспорядочно, на глубину 0,5 м. В некоторых могилах, помеченных крестами, вовсе не обнаружено остатков трупов, между тем как в других местах количество обнаруженных трупов превышает количество крестов. Массовость погребения, относящаяся примерно к одному и тому же времени, указывает на большую смертность среди советских военнопленных, заключённых в лагери финско-фашистскими оккупационными властями. Отмеченное выше сквозное повреждение черепа является огнестрельным. Входное отверстие расположено в затылочной области, выходное — в левой височной. Повреждение относится к разряду безусловно смертельных и нанесено оно, судя по размерам входного отверстия, из оружия калибра 9 мм.

Погребение советских военнопленных на кладбище Соломенского кирпичного завода производилось также беспорядочно. Трупы хоронились без гробов и без одежды, кроме одного, находившегося поверх костей в верхней части могилы. Повреждение черепа, обнаруженное у трупа, одетого в шинель, является следствием удара тупым предметом в область левого виска, Этот удар, сопровождавшийся значительным повреждением костей черепной коробки, является безусловно смертельным.

Краевой перелом лопатки является следствием огнестрельного ранения, причём пуля вошла со стороны задней поверхности лопатки. Ход пулевого канала ввиду полного разрушения мягких тканей и расчленения костей скелета установить невозможно. Обнаруженные на двух черепах переломы альвеолярных отростков верхних челюстей, соответствующие отсутствующим передним зубам, указывают на то, что они (переломы) явились следствием сильных ударов тупым предметом в эту область.

Таким образом, комиссия устанавливает:

1. Массовую смертность среди советских военнопленных и гражданского населения, заключённого финскими оккупационными властями в концентрационные лагери.

2. Причиной смерти военнопленных и гражданского населения в огромном большинстве случаев являлось истощение.

3. В лагерях имели место побои и случаи убийств военнопленных огнестрельным и холодным оружием.

4. Погребение производилось беспорядочно, а военнопленные хоронились без гробов и без одежды.

(Подписи)

ЗАЯВЛЕНИЕ

В Государственную Чрезвычайную Комиссию по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников

от Арбузовой Зинаиды Алексеевны, прожинающей по ул. Володарского, дом 14, кв. 2, работающей в парикмахерской на ул. Герцена

Я родилась в 1897 г. в г. Петрозаводске. В плен к финнам я попала в 1941 г. Финны заставили меня работать в парикмахерской в качестве прачки. Парикмахером у нас работала финка по имени Импи. В 1942 г. она получила разрешение на несколько дней съездить в Финляндию к родным. Накануне её поездки вечером пропала вся дневная выручка парикмахерской — 400 марок. Парикмахерша заявила в полицию. Вскоре явился полицейский и потребовал, чтобы я отдала деньги, так как финка заявила, что деньги украла я.

Как доказать свою правоту, я не знала. Я просила обыскать меня и уверяла, что не брала денег. Меня увели в полицию. На допросах всячески издевались, оскорбляли. Переводчик два раза ударил по лицу. Называли воровкой. Никакие уверения в том, что я не виновата, не действовали. Мне не верили.

После допроса меня перевели в тюрьму, где я пробыла 13 дней — с 30 июня по 13 июля 1942 г.

Через 4 дня меня снова вызвали на допрос, называли сволочью, били резиновыми плётками, пока я не потеряла сознания. После порки меня на 2 часа бросили в холодную комнату, а потом увели обратно в тюрьму. Так продолжалось 3 раза: приводили, пороли, бросали в холодную комнату. Когда меня повели на допрос в 3-й раз, то женщины, соседки по заключению, научили меня кричать сильней во время порки, так как это может подействовать на их нервы. Я так и сделала, от боля стала кричать. Тогда финн, который порол, выхватил резиновую дубинку и 4 раза ударил меня но спине. Во время 3-го допроса меня наначальник полиции ударил по лицу линейкой. После допросов меня сфотографировали 3 раза — прямо и два снимка в профиль, сняли отпечатки пальцев и отпустили домой.

Деньги, наверное, украла сама Импи, а мне приштось поплатиться 13-дневным пребыванием в тюрьме и выдержать 3 порки. Когда я сидела в тюрьме, со мной в камере находилась старушка лет 70, Тиккоева Наталья, из Кондопожского района.

Бабушка возвращалась с допросов, еле-еле держась на ногах. Над ней издевались в полиции и пороли. Однажды я видела у неё вырванную прядь седых волос на лбу, под которой запеклась кровь. Она мне сказала, что финны на допросе её таскали за волосы и вырвали у неё волосы.

Старушка Тиккоева не выдержала издевательств финских злодеев и умерла. Тиккоевой было до этого объявлено решение — заключение в тюрьму на 6 лет.

В тюрьме находились также муж и жена из той же деревни, откуда была бабушка Тиккоева, — Хроболовы. Хроболова Анна была ещё до заключения в тюрьму больна психически, временами она начинала без причины смеяться и разговаривать, как ребёнок. Попав в тюрьму, Хроболова испытала все «прелести» финского допроса и заболела окончательно. Когда после допросов Хроболова приходила в тюрьму, она лежала несколько дней в углу, едва поворачиваясь с боку на бок.

Мы попросили прислать врача, чтобы осмотреть больную Хроболову, но надзиратели финны только улыбались.

Когда я уходила из тюрьмы, больная Хроболова осталась там.

(Подпись)

КОШМАРЫ ВИЛГОВСКОГО ЛАГЕРЯ

Что мы пережили в финской неволе

То, о чём говорится в сообщении Чрезвычайной Государственной Комиссии, я видел собственными глазами.

Моя судьба сложилась так, что я очутился на территории, захваченной финнами, и в течение трёх лет находился в финской неволе,

Перед войной я работал на одном предприятии в Вознесенском районе, Ленинградской области. В сентябре 1941 года этот район захватили финны. Нас, русских рабочих, сначала держали под полицейским надзором. Потом стали перебрасывать из лагеря в лагерь. Долгое время мы находились в д. Вилга, в 18 километрах от Петрозаводска.

Ночью нас держали за колючей проволокой, а на день угоняли на лесозаготовки. Работали мы с раннего утра до позднего вечера, а кормили нас скудной пищей. От голода и непосильного труда люди доходили до отчаяния, часами рылись в помойках в поисках остатков пищи, ели отбросы, умирали с голоду.

Я знал некоего Смирнова который в поисках пищи зашёл в барак, где жили финские конвоиры. Там он подобрал банку с какими-то остатками, похожими на масло, и принёс в помещение, где жил. Это видела одна служанка, которая жила в казарме, и рассказала финнам.

Вечером к нам пришли финны, а с ними и служанка. Нас немедленно построили. «Вот он», — сказала служанка, указав на Смирнова. Финны вывели Смирнова и здесь же расстреляли.

Случаев, когда финны расстреливали ни в чём неповинных русских людей, было много. На моих глазах финны расстреляли двух 17-летних юношей за попытку к бегству из лагеря, 18-летнюю русскую девушку они выпороли перед строем за то, что она пожаловалась на то, что ей при получении супа в котелок бросили мыло.

В мае 1942 года я и ещё 6 товарищей совершили побег из лагеря. Но нас поймали и посадили в тюрьму, где я просидел больше года. Тут я видел такие кошмары, которые трудно вообразить. Изнурительный труд, голод, холод, изуверское обращение тюремной прислуги с заключёнными, частые расстрелы, — всё это было обычным явлением тюремной жизни. Двоих русских финны расстреляли только за то, что они сорвали брюкву и съели.

Красноармеец А. Левченко

Газета «За родину»

от 24 августа 1944 г.

ЗАЯВЛЕНИЕ

В Чрезвычайную Государственную Комиссию по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников

от граждан Смелкова Бориса и Мартынова Григория

Немецко-финские захватчики зверствовали над советскими людьми и на Вилговских лесозаготовках, где я работал.

Помню, был такой случай, когда одного мальчика расстреляли по приказанию лейтенанта Арви Мальмиваара за то, что он убежал с Вилговских лесоразработок в г. Петрозаводск к родным. Когда мальчика вернули обратно в Вилговский лагерь, то по приказу лейтенанта был выстроен весь лагерь — 300 человек русских. Финны привели из будки мальчика. Когда принесли скамью, то мальчика заставили раздеться догола, повалили на скамью и дали ему 10 розог. После наказания мальчик засмеялся. Это увидел лейтенант Арви Мальмиваара. Он схватил его за шею и перед всем строем русских людей ударил кулаком. Мальчик упал без сознания. Потом по приказу этого же лейтенанта финские палачи сделали три выстрела в грудь мальчика в ynop.

Финские палачи расстреляли также Пустовалова Петра.

Палачи Лаакконен, Боронеус, Салминен и Кетола на Вилговских лесоразработках избивали русских людей за малейшие проступки до полусмерти.

(Подписи)

ЗАЯВЛЕНИЕ

В Чрезвычайную Государственную Комиссию по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников

от гражданина Каурова П. Т.

Весной 1942 года меня из концентрационного лагеря № 4 в Петрозаводске выслали в концлагерь лесопункта Вилга. Здесь нас, лагерников, собралось около 300 человек мужчин и женщин. Лесопункт обтянут проволокой в 10 рядов, охрана военная.

Не описываю звериных расправ финских бандитов с взрослыми, — хочу рассказать лишь о зверском убийстве двух детей.

Первое убийство произошло так:

Мальчик Пётр Пелепенов, 15 лет, задумал повидаться с родными и сбежал, но был пойман и возвращён в Вилгу.

Построили всех заключённых в 2 шеренги. Мальчика вывели перед строем, и офицер-лейтенант (начальник лесопункта) Арви Мальмиваара набросился на мальчика и начал его избивать, затем схватил за горло и душил до тех пор, пока Петя не потерял сознания и не упал на землю.

Тогда офицер-убийца приказал конвоиру-солдату застрелить мальчика, который и был убит палачом 3 выстрелами из винтовки.

Вторым был убит юноша лет 16–17, Пётр Пустовалов, который сбежал в лес и в течение недели скрывался вблизи лагеря в старом ДОТе.

Пустовалова привели на площадку избитого до полусмерти и после речи бандита Мальмиваара (через переводчика) сбили с ног и застрелили одним выстрелом в голову.

Все эти зверские расправы с ребятами произошли, на глазах всего населения лесопункта.

(Подпись)

КУТИЖЕМСКИЙ ЛАГЕРЬ СМЕРТИ

ЗАЯВЛЕНИЕ

В Чрезвычайную Государственную Комиссию по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников

от гражданина Анисимова Н. Д., год рождения 1902, проживающего в посёлке № 6 дом 107 (в настоящее время работает в Горстройтресте электромонтёром)

Дело было так: 28 ноября 1941 года финны эвакуировали меня, мою жену и 6 детей (малолетних) в г. Петрозаводск, в лагерь № 4. Прожил я там недолго. Меня направили в Кутижму на лесозаготовки.

За короткий срок — 1 месяц — в этом лагере из 940 пленных погибло 120 человек. Нам тоже предстояло умереть. Бараки грязные, вшей на нарах столько, что невозможно спать. И к тому же холод такой, что невозможно было забыться. Спали на голых досках.

Я решил бежать. Подыскал себе товарища — Анатолия Богданова, и с ним в тот же вечер мы сбежали обратно в Петрозаводский лагерь. Здесь нас задержали и повезли в штаб. В штабе нас крепко били, после чего отправили в тюрьму. В тюрьме нас так избили, что кровь текла по лицу.

В тюрьме стало ещё хуже. Окна все были забиты досками. Через 2 дня приносили по кусочку хлеба да котелок воды. Кидали также немного дров и опять закрывали. Только на 5-е сутки утром нас выпустили и прямо голодных погнали копать могилы своим лагерникам, которых тогда умерло очень много. Через неделю меня направили на лесозаготовки в посёлок Вилгу.

Как я узнал потом, через 2 дня после нашего побега сбежали с Кутижмы ещё двое: мой братан Анисимов Иван и другой товарищ. Их поймали на дороге, привезли обратно и так избили, что мой братан Анисимов Иван умер.

Послали меня, как провинившегося, и ещё 5 товарищей делать мост через реку, по которому финны ходили обедать в столовую. Нам нужно было поставить 4 козла на средине реки. Переводчик-финн (фамилии его не помню) мне говорит: «Ну, вредная собака, раздевайся». Я не знаю, что и делать, — вода холодная, и надо итти голому в воду. Пока я мешкал, он меня палкой так ударил по спине, что я прямо в одежде вскочил в воду. Взял козёл и стал ставить. Так в холодной воде и работал.

Однажды послали меня делать стойки для дров. Работал я до обеда, не отдыхая, а потом увидел знакомого пилостава и стал с ним разговаривать. Вдруг откуда ни возьмись начальник, финн Лесконен. Как начал он меня бить палкой при народе. Так избил, что я упал. Он выхватил револьвер и кричит: «Застрелю, если не будешь работать». Я сказал ему, что всё время работал, только хотел немного отдохнуть. Он схватил палку и принялся вновь меня бить и гнал так до места, где я работал.

(Подпись)

ЖИЗНЬ ЗА КОЛЮЧЕЙ ПРОВОЛОКОЙ

В первые дни войны я работал на Свири. Нас окружили лахтари и всё мирное население погнали к линии железной дороги. Здесь были женщины и дети. Вещи у нас отобрали, посёлок и даже заборы сожгли. Нас привезли в Подпорожье, загнали в тюрьму, а лотом под усиленным конвоем погнали в Усланку. В Усланке разместили по домам, в которых не было возможности сидеть даже на полу. Люди были голодны, но если женщина или ребёнок просили чего-нибудь поесть, то в ответ получали удары кулаком или резиновой плетью.

Так жили месяц. Потом стали нас отправлять в Петрозаводск. Грузили в товарные вагоны, загаженные конским помётом, набивая их доотказа: «Так теплее будет», — говорили финские негодяи. Везли до Петрозаводска более суток. Выглядывать из окон категорически запрещалось, — стреляли.

Нас привезли в Петрозаводск и разместили в концлагерь, обнесённый колючей проволокой. Подходить к проволоке на расстояние двух метров было нельзя — расстреливали. Один мальчик 9 лет и девочка 7 лет за одну только попытку подойти к проволоке были убиты из винтовки. Мужчин сразу отправили на лесозаготовки. Мне пришлось быть в лагере № 56 (Кутижма), Я на своей спине вынес всю тяжесть фашистского гнёта. Если не выполнишь норму, то на первый раз финны выдавали полпайка, т. е. 60 граммов хлеба и поллитра баланды — супа из гнилого мёрзлого турнепса, на второй раз — полпайка и 25 плетей, на третий раз — полпайка, 25 плетей и холодный карцер на 3 суток с выгоном на работу.

Если больной обращался за помощью, то получал удары палкой или зуботычину. У одного моего товарища болели уши. Он обратился за медпомощью. Когда он пришёл на медпункт, ему велели наклониться. Как только он нагнулся, врач со всего размаха ударил его бутылкой по голове. Бутылка разбилась вдребезги. Больной умер. Таких фактов много. Меня грозили расстрелять, а потом расстрел заменили 100 плетями в две руки, т. е. били с двух сторон, по очереди. За малейшую провинность били плетьми, прикладами. За время моего пребывания в концлагере Кутижма, с 21 февраля по 10 июля 1942 г., из 560 человек погибло 380.

Мучения наши кончились. Красная Армия вырвала нас из неволи. Я от всего сердца приношу благодарность Красной Армии и даю обещание не жалеть ни сил, ни жизни во имя нашей родины.

А. Федотов

14 июля 1944 г.

ПОКАЗАНИЕ

Овечникова Леонида Дмитриевича, 1911 г. рождения, проживавшего в г. Медвежьегорске Карело-Финской ССР

Работал я приёмщиком сплавконторы. 13 ноября 1941 г. утром на караван судов, эвакуируемый из Медвежьегорска в местечко Шала, пришли финские солдаты. Они стали обыскивать советских людей, находящихся на судах, отбирать личные вещи. Они заявили, что ценности, находящиеся на судах, принадлежат им. В числе других ценностей в караване находилось 2 баржи муки, одна баржа с аппаратурой связи и пишущими машинками, несколько барж с обувью, одеждой и т. д.

Капитана парохода «Металлист» Онегина финские солдаты вывели на берег. Больше на пароход он не возвращался и, по словам финских солдат, был расстрелян.

В этот день вечером я решил бежать, но провалился в майну. Меня заметили охранники, схватили и повели в штаб. Здесь по приказанию финского офицера (фамилии его я не знаю) меня избили прикладами винтовок и кулаками, вышибли мне зубы. Потом меня посадили в караульное помещение, где я находился до 27 ноября.

27 ноября меня с группой других русских, арестованных финнами на караване, перевезли в Петрозаводск и поместили в лагерь № 5. Здесь меня и других заключённых заставили обнести наш лагерь колючей проволокой. Я сильно ослабел и работать не мог. За это меня неоднократно избивали финны рукояткой револьвера по лицу.

Потом нас отправили на железнодорожную станцию Кутижма, где находились русские военнопленные, которых финны, по словам военнопленных, отправляли в Кондопогу. Среди военнопленных были больные, которые не могли двигаться. Финны по распоряжению своего офицера вынесли больных на улицу. Мороз доходил до 30 градусов. На другой день я увидел ямы, наполненные трупами русских военнопленных, замёрзших ночью.

В Кутижме я пробыл до 27 марта 1943 г. 14 месяцев мы работали на лесоразработках. Сильно истощённых от голода людей финны заставляли заготавливать с корня: мужчин 2,5 куб. м, женщин 2 куб. м.

Ежедневный рацион состоял: утром из 150 граммов хлеба, а вечером из 1 литра отвара неочищенного картофеля или турнепса.

В бане не были по 4 месяца, белья не сменяли. Света в бараках не было. Спали мы на нарах вповалку, все во вшах.

Всего в Кутижме в лагере находилось 530 человек (на 10 февраля 1942 г.). К 17 июня 1942 г. осталось в живых только 127 человек — остальные умерли от голода и жестоких побоев за невыполнение нормы.

В июне 1942 г. я убежал из лагеря, но был пойман и отправлен снова в Кутижму. Мне дали 70 ударов резиновой плетью и поставили под строгий надзор. Меня поставили работать под начальством одного финна, который меня избивал, и в результате я получил тяжёлое увечье.

От голода и вшивости в Кутижемском лагере вспыхнула эпидемия сыпного тифа, я заболел тоже. В Кутижму финны привезли передвижную деревянную баню, куда отправили и меня с температурой в 40,4 градуса. Я потерял сознание и очнулся на 15-й день в бараке. Разбитая ступня нестерпимо болела, вся почернела. Финские врачи заявили, что ногу надо ампутировать. Леченья никакого не было, и я 1,5 месяца лежал без всякой помощи. Затем меня отправили в лагерь № 6 для операции. Операцию сделали в помещении лагеря № б, отняв мне ногу выше колена.

В лагере № 6 я находился с 2S марта по 10 июля 1943 г., после чего меня снова отправили в лагерь № 5 в Петрозаводск, где я и пробыл до освобождения Петрозаводска Красной Армией.

(Подпись)

ЗАЯВЛЕНИЕ

В Чрезвычайную Государственную Комиссию по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников

от Новикова Ивана Петровича, проживающего в г. Петрозаводске, в посёлке № 5, и работающего в Беломорско-Онежском пароходстве в качестве oпeратора

В плен к финнам я попал в д. Сяргозеро, Винницкого района, Ленинградской области. Вместе с другими советскими людьми, попавшими в плен, меня привезли в г. Петрозаводск и поместили в лагерь № 5.

В феврале 1942 г. нас, в количестве до 200 человек, направили на лесозаготовки в Кутижму. Условия на лесозаготовках были исключительно тяжёлыми. Утром поднимали в 5 часов, в 7 часов давали баланду из мёрзлого немытого турнепса и воды и 250 граммов хлеба на день, взвешивая на глазок. Второй раз давали пищу после работы, часов в 6 вечера. Обед выдавали таким образом, что всем приходилось стоять в очереди по 2 часа. Некоторые рабочие не могли есть гадкой баланды, но порядок был такой, что пока все не явятся в очередь, то не начинали выдачу, поэтому приходилось стоять всем. Горячую баланду давали 2 раза в день. Обед, как правило, давали без хлеба.

В бараках в грязи и холоде спалось плохо. Обогревались мы тесно прижавшись друг к другу. В тесноте людей ели клопы и вши.

За невыполнение нормы лишались половины пайка.

Я работал на лесозаготовках с февраля 1942 г. до сентября 1943 г. За это время меня бессчётное число раз били и пороли.

В первый раз меня били в июле 1942 г. за то, что финны узнали о нашем решении бежать из лагеря. Финн по имени Эйно, работавший в охране лагеря, вызвал меня в будку, обыскал и нашёл компас. Меня спрашивали — с кем я собирался бежать, три финна били меня кулаками. Побьют, затем допрашивают. Потом меня вывели на улицу и стали допрашивать другого товарища. За попытку бежать мы отсидели в будке и получили по 75 плетей. Пороли три человека сразу. В холодной «будке» сидели до утра, а утром уходили на работу, иначе опять невыполнение плана и опять наказание.

После этого нам присвоили название «каркури» (беглецы). Нас часто били, все, кто хотел, начиная от охранника и кончая бригадиром.

Однажды меня били за то, что в костре, который я сложил, оказалось одно полено длиннее других на сантиметр. В другой раз за то, что некрасиво сложил костёр. Били и без всяких причин.

Я потерял счёт тому, сколько раз меня били.

Через месяц в лагере началась эпидемия. Люди истощали и дошли до такого состояния, что едва передвигались. Некоторых рабочих обратно из леса в барак привозили товарищи на санях. Умерли, придя с работы, Кутичин Семён, Феопентьев Василий и другие. Из боязни не выполнить нормы, люди, полуживые, шли на работу и, возвратившись в барак, умирали. Через 5 месяцев финны вынуждены были изголодавшихся людей вывезти из лагеря. Тогда умерли Ложкии Иван, Люсихин и др.

В сентябре я тоже опух от голода. Меня вместе с другими больными вернули в лагерь № 5.

За время моего пребывания на лесозаготовках в Кутижме из 500 человек умерло около 300 человек.

(Подпись)

ПАЛАЧИ КУТИЖМЫ

Кутижма — лагерь для русских пленных в 42 км от Петрозаводска. С этим местом у всех, побывавших здесь, связаны самые мрачные воспоминания.

«Отправляют в Кутижму»!

Кровь леденеет при этом известии. Не было хуже наказания, чем быть отправленным в этот лагерь. Всё, что пришлось перенести в течение 10 месяцев пребывания в особо строгом втором лагере, тускнеет перед застенками Кутижмы. Самый отбор бригад, отправляемых сюда, производился варварским способом.

День. Все взрослые мужчины отправлены в город. Оставшиеся в лагере старики, дети, подростки, женщины работают внутри лагеря по очистке ям, уборных, подвозке дров. В обеденный перерыв финны выгоняют всех вo двор, хватают первых попавшихся 40 человек и говорят им, что они завтра будут отправлены на другую работу. Куда, на какую работу — не объясняют ни сами палачи, ни их прислужники — переводчики и нарядчики. Всякий вопрос о роде предстоящих работ, заявления о болезни, препятствующей выполнять тяжёлые физические работы, вызывают крики, ругань, мордобой. В бригаду попали больные, полуслепые старики, дети, подростки 12–14 лет.

Только в вагонах мы поняли, что везут в Кутшкму, слава о которой ещё раньше распространялась по лагерям. До прибытия первой партии гражданских пленных, здесь работали 250 военнопленных, из которых более 100 человек скончалось от истощения и побоев.

Двое из нашей партии в 40 человек (это было в феврале 1942 г.), узнав о месте назначения, на ходу поезда выбросились из вагона в окно: «Лучше сейчас погибнуть, чем ехать живому на верную смерть».

Наконец, Кутижма. Три мрачных низких барака, огороженных колючей проволокой, расположены среди леса в болотистой местности. В бараках темно, грязно, душно от дыхания набитых доотказа людей, от непросыхающей обуви и одежды. На низких нарах на каждого приходится так мало места, что можно лежать только на боку; сырое пальто служит подушкой, постелью, одеялом. Во всём огромном бараке две малюсеньких печурки, около которых в очередь толпятся десятки людей, развешивают сырую одежду, обувь, бельё, прожаривают бесчисленных вшей, варят вонючую похлёбку из отбросов выгребной ямы. Болеют люди десятками. Мизерный кусок хлеба и несколько ложек жидкой мучной похлёбки не могут удовлетворить истомлённого изголодавшегося взрослого человека. Большая часть пленных весь суточный паёк съедала сразу в момент выдачи и до другого утра питалась одной водой. Такие люди с 6 часов утра выгонялись за 3–4 и даже за 5 км в лес на заготовку дров, где и работали, увязая по колено в снегу.

Неудивительно, что возвращаясь с работы, люди падали на дороге, не в силах добрести до барака. А невыполнение нормы выработки, малейшее опоздание и пр. влекли за собой уменьшение пайка до половины, палки, плети. Можно ли ожидать хорошей выработки, когда нередко в паре работали ребёнок 13–14 лет и больной старик 60 с лишним лет, или человек, никогда не работавший в лесу?

Люди болели и умирали, как мухи.

Снимок обнаружен у финна, на обороте подпись по-фински: „Русские“.

Врачебная помощь? Да, был врач — по-фински, а по меткому выражению русских — палач. Били пленных сержанты, не расстававшиеся с плетью и палкой, издевались переводчики, но дальше всех их пошёл палач-врач, этот представитель финской пресловуто-цивилизованной интеллигенции. Этот полупомешанный садист ежечасно врывался в тот или иной барак и избивал десятки людей. Рукоприкладство, палки, вывёртывание рук, ног, сталкивание больных с высоты — вот средства и способы «лечения» этого эскулапа. Он состязался в избиении с палачами каземата («будки»). Стон истязуемых в больничном застенке слышался чаще и громче. Боясь заявлять о болезни, больные с трудом плелись на работу и падали по дороге. Из партии в 40 человек через два месяца возвратились, в город 18 человек тяжело больными. Из последующей партии в 100 человек, по словам т. Корсакова из второго лагеря, половина умерла на месте в Кутижме и семь человек умерли сразу по возвращении в городской лагерь. Молодёжь делала десятки попыток к бегству. В Кутижме их ожидала верная смерть, а потому люди, не боясь плетей, холодного карцера, пули бежали, надеясь, что удастся попасть в другой лагерь, где условия были сравнительно легче.

Учитель Мятусовской неполной средней школы Подпорожского района, Ленинградской области Александр Кузнецов

ЗАЯВЛЕНИЕ

бывшего заключённого, Романова Алексея Михайловича

Проживает в г. Петрозаводске, ул. Кузьмина, д. № 33

10 марта 1942 г. нас из концлагеря № 2 (Северная точка) отправили на ст. Кутижма.

В лагере помещалось в небольшом бараке 200–220 человек. Пища наша состояла из полугнилого картофеля, не вымытого и не очищенного, и хлеба — 200–250 граммов, но при условии, если выполнил норму; если же не выполнил, то «пайка» не получаешь и, кроме того, бьют тебя палками. В нашем лагере Кутижма умерло с 10/III по 13/ VII — 440 человек, а оставшихся 160 человек полуживыми привезли в Петрозаводск. Из этих 160 человек потом ещё половина умерла, потому что до такого состояния довели людей власти лагеря. Особенно отличался фельдшер финн-палач Лехтинен, который вместо медпомощи избивал нас, русских, до полусмерти. На моих глазах 4 апреля 1942 г. замучили моего двоюродного брата Романова Владимира, 26 лет. После него замучены также Сенькин Иван Владимирович, 39 лет, и Иван Андреевич Анисимов, 18 лет, из деревни Кезо-Ручей, Подпорожского района.

Я сам вернулся из Кутижмы 13 июля и до 23 сентября не мог встать с постели.

В лагере были общие нары, постельных принадлежностей не было, спали мы в том, что было на себе, поэтому от грязи, тесноты и голода нас одолели вши и блохи.

Ввиду плохого питания приходилось есть всякую дрянь: старые кости, падаль, крыс. Поэтому в лагере и была большая смертность.

После выполнения основного урока в лесу, вечером нас выгоняли ещё на корчёвку пней и корней и уборку камня, а другой раз работали до 12 часов ночи. В 5 часов утра подъём на новую работу. И так приходилось полуголодным работать по 18–20 часов в сутки.

ЗАКОПАЛИ ЖИВЫМИ В ЗЕМЛЮ

Страшную историю рассказал Иван Трофимович Лебедев, освобождённый из Петрозаводского лагеря № 5.

«Привезли нас на лесные работы в Кутижму. Идём мы, бывало, длинной колонной, то один упадёт, то другой. Финны заставляли нас поднимать своих товарищей и подпирать их палками. А того, кто и с палкой на ногах не стоит, того заживо хоронили. Такое приказание дал начальник по нашим работам, финский палач лейтенант Мяенпя.

— Живой тот, кто работает, — говорил он, — а кто на ногах не стоит — значит мёртвый.

Так изверги похоронили нашего товарища Ромашова, он дышал ещё, а они его в землю закопали. Много было таких случаев. А сказать ничего нельзя — в ответ палка, а то и пуля».

ЗАЯВЛЕНИЕ

В Чрезвычайную Государственную Комиссию по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников

от гражданки Кюршевой Надежды Васильевны, год рождения 1918, русская, медсестра

В плену я очень много видела и об этом я хочу здесь рассказать.

В плен я попала 25 сентября 1941 г. в Ленинградской области, Вознесенский район, д. Ровское; отсюда нас эвакуировали финны в Петрозаводские лагери. Из лагеря нас увезли в Кутижму на лесные Разработки, где я прожила 22 месяца.

В Кутижме до нас был лагерь военнопленных, и первые 5 часов мы были шесте с военнопленными Они оборванные, голодные, грязные, жили в сырых тёмных и холодных помещениях. На моих глазах избили одного военнопленного плётками до бессознательного состояния и выбросили на улицу, на снег возле барака. Когда он, отлежавшись в снегу, пришёл в себя, его посадили в «будку».

Нас было в первый год в Кутижемском лагере 580 человек, в том числе 26 женщин. Я работала в столовой поваром, несмотря на то, что являюсь медицинским работником. Но все мы использовались не по назначению.

Кормили нас очень плохо. Нас заставляли суп варить из нечищенного картофеля и крапивы.

Но голодные люди ели и не разбирали.

От этого супа многие страдали желудочными заболеваниями, но медицинская помощь им не оказывалась.

Правда, был финский врач Колехмайнен, но вместо оказания медицинской помощи он избивал больных, пришедших к нему на осмотр. Рабочие, работая в лесу, должны были выполнять норму — ежедневно дать по три кубометра. И никому никакой пощады не было; был приказ такой: кто не выполнил нормы — тот получает хлеба не 150 граммов, а только лишь 75.

Люди от недоедания стали ещё больше слабеть, не могли ходить, но если обращались к финскому врачу за помощью, то получали побои.

Однажды в больнице я была свидетельницей такого факта. Пришёл больной, жалуется на головную боль и общую слабость. Доктор взял больного за волосы и начал его бить головой о печку, бил до потери сознания и вытолкнул, наконец, за дверь в коридор. Окровавленного мужчину из коридора унесли товарищи в свою секцию. Приходит другой больной, молодой парень лет 20, тоже жалуется на общую слабость и отказывается в этот день итти на работу. Доктор Колехмайнен подаёт ему 20 каких-то таблеток и заставляет его тут же принять их сразу все. Через 15–20 минут больной умер. Вообще этот врач не лечил, а избивал без жалости всех без исключения — как мужчин, так и женщин. Он ненавидел, презирал русских людей, называл нас: «русская сатана».

Мне было очень тяжело смотреть на людей, умирающих от голода и от побоев, но помощи им оказать я не могла никакой.

Однажды я обожгла руку. Мне пришлось итти на перевязку.

После перевязки приходит к нам в барак начальник, вызывает меня и говорит, что меня надо посадить в «будку». В «будке» я сидела, хотя у меня была температура 38,2 град. «Будка» представляла собой грязное, тёмное, холодное помещение. Сидела я трое суток.

Когда меня выпустили из «будки», то начальник лагеря приказал дать мне 15 плетей (плётка эта длинная толстая резиновая, внутри неё находилась проволока, скрученная в конце). Пришли два палача, Арола и Аалто, которые избивали людей и больше ничем не занимались. Присутствовали ещё начальник лагеря Маенпя и переводчик. Приказали мне раздеться, подали табуретку, я легла через табуретку, меня начали бить. Били так: сделают один удар, пройдёт одна минута, сделают второй; так я получила 15 ударов. Когда я встала и оделась, то у меня вырвалось слово «спасибо». За это мне ещё 10 плёток дали, я с трудом дошла до барака и трое суток пролежала в постели.

Второй случай. Читая финскую газету на русском языке «Северное слово», я оказала, что здесь нет ни одного процента правды — всё ложь. Мне дали 8 плёток.

Однажды лейтенант лагеря Кутижмы швед Лундел избил Костю Фёдорова через мокрую солёную тряпку. Костя Фёдоров был раздет, положен на стол, на его тело положили мокрую, солёную тряпку, всех лагерников выстроили вокруг стола для того, чтобы они смотрели, как будут избивать их товарища. Били толстыми берёзовыми прутами.

В лагере начала свирепствовать эпидемия тифа, и многие умирали, так как помощи медицинской не было.

Стали в баню нас гонять через день, жар в бане нагоняли страшный и держали нас в ней по 45 минут, несмотря на то, что некоторые люди были с температурой, были и сердечно больные.

Когда кончился карантин, нас отправили обратно в Петрозаводск работать на биржу и поместили в третьем лагере. Из 550 человек приехали обратно 150 чел. Остальные умерли в Кутижме от голода и побоев.

В Кутижме есть братская могила, где похоронено 300 человек. Хоронили без гробов.

(Подпись)

7 июля 1944 г.

В КИНДАСОВСКОМ ЗАСТЕНКЕ

Гагарина Вера Алексеевна, уроженка Лодейнопольского района, Ленинградской области, проживавшая в доме № 16 по ул. Льва Толстого в г. Петрозаводске, поведала о своей жизни в финской неволе следующее:

«В октябре 1942 г. меня как «неблагонадёжную», финны посадили в Киндасовский концентрационный лагерь, где я и находилась по день освобождения нас Красной Армией. Лагерь, где я сидела, был в деревне Киндасово, в семи крестьянских домах, обнесённых забором из колючей проволоки. В лагере содержалось до 200 человек мирных советских граждан.

В основном это были «политически опасные люди и подозрительные». В лагере люди размещались скученно, особенно мужчины. Так, в комнате площадью в 40–50 квадратных метров помещалось более 30 человек. В бараках всегда стояла грязь и зловоние. Питались скверно, суп варили для заключённых из гнилой колбасы, кишащей червями. Когда же эта колбаса представляла из себя сплошную массу червей и её давать нам даже финны не решались и выбрасывали, то заключённые подбирали эту колбасу и ели, за что получали наказание от коменданта лагеря, сержанта Вихола.

Заключённые выполняли непосильную работу на лесозаготовках. Кто не мог работать, того били, лишали и без того скудного пайка. В лагере был жесточайший режим. Над советскими людьми финны издевались, били и расстреливали за малейшую «провинность».

Когда в лагере появлялся начальник лагеря, капитан Тойвонен, то все пленные смотрели за каждым его шагом, куда он идёт и кого ведёт на пункт избиения. Тойвонен при каждом посещении избивал от 5 до 10 человек. Стоны истязуемых людей, их крики были слышны по всему лагерю. Помнится такой случай. На поле работали пленные, туда приехал капитан Тойвонен на лошади. Очевидно ему показалось, что люди плохо работают, тогда он снял плётку, дал лошади шпоры и начал на скаку бить без разбора голодных и измученных людей.

Юноша Палагин, будучи голодным, попытался сорвать на гряде и съесть одну-две репы. Его заметил сержант Ковала. Он поставил Палагина к телефонному столбу и стал его расстреливать. Вначале выстрелил несколько раз мимо, а потом убил Палагина наповал, на глазах у всех пленных.

Вот ещё случай: пленный Осипов, будучи больным, не мог вернуться домой. Он лёг в траву и уснул. Сержант Ковала нашёл его спящим и тут же спящего убил. Пленные Васильев и Иванов попытались уйти из лагеря, Ковала их обоих расстрелял без следствия и суда. Таких фактов самосуда в лагере было очень много.

Начальник лагеря капитан Тойвонен, его помощники Вихола и Ковала чинили неслыханные зверства над советскими мирными гражданами, заключёнными в Киндасовский лагерь».

18 июля 1944 г.

Егорова Александра Ивановна, уроженка Ведлозерского района Карело-Финской СCP, проживавшая в доме № 30 б по Большой Подгорной улице в г. Петрозаводске, рассказала:

«В 1941 г. я не могла своевременно эвакуироваться и оказалась на оккупированной финнами территории К-Ф ССР. Финские оккупанты бросили меня в тюрьму, как «политически неблагонадёжную». С ноября 1942 г. по 24 июня 1944 г. меня держали в Киндасовской тюрьме. В Киндасовской тюрьме в это время находилось до 300 человек. Люди размещались скученно, в камерах всегда была непролазная грязь и невыносимое зловоние. Камеры кишели клопами и вшами. Кормили нас очень плохо, а работать заставляли на лесозаготовках по 10–12 часов в сутки. Если человек был серьёзно болен, то с этим не считались и выгоняли на работу.

Охранники Козала, Сихвонен били больных людей палками, при этом кричали: «Вот вам здесь лекарство». Издевательства и избиения заключённых были любимым занятием всей охраны тюрьмы. Я была очевидцем, как за попытку совершить побег били заключённых советских людей Матвеева и Жданова до потери сознания, обливали холодной водой и вновь били. После такого избиения Матвеев и Жданов в течение двух недель не могли подняться с коек. Не проходило дня, чтобы кого-нибудь из заключённых не били. Особыми зверствами и изощрёнными пытками отличались начальник тюрьмы капитан Тойвонен и его помощники сержант Ковала и Сихвонен, которые не только избивали заключённых, но без следствия и суда расстреливали невинных советских граждан, брошенных в тюрьму»

19 июля 1944 г.

Козырева Наталья Петровна, уроженка Калининской области, Оленинского района, дер. Сидорово, проживающая в г. Петрозаводске, посёлок № 1, рассказала о своей жизни в финском плену следующее:

«В 1941 г. при оккупации г. Петрозаводска финскими войсками, я, Козырева, была взята в плен и заключена в концлагерь № 2, который был организован финскими захватчиками для мирных советских граждан.

Режим в лагере финны установили суровый. После 7 часов вечера воспрещалось ходить даже из комнаты в комнату. Виновных в нарушении этого приказа подвергали телесным наказаниям Так, за то, что я однажды засиделась немного дольше 7 часов у знакомой в другой комнате, комендант лагеря, финн по имени Паули, избил меня резиновой плёткой с привязанной на конце гайкой.

Подобные случая избиения часто имели место в лагере.

Населению, находившемуся в лагере, финны выдавали на день 200 граммов хлеба, да и то с различными примесями, и иногда немного мяса или порченых овощей В этом случае уменьшалась норма выдачи хлеба.

Доведённая голодом до страшного истощения, я вынуждена была употребить в пищу мясо собаки.

Финские оккупанты, чтобы скрыть факты голода среди населения лагерей, объявили мой поступок умышленным преступлением, направленным против порядка, установленного финскими властями. После избиения я, без всякого суда и следствия, была брошена в 1942 г. в Киндасовскую тюрьму.

В тюрьме я просидела 1 год 11 месяцев.

Режим в тюрьме был установлен ещё более невыносимый, чем в лагере. Кормили здесь ещё хуже, а работать заставляли больше.

Заключённые, в поисках пищи, рылись в помойке, ловили и ели лягушек. Некоторые заключённые, чтобы вырваться из этого ада, калечили себя. Но и это не помогало.

Так, заключённая Хорошева Анастасия, 25 лет, желая как-нибудь вырваться из тюрьмы, разрубила себе топором руку, но в больницу её не направили, а, сделав перевязку, опять направили на работу.

Одного мужчину, лет 58–60, который совершенно обессилел и не мог работать, финны в лесу избили палками и затравили собакой. На следующие сутки этот заключённый умер».

13 июля 1944 г.

Тарасова Евдокия Васильевна, уроженка Петровского района, Карело-Финской ССР, проживавшая в доме № 30 б по Большой Подгорной ул. в г. Петрозаводске, рассказала о том, как обращались финские захватчики с советскими людьми в лагерях.

«Я, — говорит Тарасова, — как «подозрительная и неблагонадёжная» личность, была арестована финскими властями и брошена в Петрозаводскую тюрьму, а затем в Киндасовскую тюрьму, где и находилась до дня освобождения нас Красной Армией. Мне хочется рассказать о тех невыносимых условиях и произволе, который царил в Киндасовской тюрьме. Киндасовская тюрьма разделена на мужское и женское отделение. В них обоих находилось в среднем 300 человек заключённых советских граждан. Заключённые были размещены очень скученно, в камерах в 15–18 кв. м помещалось по 10–12 человек, а иногда и более. Рабочий день в тюрьме длился 10–12 часов, причём финская администрация тюрьмы выгоняла всех на работы, в том числе и больных. Если же заключённый обращался за медицинской помощью к тюремному санитару Пораярви (врача в тюрьме не было), то он вместо помощи выгонял больных из кабинета, а иногда «лечил» их палкой и кулаками. Питание заключённых в тюрьме было скверное. Суп варили из неочищенной картошки и гнилой колбасы. Давали ещё мучную или ржаную кашу, кипяток и 300 граммов хлеба. Большинство заключённых настолько отощали, что не могли двигаться.

В Киндасовской тюрьме над заключёнными зверски издевались, били их за каждый проступок. Например, за то, что во время полевых работ голодные заключённые брали что-либо из овощей, финны подвергали советских людей жестоким избиениям до потери сознания. Так были избиты заключённые Гагарин, Фокин, Жданов, женщины Егорова, Артемьева и другие».

ЗАЯВЛЕНИЕ

В Чрезвычайную Государственную Комиссию по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников

от гражданина Денисова Петра Григорьевича

Финны загнали меня в лагерь № 2. В начале в лагере нам выдавали паёк по 300 граммов хлеба на 2 суток. Люди голодали. Несколько заключённых не выдержали и ушли в город, в их числе был Пиминов с Голиковки. Вскоре Пиминова вернули обратно в лагерь военные полицейские и посадили в «будку», где уже находились и другие арестованные. Стояли морозы. В «будке» же не было стёкол.

Пиминов обратился к переводчику, прося перевести в тёплое помещение. Переводчик ответил: «Скоро согреем». Вскоре пришёл комендант лагеря с сержантом и несколькими солдатами, с Пиминова сняли верхнюю одежду и начали его избивать. Били до тех пор, пока Пиминов не упал в обморок. Когда он очнулся, его вновь стали бить. Пиминова били до тех пор, пока он не перестал шевелиться. Уставшие финские изверги вновь пытались привести свою жертву в чувство, оказалось, что Пиминов уже мёртв. Стремясь скрыть своё преступление, финские палачи сколотили ящик, положили туда труп Пиминова и, вызвав конюха Онкоева, Ульянова Алексея и Иванова, ночью тайком отвезли труп на кладбище и зарыли. Таким же образом были умерщвлены ещё 2 заключённых.

Зверские расправы не остановили однако голодных людей, За хлебом ушёл Василий Мишкоев с товарищами. Мишкоева также поймали, отобрали у него хлеб и избили до полусмерти. Волоком затащив Мишкоева в барак, финны его оставили до утра. На второй день он был взят снова и избит ещё более жестоко. После побоев Мишкоев три недели не мог передвигаться.

Однажды из лагеря в город ушли девушки Демченко Зоя и Праведникова Надя. Когда они возвратились, то комендант лагеря лейтенант Салаваара их так избил, что девушки не могли встать с постели целых две недели.

Режим в лагере № 2 был зверский. В 6 часов утра даётся звонок на работу. Если кто только не успел выскочить, то в барак вбегали два солдата Сало и Пааво (фамилии не помню) — они давали одну-две очереди из автомата. С верхних нар людей гнали резиновыми палками, так что те вылетали с нар голые.

Особо зверствовали финские изверги в Киндасовской тюрьме, куда я попал «за пропаганду». Припоминаю из жизни в тюрьме такие факты.

Однажды заключённый Палагин, идя с работы, выдернул репу. Он тут же на глазах всех рабочих был убит помощником коменданта Ковала.

Заключённый Осипов работал на заготовке дров в лесу. При возвращении он заблудился. Его вышел искать с собакой помощник коменданта Ковала. Встретив Осипова у лагеря, Ковала отвёл его с дороги и пристрелил.

Заключённый Васильев, десятки paз избитый тем же Ковала, в конце концов не мог больше выносить своей участи и решил бежать в Петрозаводск, чтобы искать защиты у финских властей, но Ковала его задержал в Пряже. Ковала ехал на велосипеде, а Васильева гнал перед собой бегом 12 километров. Когда Васильев, измученный, пошёл шагом, то Ковала обозлился, отвёл его с дороги и пристрелил. Нам же было объявлено, что Васильев убит при попытке к бегству.

Не было заключённого в лагере, которого бы Ковала не бил несколько раз. Больше всех попадало от Ковала Иванову Сергею, Виноградову Сергею, Никитину, Булыгину, Пушкоеву, Бирюкову Павлу, Илькину, Крохину, Полякову, Грекулову Михаилу, Андреанову Дмитрию и Нечаеву. Бирюкова и Грекулова Ковала, как правило, после каждого развода избивал. Так повторялось ежедневно.

Финские палачи избивали также женщин и детей. Коссовой Валентине было дано 50 плетей, 14-летнему Полякову Николаю — 10 плетей. Босых, полураздетых пленных финны сгоняли на утренний развод, несмотря на то, что мороз иногда доходил до 30 град. и выше. Здесь людей выдерживали до 30 минут. На ремонт дороги выгонялись исключительно босые.

Все вышеуказанные факты зверств и издевательств подтвердят все, кто жил в лагере.

Все товарищи знают, что комендант, сержант Вихола, зверски избивал и грабил заключённых. Вихола, узнав, что заключённый имеет деньги, немедленно выводил его в сарай или на чердак и там начинал стращать. «Давай сюда деньги!», — требовал Вихола, приставляя наган к виску заключённого. Он зверски избивал людей, если денег не оказывалось.

По словам лагерников, Вихола был зверь, а не человек. Провинившихся он оставлял без хлеба целыми днями и очень часто. Если же считал, что на работе бригада плохо работала, то он лишал людей не только хлеба, но даже супа. Люди при нём ели мышей, крыс, траву.

(Подпись)

26 июля 1944 г.

ЧТО МЫ ВИДЕЛИ В ФИНСКИХ ЛАГЕРЯХ

Мы — живые свидетели, пострадавшие от того режима пыток и издевательств, который был введён финнами в оккупированных районах Карело-Финской ССР. Мы почти три года провели в концентрационных лагерях — в Петрозаводском лагере № 2, Видлицком и Киндасовском.

В начале 1942 г. мы находились во втором Петрозаводском лагере. В этом лагере мы всю зиму возили на себе дрова с озера; хлеба получали мало, голодали. Зато финны и их прислужники жили хорошо, пользуясь нашими трудами.

В Видлицком лагере, куда нас перевели из Петрозаводска, режим был ещё суровее. Поместили нас в барак, в котором были выбиты стёкла, сломана печь, в стенах щели; ветер свободно «гулял» по нашему жилищу. Если человек заболевал, его всё равно гнали на работу, беспощадно избивая.

Однажды мы пришли на работу. Среди нас был инженер Драгун. Вдруг появились полицейские, схватили его, отвели на несколько шагов в сторону и на наших глазах расстреляли. За что его убили — для нас было неизвестно.

Вскоре расстреляли Чехонина Ивана и ещё нескольких молодых ребят.

Хуже Киндасовского лагеря трудно было что-либо придумать. Рядом с ним за рекой расположена тюрьма. Капитан тюрьмы всегда разъезжал верхом на лошади с плетью в руке. Если он видел, что кто-либо из нас разогнул спину, то налетал на него и нещадно бил плетью.

Однажды он велел всем работающим снять рубашки и бил нас по голому телу, по очереди, проезжая на лошади взад и вперёд вдоль шеренги людей с обнажёнными спинами. Особенно невзлюбил почему-то он железнодорожника Бирюкова. Как бы тот ни работал, удары плетью сыпались на несчастного почти беспрерывно.

Комендантом лагеря был финн Вихола. Мы его звали «Волком». Да он и по наружному виду и по своим делам таким был. Вместе с капитаном и переводчиком они устраивали поголовные избиения людей.

Били резиновыми плетьми с наконечниками, свитыми из проволоки. Такая плеть сразу же рассекала тело до крови. Били нас и перед работой, и перед сном, и во время работы, многих забивали до полусмерти.

Летом 1943 г. Фёдоров её вышел на работу, так как он был совсем раздет и бос, у него сильно опухли ноги. Вихола приказал его наказать. Трое часовых выволокли его из барака, били его дубинкой, топтали подкованными сапогами, потом бросили его в канаву и не разрешали никому подходить близко.

Вихола приказал не давать Александру Иванову хлеба. Иванов отказался выйти на работу. Вихола долго бил его. Иванов весь в крови, с искажённым от боли лицом, кричал: «Скоро вам, гады, конец!» Иванова куда-то унесли.

А Васильев Иван решил однажды итти с жалобой на порядки в лагере в Петрозаводск. Его поймали в Пряже. Комендант всю дорогу от Пряжи до лагеря гнал впереди себя Васильева, избивая его плёткой и уже измученного, еле живого, расстрелял около лагеря.

Не описать всех мук и издевательств. Настрадавшийся народ предъявит полный счёт финским извергам за муки и издевательства над советскими людьми.

Клавдия Квашнина, Александра Худякова

В ИЛЬИНСКОМ КОНЦЛАГЕРЕ

Бежавший из финского плена 17-летний советский гражданин, уроженец города Лодейное поле, Ленинградской области, Плескачёв Алексей Иванович рассказывает:

«В лагере для советских граждан в селе Ильинском советских людей подвергают пыткам, издевательствам и расстрелам. На моих глазах финны ножом распороли живот одной женщине. Она упала, истекая кровью. Одного мужчину лет 30 финны вытащили из барака и тут же расстреляли за то, что он болен и не может итти работать. Когда изголодавшиеся женщины просили хлеба, финны бросали несколько хлебных корок, а затем избивали ногами и плетьми тех, кто пытался поднять эти отбросы. Ежедневно в Ильинском лагере умирало от голода и пыток по 10–12 человек. Как-то один мальчик лет 8–9 подошёл к офицеру с просьбой налить немного бензина для лампы. Офицер выхватил из рук мальчика бутылку и ударом бутылки по голове убил ребёнка насмерть. Финские солдаты и офицеры насилуют советских девушек и женщин, находящихся в лагере».

Записки русских пленных, обнаруженные в концлагере г. Медвежьегорска.

АКТ

Мы, нижеподписавшиеся: председатель комиссии капитан Саков А. Е., члены комиссии: майор медслужбы Овчаренко Н. П., советские граждане, бывшие заключённые в концлагере, Тихонович А. М., Калинин А. М., Кузнецов К. Н., Анискевич К., Дедешин Н. И., составили настоящий акт о чудовищных зверствах белофиннов над мирным населением.

Советские люди были согнаны в концентрационные лагери. В отдельном концентрационном лагере № 8 (совхоз «Ильинский») было заключено около 700 человек советских граждан, из которых 70 % погибли от голодной смерти, побоев и издевательств. Лагерь был обнесён высоким забором из колючей проволоки. В нём был установлен кошмарный режим. За ворота лагеря никого не выпускали, а кто осмеливался выйти, того финские палачи расстреливали без предупреждения.

Советские люди, находившиеся в лагере, работали по 16 часов в сутки, получая 100–125 граммов хлеба в день, а деньгами трудоспособный мужчина получал столько, что нехватало на две коробки спичек.

Финны выгоняли на работу детей и нетрудоспособных стариков, а тех, кто не мог работать, финны избивали до смерти. Так был замучен 70-летний старик Анискевич Ю. Ю., Якубовский С. И., Смоленский И. и много других. Анискевич М. И. по беременности не могла выйти на работу, за что и была избита финнами до полусмерти. Это вызвало у неё преждевременные роды с последующими тяжёлыми осложнениями. Подобных случаев много. Ежедневно на протяжении всех лет оккупации в дождь, вьюгу, мороз всё население лагеря выгоняли на работу, несмотря на то, что большинство из них не имело тёплой одежды и обуви.

Советские люди обмораживали ноги, руки, уши, 35 % жителей лагеря имели обмораживания II–III степени. Многие из них от этого погибли. Так было с уроженцем Подпорожского района, дер. Погра Волковым Н. М., Голубь, Ворониной Еленой, Лавровой Валей и др.

За невыполнение приказаний палачей, а то и просто без всякой причины, жители лагеря подвергались телесным наказаниям — избиениям плетью со свинцовым наконечником. Наказаниям плетью подвергались даже дети, например, Шевчин Пётр, — 7 лет, Бальцевич М., - 11 лет, Маковская Катя, — 9 лет.

В лагере были специально назначены финскими властями палачи: Лаури Ахтинен, Лохикоски Микко, Ипатти Алексей — они избивали и расстреливали людей, которых администрация лагеря подозревала в намерении обежать из лагеря, или тех, кто говорил, что Красная Армия освободит захваченную финнами советскую территорию. Расстреливали без следствия и суда. Так был расстрелян инженер-прораб технического участка Свирь-3 Елисеев В. С. Его отвели на 50 метров от лагеря, заставили вырыть яму для себя, а потом расстреляли. Выстрел произвёл Эркконен. Так же поступили финские палачи с гражданином Инженеровым П. Ф. - жителем г. Ленинграда, Двадцатовым Семёном — уроженцем Новосибирской области и десятками других.

Многие не выдерживали адского режима в концлагере и кончали жизнь самоубийством. Учитель Кондушской начальной школы, Лодейнопольского района, Шамарин Н. О. не вынес издевательств финнов и покончил жизнь самоубийством. В письме жене перед смертью, он пишет: «Жизнь такая тяжёлая, что перенести все эти мучения не в моих силах».

Финские изверги применяли к советским гражданам средневековые пытки, сажали в карцер, морили голодом.

В лагере советские люди умирали от болезней. Медпомощи не было. 26 июня 1944 г. за несколько часов до прихода Красной Армии в лагере были зверски замучены граждане: Кабачников Владимир, Порфиненко И. К., Голубев Н., Ларионов А., Сахаров Анатолий — все в возрасте от 17 до 19 лет.

Медицинской экспертизой установлено, что указанные лица подвергались перед смертью нечеловеческим пыткам. Садистами нанесено много ранений при помощи ножа-финки: обрезаны уши, нос, нанесены ранения в голову, грудь и другие места. И только потом они были расстреляны.

(Подписи)

ЗАЯВЛЕНИЕ

В Чрезвычайную Государственную Комиссию по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников

от бывших заключённых в лагере № 8

После того как финские войска захватили сёла и деревни Олонецкого района Карело-Финской ССР, они создали в районе, прилегающем к Ильинскому лесозаводу, 3 концентрационных лагеря, куда заключили более 2 тысяч советских граждан, русских по национальности. Финские военные власти назвали эти лагери переселенческими; но в действительности это были концентрационные лагери, в которых был установлен варварский режим. Мирные граждане — женщины, дети и старики — находились здесь на положении военнопленных.

Вот какие порядки были установлены в лагере № 8. Весь лагерь был обнесён колючей проволокой, а часовые имели приказ открывать огонь по каждому, кто попытается выйти за пределы лагеря. Хождение по лагерю разрешалось только до 9 часов вечера.

В лагере в момент освобождения территории советскими войсками находились 471 человек, из них мужчин 64, женщин — 208, детей от грудного возраста до 16 лет — 199. Все заключённые в лагере находились в исключительно тяжёлых условиях. Паёк, который выдавался заключённым, состоял из 150–300 граммов сухих чёрных галет, испечённых из овсяных и других отбросов, и из порции жидкого супа-баланды. Иногда выдавалась так называемая «колбаса», сделанная из мясных, главным образом, конских отбросов, с примесью крупы. Колбаса всегда давалась заплесневелой, с признаками начавшегося гниения, с червями.

И, как ни голодны были заключённые, они часто выбрасывали эту колбасу на помойку.

Пленных изнуряли непосильной работой — по 12–14 часов в сутки на лесоразработках. Финны заставляли работать детей. 14-летние девочки Анкудинова Зина, Старченко Ася, Дегтярёва Лида и многие другие направлялись в лес и должны были ежедневно разделать по три кубометра дров на двоих. В течение трёх лет финские власти не дали ни одному заключённому пары сапог или какой-либо одежды, однако, требовали, чтобы в любую погоду заключённые ежедневно выходили на работу. Это приводило к массовым случаям обмораживания.

Советская учительница Л. Г. Позик зимой 1942 г. вместе с 19-ю заключёнными была послана в лес для прокладки дороги. Никаких инструментов им не дали, и им пришлось протаптывать дорогу ногами. Позик отморозила руки и ноги и попросила разрешения на час раньше уйти с работы. Её отпустили, а в тот же день вечером её вызвали в комендатуру лагеря, раздели, повалили на пол и нанесли 24 удара резиновой дубинкой.

В комендатуре существовал целый набор различных плетей: из толстой квадратной резины и круглые, набитые песком. Избиения были обычным явлением. Жестоко, до полусмерти избивали заключённых мужчин, если они говорили на улице с заключённой женщиной. Е. К. Зарецкая — 43 лет — мать троих детей, получила 30 ударов плетью по приказу коменданта за то, что её дочь нашла на дороге хлеб, уроненный с финской машины. Пострадавшая рассказывает: «Меня положили на скамейку, подняли юбку и стали бить. Два солдата держали голову и ноги, а комендант бил. В результате избиения я временно потеряла зрение».

Кроме индивидуальных, производились массовые порки.

В сентябре 1943 г. группа женщин пошла из лагеря в село Тукса для поисков на перекопанных полях остатков картошки. По возвращении в лагерь, в комендатуре, по распоряжению младшего сержанта Касимяки, были избиты плетьми 24 женщины. Били их так: приказали снять верхнюю одежду, лечь на скамью, и избивали. Так были избиты Татьяна Денисевич, Евдокия Поташева, Татьяна Мухина — 17 лет, Александра Мухина — 15 лет, беременная Сержантова Анастасия и др. По всему лагерю разносились душераздирающие крики. Тела истязуемых были в чёрных кровоподтёках.

После избиения они были лишены половины недельного пайка. Заключённые подвергались и другим издевательствам. В марте 1944 г. финны придумали новое наказание. За невыполнение непосильных заданий, или, как формулировали финские палачи «за плохую работу», были наголо острижены А. Поташева, Т. Корзина, О. Туманова, А. Воронина и девушки Л. Сажинова, В. Никифорова, А. Смирнова и др.

Финские власти не заботились о санитарных условиях — за всё время заключённые получили по 150 граммов мыла.

Финские палачи вели регистрацию всех производимых экзекуций с указанием фамилии наказанного, количества нанесённых ударов, но перед отступлением они все эти материалы сожгли.

Во всех этих преступлениях непосредственно виновны: капрал Мяенпя, солдат Эдвард Юлиманкола, младший сержант Матти Еливуони, младший сержант Тюко Касимяки, лейтенант Керри, солдат Лаури Лехтинен, Алексей Ипатти, фельдфебель Микко Лохикоски.

Бывшие заключённые лагеря на территории совхоза № 8: Е. И. Васина, М. И. Кутова, Е. Г. Косточка, А. Н. Фёдорова, Е. Я. Васина

1 июля 1944 г.

АКТ

11 июля 1944 года. Мы, нижеподписавшиеся, гвардии майор Рюма Н. А., майор Коркжов Е. Е., капитан Мелентьев Л. И., капитан Бурд 3. И. и старший лейтенант Гагарин И. И., составили настоящий акт о нижеследующем:

При занятии нашими войсками деревни Кангозеро нами был обнаружен концлагерь для советских военнопленных. За густой сетью колючей проволоки, обмотанной вокруг большого дома, высотой в 2,5 метра томилось до 150 узников.

В помещении тюремного типа, специально подготовленном для военнопленных, насчитывалось восемь общих камер с двухъярусными нарами.

Кроме наружной колючей проволоки, обнесённой вокруг дома-тюрьмы, каждое окно было вдобавок ещё обнесено проволокой.

Бросается в глаза полная антисанитария, грязь. Людей здесь содержали в тесноте, в темноте. Финны редко выпускали заключённых из душных камер. Около дома имеется дорожка. По ней выводили пленных на минутную прогулку.

В километре от этой деревни, на самом берегу реки Шуи, маннергеймовцы устроили концентрационный лагерь для мирного населения. Вокруг всей территории этого лагеря в два ряда насажена колючая проволока полутораметровой высоты. По всем признакам, режим в этой тюрьме мало чем отличался от соседней. Окна отдельных камер тоже были дополнительно опутаны колючей проволокой.

В этом, так называемом, «трудовом лагере» финны держали не менее 200 человек.

Финские оккупанты постарались замести все следы своих злодеяний. Они вывезли всё имущество, которое здесь было, а людей заблаговременно угнали в Финляндию.

(Подписи)

ЭТО БЫЛО В ОЛОНЦЕ

На окраине Олонца раскинулось огромное кладбище, бесконечные ряды могил. Здесь похоронены русские военнопленные и мирные жители Олонца. Мы проходим мимо этих могил, читаем имена наших людей: Лунёв, Иванов, Самойлов, Волдин, Иванов Сергей. Здесь похоронены комсомолка Звездина и учительница Филиппова. Финны три месяца мучили их, а потом вывели на кладбище, раздели донага и расстреляли. Только в первых рядах могил мы видим имена. Дальше идут номера — 177, 460, 3800, 5279…

По свидетельству жителей Олонца, только в одном Ильинском отделении этого лагеря, где томились 700 советских граждан, 70 процентов погибло ОТ голодной смерти, побоев, издевательств.

Финские палачи рационализировали своё преступное дело и перестали писать фамилии погибших в фашистском плену советских людей. Тюремщики стали клеймить их могилы номерами, как клеймят они номерными бирками живых рабов. Ежедневно на кладбище приносили двадцать-тридцать, а зачастую и сорок гробов. Их несли, понурив головы, одетые в рубища пленники. По измождённым лицам живых стекали слёзы. И многие живые завидовали мёртвым. Безвестная могила лучше, чем финский лагерь.

Концентрационный лагерь в г. Олонец

Лагерь. О нём с ужасом вспоминают жители Олонца. Серые бараки, окна без стёкол, а некоторые и без рам, обтянутые решёткой из колючей проволоки На стенах заключённые оставили надписи: «Да здравствует 1 мая!», «Да здравствует советская власть!».

Мрачные бараки обнесены высокой стеной колючей проволоки. Голый двор. Кругом кучи гниющего мусора — рассадники заразы.

Только в трёх таких лагерях Олонецкого района находилось до 4 тысяч советских людей. При установленном в лагерях 16-18-часовом рабочем дне комендант выдавал заключённым 125 граммов эрзац-хлеба. Работали все — и старики, и дети. Голодные, изнурённые, они обязаны были ежедневно ходить много километров до места работы, таскать на себе брёвна и огромные глыбы гранита. Того, кто, обессилев, не мог работать, избивали палками. Так был забит насмерть 70-летний старик Анискевич. У лагерников не было тёплой одежды и обуви, тт. Волков, Голубь, Воронина, Лаврова и другие отморозили ноги и руки и вскоре умерли.

Особенно изощрялись лахтари в своих издевательствах над русскими и украинцами. Они заставляли их выполнять самые тяжёлые работы, зимой отбирали у них обувь, морили голодом.

Финские мерзавцы заражали русских людей сыпным тифом. В лагере был сыпнотифозный изолятор. Сюда лахтари бросали десятки здоровых людей, затем снова переводили их в общие бараки.

За малейшее нарушение приказов лагерники подвергались телесным наказаниям. Их били плетью со свинцовым наконечником. Такой плетью фашисты избивали и детей. Всех, заподозренных в политических разговорах, финны расстреливали без суда. Так был расстрелян инженер Елисеев. Его отвели за 60 метров от лагеря и заставили вырыть себе могилу.

Учитель Кондушской школы, томившийся в лагере, не вынес мучений и покончил жизнь самоубийством.

Перед уходом из Олонецкого района финские палачи зверски замучили юношей Анатолия Сахарова, Алексея Ларионова, Владимира Кабачникова, Николая Голубева и 15-летнего Ивана Порфиненко. Эти советские юноши были исколоты ножами и всем им бандиты перерезали горло.

Уцелевших узников финны угнали с собой. Жители Олонца рассказывают, что, уходя, заключённые кричали: «Передайте нашим, что мы ещё живы, пусть торопятся».

Майор А. Плющ, капитан Я. Клевин

Газета «В бой за родину»

от 8 июля 1944 г.

ЛАГЕРНАЯ ПЕСНЯ

Финские злые солдаты

В лесу нас, несчастных, нашли,

Добро всё у нас отобрали

И в плен нас сюда привели.

Раскинулся лагерь широко,

Кругом всё бараки стоят,

А в доме, большом и высоком,

Засел белофинский отряд.

Ах, злые, жестокие финны,

Зачем привезли нас сюда,

Зачем нас в решётку закрыли,

И выхода нет никуда.

Не слышно по лагерю песен,

Но слышатся крики людей, —

По комнатам слышны страданья

Безвинных и малых детей.

И выйдут несчастные люди

На волю по кухням бродить,

Раз хоть вздохнуть на свободе

И ужин себе раздобыть.

И плачут безвинные люди

Под плетью лихих палачей,

За маленький каждый проступок

Учат их плеть и ремень.

А если который, несчастный,

Под плеть палача попадёт —

Получит он 25 плёток,

Другой и домой не придёт.

Бывали такие случаи

От плётки лихой палача

Сейчас его в «будке» стегали,

А из «будки» несут мертвеца.

Ведь хлеба нам мало давали,

Воду и ту по часам,

А голод нас заставляет

Шататься, просить по домам.

Как дверь за водой открывают,

В дверях патрули всё стоят,

В два строя и с красной нашивкой,

За мной, как за вором, следят.

Финские злые солдаты

В лесу нас, несчастных, нашли,

Всё наше добро разорили

И нас сюда в плен привезли.

И если мы здесь не погибнем,

И сможем войну пережить,

В родные края возвратимся,

То каторгу нам не забыть.

Родным, и друзьям, и знакомым

Есть много о чём рассказать.

Будем мы с честью трудиться

И новую жизнь начинать.

Записано со слов П. М. Кононовой

Лагерь № 5

О, милая русская воля,

Как счастье моё далеко.

Свободы, свободы не видим,

У финнов в плену мы давно.

Придёт ещё, мамочка, время,

Письмо ты получишь моё,

Прочтёшь ты и горько заплачешь,

И вспомнишь про дочку свою.

Вот слышим — этап назначают,

По лагерю крики и гам,

Ой, братцы, куда назначают?

Поедем, поедем на «бал».

Мы ехали, ехали долго,

Вдруг поезд, как вкопанный, стал,

Кругом только лес и болото,

Здесь будет страшный тот «бал».

Дорогу построили быстро,

Дорога длинна, широка,

Ой, сколько костей по дороге,

Вся кровью она залита.

И кровь эта ала, кипуча,

По рельсам стальным бежит,

За жизнь украинцев и русских

Останется счастье другим.

О, милая русская воля,

Как счастье моё далеко!

Свободы, свободы не видим,

У финнов в плену мы давно.

Записано со слов Надежды Егоровой