БАНДИТЫ О СЕБЕ
Финский разбой официально подтверждается докладной запиской финского офицера «просвещения» 6 армейского корпуса за № 569 от 28.8.1941 г., в которой говорится:
«Солдаты забирали из сараев готовое сено… Весенние посевы, и особенно овёс, уничтожали и скармливали лошадям. Во многих местах солдаты портили дорогие и дефицитные рыболовные снасти… Из мелкой утвари солдаты забирали небольшие иконы, медные образа и прочие вещи. Забирали у семей корову и последнюю курицу».
Солдаты финской армии грабили всё, что попадало под руку, и всё, что видели их воровские глаза.
«Мне ничего не посылай, я сыт, — писал домой шюцкоровец Хайконен. — Мы заходим в колхоз и, на глазах оставшегося населения, забираем свиней, режем и варим их в своё удовольствие».
Из дневника лейтенанта Нуклер:
«Вечерами занимаемся «добыванием». Добыли два самовара, картошки, мороженой брусники, грибов».
Солдату Теуво Хууско пишет его брат Укко А. Хууско:
«Вейкко задушил одного русского и добыл у него много всякой всячины, как-то: золотые часы, бинокль, пистолет, компас, три золотых зуба и прочую мелочь. Здесь ребята, которые не поленились переворачивать трупы, здорово поживились».
Лётчик Риппиля похвалялся в письме перед своей невестой:
«А посмотрела бы ты, как пытались спрятаться от наших пуль эти беженцы из Энислинна (Так финны называли Петрозаводск). Но наши пулемётчики не зря учились стрелять».
Солдат 101 финского пехотного полка Аарнэ Энсио Мойланен рассказал:
«Разведывательно-диверсионный отряд, участником которого я являюсь, поджёг деревню Койкари… женщины бежали нам навстречу и просили их не расстреливать. Мы изнасиловали некоторых из этих женщин и расстреляли всех. Никого не оставили. У меня в памяти осталась красивая девочка, которую мы с товарищем изнасиловали, а после расстреляли».
Пленный солдат Раялампи заявил:
«По приказанию подполковника Косинмаа мы сожгли деревню Витсиваара».
Пленный солдат 5 егерского батальона Вильё Суутари показывает:
«Однажды в лесу, в полутора километрах от деревни Паданы, мы набрели на сарай, в котором обнаружили двух стариков 60 лет, оказавшихся советскими гражданами. На другой день лейтенант Мериканто вызвал меня и моих трёх товарищей — Лайтио, Лехтинен и Нурми — и сообщил, что нам разрешается расстрелять стариков. Я не отказался от расстрела этих людей потому, что имел желание расстрелять их лично. Ведь задержал их я. Когда мы довели этих двух советских граждан до указанного места, мы заставили их вырыть себе могилы и по команде прапорщика Эломаа попарно произвели по ним огонь. Я и Лехтинен расстреляли одного старика, а Нурми и Лайтио — другого».
Январской ночью 3942 г. финский батальон, проникший в наш глубокий тыл, находился в боевой готовности. 500 финских солдат и офицеров окружили советский посёлок Майгуба, в котором не было ни одного взрослого мужчины. Посёлок спал мирным сном.
В этот час состоялся сбор командиров взводов финского батальона: убийцы готовились к расправе со своими жертвами.
«Командир роты капитан Пуустикен, — показал один из участников этого разбойничьего налёта военнопленный В., - позвал к себе всех командиров взводов и дал приказание сжечь все дома и постройки в посёлке. Командир нашего взвода лейтенант Ахвенайнен, передавая приказание Пуустинен своему взводу, добавил: «Если услышите, что в домах есть люди, то забросайте окна гранатами, а потом зажигайте дома». Я слышал взрывы гранат во многих домах. Видимо, и другие взводы поступали таким же образом»…
«Другие взводы» поступали именно так, как им предписывало финское командование. Посёлок был объят пламенем. Стоны и плач женщин и детей не были слышны — всё заглушали взрывы гранат, грохот обрушивающихся домов.
Солдат Хуго Юссила из 985 противовоздушной роты, взятый в плен 1 июля 1942 г., показал:
«В селе Паданы несколько сот человек местных жителей. Большая часть из них — коренные жители села, а остальные собраны из окружающих деревень. Без разрешения отлучаться из сеча никому нельзя. Всё гражданское население привлечено к работам. Каждый должен работать под надзором охранников. Власть в селе принадлежит военному коменданту майору Кивикко»,
Солдат Паули Кивеля из 5 пехотного полка, взятый в плен 8 апреля 1943 г., показал:
«В деревне Паданы и Сельга я видел мирных людей. Они используются на разных работах. Они голодают. В деревне Сельга я прочитал приказ финского командования, где говорилось, что за появление на улице после 10 часов вечера — расстрел».
Солдат Лео Тойвонен из 3 пехотной бригады, взятый в плен 8 апреля 1943 г., показал:
«В селе Паданы имеется гражданское население. Когда я был там, всех граждан русской национальности отправили в Финляндию».
Капрал Эско Хелстен из 15 отдельного сапёрного батальона, взятый в плен 25 марта 1943 г., показал:
«Мирное карельское население я видел в дер. Толвуя [1]. Из маленьких деревень жители согнаны в одно место, чтобы легче было следить за их поведением».
Солдат Эйно Хусу из 21 отдельного батальона, взятый в плен 26 февраля 1943 г, показал:
«В Петрозаводске я видел ваше мирное население. По улицам им не разрешается ходить. На вокзале раньше дети занимались попрошайничеством у финских солдат, а теперь это строго запрещено».
Солдат Эркки Хейсканен из 3 пехотной бригады, взятый в плен 15 сентября 1942 г., показал:
«На улицах города Петрозаводска мы встретили испуганных женщин с детьми на руках. Наши газеты утверждали, что гражданское население завоёванных районов получает такой же паёк, как и население Финляндии, но это не верно. Вид советских граждан свидетельствует о том, что они сильно голодают».
Пленный финский солдат Суло Иоганнес Ахо из 2 отдельного батальона береговой обороны рассказал:
«В деревнях, расположенных на западном берегу Падмозеро, и в деревнях южнее этого озера имеется гражданское население, состоящее из русских и карел. В большинстве своём это женщины и дети. Финские военные власти держат их здесь на положении заключённых и в принудительном порядке заставляют выполнять тяжёлые работы. Всё лето и осень истёкшего года население работало на полях, урожай с которых был целиком реквизирован для финской армии. В деревне Мустово находится подсобное хозяйство нашего второго батальона. Ему передано около 80 голов скота, отобранного у местного населения. Местных жителей принуждали работать в этом хозяйстве, которым заведывал один сержант — щюцкоровец. Он избивал подростков в возрасте 15 лет за то, что те не в силах были выполнить установленную им норму выработки. Это, конечно, проходит для щюцкоровца безнаказанно, так как подобное отношение к советским людям считается нормальным. В течение лета 1943 года было согнано свыше 200 человек, главным образом подростков, из ближайших деревень на строительство дороги в районе Толвуя и пристани Шитики. Все эти люди работали под охраной финских солдат, как заключённые. Никакой оплаты за этот каторжный труд население не получало. Офицеры и солдаты, несущие охрану лагеря для мирного населения, чувствуют себя здесь полными хозяевами и делают с людьми, что хотят. Много местных девушек ими были изнасилованы».
В найденном у капрала Унто Пуккила письме от друга из Хельсинки есть такие строчки:
«Изрядно вышив, мы приволокли к себе трёх русских девушек — пленниц российской Карелии. Мы оставили их в чём мать родила. Они сопротивлялись, но мы досыта над ними потешились».
Перебежчик младший сержант финской армии Юхо Перяясви, комендант Военного Управления Восточной Карелией в деревне Толвуя Заонежского района, 27 июня 1944 г. рассказал:
«Я служил комендантом Военного Управления Восточной Карелией, которое осуществляло руководство сельскохозяйственными делами в Восточной Карелии. Военное Управление Восточной Карелией расположено в Иоэнсуу. Начальником Управления является генерал-лейтенант Араюри. Военное Управление делится на три района — Беломорский, Олонецкий и Масельский. Последний район недавно был ликвидирован и передан Беломорскому и Олонецкому районам. Начальником Олонецкого района является подполковник Кесямаа, начальником земельного отдела этого же района — майор Калтио. Начальником Беломорского района является полковник Хирвикоски, начальником земельного отдела — капитан Коскинен. Военное Управление объединяет государственные угодья и одновременно руководит сельскохозяйственными делами среди местного населения. На государственных угодьях работали местные жители в принудительном порядке. Тех, кто отказывался выполнять задания, угоняют в концентрационные лагери. Заработная плата за труд определялась от 7 до 20 марок в день. Поэтому работающие живут всегда впроголодь. В 1941 году населению было предложено в принудительном порядке отдать Военному Управлению весь скот и сельхозинвентарь, причём 40 процентов коров уходило на снабжение армии. Осенью 1943 года и весной в 1944 году Военное Управление стало продавать населению отобранных ранее у них коров и лошадей. Таким образом крестьяне вынуждены были выкупать им же принадлежащий скот. Сельскохозяйственный инвентарь также был отобран и в последующем продавался населению, как и скот. За худую корову, очень часто безмолочную, крестьяне вынуждены были платить 3500–4000 марок, а за плуг или соху 70-109 марок. Лошадей продавали также самых плохих, по стоимости до 12 000 марок. О плохом состоянии лошадей говорит тот факт, что население не в состоянии было провести полностью весенний сев весной 1944 года. Даже молоко от своих коров крестьяне вынуждены были выкупать, уплачивая по 4 марки за литр. Финские власти всячески натравливали карел на русских и наоборот. С этой целью также были введены различные паспорта. Русские имели паспорта с обложкой красного цвета, карелы с обложкой жёлтого цвета. Русские не имели права выходить за пределы границ своей деревни без разрешения коменданта. За нарушение порядка (выход за границы деревни и др.) люди арестовывались военной полицией на срок от 10 до 14 суток. В некоторых деревнях, как например, Великая Губа, Великая Нива и др. (Заонежский район), были организованы школы, в которых обучались дети. Учителями в школах были финны, присланные из Финляндии. Программы обучения включали в себя историю Финляндии, которая давалась в пределах новых границ (Великая Финляндия), т. е. почти до Урала. В программах Карелия выделялась как земля, исторически принадлежащая Финляндии. В темах по истории учащимся внедрялось, что русские были постоянно врагами финского народа. Население держалось в неведении всех текущих событий. Оно было лишено радио и газет. Единственная газета, которую получало население, была «Северное слово». Эта газета была предназначена для военнопленных. Издавалась она на русском языке».
Военнопленный 2-й роты отдельного финского батальона младший сержант Илмари Вийтала, захваченный в плен 4 июля 1944 г., показал:
«Комендантом г. Петрозаводска был издан приказ, которым запрещалось финским солдатам и офицерам общаться с русским населением. Всё русское население, от детей до стариков, было посажено в концлагери. В Петрозаводске было шесть концлагерей для гражданского русского населения. В лагере № 5, который размещался в погрангородке, недалеко от вокзала, находились мальчики и девочки 12–15 лет. В августе или в сентябре 1943 г. в этом лагере было расстреляно несколько детей. Финские власти объявили, что расстрел был произведён «при попытке к бегству». Условия для детей были кошмарные, их заставляли работать насильно, никто не лечил их, кормили исключительно плохо. В лагере свирепствовал тиф, в результате которого погибло много детей. Начальником лагеря № 5 был лейтенант Луккаринен. В лагере № 3, который размещался в здании лыжной фабрики, находились женщины с грудными детьми. Условия для заключённых были созданы исключительно тяжёлые. Из детей и женщин многие умирали. В лагере № 2, который находился в студенческом городке, сидели дети, женщины и старики. Все лагери были обнесены колючей проволокой, высотой до 3-х метров. В районе лагеря № 3 из квартир, где жили русские, свозилась вся мебель, ломалась и сваливалась в одну кучу. Это было сделано для того, чтобы показать заключённым, как финны обращаются с их имуществом. Все ценные вещи: одежда, обувь, пианино и рояли отправлялись в Финляндию. Начальником военной полиции Петрозаводска был лейтенант Кантонен 30–35 лет. Он чрезвычайно жестоко обращался с русским населением. Все грабежи в квартирах русских и вывоз вещей в Финляндию делались по прямому приказанию лейтенанта Кангонен».
От Мартти Пелтомяки, солдата 1-й роты ПВО ППК 9293 Домашний адрес: Мери-Карвиа, Юликюля, Финляндия.
«Я служил в 1-й роте противовоздушной обороны Служа в Петрозаводске в концлагере № 2, я видел однажды, как заключённых избивали резиновой палкой, одного до потери сознания. Двое мужчин сбежали, их задержали около Свири. Одного из них били до тех пор, пока тот не потерял сознание. Я лично видел это. Из окна комнаты, где мы находились в охране, хорошо видно было место, где производились избиения. В избиении в первую очередь участвовал начальник лагеря. По его приказаниям били заключённых. Начальником лагеря служил лейтенант Тимо Салаваара. В избиении участвовал также фельдфебель лагеря и старшина.
Избиение происходило в комнате конторы на столе. Наказываемого держали за ноги и за голову и били по спине. Таких случаев было 2–3 ежедневно». 12 июля 1944 г.
Командованию Красной Армии по просьбе солдата 1-й роты ПВО Урхо Ансели Юссила написал солдат Мартти Пелтомяки:
«Будучи в охране концлагеря № 6, весной 1942 г., я был очевидцем следующего случая: начальник лагеря прапорщик Ярвинен бил резиновой палкой одну женщину. В контору, где происходило избиение, пришёл солдат Тикканен и сказал, что начальник слишком слабо бьёт женщину. Солдат Тикканен взял резиновую палку и продолжал избиение. Вначале женщина стояла, а затем упала на пол. Несмотря на это, избиение продолжалось. После избиения женщину бросили на гауптвахту. В 1942 г. гауптвахта не отапливалась. Также я часто видел, как прутьями били мальчиков за то, что они уходили в город. Кроме вышеуказанных, в избиениях принимал участие младший сержант Хирвонен». 12 июня 1944 г.
ФИНСКИЙ «НОВЫЙ ПОРЯДОК» В ЗАОНЕЖСКОЙ ДЕРЕВНЕ
Перед нами объёмистая папка приказов и распоряжений полевого начальника Ламбасручейского участка Александра Пернанен.
Этот начальник, именовавший себя иногда управляющим, по существу являлся новоиспечённым помещиком. В его полновластном подчинении находились деревни Ламбасручей, Леликозеро, Мижостров, Пегрема, Селецкая, Карасоверо, Мунозеро и Красная Сельга Заонежского района.
Пернанен ретиво исполнял все приказания «Военного Управления Восточной Карелией», выжимая из населения все соки, исправно отправляя награбленное в Финляндию. Это он с резиновой дубинкой в руке обходил дома ламбасручейских крестьян, заставляя их выгонять со двора последнюю овцу, тыча под нос бумажку:
«Всем владельцам коров и прочего мелкого скота не позднее 15 июня 1942 г. передать свой окот общине».
Это он писал приказы старостам:
«Овец всех остричь и шерсть привезти в Ламбасручей».
«Весь урожай намолотить и сдать зерно в магазин»
«Всем лошадям отрезать хвосты до 30 октября и волосы привезти в земельный отдел».
«Теперь же соберите и положите в общую яму картошку от каждого домхозяина…».
«Сразу же прислать в Ламбасручей все сырые кожи разного вида».
«Всех овец, баранов, ягнят 18.05.1943 г. согнать в Космозеро. Оттуда будут отправлены далее».
В приказе районного начальника Заонежского полуострова от 15 июня 1943 г. говорится:
«…старше 10 лет дети обязаны принимать участие по заготовке сена. Каждый должен заготовить сена самое малое 2000 килограммов».
Финны угоняли молодых юношей и девушек на каторжные работы в Финляндию, разрушали семьи, отрывали детей от родителей, матерей от детей. Вот документы:
«Старосте деревни Пегреш. Приказываю сегодня же послать трёх мальчиков: Прохорова Виктора, Прохорова Фёдора и Максимова Василия в Великую Губу пасти коней. А также назначьте в Кижи на молотьбу Ражиеву Татьяну, Прохорову Марию, Ерёмину Акулину, Прохорову Анну, Алампиеву Матрёну, Петушову Марию и Алампиеву Марию. 15.6.1943 г. А. Пернанен ».
«Старосте деревни Пегрема. Приказываю направить пять молодых девушек, которые должны явиться в понедельник утром в Ламбасручей для отправки дальше. 7.7.1943 г. А. Пернанен ».
ПРИКАЗЫ И РАСПОРЯЖЕНИЯ ФИНСКИХ ОККУПАЦИОННЫХ ВЛАСТЕЙ
Финские власти всю колхозную собственность, сельскохозяйственный инвентарь, скот, хлеб и другое, объявили военными трофеями.
Директива Олонецкого Окружного Штаба Военного Управления Восточной Карелией от 8 декабря 1941 г. № 150 гласит:
«Захваченную чужую собственность — сельхозмашины, инвентарь и другое имущество, а также домашний скот, следует учесть и объявить трофеями. Если же упомянутые выше трофеи частями не учтены, то сбор и учёт их производят центральные сборочные пункты или должностные лица Управления».
В приказе по Управлению районом Шуньга говорится:
«Населению объявить, что в связи с военным положением у местного населения реквизируется зерно и фураж, которые они получили при распределении колхозных доходов. Местному населению оставить запас зерна только на три месяца. Все излишки зерна и фуража сдаются местному начальнику».
ИЗ ВЕСТНИКА ПРИКАЗОВ № 1 ВОЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ ВОСТОЧНОЙ КАРЕЛИЕЙ
1 сентября 1941 г.
«Женщинам на сплавных и лесных работах уплачивается 60 процентов от зарплаты мужчин. Команд. Военным Управлением Восточной Карелией подполковник В. А. Котилайнен Нач. штаба подполковник Г. Олслдман ».
«Русским и прочим инородным рабочим уплачивается 50–60 процентов расценок. Находящимся в концентрационных лагерях заработная плата не уплачивается. Начальник округа подполковник Эмели Копонен . Начальник штаба капитан Олли Палохеймо ». (Перевод с финского)
«ПО СЛЕДАМ ВОЙНЫ»
Датский писатель о поездке в оккупированные районы Карело-Финской ССР
Стокгольмское издательство «Тиденс» издало в 1943 г. книгу датского писателя и военного корреспондента Херсхольт Гансена «По следам войны», содержащую впечатления автора от поездки во временно оккупированные финнами районы Советской Карелии. Автор книги, несмотря на свою дружбу с белофиннами, не смог скрыть своего удивления по поводу замечательных достижений народа Карелии в экономическом и культурном развитии при советской власти, В то же время автор вынужден признать факты варварского разрушения культурных ценностей и бесцеремонного ограбления населения оккупированных районов Карелии финскими захватчиками. Ниже мы приводим отдельные отрывки из книги Гансена «По следам войны».
«Рассматриваемую с точки зрения войны Карелию, — пишет Гансен, — можно описать, как совокупность опустошённых и невозделанных полей, сожжённых сёл и разбомблённых городов. Финский артиллерийский огонь превратил целые кварталы в развалины, а оставшийся после отступления русских инвентарь уничтожался отчасти из страха перед минами, отчасти в отчаянии и страсти разрушения и отчасти увозился и используется теперь финской армией».
«…3а последние месяцы финская армия захватила лишь очень ограниченное количество пленных. С ранеными пленными большей частью расправа весьма короткая. Это подтверждают сами финские солдаты.
Прибыв в Гамла-Карлебю, я увидел закрытый товарный вагон, где находилось около 20 более или менее серьёзно раненных русских пленных. Вагон пришёл за день до этого, но никто не подумал и не нашёл времени заняться ранеными. В течение недели они были в пути и лежали на полу в грязном вагоне, обезумевшие от боли и дрожащие в лихорадке. Первая помощь им не была оказана до погрузки их в вагон и отправки. Разумеется, в таких условиях большинство тяжело и средне раненных русских умирает до оказания им помощи».
Описывая состояние лагеря для военнопленных, автор указывает: «Самое ужасное впечатление производят инвалиды, которые за недостатком госпиталей были переправлены сюда, где их поместили в отдельном бараке. Их разместили на деревянных нарах, по 4 ряда друг над другом с расстоянием от каждого меньше метра. Каждый инвалид занимал площадь самое большее в 2 квадратных метра. Из-за недостатка места пленные не могли сидеть выпрямившись, а упирались головами в верхние нары… Какой смысл держать инвалидов в подобном состоянии? Эти условия несравнимы с теми, какие существуют для преступников в цивилизованной стране.
…В Парлампи, в лагере, были сотни живых, потерявших способность двигаться, сидевших в согнутой позе, как крысы, одетые в старые тряпки, в крошечной зловонной комнате, недостаточно отапливаемой при 25 градусах мороза.
…Офицер заметил на марше (в лагере С.), что один из пленных надвинул шапку на ухо, чтобы защититься от холода. Офицер строго крикнул ему: «Поднять шапку!». Где разумное объяснение того, почему человек должен обязательно мёрзнуть, если у него есть собственная шапка?
Число пленных, заболевших, особенно туберкулёзом, катастрофически велико. Фактически все болезни вызваны недостатком питания. Смертность в лагере очень высока. Кроме туберкулёза, очень распространена чесотка. Одежда заключённых военнопленных чрезвычайно жалка. Дело в том, что военную форму и сапоги, сохранившиеся в хорошем состоянии, у пленных отбирают и передают в финскую армию. Вместо превосходной военной одежды, пленные получают старую потрёпанную русскую форму, которую уже нельзя носить на фронте. Особенно трудно с обувью, можно видеть многих пленных на прогулке, обутых в тряпки или бумагу.
Пропаганда использует это, чтобы подчеркнуть, как плохо была экипирована Красная Армия. Публикуются снимки военнопленных. Я видел много русских пленных сразу после их пленения — их платье и вооружение были безупречны.
…Поведение населения оккупированных областей и его настроение, несомненно, сильно разочаровали официальную Финляндию, ибо она ждала, что финскую армию встретят как освободительницу… Не население Дальней Карелии хочет «присоединиться», а, напротив, известные чисто финские круги в самой Финляндии хотят этого тут населения Дальней Карелии.
Мы имели случай видеть колхозы Карелии, где оставшееся на местах население было вынуждено жить на картошке и соли. От завоевателей не было возможности получить даже хлеба, хотя они и настаивали на том, что пришли в качестве освободителей. Я посетил семью, которой с момента оккупации нечего было есть, кроме того, что можно было выпросить, как милостыню, у солдат. Крестьяне отчаянно ругались, и, я думаю, едва ли нашёлся бы кто-либо, кто мог бы убедить их в том, что их освободили. Их запасы были конфискованы финской армией, у которой они были вынуждены просить милостыню».
Далее автор излагает свои наблюдения о городе Медвежьегорске: «Большая часть города, — пишет он, состоит или вернее состояла из старых плохоньких домов, которые всё же, как я узнал позднее, были сожжены финнами отчасти из страха перед минами, частью же потому, что в них легко могли скрыться саботажннки. Если исключить сравнительно большое количество деревянных домов, построенных ещё в старое время, Кархумяки (Медвежьегорск) производил впечатление расцветающего города. Жилые дома представляли собой большой комплекс каменных зданий, а общественные здания, как, например, санаторий и комбинат медицинских учреждений и городского Совета, были почти роскошны. За последние 10 лет население города почти удвоилось. Советское правительство находило время и возможность построить в отдалённых районах Дальней Карелии много больших зданий и поднять общественный уровень. В окрестностях Кархумяки (Медвежьегорск) расположены теплицы, оборудованные так хорошо, что им нет равных в Дании и Швеции, и большой отель в том же городе отнюдь не хуже отелей Гельсингфорса. В каком из городов Западной Европы на 15 000 жителей имеется здание собственного театра? Здесь, в Медвежьегорске, он есть, и вблизи него находится техническая школа, школа для детей, библиотека, маленький искусствоведческий музей, спортбаза».
«Я был удивлён, — продолжает автор, — колоссальной заботой Советского Союза по отношению к детям и молодёжи… На берегу Онеги я посетил лагерь для детей. Теперь он пуст, а раньше служил для зимнего и летнего пребывания комсомольцев и юных пионеров. Управление и устройство этого лагеря были таковы, что любой западно-европейский скаут позеленел бы от зависти.
В противоположность русским, допустившим уже с 1917 г. финский язык, финны оказались нетерпимыми и старались в малейших деталях как можно скорее добиться иллюзии «финизации».
Говоря о земледелии в Карелии, автор пишет: «Превосходство земледелия в Советской Карелии по сравнению с земледелием Восточной Финляндии очевидно. На общих началах владения землёй колхозники не только могли существовать, но существовали отлично».
Херсхольт Гансен приводит сравнительную таблицу урожайности по годам в Олонецком районе.
Книга заканчивается словами: «Систематически анализировать все отрасли промышленности Советской Карелии не представилось возможным. Но приведённые цифры убеждают в том, что последние 25 лет люди работали изо всех сил, и развитие гигантски шло вперёд.
Несомненно, было бы трудно найти другой пример столь быстрой индустриализации, как в Карелии, значение которой для Советского Союза и в некотором отношении и для мировой экономики всесторонне возросло. Отдалённые первобытные районы за Полярным кругом приобщились к цивилизации и вошли в контакт со всем остальным миром. Но здесь, как и во всех остальных областях, война принесла разрушения, регресс и вандализм».