Лица: Анатоль, Макс, Эльза Комната Анатоля. Начало сумерек. Комната некоторое время пуста, потом входят Анатоль и Макс.
Макс. Ну, вот… я даже поднялся с тобой наверх!
Анатоль. Останься еще немного.
Макс. Мне кажется, что я тебе помешаю?
Анатоль. Прошу тебя, останься! У меня вовсе нет охоты сидеть одному — а, кто еще знает, придет ли она!
Макс. Так!
Анатоль. Семь раз из десяти я жду напрасно!
Макс. Я бы этого не выдержал!
Анатоль. К тому же иногда приходится верить отговоркам — увы! бывают и основательные.
Макс. Все семь раз?
Анатоль. Почем я знаю!.. Уверяю тебя, нет ничего ужаснее — быть любовником замужней женщины!
Макс. О, все же… на месте ее супруга я был бы, например, с меньшим удовольствием!
Анатоль. Теперь это тянется уже — сколько —? — Два года — что я! — больше! — Уже на масленице исполнилось два— теперь это уже третья «весна нашей любви»…
Макс. Но что с тобой такое!
Анатоль (в пальто, с палкой, тяжело опускается в кресло, которое стоит у окна). Ах, я устал — я нервничаю, я сам не знаю, чего я хочу…
Макс. Уезжай!
Анатоль. Зачем?
Макс. Чтоб сократить конец!
Анатоль. Что ты понимаешь под словом — конец!?
Макс. Уже не раз мне приходилось видеть тебя в таком состоянии — в последний раз, помнишь, ты долго не мог решиться распроститься с той глупой девчонкой, которая, право, не стоила твоих страданий.
Анатоль. Ты думаешь, что я ее больше не люблю?..
Макс. О! Это было бы великолепно… в этой стадии уже не страдают!.. Теперь ты проделываешь нечто худшее, чем сама смерть — это что-то медленно отравляющее.
Анатоль. Однако, у тебя манера преподносить приятные вещи! — Но ты прав — это агония!
Макс. Сознавать свое положение — в этом уже есть что-то утешительное. И не нужно тут никакой философии! — Не к чему забираться в глубины великой всеобщности; — достаточно будет понять особенность данного случая и обнажить его глубокие корни.
Анатоль. Не Бог знает, какое удовольствие ты предлагаешь мне.
Макс. Это лишь мое мнение. — Я уже за день насмотрелся на тебя, уже в Пратере. — ты был бледен и скучен, как сама смертная тоска.
Анатоль. Она рассчитывала сегодня выехать.
Макс. А ты ведь радовался, что мы не встретили ее; ты говорил, что у тебя нет больше той улыбки, которой ты приветствовал ее два года тому назад.
Анатоль (встает). И как это только происходит! — Объясни мне, как это только является? — Мне предстоит, значит, еще раз пережить это медленное, постепенное, бесконечно печальное увядание? — Ты не знаешь, как я боюсь этого! —
Макс. Потому-то я и говорю тебе: уезжай! — Или имей храбрость сказать ей всю правду.
Анатоль. Но что сказать? и как?
Макс. Ну, очень просто: все кончено.
Анатоль. Такого рода правдой нечего особенно хвастать; к тому-же это ничто иное, как грубая прямолинейность людей, уставших обманывать.
Макс. Конечно! Вы предпочитаете посредством тысячи хитростей скрывать друг от друга, что вы уже не те, какими были раньше, вместо того, чтобы с быстрой решительностью разойтись друг с другом. Только к чему это? —
Анатоль. Потому что сами мы не верим в это. Потому что среди этой бесконечной пустоты агонии бывают особенные, обманчивые моменты расцвета, когда все прекраснее, чем когда-либо было раньше!.. Никогда нет у нас такой огромной жажды счастья, как в эти последниe дни любви, — и если тут случится какое-нибудь настроение, какое-нибудь случайное опьянение, что-нибудь почти ничтожное, переодетое в костюм счастья, мы не хотим срывать маску… Тогда приходят минуты, когда делается стыдно, что ты считал все блаженство оконченным — тогда, без слов, выпрашиваешь друг у друга прощенья за многое. — Так устаешь от страха смерти — и вот жизнь вдруг опять берет свои права — жизнь более горячая, более пылкая, чем прежде — и более обманчивая, чем когда-нибудь.
Макс. Не забывай только одного: конец этот наступает часто раньше, чем мы предчувствуем! — Бывает счастье, которое начинает умирать с первым поцелуем. — Разве ты не знаешь, что тяжело-больные до последнего момента считают себя здоровыми? —
Анатоль. Я не принадлежу к этим счастливцам! — Это факт! — Я всегда был гипохондриком любви… Быть может, чувства мои не были никогда такими больными, как я думал — тем хуже! — Иногда мне кажется, что вера в дурной глаз оправдывается на мне… Только он у меня обращен внутрь, и мои лучшие ощущения чахнут от него.
Макс. Тогда нужно гордиться своим дурным глазом.
Анатоль. Ах, нет, я завидую другим! — Знаешь, тем счастливцам, для которых каждый новый шаг жизни — новая победа! — Я всегда должен быть наготове с чем-нибудь покончить; я останавливаюсь, — размышляю, отдыхаю, тащу за собою! — Те, другие, покоряют играя, при самом переживании… Это для них одно и то же.
Макс. Не завидуй им, Анатоль — они не покоряют, они только проходят мимо!
Анатоль. А разве это тоже не счастье? — У них нет, по крайней мере, своеобразного чувства вины, которое составляет тайну наших страданий при расставании.
Макс. Какой же вины?
Анатоль. Разве мы не обязаны ту вечность, которую мы обещаем женщине, вложить в те два года или те два часа, в течение которых мы ее любим? Мы никогда не могли этого, никогда! — С этим сознанием вины мы расстаемся с каждой — и наша тоска обозначает только тихое признание. Это и есть наша последняя крупица порядочности!
Макс. Иногда же наша первая…
Анатоль. И все это причиняет столько страданний!
Макс. Дорогой мой, для тебя все эти длительные связи вообще нехороши… У тебя слишком тонкое чутье.
Анатоль. Как я должен понимать тебя?
Макс. Твое настоящее всегда тащит за собою целый тяжелый багаж неперебродившего прошлого… И вот первые годы твоей любви начинают вновь тлеть и в твоей душе нет сил, чтобы оттолкнуть воспоминания. — Какие же естественные следствия этого? — Они заключаются в том, что даже в наиболее здоровые, наиболее цветущие мгновенья твоего настоящего слышится запах этой тлении — и атмосфера твоего бытия непоправимо отравлена.
Анатоль. Это может быть и так.
Макс. А потому в тебе вечная смесь из прошлого, позднейшего и настоящего; все это постоянные, неясные переходы! Прошлое не является для тебя простым, застывшим фактом, оно не отрешилось от тех настроений, которые вызвали его существование — нет, настроения остаются, давят своим тяжелым бременем, они становятся только бледнее, блеклее — и только мало помалу отмирают.
Анатоль. Пусть так! И из этой туманной области поднимаются болезненные испарения, которые так часто портят мои лучшие мгновения. От них-то я и хотел бы спастись.
Макс. Я замечаю, к величайшему моему изумлению, что человеку иногда хочется изречь нечто глубокомысленное!.. И вот у меня сейчас язык чешется — будь тверд, Анатоль — излечись!
Анатоль. Ты сам ведь смеешься, даже когда произносишь эти слова!.. Возможно, что я был бы способен на это! — Мне не хватает, однако, самого главного — потребности в этом! — Я чувствую, как много я бы потерял в тот день, когда я вдруг нашел бы себя «твердым»!.. Есть так много болезней и только одно здоровье! Здоровье все ощущают одинаково, болезнь всякий по-своему.
Макс. Разве? Что это — тщеславие?
Анатоль. А если бы и так? А ты уж так уверен, что тщеславие недостаток, что ли?…
Макс. Из всего этого я заключаю только, что ты не хочешь уехать.
Анатоль. Быть может, я еще и уеду, — допустим! — Но я должен сам себя огорошить этим — тут не должно быть предвзятости, — предвзятость портит все! — Самое ужасное в этом то, что нужно укладывать вещи в чемодан, велеть позвать извозчика — сказать ему: пошел — на вокзал!
Макс. Я позабочусь о всем этом! (В это время Анатоль идет быстро к окну и смотрит на улицу). Что с тобой такое?
Анатоль. Ничего…
Макс. Ах, да… я было забыл совсем… Сейчас ухожу.
Анатоль. Видишь ли — в настоящее мгновение у меня такое опять настроение, будто?
Макс. —
Анатоль. Будто я обожаю ее!
Макс. Этому есть одно простое объяснение: что ты действительно обожаешь ее — в это мгновение!
Анатоль. Прощай пока — но извозчика еще не нанимай!
Макс. Не будь таким малодушным!.. Скорый поезд в Триест отходит еще через четыре часа — багаж можно и после прислать.
Анатоль. Очень благодарен!
Макс (у дверей). Не могу никак уйти без афоризма!
Анатоль. Пожалуйста?
Макс. Женщина — загадка!
Анатоль. О!
Макс. Дай же кончить! Женщина загадка: — так говорят! Какой загадкой были бы мы для женщины, если бы она была достаточно умна, чтобы подумать об этом.
Анатоль. Браво! браво!
Макс делает низкий поклон и уходит…
Анатоль (некоторое время один, ходит по комнате взад и вперед; затем садится к окну и курит папироску. Звуки скрипки раздаются с верхнего этажа — пауза — слышны шаги в коридор… Анатоль настораживается, встает, кладет папироску на пепельницу и быстрыми шагами идет навстречу входящей глубоко лавуалированной Эльзе.
Анатоль. Наконец-то!..
Эльза. Да, уже поздно… да, да! (Снимает шляпу и вуаль) — Я не могла раньше — никак невозможно!
Анатоль. Не можешь ли ты объяснить мне?… Ожидание делает меня таким нервным! Зато — ты останешься?..
Эльза. Не надолго, друг мой — мой муж…
Анатоль с досадой отворачивается.
Эльза. Видишь — какой ты опять!.. Ведь я же ничего тут не могу поделать!
Анатоль. Ну, да — твоя правда!.. Раз это так — нужно приноравливаться… Иди, сокровище мое, сюда!.. (Они подходят к окну).
Эльза. Меня могут увидеть!..
Анатоль. Теперь темно — кроме того эта занавеска закрывает нас! Так досадно, что ты не можешь остаться подольше!.. Я не видал тебя уже целых два дня!.. Да и последнее свидание продолжалось всего лишь несколько минут!
Эльза. Разве ты любишь меня?…
Анатоль. Ты же знаешь — ты для меня все, все!.. Быть вечно с тобой…
Эльза. Я так же очень люблю бывать у тебя!..
Анатоль. Иди… (притягивает ее к себе на кресло)... Твою руку! (подносит ее руку к своим губам)… Слышишь, там наверху старик играет?… Чудно… неправда ли?…
Эльза. Дорогой мой!
Анатоль. Подумай только — быть вот так с тобой, где-нибудь на озере Комо… или в Венеции…
Эльза. Там я была во время моего свадебного путешествия…
Анатоль (со скрытым раздражением). К чему тебе теперь об этом говорить?
Эльза. Ведь я же люблю только тебя! Я и любила то только тебя! Никогда, никого другого не любила — и ни капли не любила своего мужа…
Анатоль (складывая руки). Молю тебя!.. Неужели ты, хоть в течение нескольких секунд, не можешь вообразить себя незамужней?… Упейся же прелестью этой минуты — вообрази себе, что мы двое — одни на свете… (Бьют часы).
Эльза. Который час?..
Анатоль. Эльза, Эльза — не спрашивай!.. Забудь, что есть другие люди на свете — ведь ты со мной!
Эльза (нежно). Разве я недостаточно еще забыла для тебя?…
Анатоль. Дорогая моя… (целует ей руку).
Эльза. Мой дорогой Анатоль…
Анатоль (мягко). Что там еще, Эльза?…
Эльза показывает знаками, улыбаясь, что ей пора уйти.
Анатоль. Ты думаешь?
Эльза. Я должна идти!
Анатоль. Ты должна?
Эльза. Да.
Анатоль. Должна?… Теперь… теперь?.. Так ступай же! (Уходит от нее).
Эльза. С тобой нельзя говорить…
Анатоль. С тобой нельзя говорить! (Ходит взад и вперед по комнате). И ты не понимаешь, что такая жизнь должна доводить меня до исступления?…
Эльза. И это благодарность!
Анатоль. Благодарность, благодарность!.. За что благодарить?… Разве я не платил тебе тем же, чем ты мне?… Разве я тебя меньше люблю, чем ты меня?… Разве я тебя не делаю столь же счастливой, как ты меня?… Любовь… безумие… страдание!.. Но благодарность?… При чем здесь это глупое слово?…
Эльза. Значит никакой… ни капли благодарности я не заслужила от тебя?… Я, которая всем для тебя пожертвовала?
Анатоль. Пожертвовала?… Я не хочу никакой жертвы. А если здесь была жертва, то ты никогда не любила меня.
Эльза. Еще этого недоставало… Я его не люблю… я, которая изменила для него мужу… Я, я… не люблю его!
Анатоль. Я ведь этого вовсе не сказал!
Эльза. О, что я наделала!
Анатоль (останавливаясь перед ней). О, что я наделал!.. Еще как раз недоставало этого восхитительного восклицания!.. Что ты наделала? Я расскажу это тебе… ты была глупой, семилетней девчонкой — ты вышла замуж, по тому что нужно ведь выйти замуж. Ты совершила свадебное путешествие… была счастлива… в Венеции…
Эльза. Никогда!..
Анатоль. Счастлива… в Венеции… на озере Комо… была же ведь и любовь… в известные моменты, по крайней мере.
Эльза. Никогда!
Анатоль. Как?… Разве он не целовал тебя… не обнимал?… Разве ты не была его женой?… Потом вы возвратились… тебе стало скучно… само собой разумеется… ведь ты прекрасна… элегантна… и женщина!.. А он просто дуралей!.. И вот пришли годы кокетства… я допускаю, только кокетства!.. До меня ты никого не любила, как ты говоришь. Положим, доказать этого нельзя — но я допускаю это; допустить противоположное мне было бы неприятно.
Эльза. Анатоль! Кокетство! Я!
Анатоль. Да… Кокетство! А что значит быть кокеткой? Это значит иметь желанья и вместе лгать!
Эльза. И такой была по твоему я?…
Анатоль. Да… ты!.. Потом пришли годы борьбы… Ты колебалась!.. Неужели мне никогда не суждено пережить свой роман?… Ты становилась все прекрасней… твой муж все скучнее, глупее и уродливее… Наконец, это должно было прийти… и ты обзавелась любовником. Этот любовник — благодаря игре случая — я!
Эльза. Благодаря игре случая… ты!
Анатоль. Да, благодаря игре случая… потому что, не будь меня — был бы другой на моем месте! — Ты чувствовала себя несчастной в браке или недостаточно счастливой… Ты хотела быть любимой. Ты немного флиртовала со мной, болтала о grande possion — и в один прекрасный день, смотря на одну из своих подруг, прокатившую мимо тебя в экипаже или на какую-нибудь даму полусвета, сидевшую в соседней ложе, — ты подумала про себя: почему я не должна иметь своих удовольствий!.. И ты сделалась моей любовницей! Вот и все — и я не понимаю только, к чему здесь пышные фразы для столь незначительного приключения.
Эльза. Анатоль — Анатоль!.. Приключение?!
Анатоль. Да!
Эльза. Возьми назад твои слова… я заклинаю тебя!..
Анатоль. Что я должен взять назад — что же иное, как не приключение для тебя все это?…
Эльза. Ты искренно веришь в это?…
Анатоль. Да!
Эльза. Тогда я должна уйти!
Анатоль. Ступай — я тебя не удерживаю! (Пауза).
Эльза. Ты меня прогоняешь?…
Анатоль. Я… прогоняю тебя… cию минуту ты ведь сама сказала… «я должна уйти!»
Эльза. Анатоль… ведь, правда — я должна!.. Неужели этого не понимаешь…
Анатоль (решительно). Эльза!
Эльза. Что?
Анатоль. Эльза… ты любишь меня?… Так скажи же…
Эльза. Я говорю — ради всего святого… каких еще доказательств тебе нужно еще от меня?…
Анатоль. Ты хочешь знать?… Хорошо!.. Может быть, я в состоянии буду поверить тебе, что ты меня любишь…
Эльза. Может быть… Это ты говоришь сегодня!
Анатоль. Ты меня любишь…
Эльза. Я молюсь на тебя…
Анатоль. Так — останься со мной!
Эльза. Как?…
Анатоль. Бежим со мной… Да?… со мной… в другой город… в иной мир… я хочу быть наедине с тобой!
Эльза. Что тебе взбрело в голову?..
Анатоль. Что мне «взбрело»?… Единственное естественное — да!.. Как могу я отпустить тебя… к нему… как мог я допускать это прежде?.. Да… как собственно переносишь это ты… ты, которая «молишься» на меня!.. Как? Из моих объятий, после моих горячих поцелуев, ты возвращаешься назад в тот дом, который ведь стал тебе чужим с тех пор, как ты принадлежишь мне?.. Нет… нет… мы попали в это положение… мы не подумали, как оно чудовищно! Ведь невозможно жить так дольше… Эльза, Эльза, ты уйдешь со мной!.. Ты молчишь… Эльза!.. В Сицилию… куда ты хочешь… за море, ради меня… Эльза!
Эльза. Что ты только говоришь?
Анатоль. Никого больше не будет между мной и тобой… За море, Эльза!.. и мы будем одни…
Эльза. За море?…
Анатоль. Куда хочешь!..
Эльза. Мое милое, дорогое… дитя…
Анатоль. Ты колеблешься?…
Эльза. Видишь, бесценный мой… к чему нам собственно это все…
Анатоль. Что?
Эльза. Уезжать… ведь это вовсе не нужно… Ведь мы можем и в Вене видеть друг друга почти столько, сколько угодно…
Анатоль. Почти столько, сколько угодно… Да… да… нам… это даже вовсе не нужно…
Эльза. Все это сумасбродство…
Анатоль. Ты права… (Пауза).
Эльза. Сердишься?… (Бьют часы).
Анатоль. Ты должна идти!
Эльза. Ради Бога… уже так поздно!..
Анатоль. Ну… так иди же…
Эльза. До завтра… Я буду у тебя уже к шести часам!
Анатоль. Как хочешь!
Эльза. Ты не поцелуешь меня?…
Анатоль. О, да…
Эльза. Погоди только, я уж сделаю опять тебя добрым… завтра!..
Анатоль (провожает ее до дверей). Прощай!
Эльза (у дверей). Еще один поцелуй!
Анатоль. Почему бы и нет… вот! (Целует ее, она уходит).
Анатоль (возвращается обратно в комнату). Этим поцелуем я сделал ее тем, чем она заслуживает быть… одною больше! (Передергивается). Глупо, глупо!..